Душа без грима

О любви, о себе, о судьбе

*    *    *
Горит душа невысказанной болью.
Болит она неведомо о чём.
И я опять себе на рану солью:
Любовь?
        Да нет, она тут не при чём.

Горит душа невысказанным словом.
Печаль не выльешь книжке записной.
Не снять с души железные оковы
Одной удачно сделанной строкой.

Горит душа, давно болит, без срока.
С тревогой жду закатный час опять.
О, как ей грустно, как ей одиноко…
А так хотелось целый мир объять.
      
У моста, над синей речкой
У моста, над синей речкой,
Где горбатились перила,
Так смеялась я беспечно,
Так счастливо говорила,
Что подслушали берёзы
И воде шепнули быстрой,
Подхватили эхо грозы
Да раскатом голосистым
Про твои, мои секреты,
Про слова любви друг другу
Разболтали всему свету,
Разнесли на всю округу.
И теперь ползучей змейкой,
Шепотком да наговором –
По плетням да по скамейкам,
Да по вольному простору.
И теперь над речкой этой,
Где горбатились перила,
Вдруг звезда перед рассветом
Луч последний уронила.

*      *      *
Стынут сердца наши. Холодно, Холодно.
Стынет душа на слепом перепутье.
Мы ведь с тобою не так уж и молоды,
Чтоб беспросветно так в жизни напутать.

Вот и развилка дорог. Время выбора:
Вместе идти или в разные стороны?
Жизнь, как игра. Но никто в ней не выиграл,
А над развилкою каркают вороны…

*      *      *
Нанизываю бисер на нитку,
Считаю минувшие дни
И их золотые огни
Я бисерной ниткою вытку.

И будто бы снова увижу
Весны своей радостный бред,
Когда свою тысячу бед
Не чувствую и не предвижу.

Нанизываю бисер и верю                1
Желанной и светлой поре,
Когда вдруг капель в январе
И в счастье распахнуты двери.

Не всё – кое-что мне итожить
Уже, вероятно, пора.
Бессонница вновь до утра
И мучит меня, и тревожит.

Предвестницей стужи стучится
Озябшая ветка в окно.
Да, в тридцать мы молоды, но
Во сне не летаем мы в тридцать.

…А я бисер тот не считала,
Безумная, сыпала зря,
Но белая нить января
Минуты и дни подбирала.

*      *      *
Измучилась, запуталась, устала.
Перешагнуть за рамки не смогла.
А сладкой лжи я верить перестала,
Хотя и правды не приобрела.

А надо бы грешить напропалую
И, в добродетель грех свой возведя,
Не отводить бы взгляд при поцелуе
И слёз не прятать в шорохи дождя.

…Войдёшь в мой дом. Тебе открою двери.
Зашепчут губы что-то невпопад.
Обманутой быть горько. Но поверь мне:
Обманщицей быть горше во сто крат.

*      *      *
Будет долгая осень.
            И самый последний
Парашютиком лист
            прикоснётся к земле.
И наступит рассвет,
            молчаливый и бледный,
И завьюжит пути,
            как в слепом феврале.
Лист последний возьму
            осторожно рукою
И пройдусь ещё раз
            средь озябших берёз.
В этот день я уйду
            в мир, что полон покоя,
В мир, что полон любви
            и не ведает слёз.
И легко на душе.
           Я пред новым порогом.
Я сейчас прикоснусь
           к этой вечной весне.
Я, земная, грешна,
           я не верила в Бога.
Помолись за меня.
           Помолись обо мне.

Музыка
Сорвалась нота с поднебесья
И всколыхнула гладь ручья.
И зазвенела светлой песней
Хрустальной чистоты печаль

И в звуках нежного кларнета
Она рождалась вновь и вновь,
В глубинах душ тревожа где-то
Весну и радость, и любовь.

И замирала виновато,
И чутко таяла вдали,
Там, где румянились закаты,
Там, где подснежники цвели.

*      *      *
Вечер в окна – чёрной шторой,
Месяц – долькой апельсина.
Ты не жги цыганским взором,
Не знакомый мне мужчина.

