Коряги чернеют на дне, как ковриги

(Детская подборка.)

*  *  *

Там даль светла и высь бездонна!
Там, на неведомых холмах,
Спит белина, как примадонна,
Чертополох, как падишах.

Там – чудеса! Там белым лебедем
Плывёт июнь под иней ив.
Там травы всё ещё не ведают
О том, что мир несправедлив.

*  *  *

Коряги
чернеют на дне,
как ковриги.
Лиловые ели (ловлю голавлей!)
Течёт вдоль забора,
за старенькой ригой
речушка
с названьем смешным:
Воробей.

С повадкою важной,
с течением чинным,
под ряской – зелёной
и жёлтой – века -
под всячиной всякой –
древесной, бузинной
воздушные замки плывут –
облака.

Сквозь омуты-годы,
сквозь заводи сердца,
сквозь омуты памяти
в заводи сна
плывут... А под ними
глазастое детство
сестрицей Алёнушкой
смотрит со дна.

*  *  *

Наконец-то я дома - на Неаполе Скифском.
Где горячие травы и ветер полынный.
Где знакомые звёзды застыли так низко,
что касаются кожи - на скалах - змеиной.

Наконец-то я дома. В одиночестве ночи.
В одиночестве (Свыше? В космической нише?)
...из опальной полыни сплетаю веночек,
из бессмертников, головы долу склонивших.

    ...опальные травы цветами цветут запоздалыми,
       но силу таят - не отвергни её, не отринь!
       Слагая стихи, собираю под светлыми скалами
       целебные травы в июле - чабрец и полынь.

       Ни горечи в мыслях, ни страха тоски, ни отчаянья.
       Так тихо на сердце, как будто на сердце легли
       покой полнолуния, трав опалённых молчание.
       Вся радость Вселенной, всё благословенье Земли.

       Здесь мыши летучие вниз головою кимарят.
       Растит паутину из желчи густой - паучок.
       Зачем ты повесил на скалах зелёный фонарик?
       Кому ты зажёг эту звёздочку, о Светлячок?

       Здесь времени тайну от века хранят сталактиты -
       в столетье по капле - старинный оргАн возводя...
       Зачем в этих каменных сводах - призывно и тихо
       мерцает живая звезда, как живая вода?

       Я всё возвращаюсь... И как же уйти мне отсюда?
       Когда предо мной раскрывается (как мне уйти?)
       Луной на ладони всё тайное - явное чудо.
       Когда, наконец, открывается тайна пути...

       Прими ж эту радость, как малость, любовь запоздалую,
       моя Киммерия, творенья земного венец!
       Где я собирал под луной и под звёздами малыми,
       на скалах гадючьих цветущий в июле чабрец.

Наконец-то я дома - на Неаполе Скифском.
Где горячие травы и ветер полынный.
Где знакомые звёзды застыли так низко,
что касаются кожи - на скалах - змеиной.

*  *  *
 
Заводи карусель:
в заводи карасей,
аки грязи!
На чистую мель
мы их выведем. Эй,
сонных рыб корифей,
на, усатую
моль-карамель!
Словно в небо журавль,
вглубь уходит голавль, -
чёрнолаковых омутов князь!
Язь,
щурят не таясь,
аки пёс развалясь! –
Караси-фарисеи,молясь,
рты раскрыли.
Лини –
не слиняли б они!
Не беда –
по блесне и еда!
В котелок загляни:
закипела вода?
Если – да,
то туда
Oкуня окуни!

*  *  *

Яркая заплата:
горизонт – огонь!
Солнцу до заката
целая ладонь
неба золотого –
тлеет уголёк…
Подожди немного,
юность-мотылёк.

*  *  *

Июньским утром, рано, мир – нирвана!
Лишь затаи дыхание, замри –
и отразятся в капельках тумана
все родники – все родинки – Земли...

