Адельфа

     «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит»(Мф.16;26)

Не мысля глупый свет забавить,
Чтоб не остаться в дураках.
Хотел бы я теперь  представить
Быль стародавнюю в стихах..
Ее создав, не для тщеславья
Не для похвал, не для оваций,
А лишь для тех, кто ищет знанья.
Как отмечал my friend  Гораций.
В искусстве я пренебрегаю
Досужим  мнением толпы.
Как в рощах жухлые листы,
Все их пристрастья  увядают.
А солнце светит и сквозь муть..
Ну, что приступим? ..В  добрый путь!
Пять, шесть страниц перелистнем
И пыль с седых веков стряхнем.

Пусть для тебя, мой  зоркий критик   
Здесь клякс немало я припас
Пройдут все пестрые событья,
Мимо твоих пытливых глаз..
Вооружайся лупой смело.
 Вникай в мой почерк неумелый,
Хоть все подряд чиркай и правь
На камне камня не оставь..
Смелей!  ..Чеши словесных блох,
Своей  критической гребенкой. 
И с проницательностью тонкой,
Толкуй о том, как стих мой плох.
Поверь,  .перечить я не стану.
Хоть ты решишь, в конце концов,
То, что потомок  обезьяны
Блаженный автор сих стихов.

Верши свой суд неумолимый,
Над содержаньем бренных строк.
Пускай твой вздор велеречивый
Шумит как киштинский поток.
Того, кто мудрость почитает,   
Вердикт твой строгий не смутит.
Ведь говорящий мало знает,
А всякий знающий молчит…
Начни скорей, с завидным рвеньем
Метать в меня как град каменья.
Бесславь меня! ..Я так хочу!
Любой твой пасквиль я  прощу..
Лишь труд, над коим я корпел.
Прочти с усердьем..   Very well!      

Конечно, я не тщусь напрасно ,
Что слог как речка льется ясно.
Не раз свернет он с тропки верной,
Блуждая в дебрях многословья.
И всем  прискучает безмерно,
Витиеватым предисловьем.
Но сердце нежных звуков просит
И критик взгляд пугливо косит
Читатель  мой давно заждался
А я, как видно, замечтался
Ну что ж, любезный друг, пора…
Тебя развлечь....  Еt cetera.
Пускай спадет как снег с вершин,
Моя история……   Begin.

 Над  серой пасмурной Москвою.               
 Осенний ветер листья гнал,
 Борис с моста взирал с тоскою,
 На старый Кремль и вспоминал.
 Как был период в нем безцарский,
 Но после  Минин и Пожарский,
 Всех чужеземцев прочь смели,
 Метлой железною с земли.
 Народом русским  чужеземцы,
Тиранской правят лишь браздой.
 Ведь, где сокровище там – сердце,
 Богатство ж их в стране чужой.
 Что было встарь, вершится снова,
 Был Шуйский выдворен как пес.
 Не точно ль также Горбачева,
 Сослали в августе в Форос?
 Кто колесо историй вертит,
 Одни и те же вехи метит.

 А кто  же вертит все колеса?
 Клянусь, что лучше вам не знать.
 Над тайной вечного вопроса,
 Я бьюсь, чтоб накрепко понять,
 И беспристрастно вам поведать,
 И известить о том, что делать..
 С того  начнет рассказ мой литься,
 О смутном времени и лицах
 Живущих в пору девяностых.
 О тех, кто как Мстиславский князь,
 К рукам прибрал в России власть,
 И в Кремль, с тем же алчным сердцем,
 Врата открыл для чужеземцев.

 Итак, в полях  с густым бурьяном,
 Катилась бричка на рысях,
 И две крестьянки полупьяных,
 Что часто были на сносях,
 Взирая с пашни мутным взглядом,
 На бричку мчащуюся рядом.
 Слова роняли зря на ветер:
 « Как мыслишь, Дунь в Москву доедет,
 То колесо у брички тряской?»
 И Дунька брякнула ..« А то!
 Весь мир проедет та коляска,
 Чтоб  в Темзе плюхнуться на дно!»
 Гречиха в поле колосилась,
 А бричка с треском вдаль катилась.

 В ней франт сидел, от жизни зыбкой,
 Признаться, был ни то ни се…
 В Махачкале на шумном рынке,
 Он спекулировал бельем.
 Невзрачный. лысенький фарцовщик,
 Простынки, навлочки, сорочки,
 Своей стихией не считал,
 Но их прилежно с рук сбывал..
 Не стар, не юн, не толст, не тонок,
 Делец и скупщик мертвых душ.
 С всего имел он знатный куш.
 Он  начинал  с простых пеленок.
 О главном,  молвлю в свой черед.
 К чему нам забегать вперед? 

 Лохматя нервно чуб кудлатый,
 Что цвел над лысиной  тогда.
 В деревню «Красный экскаватор»
 Вез комбикорм он как всегда.
 Забыв, что с прежнего  завоза
 Он подложил свинью совхозу.
 Не ведал комбинатор ловкий,
 Что куры все там передохли,
 Объевшись травленым овсом.
 Там петухи три дня визжали,
 И баб до смерти напужали,
 Но наш герой не знал о том.
 И после долго изумлялся,
 Зачем народ за ним погнался?

 Но все же факт остался фактом.
 Доярки, прачки, кучера…
 Все гнались с виллами за франтом,
 Чтобы поддеть как в кабана.
 А он в грязи по лужам скользким
 Бежал с гусем как Паниковский.
 И не ронял он гуся  в грязь..
 (А  гусь был рыжий как Чубайс).
 Вскочил он в бричку с мятой рожей.
 Но нас другой вопрос тревожит.
 Как смог подмять под зад страну,
 Пускать в ней революций челны,
 И гнать оранжевые волны,
 Чтоб после  оседлать  волну?
 Неужто, сделать это сдюжил,
 Тот – кто с гусем  бежал по лужам?

 Не верю! .. Но помчимся дальше.
 Вот  бричка в рощице летит.
 Скулит он: «То-то было раньше!»
 И поправляя смятый вид,
 Бросает кучеру два слова:
 «Вези-ка братец к Коржакову!».
 Любую стену в всяком месте
 Он прошибал рублем и лестью.
 С младых ногтей святой урок,
 Им был затвержен на зубок:
 « Что правду -  псом сторожевым,
 За дверь привыкли люди гнать.
 А лесть как сучка лижет злых,
 Чтоб возле печки их лежать...»
 Тем знаньям, следуя толково,
 Он не желал быть псом дворовым.
 
Привыкший все на свете мерить.
 На свой прижимистый аршин.
 Как тонко мог он лицемерить!
 Чтобы добраться до вершин,
 Он мог быть гордым и послушным,
 Подобострастным,  равнодушным,
 Как томно был он молчалив,
 Как пламенно красноречив.
 В общенье с низшими небрежен,
 Но, перед высшими, юля.
 Как он умел забыть себя!
 Как  жест его руки был нежен,
 Всучит презенты, ..а порой,
 В карман ныряет за деньгой.

 Над лесом звездочки мелькают.
 Спят  шапки рыжие стогов.
 Во двор уж лошади въезжают,
 В кальсонах сходит Коржаков,
 С крутых ступенек со свечою.
 Ночь стынет бархатной парчою
 «Кто здесь?» пугливо смотрит вниз.
 «Да, это я твой друг, Борис!»
 Вздохнул хозяин: «Ах, некстати!
 С трудом я одного спровадил»
 Но встав на лапки как  хорек,
 Друг льстивых глаз с него не сводит,
 И в дом его за руку вводит,
 В рукав, вцепившись как бульдог.
 А князь ворчит «Пропал уют,
 Борисы спать мне не дают!

 Один придет без всяких правил,
 Когда не в шутку занемог,
 Себя  выслушивать заставит.
 Пусть ты без сил валишься с ног.
 Другой зовет притворно другом..
 Но, боже мой, какая мука,
 С хмельным сидеть и день и ночь,
 Не отходя ни шагу прочь!
 Какое низкое коварство
Полуживого забавлять.
 И водку в рюмки наливать,
 И называть ее лекарством,
 Вздыхать и думать про себя,
 Когда же сон сморит тебя!» 

 Вздыхал он: «Тяжкая работа!
 Весь день царя опохмелял,
 Тащил  как труп из самолета,
 Чтоб он все шасси заблевал..
 Нет больше сил! ..Устал до колик,
 Скрывать, что царь наш – алкоголик.
 А этот плут, как  клещ в боку
 Мать за понюшку табаку..
 Продаст…А мнимый друг в экстазе,
 Уж пел щеглом  о «Логовазе»
 И лез как Клитий на Парнас, 
 В ушах он слышал звон медалей
 «Подсунь  бумажку государю.
 Пускай подпишет  с пьяных глаз!»
 Князь думал, верен сказ в народе,
 Еврей,  прощаясь, не уходит.
 И молвил вслух, «Ложитесь спать.
 Пора, моn sher и честь нам знать».

 Наш плут ворочался всю ночь,
 Как будто кто подсыпал крошки.
 То спать мешал звенящий дождь,
 То душу рвали крики кошки.
 Кувшин зари в окно плеснул,
 И наш герой, вздохнув, уснул.
 На крыльях розовых Морфей,
 Спустился тихо на постель
 Ему собор Успенский сниться,
 В нем он венчается с царицей.
 А поп гнусит « Готова ль взять,
 Себе в мужья раба Бориса?»
 Вокруг икон блистает риза,
 Придворных слуг тесниться рать.
 « А не клялась, ли ты, коль скоро,
 Женой быть Тушинскому вору?»
 Марина Мнишек молвит - «Нет!»
 А с образов сочится свет…

 Дьячки как ангелы поют
 И благовонный ладан пышет
 Вдруг кот вскочил на солею,
 И стал таращиться на Мнишек.
 «И все вскричали гулким хором,
 Ловите Тушинского вора!»
 А кот скакнул  в паникадило,
 И замяукал, что есть силы…
 За ним гоняться стал попович,
 Но скачет кот, как  егоза..
 Вдруг Боря выпучил глаза.
 И пальцем ткнул: – « То-ж Абрамович!»
 Кот подмигнул и шасть в окошко,
 Стащив Маринину сережку.