Эти взгляды – болью в сердце.
Ах, берёшь ты слишком круто.
Мне от глаз твоих согреться
Суждено лишь на минуту.

И поэтому не надо
Развевать мою кручину.
И не жги цыганским взглядом
Ты меня, чужой мужчина.

Чёрный чуб на палец крутишь,
Апельсином вечер дразнит…
Ой, не зря ль с огнём ты шутишь,
Черноусый, черноглазый?

Не зови меня украдкой
Прогуляться к речке Торе…
Напишу стихи в тетрадке
О твоём цыганском взоре.

*      *      *
Ты спросил:
- Полетим в небеса?
Я кивнула в ответ:
- Полетели!
Нам с тобой застилали глаза
Белых яблонь, черёмух метели.
А когда взобрались в облака,
Мы купались в их розовой пене,
И дурманил нас издалека
Сладкий запах весенней сирени.
- Полетаем ещё? –
Ты спросил.
И в ответ засмеялась я:
- Можно.
Только выше лететь не проси.
Выше счастья взлететь невозможно!

У ручья
Вы помните? Мы были у ручья,
Палящий зной кружил над головою.
Вы мне шепнули ласково: «Моя»,
И молча я склонилась над водою.                2

И уходила из-под ног земля,
Забыт был нами хмурый день вчерашний.
И, зачерпнув пригоршню хрусталя,
Я поднесла к губам горячим Вашим.

Ручья прохлада и горячность тел,
Порыв сердец неистовый и страстный.
И дифирамбом соловей воспел
Безумство чувств высоких и прекрасных.

А солнца диск на запад уходил,
Сменяла зной врачующая свежесть.
И было удержать нам выше сил
Через края пролившуюся нежность.

Рябиновый компот
…И пришёл он вечером.
Шёпотом таинственным
Звал женой невенчанной,
Звал своей единственной.

Ах, какой безумною,
Жаркою и смелою
Ночь была безлунная,
Ласковая, белая.

На двоих в бокал лила
Я компот рябиновый,
А в окно, струясь, текла
Песня соловьиная.

Было счастье не в словах –
Тайное, украдкою –
Ощущалось на губах
Влагой терпко-сладкою.

Мы прощались зорькою,
Он сказал: «Любимая,
Сладкая и горькая,
Как компот рябиновый».

Пусть плетёт молва узор –
Испугались разве мы?
И рябину с этих пор
Запасаем на зиму.

Бабье лето
Светлыми вешними красками
Вечно природе не тешиться.
Осени будут с ненастьями,
Зимы с буранами снежными.

Только меж вёснами, зимами –
Буйство цветения летнего,
Ночи с туманами синими,
Яркие зори рассветные.

Осень – пора увядания,
Только с удвоенной силою
Август ещё на прощание
Вдруг полыхнёт георгинами.

Время пришло. Загораются
Красные, густо-бордовые.
Вот и цветут, не склоняются
Головы эти бедовые.

Вызовом зимнему холоду –
Словно не знают опасности –
Молоды, молоды, молоды!
Яркие, сочные, страстные.

И в сентябре, среди инея,
И под октябрьской порошею
Смотрят глазами счастливыми
Астры, ещё не замёрзшие.

Ими недаром любуются,
А не сочувствуют: «Бедные!»
Поздним цветеньем красуются,
Поздней любовью – последнею.

Что ж так грустится о юности:
Жаль ли невечность подснежников?
Жаль ли былой неразумности?
Иль нерастраченной нежности?

Сердце тревогою мается.
Поровну грусти и радости –
Вот что от лета останется
Женщинам
             в возрасте августа.

Женщина у зеркала
В зеркало взгляд нечаянный –
В сердце толчок отчаянный:
Губы эти сливались с чьими?
Чьё они повторяли имя?
В общем, не так уже молода.
Но ничего ещё. Не беда.
Взгляд усталый? Так это время.
Всё тяжелей нести его бремя.
Но есть и румянец ещё пока,
И поступь довольно ещё легка.
И руки… Чьи-то ласкали волосы
Чернее смоли, светлее колоса?
Ещё им нежности не занимать.
В зеркало взгляд опять.
                Опять
Всё вспоминать мучительно:
Простительно? Непростительно?
Что-то было хорошее…
Ах, да,
           это –
                прошлое.

