2012 - 7 конкурс. Итоги. Третий арбитр

А вот и наш третий арбитр. Вернее, неразлучная парочка.
Думаю, что в представлении она не нуждается.


   Не прячьте ваши стишики в тетрадках по столам,
   Несите ваши стишики, иначе быть беде,
   И в полночь ваши стишики мы прочитаем там,
   И в полночь ваши стишики мы прочитаем где...

                Не горы, не овраги и не лес,
                Не океан без дна и берегов,
                А поле, поле, поле, поле, поле чудес,
                Поле чудесных и ярких стихов.

   Пишите хорошенечко, советуем мы вам,
   И вырастут ветвистые катрены в темноте,
   Надеждой на викторию засеребрятся там,
   Надеждой на викторию зазолотятся где...

                Не горы, не овраги и не лес,
                Не океан без дна и берегов,
                А поле, поле, поле, поле, поле чудес,
                Поле чудесных и ярких стихов.


- Здравствуйте, дорогие читатели! Мы с Котом Базилио путешествовали Стихирой и…
- А Стихира, Алиса, – это такая большая страна, такая большая, что даже я, несчастный слепой, чтобы не заблудиться, неожиданно прозрел и заново научился читать…
- Да уж, прозрел! Все и так знают, что Кот Базилио – подлый притворщик и враль.
- А ты – злая склочница. Я же очень добрый, сентиментальный кот на пенсии.
- Ладно тебе. Я и говорю: мы путешествовали Стихирой и неожиданно для себя нашли подборку среднего качества стихотворений…
- Не слушайте её. Вечно она путает. Наоборот – очень интересную подборку стихотворений. И название такое замечательное – «Золотой Пегас». Финал самых лучших стихотворений. Двенадцать авторов. Очень хороших.
- И представляешь, Базилио, – нельзя никак разобрать, кто из них кто. Безобразие!       
- И пытаться не будем. Давай, Алиса, сначала прочитаем тексты стихов и определим, какое из них самое лучшее.
- Нет, Базилио, – мы определим, какое их них хоть немного лучше остальных.
- Ну, как знаешь, Алиса. Давай прочтём первое.
- Давай. Только как будем оценивать?
- Я предлагаю – по десятибалльной системе. Ты, Алиса, называешь оценку, и я называю. Складываем и делим пополам. Хорошо?
- Хорошо, Базилио. Читай первое. Ты же теперь зрячий.


№ 1. и было лето


и было лето… небо синее
себя выплёскивало в город.
и всё на свете пересиливал
любвеобильный солнца норов,

слепящий белыми террасами
всепроникающий солярис.
и мы с тобою лоботрясами
с утра до вечера слонялись

по переулкам незатейливым
и тёмным скверам с повиликой,
где всё на свете перетерпливал
народ от мала до велика.

и по затейливым окраинам
среди их выбоин и сколов,
где проходила неприкаянной
житуха люда городского.

и было нам с тобою празднично.
и понимали мы едва ли,
что, продолжая лоботрясничать,
мы это лето продлевали,
 
чтоб утра снова были синими,
и солнце, город опоясав,
кидалось щедро апельсинами
в неисправимых лоботрясов.
 
- Очень хорошее стихотворение. Солнечное. Много апельсинов. Лоботрясы есть. Такие, как мы с тобой, Алиса. Мы тоже бывали в таких городах, где, как правильно пишет автор, «…по затейливым окраинам среди их выбоин и сколов, …проходила неприкаянной житуха люда городского». Ещё и как проходила! Помнишь тот город, где Буратино закопал свои пять золотых? Запамятовал только, как называлась страна…
- Да разве это хорошее стихотворение? Одних только союзов «и» я насчитала девять штук. А вот это:   «…любвеобильный солнца норов»? Нет чтобы написать: «любвеобильный норов солнца», так поди ж ты – надо с вывертом…
- Ну как ты не понимаешь, Алиса – это ж для рифмы. Разве рифмуется «город» и «солнца»? То-то и оно, что нет, а «город» и «норов» – вполне. Я предлагаю – семь баллов. Ну, пожалуйста, Алиса…
- Да за что ж тут семь баллов? За то, что «…продолжая лоботрясничать, мы это лето продлевали»? Как можно продлить лето, лоботрясничая? Оценка – два балла. Девять союзов «и»!
- Ну, добавь ещё хотя бы балл. Стихотворение же очень доброе, с ностальгическими нотками. Душа просит!
- Хорошо, Базилио. Пусть будет три балла.
- Ура! Итого десять баллов.
- А если пополам – всего пять. Так-то, Базилио. Читай второе стихотворение. 