 Уж день  обрызгал кроны верб
 Борис с скрипучей встал  кушетки
 И спешно скрылся в туалет,
 Из пузырьков съев все таблетки.
 Лоб, морща, думал: «Что я съел?
 То резь в желудке, то поносит»
 Вдруг в дверь вошел камердинер,
 С письмом на жестковском подносе.
 «Вас приглашает царь на бал»
 Плут взял письмо, от счастья брызжа.
 Накинул плащ, взял трость и вышел,
 Одев свой черный  bolivar.
 Всучил швейцару рупь на водку
 И с важным видом сел в пролетку.

 Вознице крикнул – «Мчи скорей!»
 На небе звезды всклинь мерцали,
 Лишь  луны желтых фонарей,
 На снег свет мягкий проливали.
 Он принимал фонарный свет,
 За  череду прошедших лет.
 Всех  фонари манят под своды
 И вдаль бегут, ..бегут как годы.
 Метель взвивалась белой пряжей,
 Катили дети в мерзлых санках,
 Вдоль Маросейки по брусчатке,
 Весьма нетрезвого папашу.
 А по  Трехгорке баба стойко,
 Гналась за мужем с мухобойкой.

 Летели хлопья с под саней
 Вдали за серыми домами,
 Желтели луковки церквей
 И колыхались словно знамя,
 Афишы рваные  с столбов..
 С них ухмылялся Михалков,
 Как кот Матроскин из мультфильма...
(Создатель кинолент дебильных)
 Наш плут беспечно вдаль взирал,
 И так примерно рассуждал:
 «На теле страждущем страны,
 Все кинозвезды  как короста.
 Как тучи, что скрывают звезды.
 Ведь звезды зорким лишь видны.

А близоруким много ль надо?
Что им ни дай, тому и рады.
Взор, услаждают лишь пустым,
Искусством, тешась площадным.
Подчас доводит до экстаза,
Их всех Киркоров пучеглазый,
Иль Макаревич бородатый,
Глядящий ласково с афиш.
Что накропал пять глупых вирш,
В далекой юности, засатой..
Он сорок лет уж их поет,
И гроши с песен тех гребет».
Так думал наш герой беспечно,
Клубился дым морозный, млечный.
Снег вился.. Вдаль столбы бежали.
 И кони в Кремль с горы съезжали.

 С Неглинки в Спасские ворота,
 Пролетка въехала стрелой,
 Он в окна глянул беззаботно.
 Пригладил лысину рукой.
 С кареты выскочил скоренько,
 И вверх по каменным ступенькам,
 Засеменил, с довольной миной,
 И острой мордочкой крысиной. 
 Уж в зале в музыке все тонет,
 Царит кремлевский кавардак.
 Он сделал бонзам тайный знак,
 Сложив два пальца на ладони.
 Но где же царь? ..До слез обидно.
 Его средь пляшущих не видно.

 Вовсю гремел роскошный бал.
 Князь Боровой шутил по свойски.
 Граф  Жириновский танцевал,
 Мазурку  с пани  Новодворской
 Зюганов в клетчатых чулках,
 Спел песню бархатным дискантом,
 И жарко спорил о правах..
 С Гайдаром в белых аксельбантах.
 Скользили ножки милых дам,
 Гремел фокстрот и наш знакомый,
 Сквозь строй протискивался к трону,
 С хрустальной люстры лился свет.
 Ничто  не предвещало бед….

 Смахнув со лба седую прядь,
 Читал для дам стихи Гандлевскиий.
 Стал Глеб Якунин заголять,
 Уж свой подол пред Анне Вески...
 Собчак с гусарскою бравадой,
 Лупил чечетку с Хакамадой.
 Борис Немцов меж сытых рож,
 был неестественно пригож.
 И бравый  Лебедь  в легком вальсе,
 По залам бешено кружил.
 Всю ночь он черти что творил,
 С плеч сбросив китель генеральский.
 То стан совьет, то разовьет
 И быстрой ножкой ножку бьет.

 Лишь сквозь толпу, где вился бархат,
 Плут с задней мыслью шел вперед.
 Так  — ледокол ломает лед,
 Но вот и все. Взглянул и ахнул
 «Но где же царь?» ..Он побледнел.
 На троне жирный кот сидел.
 Кот глазом подмигнул  злодею.
 «Сон в руку» мямлил тот, робея.
  Желая крикнуть, ..для опоры:
 «Ловите Тушинского вора!»
 Кружились пары. Все блистало.
 Вдруг скрипка плакать перестала.
 Раздался шум и гвалт, и топот,
 И в оркестровой яме грохот.

 Внезапно в зале смолкли бубны,
 Литавры перестали клацать.
 Об этом казусе беспутном,
 Я б не желал распространяться,
 Но взяв скабрезности в кавычки.
 Я  молвлю так: «Царь по привычке,
 Как любит делать повсеместно,
 Стал дирижировать оркестром.
 Свой ум, затмив вином игристым,
 Он в пьяном раже, впопыхах,
 В своих стал путаться  ногах,
 И рухнул с маху на арфиста.
 Вмиг венценосной головой,
 Сшибив  пюпитры и гобой.

 Зал стих как в гоголевской сцене,
 Лишь Лебедь, по полу шурша,
 Крутил ногами   —  entrechat,
 Каких не снилось Мельпомене.
 Но, сбившись с такта, тоже замер, 
 И взгляд свой пристально уставил,
 Туда  — где смолк оркестра вой,
 Где встрявши в бубен головой,
 Сидел наш царь с улыбкой кислой.
 Все сникли.  Лишь не растерялся
 Наш плут. К оркестру он пробрался.
 К царю склонился близко, близко..
 И пискнул нежно, как на флейте:
 «Я подниму ваш низкий рейтинг!»

 «Как сможет что-то он поднять?»
 От зависти слюною брызжа..
 Стал возмущенно причитать
 Синклит боярщины бесстыжей.
 Ведь как при Федоре Мстиславском,
 Купцы царя пленили лаской,
 Чтоб смуте снова повториться.
 Как так могло вообще случиться?
 Что власть еврейских самозванцев
 К нам с смутных лет  прикочевала
 «Семибанкирщиною» стала.
 «Семибоярщина» Мстиславсцев,
 Зря  с трона правит царь, потея,
 Коль все советники – евреи.

 Гусинский, Фридман,  Авен, Мердек.
 От мрачных дел их мир померкнул.
 К кормушке власти рвется жид.
 От физий  их  в глазах рябит..
 Их родословных злое древо,
 Не  усладит вод русской Мерры,
 Как, то соделал Моисей,
 В стране истерзанной своей.
 Они хотят с  талмудской верой,
 В нас наши корни иссушить.
 И как  Адельфа – горьким древом,
 Источник правды отравить.
 Пока с царем они  лукавят,
 «Семибанкирщина» всем правит.
 
 Такие мысли в лоб мне лезли…
 Пока наш плут, с царем обнялся.
 Чтоб  убедить довольно веско,
 В том, в чем и сам он сомневался.
 Обстряпав дельце. По-гусарски,
 Царю поднес он штоф с шампанским.
 Но царь, враждуя с высшим тоном,
 Пить, предложил из саксофона.
 Как чайки рюмки полетели,
 Вторая, третья;  на тридцатой.
 Когда их  речь была невнятной,
 И пить пришлось  с виолончели.
 Когда прохвоста  взад кренило.
 Его ошпарил взгляд Марины.
 Заныло сердце. Он влюбился.
 Простер к ней руки и свалился.

 Вновь зазвучал оркестр гулко.
 И заплясал граф Жириновский,
 С остервенением мазурку,
 С изящной пани Новодворской.
 И затряслись от страсти знобкой,
 Ее шесть пышных подбородков.
 И лились с люстр лучи как ризы,
 На спины пьяных двух Борисов,
 Что мирно спали возле трона;
 Один с лицом как свекла бурым,               
 Второй  с тугой стрелой Амура
 Торчащей в сердце беспардонно.
 Так бестревожно они спали,
 Пока все гости танцевали..

 Любовь как яд проникла в сердце,
 На бале  нашему герою..
 Уснул он кротким сном младенца,
 Он это заслужил, не скрою!
 Смог убедить царя он веско,
 Во всем! ..Суля златые горы.
 Смог выбить дом с Новокузнецкой,
 Что превратится в Кремль скоро.
 Еще не ведал он, как круто,
 Добиться сможет властных звеньев,
 Что в доме том решаться будут,
 Все архиважные решенья.
 Что в штаб квартире «Логоваза»,
 Он сможет править всем и сразу.
 Заядлый скупщик мертвых душ,
 Не знал, какой он сцапал куш.

 В Кремле храпел он непристойно,
 Дельцу в тот миг не снилось даже,
 Что скоро Листьева прихлопнет
 И станет русским махараджей.
 Поминки Холодову справит,
 Потом  Чечню на Русь натравит.
 И с бультерьера сняв намордник.
 Он пол страны затопит кровью.
 И с каннибальски злым рефлексом,               
 Тела солдат он смелет в ступке.
 И  с той кровавой мясорубки,
 Изжарит сочные бифштексы..
 Ведь он еврей, хотя и выкрест,
 А для евреев свят лишь бизнес. 

 Чужих солдат им разве жалко?
 Сошлют их в пекло по приказу..
 Чечня ведь —  кровевыжималка,
 Для  добывания алмазов….
 Дудаев  их доставит в Вильно,
 Через Панкисское ущелье.
 Курьером станет он посыльным,
 Но это позже! ..Щас не время!

 Пока герой наш спит блаженно.
 И снится сон ему волшебный:
 Как он в палате Грановитой,
 В камзоле бархатом увитым,
 Сидит на троне рядом с Мнишек,
 Шепча: «Я муж тебе? Признайся!»
 Вдруг с хитрой мордочкой Чубайса,
 На стол вскочил котяра рыжий.
 Плут задрожал, слезая с трона.
 И  за котом с жезлом погнался,
 А кот в углу пружиной сжался
 И, прыгнув, сшиб с царя корону.
 И в довершенье сбранной муки,
 Царю обвил хвостищем руки.

 Царь долго жезлом отбивался
 И хвост с руки сорвать пытался,
 Но кот покрылся липкой слизью,
 И превратясь в хромую лошадь,
 Царя  повлек неспешной рысью,
 Прям на Ивановскую площадь.
 Трубил глашатай общий сбор,
 Всю челядь, огорошив вестью.
 А пред царем на лобном месте,
 Палач стал расчехлять топор.
 Плут понял, что ведут на казнь.
 Поник челом  и проклял власть.