*      *      *
Убрала цветы с салфетками.
Стало пусто. Дверь захлопнула.
Лишь о чём-то ветер с ветками
Разговор ведёт за окнами.

Что-то сердце подсказало Вам,
Вы пришли, дела забросили:
Так ли это? Показалось ли –                3
Средь весны запахло осенью.

Просто я, собравшись с силами,
Стала верить лишь в реальное.
Я сама трудилась, милый мой,
Над доской мемориальною.

Вы прочтёте, что-то вспомните.
Буквы в ряд идут размеренно:
«Без прописки в этой комнате
Проживало счастье. Временно».

О королевах
Лишь допустишь в глаза чертовщинку,
Юбку чуть покороче – и слева
Раздаётся с восторгом: «Картинка!»
Справа слышится вздох: «Королева!»

Королева? Так значит, держись ты,
Чтоб в бровях не заметить излома,
Что устала, замотана жизнью,
Что проблемы на службе и дома.

Королевы нужны  вам? Так что же!
Королева, конечно, сумеет
Так пройтись, чтобы встречный прохожий
Обернулся до коликов в шее,

Так пройтись, чтоб проехавший рядом
С исступленьем нажал на педали,
Чтоб от взгляда – всего только взгляда! –
Тормоза восхищённо визжали!

По плечу нам задача такая:
Даже в хлев загоняя корову,
Даже тяжкие сумки таская,
Королевой быть снова и снова.

Бесконечною этой игрою
Тешить вас? Ах, мужчины, мужчин-ки!
Где ж вам знать: со слезами порою
Те глаза, что сейчас с чертовщинкой.

*      *      *
В рваное облако солнце нырнуло.
Что удивляться? Октябрь переменчив.
Памятью прошлого вновь захлестнуло:
Встречи – прощанья, прощанья и встречи.

Сбросил на землю октябрь позолоту.
Я Вас не видела целую осень.
Вы не спешите на встречу, и что-то
Больше не радует яркая просинь.

Больше не радует солнечным всплеском.
Знаю, что скоро уже заметелит.
Я ухожу по пустым перелескам,
Я Вам прощально машу из апреля.

*      *      *
Ну что же, вот он и окончен,
Ещё не начатый роман.
Немного жаль. Но только, впрочем,
Я не виню Вас за обман.

За оттепель в душе – спасибо,
За то, что родились стихи.
Мы оба с Вами правы, ибо
Сердца безмолвны и глухи.

Лишь иногда в ночную пору,
Когда бессонниц череда,
Мне жаль, что этим сладким вздором
Не заболею никогда.

*     *     *
Между рамами бабочка бьется –
Никуда не пускает стекло.
А за лесом усталое солнце
Покатилось с горы под уклон.

Вспыхнут окна багровым закатом,
Черной шторой опустится ночь.
Разве бабочка та виновата,
Что не может ее превозмочь?

Неужели вот так – до метелей?
Крыльев след на холодном снегу.
…Это я от  тебя улетела,
А на волю еще не могу.

*     *     *
Пусто. И не о чем сердцу тревожиться.
Жаркое лето под горку укатится,
Осень пройдется раскрашенной модницей –
Желтого шелка летящее платьице.

Вспомню без трепета встречи весенние:
Было – да сплыло, исчезло, растаяло.
Прошлого счастья промчатся видения,
Как облака белопенными стаями.

Горькие думы роятся и множатся,
Сколько всего в них назойливо-лишнего.
Пусто. И не о чем сердцу тревожиться,
Не о чем плакать ему, разлюбившему.

Прощание.
Утекла, как тихая вода,
Незаметно, медленно, спокойно.
Грустных глаз застывшая слюда
Расплеснется слабо и не больно.