№ 2. чем воздушней наши замки…


Надежды в прошлом оставляя,
Приходит этот день и час,
Когда посредственность людская
Всё меньше раздражает нас...

Уже не вписываясь в рамки,
Мы начинаем замечать,
Что, чем воздушней наши замки,
Тем легче думать и дышать.

- Какое замечательное стихотворение! В первой строфе заключена вся мировая мудрость: «Приходит …день и час, когда посредственность людская всё меньше раздражает нас...» Как это верно! Чем становишься старше, тем всё больше любишь людей. Даже я, старый бродяга Базилио, начинаю лучше относиться к тебе, Алиса. Поверь, это так непросто. А второй катрен ещё лучше: «…чем воздушней наши замки, тем легче думать и дышать…» Очень верно. Как я прежде этого не замечал!
- Ну, не плачь, Базилио. Совсем ты расклеился. Впереди ещё много стихов, нужно собраться. 
- Как же не расклеиться! Ты только представь: «Уже не вписываясь в рамки, мы начинаем замечать…» Помнишь, как я однажды не вписался в рамки? Всю шерсть ободрал.
- Подожди, Базилио, может это не те рамки?
- Да нет, Алиса – те самые. Я их помню.
- Так что делать-то будем? А, Базилио? Дело в том, что я никак не пойму, в чём связь между двумя строфами? Первая – про посредственность, а вторая – про замки.
- Какая разница, Алиса? Общее впечатление ностальгическое. Я так люблю ностальгию! Прямо вот шесть баллов поставил бы, и всё тут.
- Ну, не знаю,  Базилио. Может быть, два?
- Нет, поставь хотя бы три. Какая ты скряга сегодня!
- Ладно, пусть три. Итого – девять. Пополам – четыре с половиной.  Читай следующее, Базилио.



№ 3. Заходи, посидим...


Заходи, посидим. Я сегодня как будто свободна
и немного одна, и почти что совсем не грущу,
не воюю, не плачу, не радуюсь. В мыслях – болото
(растеряла азарт, как разбитый кривлянием шут).

Помолчим просто так… Все хорошее, вроде, сказали.
А плохое - зачем? Даже, знаешь, идей никаких.
Пусть бессмысленность бродит на чьем-то чумном карнавале,
там красуется ложь в зеркалах (я так думаю, слишком кривых).

Помолчим о себе. О своей неудавшейся роли
в бестолковом спектакле в угоду бредовым страстям,
где в избытке все то, что дает при сложении нолик -
вроде гладкий и мирный, но режущий душу пустяк.
Будто лучшее – об пол, и с грязью зловонной – на свалку!
Будто… Нет, не хочу! От расстройства расклеилась ночь
и, собрав отгоревшие звезды во тьму катафалка,
повезла оживлять их от нас, неудавшихся, прочь.

Помолчим о красивом, о добром, счастливом и нежном.
Вдруг поможет заклеить порезы в уставших сердцах?
Зачеркнем приговор. Он случился в горячке – поспешный.
И тогда... может быть, нас минует начало конца...

