9 октября 2012 - интервью

Лёха Никонов: "Своими стихами я стараюсь понять, кто я"


О творчестве Лехи Никонова вы найдете много негативных отзывов. «Слишком много мата, слишком много грязи, слишком агрессивно». И с этим нельзя поспорить, потому что все это правда. Лёха Никонов интересен тем, что с предельной честностью характеризует и отображает наше время: с наркотой, барыгами и ужасом 90-х, тянущимся безвременьем "нулевых" и неясными очертаниями "десятых". Поэзия ли это? Искусство ли? Каждый решает сам.

После чтений и длительной автограф-сессии на творческом вечере в Челябинске Лёха делится со мной советом: «Если русский поэт скажет, что Пушкин - г*вно, или Бродский - г*вно, то всё с ним ясно, никакой это не поэт! Это самый лучший критерий». Я соглашаюсь, и мы переходим к разговору о пошлости Pussy Riot, безголосом роке, будущем русского репа, безразличии властей, и, конечно, о свободе.


- На твоих чтениях всегда бывает много молодых людей, чьи взгляды на жизнь либо только формируются, либо пока очень пластичны. Чувствуешь ли ты за них некую ответственность?

- Я понимаю, что есть такие ребята, но считаю, что моя роль в этом достаточно скоромная. На моём месте может быть вообще кто угодно. Я просто выражаю то, что я чувствую и делаю это достаточно искренне.


- Ты стал известен как поэт фактически без помощи Интернета. А как самовыражаться молодому поэту, если в сети масса таких же, как он?

- Вариант один - писать хорошие стихи. По известной формуле - количество рано или поздно перерастает в качество.


- Ну, вот ты пишешь про борьбу, а Вера Полозкова собирает залы куда больше...

- «Москву-петушки» тоже не слышали 20 лет. В то время была Белла Ахмадулина. Чем тебе не Вера Полозкова? Мне вообще кажется, что это её инкарнация.


- Твоё творчество часто призывно, лозунгово. Считаешь, что с помощью искусства реально возможно что-то сдвинуть? Что-то поменять в устоях, изменить что-то?

- Нет, конечно. Но оно может начать эти перемены. Творец вполне может стать неким толчком. Ничего серьёзного ожидать, конечно, не стоит, но первая «подача» всегда шла со стороны художников и поэтов, а только потом со стороны философов. Деятель искусства всегда формировали систему, которую брали на вооружение политики. Ведь и Первая, и Вторая мировые войны - всё это войны идеологий.


- Поэма «Медея» отличается от других твоих произведений. В чём особенность её стилистики?

- Вообще «Медея» - это сборник из трёх поэм. «Медея», «Магбет» и третья - о том, как я писал «Магбет» и «Медею». Вот и всё, не надо искать в ней какие-то аллегории, там всё достаточно чётко и просто. Я отказался от арго в сторону мифа и языка... не высокого, нет. Даже не высокого, а, скорее, народного.

Я отлично пойму реакцию своих современников, которые примут этот сборник так, как приняли «Нулевые»... Меня это, если честно, не волнует. Я от «Медеи» избавился. Она ещё не напечатана, но я её уже написал. Она мне не так интересна, как была интересна год назад, когда я не спал ночами и в результате свалился с воспалением троичного нерва.

Мне пришлось сжечь всю прозу, которая была в поэме, я уничтожил 80 стихов. Я серьёзно подошёл к тому, что хотел сказать в «Медее» на уровне мифа, хотя раньше я выражался языком улицы, и для меня это было непростым испытанием. Я, вспомнив Горация, который советовал писать книги, отложив их в долгий ящик, в «Медее» старался придерживаться этого правила. Не думаю, что это пошло ей во вред.


- А что может уберечь твои стихи от огня? Как ты понимаешь, что этот стих достоин жизни и того, чтобы его прочитали другие?