Так ушла любовь – вода в песок –
Не было вселенских катаклизмов.
… Впрочем, не давала я зарок,
Не твердила то, что «больше жизни» …

А стихи? На то они стихи,
Тем они и ценны, вероятно :
Чувства, добродетели, грехи, -
Только всё умножено стократно.

Утекла, исчезла, отплыла.
Чуть видна вдали, как белый парус.
Хорошо, что все ж она была,                4
И ничуть не жаль, что не осталась …

*     *     *
Тапочки мужские из прихожей
Убрала.
И новенький сервиз
Снова в шкаф поставила.
Похоже,
Победила я судьбы каприз.
Ни к чему безвольно, онемело
Мне встречать то радость,
то беду.
Вот и всё.
Как будто отболело.
Вот и всё.
Я никого не жду.

Легенда о Синей Птице
Щёки алели. Косыночку комкая,
Тихо явилась Любовь.
В ситцевом платьице, хрупкая, тонкая,
Встала на чашу весов.

Вот подошёл, и на чашу другую он
Бросил карьеру свою.
«Что же, - сказал он, - пожалуй, подумаю,
То ли я счастье кую».

Шёл и другой к ней дорогой неторною –
Вспенилась счастья волна.
Но своенравная, глупая, вздорная
Перетянула … жена.

Третий, так вовсе он Змия Зелёного
В противовес усадил.
Ясно вполне: у такого «влюблённого»
Биться с ним не было сил.

Очи потухли. Косыночку комкая,
Горько вздохнула Любовь.
В ситцевом платьице, хрупкая, тонкая,
Молча шагнула с весов.

Было достаточно слабого, нежного,
Легкого взмаха руки –
Птицей вспорхнула над водами вешними
Бурно бегущей реки.

И улетела, ранимая, чуткая,
В синюю-синюю даль.
Что же сейчас вашу душу опутала
Вдруг паутиной печаль?

Если бы снова ту птицу увидели,
Вслед бы рванулись за ней.
Синюю Птицу когда-то обидели –
Не назовёте своей.

О самодостаточности
Самодостаточность – модное слово,
И своего одиночества плен
Словом таким приукрасить готовы
И маскируем свой жизненный крен.

Самодостаточной женщине проще:
Жизни хозяйка, судьбы госпожа.
Что же порой улыбаемся горше,
Что ж от себя мы хотим убежать?

Узы не держат, не тянут оковы.
Это ль не счастье? Свобода – мечта.
Самодостаточна. Модное слово
Горькою складкой застыло у рта.

*     *     *
Шагну из прошлых бед в слепое завтра,
Где неизвестность: хуже или лучше?
Среди снегов октябрьских стынут астры.
Не их ли разделить придется участь?

Из прошлого, как маленького платья,
Что стало коротко и тесновато,
Не вышагнешь. И вот по счету платим
За то, в чём не всегда мы виноваты.

Шагнуть из прошлых бед – смешна затея.
И в будущее – шлейф ошибок прежних.
И стынут астры. Как я их согрею?
Спасёт ли их утраченная нежность?

Прохожий
Не ты. Другой.
И чуточку моложе.
Но так похож …
Но так! .. Что боже мой!
Что, бросив взгляд,
как от удара, съёжусь,
И вслед рванусь,
как будто за тобой.
Нет, не рванусь.
На миг оцепенею.
Остановлюсь:
не надо, не беги!
Осеннюю промокшую аллею
Совсем чужие
меряют шаги.
А если б и твои? –
не нужно тоже.
Воды с тех пор немало утекло.
Чужой.
Прохожий,
на тебя похожий,
Проходит мимо.
…Впрочем,
всё прошло.

Сугробы из детства
В воспоминаньях не сотрется,
Что было с детских давних пор:
Путь к школе – поле да болотце,
Через деревню – и в угор.