- Алисочка, нужно ставить десять баллов. Такая картинка ясная возникла в моей потрёпанной голове, ну просто фильм: он и она собрались вместе, и сидят, вспоминают о прошлой любви. А как написано здорово:  «…собрав отгоревшие звезды во тьму катафалка, повезла оживлять их от нас, неудавшихся, прочь…» И вот это: «…помолчим о красивом, о добром, счастливом и нежном. Вдруг поможет заклеить порезы в уставших сердцах…» Разве это не здорово? А, Алиса?
- Ну что ж, Базилио, я понимаю, что ты впечатлительный, но как тебе вот это: «…о своей неудавшейся роли в бестолковом спектакле в угоду бредовым страстям…»?  Ну чем не мыльная опера, из тех, что по телеку в той стране, где Буратино закопал свои золотые. Как бишь, та страна…
- Да ты что, Алиса! Я тебе этот стих на расправу не отдам! Хоть режь! Десять баллов.
- Ну хорошо, Базилио. Семь. Итого семнадцать. Пополам – восемь с половиной.
- Ух ты! Помнишь Алиса, вот так же вот и фильм назывался?
- Ладно, Базилио. Читай дальше.



 № 4. переходы

 знаешь, оливия, гладкие переходы
 из пеленальных комнат в глухие воды,
 где пузырится свет, облекая в пену
 наше бессмертие. лопнувшие ступени,

 тканевый воздух, вышитый небосводом,
 скоро, оливия, только умри - и вот он,
 вспоротый сизарями цветёт и дремлет.
 ты ли из глаз моих вынимала землю,

 ты ли мне чёрным лебедем в спину билась,
 твой ли рубиновый голос горчил рябиной?
 выклюй, оливия, из мирозданья осень.
 некого тут прощать: на прощёных возят

 айсберги городов и вулканы храмов.
 тот, кто спасён тобой, тот смертельно ранен.
 воин из памяти, бог из живого металла,
 я бы остался с тобой, но меня не осталось.

- Знаешь что, Оливия,..  тьфу ты, – Алиса, – я ничего не понял. Ни «айсбергов городов», ни «вулканов храмов». И почему это она всё время клюётся, – эта Оливия? Какое-то страшное и непонятное стихотворение. Наверно, – очень умное.
- Да уж конечно. Это не для таких, как ты, простаков, Базилио. Здесь по всему тексту рассыпаны зашифрованные образы. Я даже не буду тебе их объяснять – всё равно не поймёшь. Скажу сразу – девять баллов, и всё тут!
- Ага, Алиска, я тебя и поймал: ты сама ничего не поняла, потому и важничаешь. А вот я тебе назло и не скажу девять баллов, а только семь. Ты ошибок не нашла? Не нашла. Я тоже не нашёл. Только я честно признался, что ничего не понял, а ты – нет.
- Ну, может быть, Базилио, это про смерть? Про то, что мерещится умирающему лирическому герою?
- Может быть. Ну что, Алиса, считаем? Семь и девять – всего шестнадцать. Пополам – восемь.
- Ладно, Базилио, читай дальше.


№ 5. *** (Однажды наши стихи осыпятся...)


Однажды наши стихи осыпятся –
Верлибры клёнов, сонеты ясеней...
Уронят рифмы осины осипшие,
Закружатся строки элегий липовых,
Земля покроется вязью вязовой.

Написано мною с лихвой, но я
Готова как все облететь однажды...
И вдруг понимаю, что я-то – хвойная!
И, пусть не могу тягаться с секвойями,
Иголкам моим стихопад не страшен.

У Лукоморья сосна кудрявая
И тис тарханский пусть потеснятся.
Вольготно ветки мои расправлены.
У кабака пошумлю на славу я
С рязанской елью в разгульном танце.

Мне в мартобре с броским кедром выситься!
Колоть цитатами всех в запале.
Краснейте робко, рябины-завистницы!
Но мне объясняют, что я-то – лиственница...
С досады желтею.
И осыпаюсь.

