Маш...

Пойми меня правильно, ведь именно тебя я обманывать не умею,
 Я скорее продам последние стихи, даром обменяю виллу на барак, наемся столько раз и похудею,
 Что снова станется моею, но, а тебя обманывать я не смею.
 Ты столько раз била себя в грудь, и говорила «Маша, это совесть, твоя дебильная робость тебя до колена и по часам…»,
 По всем, Маш, пустынным полюсам я протаскал тебя с собой, за пазухой, три на четыре, ты выцвела уже как года два,
 А я с тобой как с монументом, Маш, по-моему, слишком ты близка, лежишь там, в кармане у органа – сердца, и чует оно – беда!
 Пойми меня правильно, ведь именно тебя я обманывать не умею,
 У тебя глаза сентябрьские, кожа яблочная, и даже кажется порой, что ты не от сюда так…
 И в бровь я самого себя, за то, что ты такая сказочная, а я огромнейший мудак!
 Ты помнишь, я ушёл тогда под утро, а ты там, в душе пела под Чижа,
 Я каждую из тех, кто после пел в том душе готов менять, менять, менять…
 И пол-Парижа от себя тебя догнать.
 Маш, обмани меня хоть раз, чтобы я в глазах увидел грубость, тупость, ни тебя,
 Чтобы я спросил, а ты лгала в глаза так честно и умело,
 Чтобы совесть чертова, не съела, прошу, предай меня хоть раз.
 Я от тебя живу так отдельно, что даже страшно выйти мне порой,
 Поэтому домой я возвращаюсь подпредельно, голодный, не один и злой.
 Она не стонет так настырно, и не сопит так тихо по утрам, в ней что-то не совсем накладно,
 Вроде выглядит так складно, и кушает мало перед сном, а мне так холодно и страшно, Маш, я будто невесом….
 И я смотрю в её ресницы и будто пахнет ни о чём.