Зимой кудлатые метели
Тропинки путали, как сеть.
Я, третьеклашка, еле-еле
Тот путь пыталась одолеть.                5
Казалось, что была напрасной
Мечта, случилось чудо чтоб…
Большой и взрослый восьмиклассник
Вдруг перенёс через сугроб.
На твёрдый путь помог мне выйти,
А я (с воробушком в душе)
Вместо: «Спасибо» - «Извините»…
И – покраснела до ушей.

Весной капели пели звонко.
Студент, серьёзней и взрослей,
Мне, восьмикласснице-девчонке,
Поведал о любви своей.
Сугробы вспомнились из детства.
Не третьеклашка я уже,
Но лишена была кокетства
И – покраснела до ушей.

Мелькнёт порой сквозь дни и ночи
Тот безмятежно-ясный свет.
…А у меня – две взрослых дочки.
Он, говорят, три года – дед.

Студенчество
Всё течёт. Но памяти прожектор
Высветит внезапно издалёка:
Парк, качели, незнакомый НЕКТО.
И летит вдогонку ветер лёгкий.

Он в плену сложений и делений,
Я в плену глаголов и причастий.
Помнится, представился: «Евгений».
Рассмеялась: «Не Онегин, часом?»

Кто из нас своих конспектов узник?
Чья премьеры этой режиссура?
Он, конечно, взрослый – пятикурсник.
Я –  (смешное слово!) абитура.

Всё течёт: минуты, километры.
Где-то вдалеке сияет еле:
Восемнадцать. Волосы по ветру.
И взлетают двое на качелях.

Друзьям-поэтам из юности
Воспоминание: Виктор, Володя –
оба из юности, оба поэты.
Один был всегда одет по моде,
ещё и художником был при этом.

Другой, с нечесаной шевелюрой, 
экспромты свои, как это ни странно
(такая у парня была натура),
любил на салфетках писать ресторанных.

Володя и Виктор.  Пути-дороги
нас разминули.  Не знаю, где вы.
Были в меня влюблены немного
оба. Витя звал королевой.

Владимир и Виктор.  Друзья-поэты.
Обоим было по двадцать восемь.
А мне восемнадцать. В мои рассветы
их возраст казался почти как осень.

Не сохранились набросок меткий
(узнала себя в нём я, между прочим),
из недорогого кафе салфетка –
признание в стихотворных строчках.

Не принимала всерьёз, простите,
в свою весну.  Но ушло и лето.
 Где вы сейчас, Володя, Витя,
из юности давней друзья-поэты?

Однажды в городе
В троллейбусной давке так осторожно
Держал он в руках хризантем букет,
И на расстоянии видеть можно,
Какой глаза излучали свет.

Мы вышли с ним на одной остановке,
Нырнув в большую толпу человечью.
Вдруг вижу: стал его шаг неловким
И как-то ссутулились сразу плечи.

И вот опущен букет, как веник,
На миг шагов замолкают звуки,
И в урну летит букет мгновенно,
Как будто жгут хризантемы руки.

Не знаю, какая случилась драма,
Что выловил взгляд из толпы народа.
А он всё шагал и шагал упрямо
По площади, как по реке без брода.

На улице было промозгло, сыро.
А мне хотелось, догнав, повинно
Тронуть рукав: «За всех женщин мира
Простите, простите меня, мужчина».

*     *     *
Это правда, что снова упали снега?
Я прихода зимы не успела заметить.
Мне печаль этих белых снегов дорога,
Как и память недавно ушедшего лета.

Мы услышим ещё соловьиную трель,
И черемухи цвет на крыльцо моё ляжет.
Листопада пора и апреля капель –
Повторится ещё это все не однажды.

Это правда, что снова хозяйкой зима
Воцарилась в безмолвии спящей природы?
Просто я не успела заметить сама,
Что мелькают, как дни, скоротечные годы.

*      *      *
Не радует зеркало. Не пустяки:
Не двадцать, и даже не тридцать.
Но все же хочу я ему вопреки
С собою – другой – примириться.

Не радует зеркало. Что ж, се ля ви.
Но важно не это – иное:
Почувствовать снова бурленье в крови,              6
Проснуться (пусть поздней!) весною.