- Вот это сильное стихотворение. Правда, Алиса? Понятное и чуточку зашифрованное. Здесь намёки и на Киршона (…клёнов, …ясеней), и на Пушкина (Лукоморье), и на Лермонтова (тарханский тис), и на Есенина (У кабака пошумлю на славу я с рязанской елью в разгульном танце), и на Бродского (Мне в мартобре с броским кедром выситься!). Поэт хорошо поработал над стихотворением.
- Так уж и хорошо. В самой первой строке – ошибка. Нужно писать «осыплются», а не «осыпятся».
- А вдруг не ошибка? Может, это ты ошибаешься, а не автор?
- Ты же меня знаешь, Базилио. Я всё знаю. Дай только вспомнить. Вот:
ОСЫПАТЬСЯ, -плюсь, -плешься. Страница 660, второй столбец во 2-м томе Словаря русского языка, издательство «Русский язык», Москва, Институт русского языка при Академии наук.
- Это мелкие придирки, Алиса. Стихотворение-то хорошее, позитивное. Девять баллов, не меньше.
-  Нет, Базилио, не только ошибка в слове. Не только то, что автор сравнивает себя с великими, и в итоге к нему приходит понимание, что несмотря на хвойность, ему не выдержать сравнения с ними, что он – осыпается словно лиственница. Дело в том, что всё сказанное легко прочитывается. Загадка нужна. Может быть, не так сильно зашифрованная, как в предыдущем стихотворении, но всё же, Базилио… Шесть баллов.
- Девять и шесть – пятнадцать. Пополам – семь с половиной.
- Хорошо, Базилио. Читай дальше.   



№ 6. твою дивизию


твою дивизию сняли с марша – латать прорехи любой ценой. радистки в штабе – такие маши, что забываешь про позывной. пусть на исходе и рис, и рислинг, зато махорки ещё сполна. холодный лоб допекают мысли о том, что завтра была война, что в рукотворных полях под Ржевом уже заряжено вороньё. и солнце тщетно забилось в жерла – такое близкое и своё, и каждый первый боится сгинуть, а каждый третий зовёт Отца, но строго смотрят с портрета в спину усатый вождь и двуглавый царь, толкая грудью на амбразуры. не жаль патронов и кумача, ведь вбито накрепко: пули – дуры, а штык – особенная печаль.

твою дивизию враг не любит и накрывает огнём с небес – опять мешаются кони, люди, железо, дерево и свинец. и вот в такой трансцендентной каше вариться заживо дан приказ. орудий туберкулёзный кашель, воронки, взрывы, кровавый наст – по-настоящему, больно, насмерть. бежать, захлёбываясь «ура», бог завещает армейской пастве – добро с винтовкой добрей добра, а это значит: назад ни шагу. сто грамм для храбрости, и в окоп. и снова трассеры вместо радуг дырявят сонное молоко, которым выпиты синь и осень, иприт и радий. и поутру одни других умереть попросят, руками трогая кобуру.

твою дивизию, как несладко сгорать в землянках и блиндажах, когда атак родовые схватки торопят тужиться, чтоб дожать, когда захлёбывается ветер прогорклым дымом, сухой слюной, и мертвецами былых столетий опять бахвалится перегной. невесть кому посылать угрозы, чертей контуженных звать на бис, всерьёз лелеять последний козырь – последний выстрел длиною в жизнь, смеяться танкам в стволы и траки – достанет сил ли? красны бинты. но с душ посыпались ржа и накипь в ладони выжженной пустоты. и ангел в каске смеётся рядом…
но словно пеплом швырнёт в лицо, когда представит страна к наградам твою дивизию – семь бойцов.

- Почему ты молчишь, Базилио? Скажи что-нибудь.
- Я плачу.
- Да. Сильная вещь. Яркие образы, они запоминаются накрепко: «радистки в штабе – такие маши, что забываешь про позывной», «солнце тщетно забилось в жерла – такое близкое и своё», «бог завещает армейской пастве – добро с винтовкой добрей добра», «снова трассеры вместо радуг дырявят сонное молоко», «атак родовые схватки торопят тужиться, чтоб дожать», «мертвецами былых столетий опять бахвалится перегной», «последний выстрел длиною в жизнь», «смеяться танкам в стволы и траки», и особенно «ангел в каске смеётся рядом…» Единственное слово царапнуло – «трансцендентный». Оно явно не отсюда. Но это действительно мелочи. Что скажешь, Базилио?
- Десять.
- Согласна. Читай дальше.



