Гадость

Мы вечно противимся мерзости и видим в ней только проблему,
Под стать лишь слепому художнику ей начертать эмблему.
И ткнувшись макушкой в глину ощипанным страусом эму
Охота предаться забвению заткнувшись на эту тему.
Гадость- исподнее жизни. Ходить с неприкрытым срамом
Было бы крайне полезно тем кавалерам и дамам,
Что нехотя льнут к целомудрию, как взрослые дети к мамам.

И даже в теплицах прогресса цветёт, как сорняк, первобытность.
Для будущего поколения- обидная безобидность,
В мирах интернета про это гласят- «капитан очевидность»,
Хотя даже страстную самку под старость настигнет фригидность
И станет она морщинистой, горбатой, брюзжащей старушкой,
Которой не посочувствует ни стайка детей, ни подушка.
Пронафталиненым гробом станет её избушка.

Подросток не даст волю здравию- собравши в плевок слюну
Он пламя раздора затушит со смаком харкнув в тишину.
Небось ожидал, что кто-нибудь объявит ему войну
Или предложит, от жалости, собственную жену.
Призрак стада ответил бы: «Дурень, чудес не бывает!»
Маслом на сковородке чувство брезгливости тает,
А оболочка реальности в синюю высь улетает

Зародышем солипсизма- порок от приверженцев дьявола.
Прямая умиротворения скручена, как парабола,
Но масса приматов империи отраву на блюдечке схавала
Нисколечко не врубившись в проигрыш. Данная фабула
Не увенчается свадьбой, победами, хэппи-эндом.
Адекватный творец повесился унюхавшись клеем «моментом»,
А нет- так попал в Шепетуху(*) пожизненным пациентом.

Такая вот, брат, зараза! Близ дома горела свалка
Воняя букетом отходов. Прокуренная коммуналка
Встречала проснувшихся жителей- так лейка встречает фиалку.
Окурок найдя в грязной пепельнице щелкает зажигалка:
Две-три циничных затяжки и кружка воды из под крана.
Действительность вечной России не терпит самообмана
И тянется бытовухой к романам Томаса Манна

Или Хемингуэя. Никто не читал их обоих,
Но пыльный портрет Достоевского на пожелтевших обоях
Имеют достаточно многие в обжитых веками покоях,
А численность спившихся гениев равна общей сумме изгоев:
Чем больше твориться в подполье, тем меньше даруется света
И трудно порой разграничить адепта от силуэта,
Поскольку всё больше поклонников нейтрального чёрного цвета.

Улыбки их безобразны и губы в узорах трещин.
Повальная одинаковость зажатых мужчин и женщин
Здесь зиждется на отвращении- так школьник боится затрещин
В сердцах презирая учителя встречаясь со взором зловещим
«Излюбленного педагога», что машет секирой указки.
Дошкольники боготворили  войнушки и страшные сказки
Спалив на кострах альбомы, фломастеры и раскраски.

У чёрных котов и кошек хрустят на зубах мышата,
А люди имеют право на купленного адвоката,
Дабы в своём подсознании забыть о понятье «расплата»,
Но вспомнить о значимой разнице купюры, рубля и карата.
Стоит же вспомнить о чести- скребёт тошнота по горлу,
Что настигает путника идущего сутками в гору.
В квадрат возводя абсурдность, читая Коран или Тору,

Приятно сидеть в мягком кресле ругаясь на отпрысков власти
И глядя в вечерние «Новости» цедить из них стасти-мордасти.
Вдруг в гости придет ФСБшник и скажет с порога: «Здрасьте!»,-
Придется молить Всевышних за тем, чтоб уйти от напасти
Навязчивой липкой идеи- в желудке похолодело.
В помойном ведре под раковиной протухшим обедом смердело.
Текут мутно-желтые слюни, в пустой голове загудело,

Вспотели от страха подмышки и в брюхе скребёт наждачкой.
Тревога размеренно зреет пульсирующей болячкой
И вспыльчивое отвращение липнет безвкусной жвачкой,
Как голод таёжного мишки не евшего перед спячкой.
Хвала тебе, гадкая гадость- эстетика без косметики!
Внучка фольклорных изысков и дочка подвальной патетики
Чуждая русской классики, грамматики и арифметики.

В твоих производных и крайностях много саднящих изъянов,
Которые многие годы тиранил профессор Жданов.
Ты- перхоть на шевелюре, ты- мелочь на дне карманов,
Ты та, на кого молился нищий душою Иванов
Из пьесы Антона Чехова. Ты- брань на устах ребёнка   
Познавшего нравы взрослых. Засасывает воронка
Бездарности и позора в подземную чернь. Кинопленка

Фиксирует, время от времени, развитие заданной формы:
Сорокинские персонажи наевшись советской «нормы»
Довольствуются подачей метафоры данной реформы.
В отталкивающем облачении коричневой униформы
Витает клочком газеты облаянный дух негатива
С сущностью использованного и рваного презерватива…
Больше добавить нечего. Жизнь без тебя красива…