Иду - улыбаюсь. И щеки горят.
Я сердцем весну ощущаю.
Проходит мужчина. И чувствую взгляд.
А зеркало? Бог с ним, прощаю.

* * *
Скован рот немотой.
Я не крикну во тьму,
Чтоб вернуть убежавшее эхо.
Не прельщаюсь мечтой
И с земли подниму
Лишь осколки разбитого смеха.

Руки скованы льдом.
Я и вся изо льда,
Тяжелеют от снега ресницы.
Что сейчас, что потом –
Утечёт в никуда,
Чтобы только во сне возвратиться.

Не зову, не кричу,
Не шепчу: «Подожди»,
Не пытаюсь разбитое склеить.
Мне зима по плечу,
Но встречая дожди,
Вдруг почувствую: стало теплее.

* * *
В свой август я тебя не позову.
Уйду одна в осеннее ненастье,
И лишь поманит призрачное счастье,
Дохнёт седым морозом наяву.
В свой август я тебя не позову.

Я пролистаю  прошлый календарь.
В зените было лето – и довольно.
Ты враг оков, тебе дарую волю.
А от костров погасших только гарь.
Я пролистаю  прошлый календарь.

В свой август я тебя не позову.
Уйду одна. Услышав шорох листьев,
Прощаясь и прощая, улыбнись мне
В последнее июля рандеву.
В свой август я тебя не позову.

Прошлогодняя метель
Вы больше не подходите ко мне,
Чтоб вновь на мой отказ не натолкнуться.
Вы правы в этом. Вас пойму вполне.
Пути у нас, я знаю, не сойдутся,

Два параллельных правильных пути –
Им пересечься где-то во Вселенной,
А по земле лишь рядом нам идти,
Не вместе, только рядом, к сожаленью.

А может, зря ответила я  «нет»,
И дело вовсе здесь не в параллелях?
Какой-то робкий зажигаю свет
И чей-то вижу след среди метелей.

Вы правы, что могли держать в узде
Поток внезапно хлынувшего чувства.
Но как жестоки «никогда», «нигде»,
Как просто слово «нет» и безыскусно.

И что ж зимою грезить о весне?
Внезапные капели не прольются.
Вы больше не подходите ко мне,
Чтоб вновь на мой отказ не натолкнуться.

Но, боже мой, когда б вернуть назад
Ночь прошлогодней взбалмошной метели,
Я, как и прежде, не сказала б «да»,
И как сейчас, потом опять жалела.

Доктор
Мой милый доктор, Вы меня простите,
За то, что «милый» говорю и «мой».
Слова простые среди слов избитых
Мне, впрочем, грустно говорить самой.

Но мысль мелькнёт порой
                вполне безгрешно:
Вы молоды и, может быть, ничей,
Вот только видеть в пациентках женщин
Не позволяет этика врачей.

Когда меня штормило и качало.
Когда не знала, я или не я,
Сквозь полубред наркозный услыхала:
«Ну, потерпите, милая моя»

И чувствовала добрых рук защиту,
И знала то, что Вы сейчас со мной.
Вот потому поймите и простите
За то, что говорю Вам «милый мой».

Во время операции
Забытьё. Но врываются звуки,
И в короткий осознанный миг
Ощущаются сильные руки
И таю в себе замерший крик.

Потолок, словно белая птица,
На губах своих чувствую соль.
Вы мой доктор.
               И странно влюбиться
В этот миг, где надежда и боль.

В ясной памяти самокритично
Мысль обрежу свою: «Не судьба»,
Но завидую я медсестричке,
Пот стирающей с Вашего лба.

Дождь в конце лета
Дождь сшивает прозрачною нитью
Небо с землёю, с тучами травы.
Может, чувствую я по наитию:
Были с тобой мы оба не правы.
Дождь запутал дорожки в аллее,
Переметая лист облетевший.
Впрочем, об этом я не жалею:                7
Быть для кого-то лучшей из женщин
Даже на время – счастье не это ль?
Вволюшку счастьем этим напиться…
Тает хмельное, жадное лето,
Дождь размывает в осень границу.