- Если в стихе есть больше, чем я пытался в него положить. И это «больше» не понимаю я сам. А если я это пойму через три года - то это достойный стих. Вот возьми стихотворение «Страна - это сразу все страны...», которое я написал в 2005 году и попробуй его подложить под ситуацию с Pussy Riot. Вот о чём я. Это значит - стихотворение работает, оно живое. Я не говорю, что все мои стихи таковы.


- Ты изменился как поэт и личность за последние 5-10 лет?

- Об этом я не могу судить. Мне кажется, можно взять мои стихи, учитывая, что я везде ставлю точную дату, и проследить какую-то эволюцию. Хотя я не верю в детерминизм в искусстве. Я сделал это в сборнике «Гербарий», никто не заметил. Но, если выстроить мои стихи и песни ПТВП в том порядке, в котором всё это было написано, то, возможно, кто-то обнаружит некий гипермелодичный текст, который ничем не уступает поискам обретённого времени, который и был продиктован эпохой.


- Ты говоришь о том, что тебя можно наблюдать как героя?

- Да, в каждом герое есть автор. Именно поэтому, когда автор пишет имена, мне это не понятно. Мне кажется, выдумывать в стихах имена и фамилии героям - это лицемерие. Потому что любой герой - это суть, моментное состояние автора.

Но в этом смысле я оторвался в поэме «Тримедин», где есть некоторый персонаж Глумов, в котором я пытался выразить то, что я думаю о романе-дневнике Гоголя и рассказать о своей любви к Венедикту Ерофееву. Думаю, вряд ли кто это заметил. Вся надежда на будущее.


- Ты можешь себе представить, что в недалеком будущем детям в школе будут задавать Леху Никонова?

- Вполне. Уже сейчас в институтах мои стихи читают на экзаменах. Я не из лести себе это говорю, а потому что мне это рассказывают. Я не думаю, что это хорошо. Есть поэты и получше: Родионов в частности, Рыжий, который достоин настолько глубоко изучения, насколько его был достоин Пушкин. Если Пушкин - это был ответ на Петровские реформы, то Борис Рыжий - это ответ на реформы Сталина. Это поэт, которого прислал нам Бог, чтобы мы знали, как писать, и как недалёк постмодернизм. Эта та новая классика, которая недоступна многим вообще. И это нужно осознавать с полной отчётливостью и относиться к этому достаточно серьёзно. Во всё времена говорили: «Где наши поэты, писатели?». Это было и при Достоевском, и при Толстом, и при Пушкине, и при Фете. Сейчас точно такая же ситуация. Всему своё время.

А то, что я очень сильно на виду - в этом я наследую футуристов.


- Если говорить о современной политике, об оппозиционных настроениях, то как ты это воспринимаешь?

- Считаю, что оппозиция - это тренд и это пройдёт через год. Мне неприятно об этом говорить. Я смотрю на этих людей - им нравился Путин 10 лет назад, 5 лет назад. Они ели из его кормушки, а теперь им он вдруг разонравился. Я почему-то им не верю.


- Ты говорил, что политизированность и социальность стихов и текстов ПТВП - это некая ширма. Как это понимать? Получается, нельзя всерьёз воспринимать твои политические тексты?

- Почему? Социальная позиция - это наша реальность. Не стоит воспринимать выводы, которые из этого делают недалекие слушатели, ранее видевшие под этим какое-то чудачество, а теперь увидевшие какой-то модный тренд, как... я не буду называть группы. Это для нас - часть реальности, потому что реальность стала социальной.

Я говорю о том, что я описываю. Я вижу митинги, нелегальные организации, которые растут как грибы. Я вижу то, что вокруг, и я пытаюсь об этом сказать.


- К Pussy Riot ты относишься прохладно, но вы вступились за них. Почему?

- Мы вступились за них, как и за Noise MC, к которому я отношусь не очень хорошо как к музыканту. Мы считаем это своим долгом. Этим мы поддерживаем анархическую солидарность не на словах, а на деле. Несмотря на это, само творчество Pussy Riot я считаю полной пошлятиной. Но за пошлятину не дают 2 года! А если бы за пошлятину давали 2 года, то уже половину графоманов можно было бы отправить в Сибирь.