 Он на помост поднялся робко.       
 Жизнь завертелась кинопленкой,
 И в череде скупых картинок,
 Он вдруг узрел: пеленки, рынок,
 Как торговал брахлом в Союзе
 И как бежал с совхоза с гусем.
 Но приговор пронзил как громом.
 Прочел указ  глашатай с кочки:
«Казнить немедля, без отсрочки,
 Злодея Тушинского вора».
 В тот миг все тяжкие оковы
 Свалились с сердца у Бориса.
 И в мягкой спальне Коржакова,
 Проснулся он в зорь алых ризах.
 
Уж Коржаков склонясь над ложем,
 С свечою сальною в руке.
 Ворчал «Что друг тебя тревожит?
 Заря забрезжила в окне…
 А ты не спишь..Еще так рано..
 Вчера привез тебя я с бала
 Ну, и тяжелый же ты брат!
 Весь маскарадный мой наряд,
 Ты заблевал неосторожно..
 Но все простить для друга можно!
 Ах! ..Что за бред вчера ты нес?
 Браниться стал как сучий пес..
 Ну, что вздыхаешь и молчишь?
 Еще так рано …Ты не спишь?»

 Не спится, Саша: здесь так душно!
 Открой окно и сядь ко мне»
 «Что, Боря, что с тобой? – «Мне скучно»
 Поговорим о старине»
 «О чем же, Боря?  я бывало
 Мог рассказать про Владислава,
 Как лях желал на трон сесть царский,
 Но спас Москву тогда Пожарский.
 А нынче, Боря, мне все темно, 
 Как при царе Васильи Темном.
 Как и сейчас, так и тогда,
 В стране вершилась смута. Да!
 Воры, ..один  другого краше.
 Да, что уж!» «Расскажи мне, Саша,
 Про эти смутные года,
 Кто правил вотчиной тогда?»

 «И, полно, Боря! В эти лета,
 Лилась за трон привольно кровь
 Изжила Шуйского со света,
 Вражда бояр и нелюбовь.
«А кто ж на трон венчался, Саша?»
«Сперва Мстиславский был посажен,
 А Шуйский с трона изгнан с плачем,
 И в монастырь законопачен.
 Семибоярщина в то время,
 Полякам отворила двери,
 Но проклял их Святой отец.
 В те дни всем чудился конец.
 В стране дул ветер смут развихрясь,
 Казалось всем, грядет антихрист.

 Постигло Русь большое горе.
 Был патриарх наш Гермоген,
 В темнице голодом заморен.
 А Шуйский, взятый в польский плен,
 Сказался вдруг, серьезно болен,
 И окочурился в неволе.
 Но дух российский не был сломлен
 И вскоре гетман был разгромлен.
 Пожарский с Мининым решили,
 С Москвы захватчиков прогнать.
 Собрали в Нижнем граде рать
 И  Кремль штурмом захватили.
 А после третий муж Марины,
 Иван Заруцкий взят с повинной.
 Посажен на кол, сын в петле,
 А Мнишек кончилась в тюрьме.

 Прошла в России  смуты буря…
 Да ты не слушаешь меня..
 «Ах, Саша, Саша, я тоскую,
 Кровоточит душа моя,
 Она рыдать и выть готова!»
 «Что ж, нелегки грехов оковы.
 Господь помилуй и спаси!
 Чего ты хочешь, попроси...
 Дай окроплю речей водою».
 «Не нужно слов ..душа больна,
 Она..ведь знаешь…влюблена».
 «Все это блажь! ..Господь с тобою!»
 И Коржаков дельца с мольбой,
 Крестил заправскою рукой.

«Ах! Саша, сделай одолженье».
 «Изволь, mon ami, прикажи».
 «Наверно это - искушенье..
 Но видишь..ах! не откажи.
 На чувств я напоролся грабли,
 Итак, пошли тихонько Бадри
 К одной чернявке на крыльцо,
 Пусть ей вручит мое кольцо».
 «А кто она?» « Зовут Марина..
 Пусть будет с ней не очень груб
 И пусть в Chateau de La Garoupe,
 Ее свезет, ..ко мне на виллу..»
 «Кругом холопок много есть;
 Куда их всех и перечесть».

 «Как ты, однако, не прозорлив!»
 «Прости, сердечный друг, прости!
 С вина  тускнеет разум Боря.
 Как не пропил еще мозги,
 С царем - пьянчугой, удивляюсь..
 Но впрочем, дело ясно, каюсь.
 На Бадри можно положиться.
 В два счета, он найдет девицу.
 Будь хоть она в зубах у черта.
 И в замок привезет с эскортом.
 А ты пока садись в карету.
 Пущай дела твой пыл остудят.
 Тебя ждут в бизнес-клубе люди,
 Решать дела за президента.
 Пока царь дрыхнет на полатях,
 Для нас с тобой его дел хватит».

 Едва очухавшись с попойки,
 Борис сел в тряский экипаж.
 Куда ты мчишь Россия-тройка?
 Кто твой возница, плут, алкаш?
 Куда он воз исторьи правит,
 И след какой  он в ней оставит?
 Рассвет задул чумные звезды,
 Скрипел возок..Мелькали версты.
 С ямских слобод бранились грубо,
 Белили храм ..Златили купол..
 И штукатуров понукали,
 Попы с большими животами.
 С их ряс сверкали позументы,
 И было явственно заметно,
 Что, в раззолоченных киотах,
 Не так уж плохо им живется. 
 Лишь жаль ни грамма  позолоты,
 Для душ людских не остается.. 
 Черствеет сердце в блеске славы.
 Какая жизнь – такие нравы!

 В дворах фонарные столбы,
 Все сгорбились как от удушья.
 Прохожих каменные лбы,
 Светились черствым равнодушьем.
 Как трудно средь сограждан жить,
 Ничем их сердца не пробить.
 Как будто здесь считают долгом,
 Рычать на всех ощерым волком.
 А как, же состраданье ? ..Что вы!
 Здесь даже слов таких не знают..
 Упал…Подняться и не пробуй..
 Катком в асфальт тебя вкатают
 Сожгут на маленьком огне..
 От всех держусь я в стороне.
 Но я увлекся! …А тем делом,
 Карета наша вдаль летела.

 Везде мелькали зданья, лица..
 Едва свернув с Рогожской кручи,
 Уж мчалась тройка по Мясницкой.
 Ей ловко правил тощий кучер..
 В Москве-реке из белой стыни,
 Все бабу снежную лепили.
 Когда тряхнуло на ухабе,
 Герой наш выглянул с кареты
 И обнаружил в снежной бабе,
 Черты Марины.. Чуть заметно,
 В ней выделялись те же скулы,
 И губ морковных та же алость.
 Борису даже показалось,
 Что  баба снежная моргнула..
 Он буркнул: «Хмель еще в крови,
 Или я сбрендил от любви?!»

 Кружилась вьюга за домами.
 И дам сновали силуэты.
 И вдруг густое взвилось  пламя ,
 Борис упал на дно кареты.
 Ба-Бах! ..И мысль сверкнула мглисто:
 «Меня взорвали террористы».
 Ба-Бах! ..И крыши вмиг не стало,
 И с шеи голову сорвало..
 Бедняге кучеру. « О Боже!
 На что же это все похоже?»
 Визжали с улиц дамы робко.
 На месте взрыва лишь остались,
 Кареты черные обломки..
 И кони дохлые валялись..
 Вдруг весь в крови, истошно воя,
 Из - под обломков вылез Боря.

 От страха он дрожал как кролик,
 И не скрывал тупую муку.
 Башку извозчика взял в руку
 И грустно молвил он: - «Poor Yorick!»
 Ты на руках меня держал,
 Когда вез пьяным на вокзал.
 Но я клянусь, ..отмщу за это.
 Я стану – lead a vendetta!
Рассек он воздух молодецки
Чеканной тростью.. Ног не чуя,
С незримым призраком фехтуя,
Он шел пешком к Новокузнецкой.
Весь рваный, в саже, а на теле,
Все волосинки обгорели.

Как шлейф за ним стелилась гарь.
Он шел. ..И голову возницы,
Держал за космы как фонарь
И сумрак утренней столицы,
Казалось, ею освещал,
Когда по улицам шагал..
Пред ним мужчины раступались
И с визгом дамы разбегались
В туманном глянце рисовались,
Черты Кремля…И в дыме том,
Заметил он  казенный дом..

 Он в бизнес клуб вошел не смело.
 Но наш герой еще не ведал,
Что шаг в политику он сделал,
С подножки рухнувшей  кареты...
Что к лику мучеников в мыслях,
Он будет в скорости причислен.
Зашел он в офис рваный в клочья.
Но что - же видит он воочью?
Пред ним вся свита суетится,
Как будто в дом вошла царица.
Спешат раскланяться ехидно
Смоленский, Виноградов, Фридман.
Лощат паркеты каблуком,
Немцов, Касьянов, Барсуков.
И в бурках, стечками блистая,
Кудлаты словно басмачи,
Снуют в папахах как сычи,
Средь них …Радуев и Закаев.

Там были все! ..бандит, чечен.
Борис со всеми ладил справно.
И не  гнушался он ничем,
Считая прибыль самым главным.
Давал ответ он на вопрос,
Не раз дотошным журналистам,
Что «Бизнес – то, на что есть спрос»
Война в Чечне – ведь тоже бизнес!
Борис взял папку с документом,
«Царь подписал!» ..сюсюкал некто.
И плут наш, как он не крепился,
В улыбке радужной расплылся.
«Процесс пошел!» воскликнул он
И ощутил  нутром бесспорно,
Что в этот миг качнулся трон,
И царь с рук выронил корону.

Вдали сновал Явлинский, Гросман,
И все почтенно расступались.
«Сегодня я взлетел на воздух,
Чтоб завтра их туда отправить».
Вещал он Коржакову взглядом,
Вдруг, очутившемуся рядом.
Бомонд все гуще становился.
Борис шепнул слуге смущенно
«Мой кучер головы лишился.
Похорони ее с почетом..
И проследи,  чтоб даже волос
С нее не падал!» ..В это время,
Вошел  согбенно в зал Джордж Сорос.
Еврей всегда поймет еврея!

Тот, кто спонсирует все войны,
Взял  тон, обиженный  папаши:
«В Бильбердском клубе не довольны,
Что царь пропил все деньги наши.
Взяв на развал страны заем,
Царь все транжирит в  охмеленье.
Возьмите шефство над царем,
Чтоб деньги шли по назначенью!»
Сложив два пальца на ладони,
Шепнул: «Шут царствует на троне!
Пускай средь лживых двух  Борисов,
Правит не тот, кто с царской ризой,
На чьем корона лбу мерцает,
А тот, кто в шапке с бубенцами».