*     *     *
Будет осень.
                Будет звездопад.
И ладони ты подставишь звёздам.
На удачу или невпопад
Загадай желание
                – не поздно.

Золотом пылали сентябри,
Дождь играл на флейте и на альте.
Вот она летит.
                Летит, смотри!
… Мимо рук,
                сквозь пальцы
                … На асфальте.!

И замрёт в устах немой вопрос.
Выйдет дворник заспанный с рассветом.
Веником в совок –
                осколки звёзд.
             … Как же это?!

Выбор
Душу смятенье,
               сомнение гложет.
Это, видать,
                неспроста.
Новое чаять?
                Былое итожить?
Мысли –
                сует суета.

Поезд несётся.
             Рассвет ещё бледен.
Ветра
              прерывистый стон.
Может быть, стоит
          с секундой последней
Прыгнуть
                в последний
                вагон?!

Сумрак
Снег лиловый, снег лиловый
Да размашистые тени,
Недосказанное слово,
Первый лёд моих сомнений.
Зимний сумрак, сумрак синий,
Непричёсанные кроны.
Солнце цвета апельсина
В этих кронах утомлённо
Задремало и скатилось
Тихо-тихо к горизонту.
Я не знаю, что случилось:
Не хочу прийти я в сон твой.
В сон и в явь. Без объяснений.
И не спрашивай, не нужно.
Голубые пали тени,
Снег над нами кружит, кружит…

Я сама
Ты хотел, чтобы я – как второе «ты»,
Только я – это «я сама».
Не сумел, как ни строил, свести мосты
И свести не сумел с ума.

Нет, твоим отражением мне не быть
И след в след за тобою мне не ступать.
Одинокой рябиною легче стыть,
Чем, в тебе растворившись, себя терять.

Может, тысячу раз будешь прав ты, но
Не войду в твои терема
И в воздушные замки из прежних снов.
Я не эхо, не отзвук твой – я сама!

*         *         *
Шла женщина по мартовской метели.
Непредсказуем был нелёгкий путь.
А ветры так по-зимнему свистели,
И трудно по сумётам шаг шагнуть.

Вечерней мглой, метелью оголтелой
Куда бредёт? Что ждёт в конце пути?
Оправдана ли чем-то эта смелость7
Что жаждет так отчаянно найти?

Казалось бы, зимы промчались сроки,
Да вот – остановилась на бегу.
А женщина, не ведая дороги,
Шла в никуда сквозь ярую пургу.

Вдруг ветер стих
                внезапно, как начался,
И глянула в прогалы туч луна.
… Мужчина встречный шёл и улыбался
Той женщине по имени Весна.

*   *   *
Сыграй мне, шарманщик
Шарманщик, сыграй мне
                на старой шарманке.
Я музыки раньше не слышала этой.
Узнать бы и мне,
                почему как приманка
Была для влюблённых она и поэтов.

Сыграй мне, шарманщик.
                Пусть музыка льётся.
А я попытаюсь узнать, почему же
То плачет она, то поёт, то смеётся,
Печалью и радостью головы кружит.

Сыграй мне, шарманщик,
                И звуки случайно
Зажгутся улыбкой, прольются слезою,
Тихонько шепнут сокровенную тайну
И душу омоют чистейшей росою.

Любовный напев –
                он шалун и обманщик.                8
Нельзя угадать, что за этим случится.
И всё же сыграй
                свою песню, шарманщик,
Дай пламенным строкам
                из сердца пробиться.

Осенние свидания
У осени запах зелёного яблока,
У осени платье из пёстрого ситца,
Глаза голубые дождями заплаканы,
И ярким нарядам не долго носиться.

У поздней любви так свидания трепетны,
И ценишь не годы – секунды, мгновения,
Которые ярче, полнее тех ветреных,
Беспечно-весёлых свиданий весенних.

Едва ль познаётся, пока ещё молоды:
У осени ветры, зовущие в зиму.
Становится в осень дороже, чем золото,
Негромкое это «родная», «любимый».