- Как тебе недавнее дополнение к закону о защите детей от вредной информации?

- Да это фарс! Я читал одно из своих интервью, там написано «16+». Если бы мне было 15 лет, я бы сразу прочитал эту статью. Они делают нам рекламу. Бесплатно. Нам даже это льстит.


- Это можно понять с точки зрения логики?

- Сейчас я тебе объясню: я сначала думал, что у них там какие-то серьёзные планы, что они всё взвешивают, продумывают. Но однажды я увидел в Интернете глупую ерунду - фото кремля, под которым написано: «Нам Пох*й». И вдруг я понял, что вот она - политика нашего правительства. Нам пох*й. От всего их оберегает прослойка ментов, поэтому ментам разрешено делать всй, что захочется. По сути - это опричнина, опробованная как при Иване Грозном, так и при Петре I. Так было и при большевиках (вспомни комиссаров). Это всегда было в истории человечества, особенно - в России.

Помнишь, Калигула ввёл в сенат коня? Почему-то именно с этим я ассоциирую полёт Путина на дельтаплане.


- Готовится к выходу новый альбом ПТВП «Ультиматум», который выйдет 25 октября. Каким он будет?

- Если прошлый наш альбом был холодный, ночной, метафизический, то этот альбом я бы сравнил с утренней зарей. Он дневной, лозунговый, очень нигилистический. В нём одна только лирическая песня. Это довольно тяжёлый альбом.


- Что сейчас стало с рок-музыкой?

- С появлением Мумий Тролля из рока исчез голос улиц. Со времен брит-попа рокеры стали получать свои слабенькие дивиденды. Сейчас голос улиц можно услышать, но, по большей части, он идёт от хип-хопа. Я нисколько не страдаю от этого, я сам его слушаю. Другой вопрос, что русский хип-хоп пока находится в младенческом состоянии. Но я знаю, на что способен русский язык, и я вполне верю, что у русского хип-хопа большое будущее.


- А тебе эта музыка не кажется ограниченной? Никаких литературных аллюзий...

- Все разные! И всему своё время. Ты сам подумай, это пацаны из подвалов, какие аллюзии? Хотя я же тоже из подвала.


- Не кажется ли тебе, что быть художником слова сейчас не модно?

- Я так не считаю. В Европе - да. В России - нет, или, может быть, в меньшей степени. Мне 39 лет. Я в жизни не работал. Я просто пишу стихи. Значит - это реально.

Да у меня и не было других вариантов. Я во дворе начал читать Бодлера, потом всякие другие грязные стихи. И потом сам стал писать грязные стихи. Сначала не получалось, но постепенно, постепенно, постепенно... Сейчас я вообще отказался от грязи. Но это ненадолго.


- В чём заключается главная сила человека?

- Я фаталист. Греки говорили: либо ты идёшь за судьбой, либо она пинает тебя в жопу. Долг - и есть свобода.


- То есть определение долга - и есть сила?

- Да, конечно. Определяя долг, ты строишь структуру, в которой ты внутренне не ощущаешь принуждения. У тебя заканчиваются серьёзные депрессии. Я не хочу сказать, что ты живёшь в полной гармонии с собой, но, по крайней мере, ты можешь осознать, кто ты, если ты этого по-настоящему хочешь. Платон сказал, что философ будет счастлив, даже если его будут жечь на огне. Ерунда! Если тебя будут жечь, ты не будешь счастлив.

Мне кажется, что я своими стихами стараюсь не научить кого-то, но понять, кто я. Со всеми своими пороками, иногда выставлениями своего «я» и нескромностью, или сентиментальностью, или грубостью. Не скрывая ничего вообще. Я считаю, чем правдивее ты о себе говоришь, тем интереснее твой образ, потому что ты его не делаешь, а он строится сам по себе. И мне кажется, это единственный путь развития в поэзии. Но это моё мнение, ведь часто теория не совпадает с тем, что делали поэты. И это хорошо.

9 октября 2012