Борис божиться начал: «Верьте,
И в пестром шутовском прикиде,
Служить я буду с всем усердьем,
На благо мировой элите.
Лишь вы, примите как отец,
Как проворуюсь я в конец,
Меня на тихом сельском  лоне,
В туманном вашем Альбионе».
И вскоре наш магнат с раченьем,
Составил список назначений:
Чубайс, Гайдар, Немцом, Явлинский
Стояли первыми в том списке.
С тех пор могла решаться веско,
Судьба страны с  Новокузнецкой.

Там все кремлевские чины,
Пред ним вытягивались в струнку.
И даже царь, задрав штаны,
Плясал под скоморшью дудку.
Все, что шепнет на ушко шут,
Царь исполнял за пять минут..
Шут скажет «Рейтинг у вас низкий!
Сплясать вам нужно в Олимпийском,
Чтобы поднялся рейтинг снова».
И царь послушно пел с Любе,
Плясал на сцене с Экс Бэ Бэ,
Мяукал с кошкой Куклачева.
Все делал, пел, плясал в поту,
Доверив власть в стране шуту.. 

А тех, кто в грош царя не ставил,
Шут забросать мог бубенцами.
С Новокузнецкой не вылазя,
Наш милый плут, незримо был
На политическом Парнасе;
И всей страной руководил!
Пил coffee grande по вечерам,
Чины распределяя сам...

Так был назначен дворник  мэром,
А бывший сутенер премьером.
Генпрокурором  бомж из парка,
Министром  сторож зоопарка.
Стал в думе главным – якобинец.
Ну что ж! ..У них там свой зверинец!
Хотя они в делах не смыслят,
Заслуги не от дел  зависят.
В чинах отныне будет значить,
Кого, куда и кем назначить,
Не их  выносливость ишачья,
А лесть и преданность собачья.

В приемной  жались возле стенки,
Бурбулис, Рыбкин, Кириенко.
Все держат  деньги в кулаке
Ну, а кулак то весь в огне..
Посты за деньги покупались.
И в аморальном замарались.
Связал их с Борей леской  крепкой,
Их неуемный блудный  норов.
Граф Черномырдин тискал девку,
Над нею взгромоздясь как боров.
Весь цвет политики смог ловко,
Борис связать одной веревкой.

В борделе том, пленясь усладой.
Был завсегда судья Скуратов
Там Карфагена слава меркла
Содом, казалось, встал из пепла.
И даже стены в красной спальне,
Порой бледнели от стыда.
Частенько шастали туда..
Немцов, Явлинский и Навальный..
Пока они там блуд чесали,
Их всех на камеру снимали.
Так добывал на них МОССАД,
Весьма весомый компромат.
Все были в Борином сочке,
И у МОССАДА на крючке.

Но согласитесь, очень лестно,
Борис с друзьями поступал.
Связав их всех порочной леской,
На самом деле он мечтал,
Не беззаконною любовью,
А  спутать всех их общей кровью.
С пути соперников убрать,
И всех той кровью замарать.
Кто был, хоть косвенно причастен,
Или согласьем молчаливым,
Непротивлением ленивым
Короче,  общим соучастьем,
Хотел связать их  крепче уз.
Чтоб прочным был их злой союз.

Так часто служит власть пороку!
Но в серой дымке дни текли
 И нескончаемым потоком,
К нему просители в дом шли.
Сперва киты побольше, вроде,
Как  граф Гусинский и Мавроди.
 Потом по мельче вроде килек,
К нему прося подачки, плыли.
Пришла с авоськой теща  Гдляна,
Собчак с женою Петросяна.
Затем Абдулов, Гусман, Карцев,
Нет сил, со всеми разобраться.

С своей супругою дородной,
Приехал спикер Хасбулатов.
Прибыл в карете ротный взводный,
Руцкой, …Морозов и Арбатов.
Приехал Лифшиц.. Вот каналья!
А с ним Крачковская Наталья.
Она мужчин, вводя в экстаз
Шутила с ним ежесекундно..
« А я свой лифшиц на заказ,
Шью с двух армейских парашютов!»
Примчал на тройке Жириновский
И стал любезничать с Крачковской.
В пуху, в картузе с козырьком,
Как вам, конечно, он знаком.

 А вслед, как увалень  гарцуя,
С плюмажем красным на коне,
Примчался Николай Валуев,
С  боксерской бляхой на ремне.
Он натощак, две рюмки хлопнув,
Спьяна  доказывать стал всем,
Что он из роду злых циклопов;
И  он тот самый Полифем,
Что был обижен Одиссеем.
Но закричал Швыдкой потея,
«Не верьте! ..Он вас обманул,
Циклоп тот в волнах утонул..
В потопе грозном Ной лишь спасся».
«Врешь!» Коля рявкнул. «Я остался!

В ковчег залезть я не успел,
Зато, на нем  верхом я сел.
Безмерным ужасом объятый,
Ни сна, ни устали не зная,
В воде ногами бултыхая,
Приплыл я к взгорьям Арарата.
Штормам неистовым на зло,
Я греб ногою как веслом».
В тот миг упитанная дама,
Завыла « Он сошел с ума!
Мой предок был Гаргантюа,
Он с Колокольни Нотр Дама,
Упер два колокола шатких,
И их повесил на лошадку,
Как  заливные бубенцы».
Но тут -  «Не врите, подлецы!»
Заверещал граф Жириновский
«Не верьте пани Новодворской!»

Жаль графа вскоре усмирили
И к входу взоры обратили,
 Когда из Павлово Посада,
Всех дам бальзаковских кумир,
Уездных  бабушек отрада
Приехал дряхлый  бригадир,
 Степенный герцог Примаков.
 Раздался всюду шепот светский.
 Лишь хмыкнул Грымов без шнурков,
На пол усевшись по-турецки:
«Какой восторг! Ах!..  Вуаля! 
 Приперлась старая свинья,
Чем смоет  он с души вину,
За то, что продал всю страну?»

 На миг умолкли все, услышав,
 Как репродуктор затрещал
 Оповещая, с ржавей с крыши,
 Что царь, по данным ЦИК  набрал,
 Очков на выборах не мало.
 И всех вдруг счастье обуяло.
 И семь банкиров не стесняясь,
 В блаженной радости обнялись.
Все пили пунш, в том зла не видя.
И Лифшиц скоро стал косым;
Он на спине Крачковской сидя,
Махал батоном колбасы.
На небе сумерки сгущались,
И гости, молча, разбредались.
С луны сочился блеск  густой.
Крича «Ура!» ..все шли домой.

И лишь с угрюмым взглядом выпи,
Борис смотрел сквозь  рябь окна.
В тот день  он никого не принял,
С  послом напившись до пьяна..
Период вспомнил он безцарский,
И думал с грустью про себя..
« А кто я, Шуйский иль Мстиславский?
Все про меня судачат зря,
Что я  Лжедмитрий, ..Ах, ты Боже
Как наши две эпохи схожи!
Опять  страна в большом упадке,
И чин дается лишь за взятки».
               
Он словно птичка в тесной клети,
Грустил.    ..Задавлен суетой.
В своем дворцовом кабинете,
Присев за шахматной доской.
И Коржакову молвил хмуро,
Слона  с доски сшибив ладьей,
«Слон бесполезная фигура,
Он так же глуп как Боровой.
Но конь, он самый бестолковый,
Похож точь в точь на Юшенкова,
С ним как с слоном расправлюсь я»
И он смахнул с доски коня.
Добавив: «Листьев много знает,
Как это ферзь он мне мешает.
Его,  порву я на куски..»
И он стряхнул ферзя с доски.
«Запомни, Саша, теорему
Нет человека – нет проблемы!
 
Давно покоя сердце просит.
Быть может  мне врагам теперь,
В лицо, смеясь перчатку бросить,
А после вызвать на дуэль?
Но лучше, коль за дуэлянта,
Все сладить смогут секунданты.
Чтоб я, не пачкая перчаток ,
Всадил им нож промеж лопаток.
Коль с вашей помощью без  бед,
Смогу соперников убрать.
А  кровью той -  друзей связать
Надежней ведь, веревок нет!
Так, для меня дуэль накладна.
Реши все сам, дружище. Ладно?»

Он четки повертел в руках,
 Помешкал и добавил так:
«Еще мне тошно от Лужкова
 Кобзон, спать тоже не дает!»
 Друг молвил «В нем то, что плохого?
 Поет!  …И пусть себе поет!»
 Плут кофе выпил в два глотка
 «Расправлюсь с этими пока..»

 Герой наш пить любил без риска.
«Салют»  - искристое вино,
В бутылке мерзлой для Бориса,
Уже на стол принесено.
Оно сверкало Ипокреной.
Подняв бокалы с белой  пеной.
Друзья задумчиво молчат,
Дрова в камине лишь ворчат..
Ах, как мечтаю я давно..
Сидеть в качалке - кресле дома,
Листать семейные альбомы
И пред камином пить вино.
Предаться легким  вдохновеньям
И слушать, как трещат поленья.

Пить у камина борматушку..
Ах,  что еще для счастья нужно?!

Пусть годы мчатся быстротечно.
Вкус терпкой браги я забыл
И лишь боярышник аптечный,
Остался мне как прежде мил.
Лишь  бормоте, с недавних пор,
Я предпочесть решил кагор.
Как он, в бокал, искрясь на солнце,
Струей рубиновою льется..
Чтоб насладиться им в печали,
В кругу друзей.. Гм..Что-то я,
Забыл, как выглядят друзья.
А вы друзей вообще встречали?
Клянусь, ..опасней нет людей.
Спаси нас Боже от друзей!

Друзьям доверья нет ни грамма!
 Но с кем же время нам  делить?
Скажу! ..Любовь прекрасной дамы,
Вот что способно утолить..
В нас жажду страждущего  чувства.
Они нас любят без искусства..      
Нелицемерно, нежно, страстно
Пугает лишь не постоянство..
Ведь все  непрочно, зыбко в них.
Они в нас чувства распаляют
И с нас все соки выжимают,
Играя.. За причуды  их,
И  грош я ломанный не дам.
Спаси нас Бог от милых дам!

