Фру-фру и поезд

Когда уже сломан хребет у Фру-Фру, и круг ипподрома сжимается в эллипс,
и чёрную в рот отправляют икру, не как на дуэли, небрежно, не целясь,
когда уже  выстрел гремит, чтоб добить, и мечется Анна в родильной горячке,
когда всё равно, что убить, что любить, и света молва не  помеха гордячке,

когда механический  движет шатун – слова, ситуации, лица, законы,
тогда сожаленья, конечно же, втуне. И глаз лошадиный глядит из иконы,
чтоб  в нём отразилось мерцанье свечи,  английского сада нагие скульптуры, 
 намерзшие окна церковной парчи, и искрой оклады в слезе бабы дуры.

Когда надломились уже позвонки те( хотя ведь милей не бывает улыбки),
и звон колокольный, и бледная Кити, и в гранях бокала искристые блики,
всё это вдруг рушится вместе с жокеем ,  дробясь под копытами,  -в грязь пересудов,
и князь уже выглядит жалким лакеем, вино недопито , в осколки- посуда.

Раскаянье – только каёмка сервиза,   под стать с позолотою оперной ложи, 
как ложь ожиданий,  как брошенный вызов, чтоб визой пейзжика стать непохожего
на степи унылые наши, равнины, а так, чтобы  море, как грёзы кальяна ,
чтоб волны, как складки твои кринолиновые, чтоб  ты загорелая средь  итальянок.

Но падает с хрипами на бок Фру-Фру, но валится Анна наотмашь  на рельсы ,
но в тяжесть колёс замыкается круг, но пуля - из дула, чтоб враз   поскорей всё
закончить. Ведь напрочь  проиграны скачки. Нет повода, для заключенья пари-
и франтик ерошит курчавые бачки, и   дремлет кондуктор, и поезд пары

спускает , чтоб мчатся в  нездешние  дали, избыток давления сбросив в котле,
взлетая туда, где  в прорехе  звезда ли, иль  облако в небе, античным атлетом.
И синь, зацепившись за  крест колокольни, стоит пришвартованной в гавани тихой,
околки ли   светятся  светом иконы, осколки ль разбитые   искрами тухнут…