История одной жизни. Быль

- Я – Аверин. Простой крестьянин.
Две войны за моей спиной.
Был на Первой, той, мировой.
Сам  Иван я. И сын я Ванин.
Был солдатом  и на Второй…

-Жизнь-то, как?
-Да уж за девяносто…
-Расскажи, коль возник вопрос.
-Говорить мне о том не просто,
Так и быть, если ты всурьёз…

Эта жизнь мне всего известней –
Строил вместе с другими ведь.
Рассказал бы о ней я песней,
Только жаль, не умею петь.

А о том, говорить, что вижу, -
Будет сказ мой уж очень прост.
Присмотрись-ка, дружок, поближе,
Оцени богатырский рост.

Не скажу, чтобы всё, как надо,
Чтобы всюду был райский сад.
А находит  и нас награда -
В семьях многих и чин, и лад.

Если б раньше меня спросили,
Сколько их, сосчитать сумей…
Да, пожалуй, у нас в России
Миллионы таких семей.


Всё, что было когда-то скрыто,
Ныне смело вышло вперёд.
Это счастье для всех добыто,
Эту жизнь добывал народ.

В ту застойную нашу пору
Никому уже не попасть…
Дайте мне золотую гору
За иную какую власть, -

Разве я соглашусь на это?
Мне  не золото -  жизнь нужна;
Каждый год от лета до лета…
Так ли я говорю, жена?

Вспоминаю тут каждый день я,
Как мучители-господа
Безо всякого сожаленья
Расправлялись с людьми тогда.

Помню, взяли меня в солдаты,
Мол, иди-ка, ты, послужи!
А кому? Для кого, ребята?
Чьи оспаривать рубежи?!

Но перечить не вздумай, вот как –
Переломят спинной хребет…
Так и помер бы я в обмотках,
Двадцать пять отшагавши лет.

Было это в войну. У Гента.
Память свежий оставила след,
 Хоть прошло уж с того момента
Чуешь сам, уж немало лет.



Мне, как взводному, штабс доверил
На разведку идти вперёд.
Получай, говорит, Аверин,
Самый лучший в пехоте взвод.

Путь прямой по лесным аллеям,
С непривычки в коленях дрожь.
Не себя, понятно, жалеем,
Сзади рота – солдаты то ж…

Пахнет сеном, смолой еловой,
Разбирает солдатскую прыть.
Столько солнца, что, право слово,
Захотелось до смерти – жить!

Русский царь, Николашка-шельма
Не подумал о нас в тот час.
Воевать бы ему с Вильгельмом,
Да, поди ж ты, заставил нас.

Разя мы для кого убийцы?
И зачем нам чужой погост!?
Вдруг – ложись! – впереди австрийцы
На полянке во весь свой рост.

По всему видать – офицеры…
Подпустили на выстрел. Бах!
Кто из наших убит был первым,
Не заметил… То был не страх.


Повернёшься – убьют свои же,
Впереди – заграничный штык…

Я нагнулся как можно ниже –
На войне-то к смертям привык.

Не успел и обоймы кончить –
Пуля руку прожгла насквозь,
Застучало в затылке звонче,
Затуманилось, оборвалось.

Потемнело в глазах от боли.
Чую снова – прошило бок.
Это я уж не вынес боле
И уткнулся лицом в песок.

Слышу, вроде, стихло немного;
Надо мною – чужой разговор…
Тут ещё он добавил, в ногу.
Обозлился, подлец, - в упор…

Словно местью какой пылая,
Он готов был прибить за грош.
По-австрийски своим пролаял:
Дескать, можно идти, хорош…

Губы ссохлись. Воды нехватка.
Крови возле – на полведра.
Нестерпимо давила скатка
И июльская жгла жара.


Сила вылилась вся наружу,
А когда я шёл к забытью,
Мне во сне присыпалась лужа, -
Припадаю губами, пью…

Пью до дна, грязь до капли вылизав.
Просыпаюсь – не рад собой:
Не вода, а пустая гильза
Под моею сухой губой.

И опять – лихой промежуток,
И опять – нестерпимый жар.
Лишь в начале четвёртых суток
Подобрал меня санитар.

Санитары тогда боялись
Ладить головы под свинец.
А потом – обо мне не знали,
Посчитали, что я – мертвец…

-Ну, а дальше? Что дальше? Вы же
Рассказали не всё сполна.
-Ничего, понимаешь, выжил…
Так ли я говорю, жена?

-Да уж что там! Пришёл сюда-то,
В Алексеевку то есть… Вот.
Не узнали свои ребята –
Так уж скрючило там его.

Разболелся совсем бедняга,
Не смотрел бы на белый свет.
Словно каторжник, иль бродяга.
Тела нету – один шкелет.

Стал совсем уж старик не весить;
А ведь раньше, хоть был и мал,
Из овинов пудов по десять
В батраках-то, поди, таскал.

Выйдем в поле мы с ним, бывало,
Он возьмётся за всё в горячах, -
Только в этом его и хватало…
Мы ему пирогов и сала,
 Ничего не берёт, зачах.

Пожелтел, как спелая дыня
И совсем головой поник,
Задушила его гордыня!
Я ему говорю: «Старик!

Может, сходим с тобой в больницу,
Глядь, помогут – ведь доктора!»-
«Знамо, надо теперь лечиться,-
Отвечает он мне. – Пора!»