№ 7. Она не была в Париже


Она боялась четвергов и смерти.
В ней страхи эти выросли из детства,
когда прокручивала километры
былых событий или их последствий.
До липкой дрожи доходило дело,
себя ругала разными словами,
но каждый раз на сердце холодело,
когда внезапно думала о маме.

Она страшилась темноты и смерти.
Всю ночь спала с включённым абажуром,
плыла во снах, не ощущая тверди
и тяжести, по-здешнему дежурной.
И всё понятно было без вопросов,
что все умрут, кто раньше, кто попозже,
не будет близких и знакомых просто,
детей не будет…нет, не надо, боже.

Она боялась смерти и забвенья,
что было, в принципе, одним и тем же.
Мгновенья лет, как золотые звенья,
цеплялись колко, радовали реже.
Ну как ей жить с такой тяжёлой ношей?
Сажать цветы и наслаждаться жизнью,
когда так много остаётся в прошлом -
и даже пресловутая отчизна?

Она устала от безумных страхов.
ей стало всё предельно безразлично.
Не возбуждали охи, вздохи, ахи,
и в возрасте, достаточно приличном,
решилась жить, чтоб было не напрасно.
чтоб не было мучительно... И трижды
объехала Европу  - мир прекрасен!
Но почему-то не была в Париже…

- Хорошее стихотворение, Алиса. На восемь баллов. Правда? Почему молчишь?
- Согласна с тобой, Базилио. Очень хорошее начало, да и дальше тоже. Чувствовала, что надвигается что-то сильное, исконное, даже эпохальное. И что же? «Объехала Европу…» Всего-то! И ради этой поездки говорить о  том, что «она боялась четвергов и смерти»,  «что все умрут, кто раньше, кто попозже, не будет близких и знакомых просто, детей не будет…нет, не надо, боже»? Такое впечатление, что тебя жестоко обманули, подсунули не тот товар, что заказывала в начале. Три балла.
- Восемь и три – итого одиннадцать. Пополам – пять с половиной.
- Читай дальше, Базилио.
 


№ 8. Призрачный город
 

В городе несбывшегося  и сновидений,
Негремевших гроз и позапрошлых дождей,
Бродят по дорогам неприметные тени –
Силуэты нами позабытых людей.

Там стоит повсюду чёрно-белое лето,
Там цветы не пахнут и не радуют глаз,
Время от безделья составляет буклеты
Из ненужных слов и недосказанных фраз.

Всё так эфемерно, так прозрачно-непрочно!
Среди клятв забытых и истлевших страстей
Письма неотправленные учат построчно
Тени неродившихся когда-то детей.
 
Там хранятся призрачные воспоминанья,
Вызывают боль и  провоцируют  страх
Улицы, растянутые  по подсознанью,
Города, в который возвращаемся в снах.

- Алисочка, ты согласна со мной, что это стихотворение просто замечательное, воздушное: «Бродят по дорогам неприметные тени – силуэты нами позабытых людей»,  «время от безделья составляет буклеты из ненужных слов и недосказанных фраз», «Письма неотправленные учат построчно тени неродившихся когда-то детей», и особенно «улицы, растянутые  по подсознанью, города, в который возвращаемся в снах». И вообще атмосфера стихотворения добрая, ностальгическая. Ну прямо на десять баллов.
- Да, наверное, Базилио. Девять баллов.
- Десять и девять – итого девятнадцать. Пополам – девять с половиной.
- Поняла. Читай следующее.



№ 9. Привычный расчёт


                Мы поедем с тобою на А и на Б
                мимо цирка и речки, завернутой в медь,
                где на Трубной, вернее сказать, на Трубе,
                кто упал, кто пропал, кто остался сидеть...
                А.Ерёменко

Время мерно чеканит привычный расчёт:
кто упал, кто пропал, кто сдаёт, кто ведёт...
Время рубит с плеча, подставляет плечо
и лукаво влечёт в авантюры.

