Двенадцатый

Я во сне притворяюсь, что верю в смешные нелепости,
говорю по-китайски и, может быть, даже по-божески.
Иногда забываю летать и учусь по земле ползти,
потому что  считаю, что жизнь – это вечные поиски.

Я во сне превращаюсь в бессмертие номер одиннадцать
и на дне пересохших колодцев скрываюсь от жаждущих.
А соседний, двенадцатый – номер в дешевой гостинице,
со скрипящей кроватью и вазой с ромашками... надо же!

За окном уже раннее утро зияет бессовестно,
как открытая рана на теле случайного зрителя,
превращая прямую улику в обилие косвенных,
за живое хватающих и оттого – омерзительных.

Простынёю прикрыто – как фирменный знак милосердия –
отскрипевшей кровати пустое, безликое капище.
Сотворив и не жизнь, и не смерть, а усталое среднее,
стынет corpus delicti,  пока ещё тёплый – пока ещё.

Сквозь бесчувственность губ прорывается криком дурацкое:
я не здесь, я во сне! отпусти меня – слышишь, любимая?
Этот номер задрипанный – лишняя ассоциация,
слышишь? хлопают зрители дверью за нашими спинами

так, что падают стены и рушатся нормы по карточкам,
и плывут пароходы «Уют» и «Свобода для чайников».
Мне пора просыпаться – но слава сидящим на корточках
посреди представления миру его окончания.