От их измен на сердце горько.
Ну как без чувств  на свете жить? 
Не уж то родственников только,
Мы все обязаны любить?
А кто для нас вообще родные?
Родные люди, вот какие..
Мы их должны не забывать,
Чтить и душевно уважать.
И в дождь и в скверную погоду,
Их в день рожденья навещать,
Иль по веб. почте  поздравлять
Чтоб в остальное время года,
Как можно дальше быть от них.
Спаси нас Боже от родных!   

Набил  я лбом ни мало шишек.
Но кто ж для нас цветет и пышет?
Кто любит нас? ….Я научен.
Друзья, любите ваших жен!
Цветы дарите ежедневно…
Пускай жена вам пилит нервы.
Сходите с ней в «Сатирикон».
Чтоб там, на милую толстушку,
Слегка прилечь  как на подушку,
Проспать спектакль..И видеть сон.
Как вы за бабочками в майке,
С сочком бежите по лужайке.
Пусть вас разбудит Костя Райкин
И спросит вежливо: «Малыш,
Зачем так громко ты  храпишь?»

Приятно вспомнить о театре,
Жаль  не об этом мой сонет.
Пора развертывать сюжет,
Подобно сокровенной мантре
Так точно доблестный  пожарник
Свои разматывает шланги..

Довольно, убегать  от темы..
Вернемся вновь к моим баранам.
Заглянем вновь в дворцовы стены,
Где синей струйкой из кальяна,
Глотал  Борис табачный дым,
Хандрой беспечною томим.
Причмокнув  «Сколько ж я лаве,
 Смог выжать нынче с НТВ!
Не брошу денег я на ветер,
Став учредителем «Сибнефти».
Лишь нужно в следующий год,
К рукам прибрать «Аэрофлот».               
Герой наш стал витать в мечтах.
 Вдруг Коржаков его потряс:
 Тебе сюрпризик я припас.
В кустах я спрятал пианино..
Тебя в гостиной ждет Марина!»
 «Что ты сказал?» Он обомлел,
 И вихрем в залу полетел.

  Час от часу плененный боле,
   Марины знойной красотой,
   Борис столкнулся с нею в холле,   
   Припав к ее руке губой…
   Потом с ней сел..В своем покое
   Итак, всю ночь в потемках двое
   Он с ней сидел, рука с рукой
   И взгляд по ней скользил с тоской.
   И что ж? Любовью упоенный,
   В смятенье нежного стыда,
   Он лишь хихикал  иногда,
   Ее улыбкой ободренный.
   И видя, как к щекам льнет кровь,
   Читал в ее глазах любовь.      
         
    Да! Да! Любовь! Она ведь зла!
    Полюбишь часто и козла….

    И он любил, как в наши весны,
    Уже не любят; как одна,
    Тщедушная душа прохвоста,
    Еще любить осуждена.
    Немного выспренних мечтаний;
    Но  неуемное желанье
    В нем пересиливало стать,
    Он жаждал ею обладать.
    Волос коснулся он легонько,
    Потом рукою стан обвил,
    Как ястреб когти в грудь вонзил,
    И повалил ее на койку..
    Проворно даму оседлал,
    И до рассвета гарцевал..
 
   Когда же стало рассветать.
   Борис слегка отдернул шторы.
   И все никак не мог понять,   
   Как полюбить смогла так скоро,
   Его, плута и проходимца,
   Такая  гарная девица…. 
   Он на колени встал неловко
   И плешь блестящей сковородкой
   Вдруг пред  дивчиною склонил.
   Марина к лысине прильнула,
   В нее как в зеркало взглянула.
   И пропищала: «Как он мил!»

  Рассвет они встречали  вместе.
  Слова слетали с милых уст..
  Ах, что же может быть чудесней
  Чем услажденье нежных чувств?!
  Другие дамы, я не скрою,
  В любви расчетливы порою..
  Так  величавы, так умны,
  Так неприступно холодны.
  Но к счастью не была Марина,
  Из их коварного числа.
  Как пьет нектар с цветка пчела,
  Она любовь пила.. невинно
  С прямой открытою душой,
  Вкушая сладостный покой..

   Красавиц много недоступных      
   Холодных, строгих как зима,
   Неукротимых, неподкупных,
   Непостижимых для ума.
   Но не такой была Марина,
   Она могла любить взаимно,
   Без лжи, коварства и искусства,
   Послушная влеченью чувства,
   С наивной детской простотой.
  Когда б кокетки злые знали,
  Чего они себя лишают,
  Своей расчетливой игрой…
  В игре бесчуственной и лживой,
  Они лишь похоть утолят.
  Но счастье им недостижимо,
  Ведь  для любви притворство яд.

 Они подчас с корыстью злою,
 С судьбой играются шутя..
Марина ж любит всей душою,
 Как будто малое дитя.
Не говорит она: отложим,
Любви мы цену тем умножим,
Вернее в сети заведем:
Сперва тщеславие кольнем
Надеждой; там недоуменьем
Измучим сердце, а потом,
Ревнивым оживим огнем;
А то пресытясь наслажденьем,
Любовник с койки без штанов,
 Всечасно выпрыгнуть готов.

Итак, склонившись пред Мариной,
Герой наш вскоре задремал.
Не удивляйтесь! ..Ведь не спал,
Всю ночь он. Это для мужчины,
Нелегкий труд,  я вам скажу.
Хоть, сам давно я не грешу.
На пол Борис в бессильи рухнул,
И стал храпеть как  носорог.
Марина села возле ног,
На  пол. За дверью кот мяукнул.
«Ах!» ..Дева вздрогнула робея
И  плут наш захрапел сильнее.
Как угорь, корчась на полу,
Он спал. И снился сон ему…

С лип блекнет листьев позолота
На кляче он, с трудом держась.
Во двор чрез Спасские ворота,
Въезжает как Мстиславский князь.
Он рысью мчит к собору прямо.
С копья свисает орифламма..
Его предчувствия гнетут.
С собора чей-то гроб несут.
Пришпорил он коня ретиво
И воспаленно тяжко дышит.
«Кто там, в гробу? ..Неужто Мнишек?»
Спросил он у попа учтиво.
Поп гладя брюхо, просипел:
«Ямщик какой-то околел!»

Князь изумился: «Вот так новость!»
Уздой умерил конский пыл.
И вмиг задрав камзола полость,
С седла на землю соскочил.
Пробился сквозь людскую кучу,
И ахнул «Это же мой кучер!»
Лежал он в гробе как живой,
С пришитой к телу головой..
Туда, где стыл могильный склон,
Борис воззрел в немой печали.
Вдруг слышит: «Голову украли!»
Визжат попы со всех сторон.
И все завыли гулким хором:
«Держите Тушинского вора!»

Гайдук пустил в кота стрелою,
Синклит бояр вопит: «Измена!»
А кот с злосчастной головою,
Все скачет по зубчатым стенам .
Лишь глаз  блестит его пунцово,
Точь в точь как лысина Лужкова.
Но дьяк башмак в него пустил
И кот добычу обронил….
И скрылся в лаз, вильнув хвостом.
А голова сорвясь с карниза
Упала,  прям  к ногам Бориса.
Князь отпихнулся сапогом.   
Но голова зрачки раскрыла,
И ртом зловеще процедила.
«Убивец!»  …Плут наш обомлел,
И тотчас сон с него слетел.

Проснувшись, ..видит обормот
Что рядом с ним лежит Марина,
Свернясь калачиком как  кот,
С  улыбкой ангельски невинной.
Он рек «Отныне я счастливей,
В сто крат, чем Плавт, Катулл и Ливий.
Алкей посредственный поэт,
Со мной в сравнении. Отныне,
Я с рдяных звезд  сотку сонет,
И посвящу его – Марине.
Воспев  коралловые губы
И ряд жемчужных зубок…Право,
Жаль только, коренные зубы,
У ней во рту слегка корявы.
Ну, ничего! ..Коль им охота,
Пусть будут кривы. Мы не взыщем.
Ведь на зубах лежит забота,
По пережевыванью пищи.

Но отчего так остры локти?
Расперло бедра как корыто.
И на ногах желтеют ногти,
Как будто ложки с стрептоцидом.
Да!..Труд не легкий у Катулла!
Но рот воспеть мне хватит силы.
Жаль, эти челюсти и скулы,
У ней торчат как у гориллы.
Со рта при кашле и зевоте,
Воняет как от обезьяны.
Лишь  о слюне и о мокроте,
Распространяться я не стану.

Зато, взгляд сладок как варенье,
Блестят в нем слезки то и дело.
Но что я приведу в сравненье,
Коль, скажем, милая вспотела?
Ну, ничего!…Еще есть носик
Как бисер глазки, рот пригожий.
Но рот подарков вечно просит,
А глазки зарятся на гроши.
Ах, что я за Орфей несмелый,
В моих руках уж арфа гнется.
Сие восторженное дело,
Мне видно отложить придется.
Поцеловав Марину в шейку..
Он буркнул « Ну, вставай злодейка!
Проснись, my love! Пора, пора..
Нас ждут  великие дела!
                ;.
Пора! ..Он распахнул оконце.
Дохнуло воздухом морозным.
Катилось грузно в небе солнце,
Как будто бочка водовоза..
Сновал по улицам разносчик.
В карете коченел извозчик.
Лениво лошадь понукал,
И с бурки липкий снег стряхал.
 Бил глухо колокол с Неглинной,
Людей к заутрене зовя.
С парадной, шпорами звеня.
Спешил, под ручкой с Мариной,
Приятель наш, в шарфе махровом.
Видать, не долги были сборы.

Мела поземка.. Снег искрился,
Засыпав крыши, купола.
Заря как рыжая лисица,
Свой хвост по небу волокла..
Скрипя снежком  в пуховой шали
Спешили к храму прихожане.
Они смотрели в лица вскользь,
Буравя взглядом всех насквозь..
Борис, поправив шляпу тростью,
Изрек: « Откуда столько злости,
В глазах московских христиан,
Иль, вера их сплошной обман?
Слова Христа с писаний льются,
Что по любви лишь познаются,
 Его приверженцы.. Едва ли,
 Им это в Церкви не читали».