Рельсы, рельсы... И серые пролежни шпал...
Телефон, телеграф, Интернет и вокзал...
Пусть летящий вперёд паровоз опоздал -
на перроне стоит диктатура.

"А" упала – лишь только круги по воде,
"Б" пропала, а кто-то остался сидеть...
И на Трубной взахлёб воет ветер в Трубе,
будто с ветра содрали три шкуры.

Кто сидел на крыльце – нынче в третьем лице:
царь, царевич... С припиской "посмертно" в конце...
А по осени вновь Царскосельский лицей
объявляет набор штукатуров.

Вновь волнуется море на "раз" и на "два",
вновь в пучине безмолвия тонут слова...
Но в момент, когда с плахи летит голова,
замирает любая фигура.

Аты-баты... Мы шли, не считая солдат,
и, похоже, опять не заметил отряд,
что благими идеями теплится ад
под кипящим котлом политуры.

Кем ты был? Кем ты стал? Кто ты будешь таков?
Что посеешь на стыке железных веков?
Время глухо гремит кандалами замков,
прошлых замков измяв арматуру.

Нас ещё сосчитают: кто будет водить,
и кто будет сидеть на крыльце у воды,
кто пройдёт по воде, оставляя следы
невесомой строкой субкультуры...

Слышишь?..
Время чеканит привычный расчёт...

- Очень сильное стихотворение. «Время привычно чеканит расчёт», «и на Трубной взахлёб воет ветер в Трубе, будто с ветра содрали три шкуры». Прекрасно! Девять баллов!
- Не торопись, Базилио. Меня не убедили здесь, ни «диктатура», ни «политура», ни «субкультура». Зачем они здесь?
- Как зачем, Алиса? Для рифмы.
- Вот именно. Поэтому пять баллов.
- Девять и пять – всего четырнадцать. Пополам – семь.
- Читай следующее, Базилио.



№ 10. Жребий брошен


Проплывала равнина под оком орла.
Высыхали готовые фрески...
Жизнь топталась на месте, бежала, брела
И молилась на тоненький крестик.

Пограничье томилось предчувствием бед,
Как невеста в нетронутом платье.
Кто-то вслух уповал на бесплатный совет,
А в душе налегал на проклятья...

День отвешивал ночи глубокий поклон,
Марс на ломтики сердце разрезал.
На рассвете войска перейдут Рубикон...
Улыбается дремлющий Цезарь.

- Ух ты! Око орла, Рубикон, Цезарь, пограничье. Люблю эти гремучие слова! Романтика. За романтику – восемь баллов! Правда здорово, Алиса?
- Да уж… «Проплывала», «высыхали», «топталась», «молилась», «томилось», «отвешивал». Понятно: всё в прошлом. Воспоминаний бег… И вдруг – «перейдут». Ага, время переместилось в будущее. А потом: «улыбается». Так в прошлом всё это было, или происходит сейчас? Непонятно. Честно говоря, добила меня фраза: «Жизнь топталась на месте, бежала, брела и молилась на тоненький крестик». И это – во времена Цезаря?  Иисус ведь жил позже, и только в правление Тиберия стал известен тот самый крест, на который молилась жизнь.  Так что оценка четыре балла.
- Восемь и четыре – всего будет двенадцать. Пополам – шесть.
- Что там дальше, Базилио?   



№ 11. в этом городе


в этом городе снег фиолетовый,
он с утра выпадает по вторникам
исключительно, выпал и нет его.
он в любимчиках ходит у дворников.

фиолетовый снег, быстро тающий,
исчезает задолго до вечера.
в этом городе публика та ещё,
с ней, конечно, ему делать нечего.

потому что ей всё фиолетово
и, практически, всё ей без разницы,
а поскольку и снег цвета этого,
то она полагает – он дразнится.

да и небо всё время здесь хмурится,
и молчат телефонные линии.
этот город – сюжет для Кустурицы,
в нём снимать бы шедевры феллиневы.