Подвязали ремни потуже,
Добрели. Изошли вконец.
Только стало ему там хуже…
Расскажи уж про всё, отец»


-Да, об этом сказать бы надо,
Пусть узнают все и поймут.
Мы ввалились к доктору на дом,
Вот он мне-то и брякни тут:

«Время кончено. Слышь, Аверин,
Гроб сколачивай, да не плачь»

Я глазами его промерил:
«Глуп ты, паря, как сивый мерин,
А ещё, понимаешь, вра-а-ач!»

Обложил я его по чести:
Дескать, ты на людей не плюй.
Я дороже тебя раз в двести,
Ну, а ты, паразит, буржуй…

Наблюдал я их всякой масти,
Надоели, хоть в гроб ложись…
Лишь когда улеглись напасти,
Перестроилась наша жизнь.

Загорелись огни по хатам
Зацвели на селе сады.
Жили, прямо скажу, богато,
Не терпели ни в чём нужды.

Время, правда, не лёгким было –
 Подоспело немало дел.
Кровь играла в здоровых жилах.
По труду я, скажу, горел…


В день, и в ночь при луне и звёздах
Силу пробовал. Всё таскал.
Вроде наш деревенский воздух
Для меня санаторным стал.

Мне, к примеру, с женой моею
Эта жизнь по нутру пришлась.
Жизнь что надобно. И над нею
Я задумался в первый раз.

Как же! Заживо хоронили…
Отрешился совсем бедняк.
Живоглоты такие были,
Что похуже лихих собак.

Мне пророчили гроб когда-то –
Экий выскочка из докторов! –
Понимаещь, пророк… А я-то
Видишь сам, и сейчас здоров.

Разуверились люди в Боге.
Ты, старуха, пока молчи!
Что ждало тебя в той дороге?
Протянуть не успела б ноги,
Так возилась бы у печи.

Ну, а что же ещё-то кроме?
Вечный мусор, побои, чад…
А теперь ты в просторном доме
Не нарадуешься на внучат.


Так что лучше давай не будем.
И о прошлом пока забудь.
Важно то, что  обычным людям
Не икона открыла путь.

Жизнь привольную, жизнь, как лето, -
Сколько светлых счастливых дней!
Что уж мне говорить об этом,
Сами знаете – вам видней.

Как бы лихо не доставало,
Жизнь за счастье всегда сочту…
Только мне уж этого мало,
Я храню о другом мечту.

Может быть, мне лихой порою
И удастся сыграть вничью…
Что желаю? Скажу,  не скрою –
В новом веке пожить хочу.


Пусть я стар. За моей спиною
В этом веке немало лет, -
Только я не сдаюсь, не ною.
Старость нынче не в моде, нет!


Мне-то лет не один  десяток,
Но, однако ж, не отстаю.
Летом выйдешь к рабочим на ток,
Разогнать, значит, кровь свою,


Ан, глядишь, прибавилась сила!
С каждым днём становлюсь сильней…
Не работал бы – смерть скосила
Раньше времени. То – по ней!

По душе мне физический труд-то,
Мастерю, хоть полночный час…
Долго слушаю репродуктор:
Может, там, понимаешь, конструктор
Что-нибудь изобрёл для нас?

Чтобы, значит, на этом свете
Вот такие, как ты и я,
Жили много-много столетий
И устали бы от житья…

Нет, не пишут о том в газете,
Тянет радио… Верь – не верь,
Только знаю я, люди эти
Нарождаются вот теперь.

Им даётся сноровка в деле.
Мы даём им свои имена,
Чтоб забыть ничего не смели!
Так ли я говорю, жена?

Сколько мы сохраним столетий,
Сколько мы сбережём труда,
Если наши иль ваши дети
Установят мир на планете
И покончат с войной навсегда.

Суждено чудесам случиться –
Только этого я и жду.
Пусть в истории я не птица,
Но – имейте меня в виду…

Жить хочу не лета, а Леты
И ещё прихватить в запас.
Верю я, понимаешь, в это.
Почему? Расскажу сейчас.



Заболел у меня внучонок.
Простудился.
Видать, остыл.
Не нашлось молодых силёнок.
Вирус этот его свалил.

У мальца от жары гриппозной
Желтизна от лица и рук.
Вижу, дело совсем сурьёзно.
Дело швах.
Помирает внук.

И немедля, - по просьбе нашей, -
К нам пришёл, отирая пот,
Медицинский работник, Саша.
Скромный парень, что сам народ.

Приходил он частенько на дом,
А когда мы решились спросить…
Он окинул нас тёплым взглядом
И ответил лишь: «Будет жить!».

Вспомнил я сухоту обмоток,
Свист кнута на чужом базу,
Дни батрачества, отработок…
Вспомнил и не сдержал слезу.

Случай этот разбил на части
Душу старую, сердце, грудь.
Это было, конечно, счастье.
В этом вся, понимаешь, суть.

Знаю, внук среди малолеток
Подрастёт до учёных книг
И найдёт бессмертие клеток,
То, чего ещё мир не постиг.

И тогда-то меня больного
Вам не видеть – мне им не быть:
Внук мне скажет волшебное слово.
Он мне скажет: «Ты будешь жить!
Будешь ты, понимаешь, жить!»