Он сесть в карету  уж хотел,
И закричать готов был «Трогай!»
Но вдруг извозчик закряхтел
«Помилуй барин ..ради Бога!
Сыщи, .. другого  ты возницу
Я головы боюсь лишиться».
Но ухарь наш дал гривен пару
И тройка покатила к Яру.
Бежал разносчик за каретой.
Горланя:  «Свежие газеты!
Свершилось громкое убийство.
Убит князь Юшенков и Листьев.
Убийца сам сдался  РУБОПУ,
Им оказался клоун Клепа»

Герой наш выглянул с кареты.
 Парнишке сунул в руку дань.
Из сумки выхватил газету,
И протянул Марине «Глянь,
Мой друг не тратил время даром.
Убил двух мух одним ударом!
А эти олухи с РУБОПА…
Сейчас в тюрьме пытают Клепу.
Его, небось, там бьют как мячик.
А он сидит бедняжка.. плачет
Лишь  копны рыжее волос,
Торчат взъерошено с под шляпки
И кровью клоунские тапки
Забрызганы..  В глазах печаль.
Ах, как же мне бедняжку жаль!»

«Жаль!» Вторит девушка с участьем
«Но ты ведь к делу не причастен?!»

Поедем лучше в цирк. Как встарь,
Гостей там много будет важных
Туда приедет даже царь,
На представление  Запашных.
Там пони скачут по арене,
Все в красных, синих, желтых перьях.
И клоуну в открытый рот,
Там, тигр голову кладет».
«В кутузке клоун. Ты забыла?»
« Ну, все равно там очень мило!»
« Ну ладно, ладно!.» плут зафыркал
 И гикнул «Правь лошадок к цирку!»
Ямщик кнутом присвистнул «Но-о!»
И взвился рыхлый снег столбом.

Цветной бульвар стал, виден скоро,
Примчались. Лестницей ковровой
Взошли ….В фае бинокли взяли,
И в гардероб одежду сдали.
 Навстречу шла  с лицом комичным,
Собчак на тонких каблуках.
Взяв два мороженых клубничных
В хрустящих вафельных рожках
Они взошли под ручку в залу..
Музыка уж греметь устала.

А  цирк уж полон; ложи плещут;
Партер и кресла – все кипит;
Оркестр гремит. Все рукоплещут.
И  взвившись занавес шумит.
Они  за ручку скромно входят,
Идут меж кресел по ногам.
Борис лорнет скосясь наводит,
На ложи бестолковых дам.
В рядах Гайдара встретил взором.
Его зализанным пробором
Ужасно недоволен он;
С банкирами со всех сторон,
Раскланялся, и на арену,
В большом рассеяньи взглянул.
И крикнул, заглушая гул
«Конферансье пора на смену!
Он долго Урганта терпел,
Но и  ему .. он надоел!»

Свет в зале стали уж тушить
 Марина веер свой сложила..
«Ты смог меня  бы задушить?»
Она вдруг трепетно спросила ,
Борис с рук выронил лорнет,
Окинув взглядом удивленным.
«Что за вопрос? ..Конечно нет!» .
« Но мавр убил ведь Дездемону?»
«Ах, что с тобой стряслось Марина?
Какой тебя ужалил овод?
Надеюсь, ты не дашь мне повод»
«А если дам? ..Эх, вы мужчины..»
Свет гаснул. …Люд рукоплескал, 
И царь вошел, шатаясь в зал,
С короной, съехавшей на лоб.
Уселся в кресло словно сноб.

И загрустил, взгляд в купол вперив
А в это время по арене..
Во всю  аллюром кони мчатся.
Над головой их как фонтан,
Метая искры, развивался,
большой  серебряный султан
Конь белый, пегий, вороной,   
Все выполняют кабриоль.
Ногами кверху пыль взметают
И в обруч огненный ныряют. 
Вдруг дрогнул занавес и взмыл
И конферанс завыл с натуги
«Встречайте! ..Юрий Долгорукий!
И всадник  выехал  без сил,
На кляче медленным шажком.
Зал ахнул .. «Это же Лужков»..

Все дамы в ложах обомлели..
Как несся, скачем по арене.
Об стремена, изранив ноги.
Наездник  Юрий Кратконогий.
Рукой, вцепившись в гриву крепко,
Ронял он  то и дело кепку..
Смешался смех с истошным визгом.
А между тем, ..эквилибристка,
Уж шла под куполом высоким,
Дрожал канат, ступни, коленки
Зал ахнул ..« Это-ж Матвиенко!»
И плут наш выпалил в  тревоге:
«А эту взбалмошную грымзу,
Какая укусила крыса?»

«S harman!» Прошамкал через силу,
Подсевший рядом граф Ампилов.
«Ради наград и денег  можно,
Плясать и петь, хоть до упаду.
 Служить по совести им тошно
Они выслуживаться рады..»
«О да !» ..Поддакнул князь Евставий,
«Сказать по чести, ..я б ей вставил,
Пистон по первое число….»
Вдруг в это время, как на зло
Манежный объявил жонглера.
И тот на сцену вышел скоро..
И всем ответил без зазрений,
Что ждет особых приглашений.
Все дамы вмиг запричитали
И в нем Явлинского узнали.

Вдруг граф Шахрай как заорет,
Как персик покраснев от злости.
«Плох тот жонглер,  который ждет,
Когда жонглировать попросят!»
И Жириновский взвыл ругаясь:
«А ну-ка начинай мерзавец!»
Он стал подбрасывать шары.
 Но, к сожалению, ..Увы,
Он мог жонглировать словами,
Намного  лучше, чем шарами..
И как Явлинский не старался,
Он в зал все кольца разбросал
И  даже кеглей в лоб попал,
Царю,..когда тот встать пытался.
Заржал как жеребец наш плут:
«Плохим жонглерам –кеды жмут» 

Атлеты шли своей чредой.
Стал гири вверх бросать Касьянов
Вдруг с дрессированной козой
На сцену выбежал Зюганов.
Он спел о звездах, о луне..
Ну а коза в ответ лишь: Ммм-еее               
За ним Фрадков в парчовой блузке,
Свинью  тащивший на веревке.
Он управлялся с нею ловко..
Вопя:  «Со мною по-французски,
Как  в старосветском этикете,
Все свиньи говорят на свете
«Парле Франсе?»  спросил он хряка, 
ногой  в живот, ударив с маха.
Qui, Qui.. свинья заверещала
И в зал с испугу убежала..

Затем  в чалме и в балахоне..
Возник  Чубайс Обдурахмоний
Он ваучеры без промашки,
Легко мог превращать в бумажки.
Великий  маг, факир, обманщик
Он на виду у всех людей,
Бюджет страны засунул в ящик,
И распилил на семь частей.
Грозясь, Лужкова без штанов,
С женой отправить в город Псков.
Затем открыл он ящик свой,
А там Бенгальский тигр живой
Открыл еще ..Там лев и пума,
С  рычаньем прыгнули на тумбу...

И вдруг в мужицких сапожищах,
Шандыбин вылез на арену
Он оттаскал львов за усища,
И  тигров усмирил мгновенно..
Алле! …Присвистнул он кнутом
И  львы задрыгали хвостом.
Затем опять пошли атлеты,
Медведи  на велосипедах,
И вот коверный крикнул пылко
«Сейчас гимнаст под купол цирка
Взберется быстрой опрометью,
И прыгнет сверху в бочку с сельдью».

С походкой важной как индюк,
Он верещал «Смертельный трюк!»

Но Бэлза выскочил (Вот  пудель!),
 И стал строчить без остановки...
«Гимнаст  наклюкался как хрюндель
И спит блаженно в клетке с волком.
Но может быть смельчак найдется..
Скажите, есть ли добровольцы?»
И Греф с устаткою не жрамший
Внезапно пискнул – «Дайте есть!»
И по ошибке понял каждый,
Что он, смельчак тот самый есть..
Его подняли ввысь  на тросе,
И попытались в бочку бросить
Но вдруг раздался дикий топот
И в оркестровой яме грохот.

Толпа в партере взволновалась..
В тот миг. ..Как после оказалось.
Пока  глазели апатично..
Как ездит слон на самокате,
В оркестр царь залез привычно,
И  дирижируя некстати,
Он все пюпютры раскурочил…
И ноты разбросал проворно
И двум арфистам, что есть мочи
Об  череп  размозжил волторну .
Потом неловко зашатался,
И спотыкнувшись..Вниз сорвался,
Взирая с грустью на арену
Повис, схватившись за портьеру.

И наш прохвост срываясь с мест,
Царю на выручку полез.
Он вверх, вскарабкался, потея,
Монарха  вытащить, стараясь..
Но тот выскальзывал все время.
В конце концов, они сорвались.
В глаза прожекторы светили.
Бултых! ..И в бочку угодили.
С рассольной вынырнули пены,
И как два мокрых Диогена..
Стоят ….Ах, до чего ж неловко!
Вдвоем раскланиваться дамам,
Когда с ушей висит селедка,
И с тел разит рассолом пряным.

Кричат «Брависимо!» девчонки,
Но беспардонно с наглым свистом,
Как кони ржали на галерке,
Гусары с партии «Единство».
Бросали дамы на арену,
Букеты лилий с бельэтажа..
Конферансье взойдя на сцену,
Воскликнул с едким эпотажем,
 «Pardon!  La Comedy Lafita».
 Поддев словцом царя в сорочке
«Не зная брод, не суйся в бочку!»
И  запылали  люстр лафиты,
Чреда гостей  к дверям теснилась.
В густой толпе  Марина скрылась.

Шельмец  же в бочке все сидел...
Как будто жить он в ней собрался!
 И с обреченностью смотрел,
Как легкий веер колыхался.
На кресле бархатом оббитым,
Мариной в спешке позабытый.
И мнил ..« Скуластая луна,
Исчезнет в проблесках  утра
Чтобы вернуться к нам под вечер».
Но нрав Марины он не ведал
Она, промчалась  как комета,
 И не сулила новой встречи.
Что пользы,  жить стараться вновь,
Когда покинет нас любовь!

Пусть наш герой игрок азартный,
Но не подкупен дар судьбы.
Кому дан фарт в игральных картах,
Тем недоступен  дар любви.
Судьба  все честно предрешает,
Жизнь нашу, взвесив на весах
Одних –  деньгами осыпает..
Другим – огнем палит сердца.
Так не ропщи  на долю смертный.
Всем долек поровну дано.
Мы  пред судьбою безответны,
Меж нас уж –  все разделено..

Блажен, кто понял жребий тайный
В юдоли призрачной земной,
Кто в жизни шел путем страданий,
Большой дорогой столбовой,
Кто цель имел и к ней стремился,
Кто знал, зачем он в мир явился
Кто чашу бед до дна испил
Кто непорочно, свято жил..
Кто как светильник веру нес
И в смерти Богу душу предал
И как Адельфы горьким древом,
Смог усладить источник слез.
Кто жил средь томной жизни всей
Для пользы ближних и своей.