бургомистр наследственный трепетно
здесь относится к метеорологам:
их прогнозы сверяются с дебетом,
не сойдутся – за шкирку и волоком.

вот поэтому снег лишь по вторникам,
а дождям разрешили по пятницам.
и по цвету осадки одобрены.
и ни шагу ступить, ни попятиться.

- Алиса, я в восторге! Город так и светится фиолетовым цветом. Разными его оттенками. «в этом городе публика та ещё, с ней, конечно, ему делать нечего. потому что ей всё фиолетово и, практически, всё ей без разницы, а поскольку и снег цвета этого, то она полагает – он дразнится». Две последние строфы – блеск! Десятьбаллов!
- Да, Базилио, хорошее стихотворение. Только для рифмы изменено «феллиниевы» на «феллиневы». Больше придраться не к чему. Восемь баллов.
- Десять и восемь – всего восемнадцать. Пополам – девять.
- Читай, Базилио…



№ 12. Нет смысла


                необъяснимо
                режутся вены
                не больно
                не стыдно
                от дурости жизни
                где новости дня
                татуированы

                Иероним Босх
                http://www.stihi.ru/avtor/dengneva


Нет смысла ни капли здесь – в мире холодных ветров.
Недаром в печали под ржавый мотив флюгеров
По улочкам старым тут носятся демоны зла,
Под звон стеклотары. И сажа, как прежде, бела.
И необъяснимо, как быстро все сходят с ума,
Вот с ретушью снимок – всё язвы, тюрьма да сума.
Граффити на стенах, икс, свастики жирный паук,
Надрезаны вены, что ж... – тоже хороший досуг.
И даже не больно, жить в муках гораздо страшней...
Есть право быть вольным там – в омуте чёрных теней,
За стенами плача убиться о край пустоты
Сто раз неудачник, хоть руки и совесть чисты...
И даже не стыдно в ночь спрятать охапку минут
От дурости жизни, от лжи непомерной Иуд.
Там жить невозможно, где новости дня, как набат,
и глянец обложек и демоны судьбы вершат
тех, что татуированы смертью.

- Очень ярким получился этот мир холодных ветров, ты не находишь, Алиса? Демоны зла особенно впечатлили, ещё язвы, тюрьма да сума, омут чёрных теней, свастики жирный паук. Девять баллов!
- Ты любишь ужасы, Базилио? Не знала. Я не сторонница нагнетания чернухи. К тому же не очень понятен странный оборот: «От дурости жизни, от лжи непомерной Иуд». Четыре балла.
- Девять и четыре – всего тринадцать баллов. Пополам – шесть с половиной.
- Давай подведём итоги, Базилио.
 
Стихотворение №1 – 5 баллов.
Стихотворение №2 – 4.5 балла.
Стихотворение №3 – 8.5 балла.
Стихотворение №4 – 8 баллов.
Стихотворение №5 – 7.5 балла
Стихотворение №6 – 10 баллов.
Стихотворение №7 – 5.5 балла.
Стихотворение №8 – 9.5 балла
Стихотворение №9 – 7 баллов.
Стихотворение №10 – 6 баллов.
Стихотворение №11 – 9 баллов.
Стихотворение №12 – 6.5 балла.
 
Теперь расставим по местам и выставим баллы согласно требованиям «Золотого Пегаса» (первое место 12 баллов, последнее – 1 балл):
 
Первое место - №6 – 12 баллов.
Второе место - №8 – 11 баллов.
Третье место - №11 – 10 баллов.
Четвёртое место - №3 – 9 баллов.
Пятое место - №4 – 8 баллов.
Шестое место - №5 – 7 баллов.
Седьмое место - №9 – 6 баллов.
Восьмое место - №12 – 5 баллов.
Девятое место - №10 – 4 балла.
Десятое место - №7 – 3 балла.
Одиннадцатое место - №1 – 2 балла.
Двенадцатое место - №2 – 1 балл.
 

Ну, вот и всё.
Не обижайтесь на нас с Базилио. Мы хорошие. Правда-правда.  ;-)