Но горе тем, кто равнодушен,
Ко всем достоинствам сим был.
В чью мудрость не проникла душу,
И он напрасно жизнь прожил.
Как нам  сознаться в том не горько,
Был с их числа наш бедный Борька.
Чтоб боль разлуки заглушить
И злой удар судьбы смягчить,
Он путешествиям предался.
В Майорке, в Капри побывал
И на Бразильский карнавал,
В карете съездил. ..Окопался,
На ляжках натерев мазоли..
Он на туманном Альбионе.

Влачился тщетно он по миру,
Везде мерещилась Марина..
В Дахшуре –зыбь песков поет,
А он Марины голос слышит,
И в Саккаре где солнце пышит,
Все сфинксы с личиком ее.
И даже статуя свободы,
Глядела в вспененные воды,
Увившись каменным венцом,
Все тем же миленьким лицом.
У  волн Янцзы ли он маячит,
Зрит тот же облик под водой.
В Израйле возле стены плача,
Рыдает лишь по ней одной..
Везде встречал свою Лауру.
Ни чем не утолялась страсть.
И башня Эйфелева с дуру,
Грозилась на него упасть..

Любовь его по миру гонит.
Беспечной скукою томим,
Пред ним мелькают: лес Булони,
Брюссель, Мадрид, Кейптаун, Рим.
Тут у доверчивых крестьянок.
Берет  корзинки три тюльпанов.
Здесь покупает туфли, там..
По гордым рейнским берегам
Он скачет как умалишенный
То по холмам, то вдоль реки,
Мелькают версты, маяки
И колосится рожь в поемах..
И вот, вдыхая ветер, вольный,
Уж он сидит в таверне Кельна..

Таверна Кельнская встречает
Своей  извечной суетой,
Своими девками прельщает.
И пеной бархатной пивной.
В стенах Бильбердского он клуба,
Был часто.. Мозг сверлила дума.
Безмолвно в мысли погружен,
Про кризис пренья слышал он.
Что, мол на шее всего мира
Удавку кризиса мы стянем.
Затем, начнем  войну в Иране.
И от Карпат до гор Солгира
 Поссем смерть по суше всей
Для сокращения людей.

Он слышал толк о войнах скорых
Что будет  в Ливии резня.
Начнутся в Сирии погромы
И свергнут прежнего царя..
Что будет кровь обильно литься
Наступит голод,  ..а  затем
Мы без труда сотрем границы
Всех стран, религий и систем.
«Тебе Борис»..гнусавил Сорос
«Россия с Киевом даются,
Раздуй там, пламя революций,
Подрежь устоев крепкий колос,
Используй подкуп, we can't wait
И трех девчонок с  «Пуси Райт».

Плут сделал мэтру реверанс,
И согласившись, в дверь тот час..
Ушел..И все об нем толкуют
Разноречивая молва,
Им занимается Москва,
Его шпионом именуют,
Слагают в честь его стихи
И производит в женихи.
Везде о нем слагают бредни,
 Кто сей Мельмот, не бес  ли он?
А может он Наполеон?
Иль некий Капитан Копейкин?

И с каждый мигом несусветней,
Плодились в мире бабьи сплетни..
 А как Борис? ..А что же он?
Он тосковал и был влюблен!
Тоска! ..В Судан он ехать хочет,
В отчизну грез. И вот пред ним
Уж джунгли знойные лопочут,
Листвою пальм ..И в их тени,
На тонких высохших лианах,
Висят смешные павианы..
Рачат. Бросаясь с пальм  порой,
Во всех  бананной кожурой.
Борису раз они,..едва ли
Кокосом в спину  не попали.

Того, кто впал в любовный раж
Гнетет пленительный пейзаж..
На все взирал он безучастно
В хвощах тропических напрасно,
Фламинго дремлют над затоном.
Под пальм развесистою кроной
Чад плещет вспененной волною
И зебры  мчатся к водопою..
Но я замечу, ..правды ради,
Борис сподобился в их стаде,
Бежать от злого носорога
Жаль, не пронзил он острым рогом,
Обычно бьющим  без промашки
Его упитанные ляжки…
Бесить стал вскоре Чадский бриз
Оставил в спешке он Тунис.

Луна здесь блещет как опал..
В Зимбабве вдруг он заскучал.
И здесь тоска! Он ждет погоды.
Уж , Нил всех рек земных краса,
Его несет по желтым водам.
Подняв льняные паруса,
К Мадагаскару правит судно,
Попасть туда совсем нетрудно
Поплыл он быстро мимо Кафы.
На суше  средь Нехенских гор,
Бродили  длинные жирафы,
Листву  срывая с сикомор..

А Нил волной колышит крины
Глядит он на жирафов вкось
А все они с лицом Марины
И на душе вскипает злость..
Надулся Нил; и абиссинцы,
Копая в устьях рвы каналов
Поют, склонив уныло лица 
Про Самалийских ганнибалов.,
Поют про тех гостей незваных,
Что жгли людей живых. Но вот
Среди пустынь своих песчаных
На берегу соленых вод...

Торговый Эль-Лахун открылся.
Но хлыщ наш снова углубился
В воспоминанья прошлых дней,
Как жар полуденных лучей
И комаров нахальных тучи,
Пища, жужжа со всех сторон,
Его встречают,— и, взбешен,
Он Нильским берегом сыпучим
 Весь  роем мошкары объеден.
Бросает все и в Киев едет! .

Он видит Днепр своенравный
Он катит волны и ревет..
И купола Печерской  Лавры,
Сверкают с Киевских высот.
Там Ющенко как сюзерен,
Влачит устало бармы власти,
Но не сулит он перемен,
И умножает лишь напасти.
Он вял как фараон Саптах,
И показной лишь любит шик.
Он слаб как женщина в штанах,
А Юля  - истинный мужик..
И плут приказ дает клеврету,
«Взорвите с герцегом  карету!»

Но снова скукою объятый,
Садится в бричку он ..и вскоре
Уж гор Альпийские  громады,
Встают стеной над кромкой моря.. 
Оставив пани Тимошенко.
На троне в Киеве как дочь,
Уж  о расправе с Литвиненко,
 Он помышляет день и ночь.
Борис встречается с ним вскоре,
 И в кофе подмешав полоний,
С ним сводит счеты.. Но опять,
Хандрою начал он страдать. 
Опять гнетут   худые мысли 
И с Пармы едет он в Тбилиси..

Клокочет  Терек разъяренный
И пеной плещет в берега,
А с крутизны скалы согбенной
Стоит олень, склонив рога;
Вдоль скал прямых потоки рвутся.
Плут высек искру революций,
И здесь, среди столичной пыли..
Взведя на трон Саакашвили..
Он с Бадри встретился в кафе.
 Ему признался под шафе,
Что Путин нынче лютый враг.
И в водку подмешав мышьяк,
Он с другом выпил мировую.
Но после снова загрустил..
И в душный  Грозный  укатил.

С кибиткой лошади несутся,
К Махачкале во весь опор.
Луны серебряное блюдце,
Мерцает влажно из-за гор.
Туман овраги застилает,
И  зори в небе полыхают.
И за водою спозаранку,
Несут кувшины  две турчанки..
И спорят: «Вряд ли Гюльчитай,
Вдоль по дорогам нашим вязким
Колеса той повозки тряской,
Доехать смогут в Еревань..»
«Да, ну!» ..турчанка засмеялась,
«И хоть недолго им осталось..
Кой - как до Англии доедут,
А там, как видно, канут в Лету!»

Понуро воз везли лошадки,
По полю пух летел с овчин.
А сверху горы в снежных шапках,
Сидели словно басмачи
Они вращали будто четки
Отары белые овец..
Возница сек лощадок плеткой,
И  крикнул плут ему «Отец,
«Вишь, за горой пестреют юрты,
Там путь короткий к Хасавьюрту,
Вези туда, там тишь и гладь
И до Чечни рукой подать».

Дорога  вилась серой лентой..
Он думал: «Жизнь темна  как смерть.
Зачем желал я Литвиненко,
Кровавым ластиком стереть?
Но если все концы сойдутся,
В Баку, в Тбилиси и в Москве 
Раздую пламя революций,
Как я раздул его в Чечне».
Как белых коз пас тучи ветер
Борис откинулся в карете.

И отрешенно вдаль смотрел.
Дорога лентой с гор бежала
Его в коляске укачало..
Он стал дремать и захрапел.
И вот он зрящет жуткий сон
Стоит он возле башни Спасской,
И стрелы вьются с всех сторон,
Кремль осаждает князь Пожарский.
Со свистом ядра пролетают.
Во огне багряном двор пылает.
Огнем обвита колокольня,
Народ вопит и лает дворня..
Пожар косматый лижет терем,
А он в кальсонах без короны,
В подворье скачет как ворона,
И зрит, как в ляжку ему целит,
Князь Минин, натянув свой лук
И овладел им вдруг испуг.

А ядра рвутся все упорней.
И дым уж лезет под испод.
И слышит царь как с колокольни,
Мурлычит жалостливо кот.
Взглянул  наверх ..И видит что же?
Как ухмыляясь, корчит рожи,
Взирая с колокольной меди,
Кот темно-бурый как Медведев.
И царь побагровев от гнева,
Вскричал: «Ату его! ..Ату!
Палите с пушек по коту,
Пока он пакость нам не сделал!»
И взвыли пушки и пищали
И в грузный колокол попали.

И вдруг царь-колокол качнулся,
И с колокольни сковырнулся.
И что есть сил, об землю грохнув,
Он как колпак царя прихлопнул.
Вмиг стало мрачно как в пещере,
И нет, не искорки нигде!
Но видит царь, …зазеленели,
Глаза кошачьи в темноте.
«Брысь!» ..взвился он и задрожал.
И в тот же миг от сна воспрял.
Со лба он вытер пот холодный.
Вдохнув  целебный воздух горный.

Он слушал звонкий плеск ручья,
 И вяло молвил: «Скверный случай
Морфей в обличьи палача,
Ко мне приходит, чтобы мучить.
Лишь стоит мне слега вздремнуть,
Одна и та же сниться муть.
Отдернул он в карете штору,
И видит как по косогору,
В папахах, в бурках, на рысях
Чеченцы скачут на конях.
На солнце саблями сверкая,
Держась за крепкие уздечки.
Мчал в авангарде их, беспечно
Лихой джигит  Шамиль Басаев.

Он подскакав и спешась мельком.
Вскричал « Гаюр, Салам малейкум!
Блеснула с лиц улыбка дружья
«Привез ли ты для нас оружье?»
Звенели звонко его шпоры..
Борис ответствовал «Так скоро
Оно пребудет  с караваном,
Как ты зажаришь мне  баранов,
И дашь  сто  бочек  чихиря…
Я голоден!  ..Желаю я
Сегодня крепко нализаться
И  вольной жизнью наслаждаться!»
Шамиль легко вскочил в седло
И поскакал стремглав в село.
За ним над кряжистым обрывом
Карета с треском покатила.

Над платом высилась скала.
За ней чеченская вальгалла,
В зыблистой дали проступала.
Виднелась с гор Махачкала.
Смешавшись с голубым туманом,
Тек  дым пылающих костров
В которых жарили баранов,
И с их запекшихся голов,               
Жир  капал на угли с шипеньем.
И тихих ветров дуновенье..
Меж горных кряжистых громад,
Несло их  пряный аромат..

Закат над взгорьями дрожал.
Плут вспомнил, вдаль взирая хмуро,
Как  он пеленки  продавал,
Давным- давно, средь тех аулов.
И как согнувшийся в дугу,
По просветленному лугу..
Луны заржавленною лампой,
Он от крестьян по лужам драпал.
Марину вспомнил он свою
Роскошный бал, царя в сорочке
И как сидел в смоленой бочке..
Он вспомнил всю свою семью.
То - как отец, суя в нос грош,
Любил твердить ему частенько,
«Деньгой все двери прошибешь
 Учись сынок беречь копейку!»

 Бил в нос дурманный запах трав.
 И копошилась мысль тревожно
А может быть отец не прав?
Не все купить за деньги можно.
 Я деньги мог мешками красть.
Скупил я всю в России власть,
Купил с корнями  Украину,
Но я не смог купить Марины.
 Любовь как дым исчезла быстро.
Знать, миллиардов было мало.
Богатство только ей мешало,
Любить светло и бескорыстно..

Амур стрелой в нас целясь с неба,
На крыльях розовых порхает,
На тучках нежась велелепо..
И наши деньги в грош не ставит.
Видать, закон любви до гроба,
На бескорыстии основан…
Любовь цветет как дикий хмель,
И к ней летит мохнатый шмель.
Сосет пыльцу из сладких листьев
Шмель абсолютно бескорыстен..
Все это так! ..Но лишь признаться,
Обидно мне, коль брать по чести.
И сердце жжет мне чувство мести.
Что так легко смогла расстаться.

Чтоб не смогли унизить стервы
Успеть их нужно бросить первым..
Когда  прохладность  мы уловим,
В их отношении, взглядах, фразах..
Чем  ждать, когда фрегат потонет,
Рубить нам нужно якорь сразу.
Чтоб не обжечься об измены,
В лицо им  нужно сунуть кукиш.
Но  коль за деньги чувств не купишь,
Быть может деньги не так – ценны?!.

Но если так! ..К чему ж стремиться?
В чем нашим мыслям воплотиться?
В чем жизни цель?» ..Он ввысь воззрился.
Где над скалой орел кружился..
И распластав большие крылья,
Взирал с презрением бесшабашным,
На стройку вавилонских башен,
На всю тщету людских усилий.
Взирал он  на людишек сирых,
Что в хламе возятся, ..не зная,   
Что нужно жить в гармоньи с миром,
И в этом жизни цель святая.

Вдруг спала с глаз его короста,
Он чуть не вскрикнул «Как все просто!
Цель жизни не в заботах сирых,
Не в том чтоб было денег много.
А в том чтоб жить в гармоньи с миром,
С  людьми, с природою и с Богом.
И цель политики наверно..
Не в тех реформах  эфимерных.
Не в том чтоб вечно штопать дыры
В бюджетах. ..Или до отказу,
Набить  кошель  людей, ..всем сразу,
Иль  напихать жратвы в корзину.
Не  пичкать зрелищем и хлебом,
А чтоб поднять глаза их к небу…

Чтоб стала власть для всех отрадной,
В ней нужно сделать доминантой
Не потребительство пустое,
А просвещение людское…
Чтоб прочным был в стране Парламент,
Он должен выстроить фундамент,
Не в наслаждениях греховных,
А в устремлениях духовных!
Но я, однако, замечтался!»
Промолвил плут и глянул в небо..
Шамиль давно вперед умчался.
В горах блистали велелепо
Вершины  снежные вокруг..
Борис воскликнул «К черту юг!»
«Эй, брат,..сдержи коней ретивых,
Мы едем к Англии дождливой!»

И вот уж к набережной Темзы
Его карета тряско мчит..
И на стекле он пишет вензель
Вдруг колесо..как затрещит..
С оси внезапно отломилось
И к  мутной  Темзе покатилось
 И скрывшись в мрачной глубине
Вмиг упокоилось на дне.
Плут подошел к реке, сутулясь
И через бортик перегнулся.
Презренно фыркнул и надулся,
И скрылся в серый сумрак улиц..
Он шел вперед, бурча под нос
«Быть иль не быть, вот в чем вопрос?»

Устав по улицам шататься,
Приплелся поздно он в отель
«Быть может правосудью сдаться?»
Он прошипел..и запер дверь
Вино с хрустального графина
Вмиг осушил до половины
И сразу спал томящий груз
 Подумал «Экий странный вкус!»
 И начертал влекомый роком
«Исправь ошибки прежних дней
И обратись от злых путей!»
Слова библейского пророка..
Потом платком глазенки вытер
И дописал  в альбом« Простите!

За злую алчность и коварство
За одержимость злых идей
За то, что жаждал я богатства,
Всегда в ущерб других людей
Что попирал свободу слова.
Когда чрез рупор СМИ вещал.
Что конструктивные  основы
Как мог, цинично разрушал»
Закончил он.. Рука немела
Сводило судорогой тело..
Обмяк язык, глаза смежались
«В вино мне, что то подмешали!»
Блеснула мысль. Он с ног свалился,
И вмиг тяжелым сном забылся.

И вот уж снится Кремль вновь,
Как  на Ивановскую плошадь..
Везет его в телеге лошадь,
И леденеет в жилах  кровь.
Вокруг рыдают дети, вдовы..
А на ногах звенят оковы..
Вздохнул он «Так тому и быть,
Меня опять хотят казнить».
 
Борис лепечет бред невнятный.
Его к Царь-пушке волокут..
В граненный ствол вбивают ядра.               
Стрельцы огнивом порох жгут.
Вот вверх на пиках подымают,
На жерло пушки водружают..
А плут гнусит, молясь на звезды,
«Исправить все еще не поздно!».
И вдруг залп грянул над толпою.
Вся площадь в дыме и в огне.
И что ж?.. ..Летит он на ядре
И видит город под собою.
Зубчатых стен косой узор
И склоны  Воробьевых гор.

И воздух кажется прозрачен,
Он зрит, как града зыбкий брег
Лиловым поясом обхвачен,
Москвы реки и прочих рек.
Летит он мимо Спасской башни
И вспоминает день вчерашний:
Марину, рынок, Хасавьюрт..
И мысли злые сердце жгут..
Летит ..с лазурью неба слившись..
И вдруг он падать начал вниз.
Но за куранты зацепившись,
На стрелке тоненькой повис.

Уж в небе зори полыхают.
Пожарский с Мининым внизу
Двух vis-;-vis  напоминают.
Борис сквозь неба бирюзу
В скульптуре Минину увидел,
Как прорезается в граните,
Как будто оттиск русских судеб,
Медведев; а в Пожарском Путин.
Они вдаль смотрят взором ясным,
А над страною в полумгле,
Заря как будто лебедь красный
Несет день новый на крыле.
Зарделась светом вся земля,
И словно свечи тополя..

Зажглись.. И плут  воскликнул сиро:
«Ничтожна власть всех королей.
Что пользы от сокровищ мира,
Когда вредим душе своей?
И я б раскаясь, в полной мере,
 Мог стать порядочным, но жаль,
Москва слезам моим не верит,
Как им не верила и встарь!»
Утер он слезы.. А вдали,
Уж вспыхнул в зареве лучистом
Церквушки купол золотистый
«Надежды, Веры и Любви».
На этой позитивной строчке,
Позвольте мне поставить точку.

Поведав вам о всем, что видел..
Ничьих я лавров не похитил
Лишь кое - где заметить можно,
Слог как у Пушкина кудрявый.
Там, признаюсь, содрал безбожно.
Но, тот, кто дышит вечной славой..
Мою фривольность мне простит.
Не зря ж, закованный в гранит,
Ко всем он лик любезно клонит
И даже вить гнездо вороне..
Он дозволяет дружелюбно 
В своей курчавой голове.
И думой отягчен во мгле,
Желает, кажется прилюдно,
Возвысить голос с парапета
 «А живы ль вы еще поэты?»

 Какой нам дать ему ответ?
 Уж как бы чернь нас не  ласкала
 Отвечу так:  «И да и нет!
Поэты есть, да проку мало..
Высоким стилем не владея;
Способных нет среди пиитов
Свет указать в конце тоннеля,
Тем, кто задавлен грубым бытом.
Из книг бесследно строки сплыли,
Что душу в трепет приводили..
Ах! ..Что с культурой нашей будет?
Когда о глупостях лишь пишут
В Литературном институте,
И то сумбура выше крыши..
Но, их не стоит хаять исто..
Ведь сам пишу я неказисто..

И ты, кто б ни был скучный критик
Друг или недруг, я хочу,
Чтоб желчный яд с тебя весь вытек,
На этот лист.. Тебе прощу,
Я кучу всех  обид несметных
Ты прав! Ругаясь беспросветно,
О том, что смысла в песне нет
Да, и бессвязен весь сюжет..
Что, композиция хромает,
И мой читатель засыпает..
Зевая то и дело , ..Но,
Для оправданья все равно
Представлю я тебе, в present,
Один прелестный аргумент.

Пусть я отобразил, в сей песне
Жизнь всем известного лица..
Но в эпилоге счел уместным,
Исправить в корне подлеца.
Я изменил его склад мыслей,
Так сделал, чтоб терзанья грызли
Вновь сердце бедное его,
Окаменевшее давно..
И этой ясной перспективой
Какую здесь обрисовал,
 Быть может, шанс ему  я дал,
Стать честным и неприхотливым.
Ведь все не поздно изменить,
Пока мы продолжаем жить.
                2013г.