...День на меду настоян; загустевший
гул насекомых – певчих мух; возня
злых гусениц; ком тли заплесневевшей.
И мух, и тлю, и гусениц казня,

снуют по им одним знакомым тропам,
с мужицкою смекалкой – муравьи,
рассматривая через мелкоскопы
окаменевших куколок айвы.

Там сном объяты белые личинки.
Но чудится мне: вылупившись в срок,
они вспорхнут, как чёрные снежинки
сожжённых мной, закуклившихся строк.

*  *  *

Словно крохотный остров дрейфует покоем:
утка с маленьким выводком в тихой воде.
Облака проплывают влюблённо – по двое –   
не на глади – за гладью – за гранью – на дне.

А из лунной дорожки – к хорошей погоде –
серебристая рыбка блеснёт над прудом.
Сколько маленьких таинств сокрыто в природе!   
Сколько маленьких радостей – в сердце моём.

*  *  *

Кареглазый, наивный подсолнух восторженно слеп.
Желторотый юнец одуванчик готов опушиться,
даже если за этим в итоге последует смерть,
разве это причина ему на земле не родиться?

Во вселенной, где каждый отважно сгустившийся ком,
окружён пустотою, готовой повсюду разлиться,
есть планета одна – и она у тебя за окном.
Есть надежда одна – и она в твоём сердце хранится.

*  *  *

Здесь, на сосны нанизана,
спит луна над прудом.
Я построю здесь хижину
или маленький дом.

Где свободно поместится
(ковш пошёл на излом)
вся Большая Медведица
за оконным стеклом.

Стану годы настаивать
в стороне от беды
в стаях трав горностаевых
у зелёной воды

и созвездья, как снадобья,
собирать над прудом
(мне бы надо бы загодя,
я же всё - на потом.)

Стану травами нижними
проходить босиком...
Я построю здесь хижину.
Или - маленький дом.

Полнолунием в заводи
(золотое шитьё)
ляжет тихо, как заповедь,
ночь на сердце моё.

*  *  *

Горит
на медленном огне
заката
медь наскальных сосен.
Как будто
мало в глубине
твоих
янтарных комнат, осень,
огня
божественного дня!

* * *

Тоски осенней тусклое стекло
промыло ливнем -
капельками смеха.
Потоком слёз?
Пусть так. Не всё ль равно?
Важнее то,
что зазвенело эхо.
Очнулись птицы,
стало вдруг светло...

*  *  *

Закат угас. И там, внизу, в долине
зажглись огни. Я дожидаюсь звёзд.
В спокойном одиночестве отныне.
Здесь, наверху. Средь скал и птичьих гнёзд.

Я не уйду отсюда! До рассвета -
на чёрном с золотом - я перелью в слова
те стоны, что униженная ветром,
на ложе скал роняет сон-трава...

С той нежностью, с которой угасает
янтарный лист, не смеющий шепнуть,
о том, что осень - всё же привирает
о красоте земной. Совсем чуть-чуть.

* * *

Веткой,
как лапкой
продрогшая кошка,
осень тихонько
царапнет окошко...

* * *

...как ни гульливы, ни вольны они,
как ни увёртливы на блещущем просторе, -
взлетев от закипающей волны,
чаинки чаек оседают в море...

* * *

...камень, брошенный мной в море,
"Тюк!" сказал. Вот так и я -
с тюком, полным бед и горя,
кану в омут бытия...

* * *

Вот паучок раздавлен - пустячок!
Какая малость - мёртвая улитка...
Улитка - оттиск солнечного слитка,
Вселенная - размером с пятачок...

* * *   

...там море, золотой венок
швырнув на ложе скал, лакало
из тёмной глубины бокала
заката алое вино...

* * *

Ночь и фонарь, и аптека... В весенней
уличной луже вмещается всё!
Всё повторяется! Каплей - Вселенной!
В самой ничтожной из капель Её...

* * *

В горах

Закат у ног. Замри, не шевелись!
Заставший осень! Вот твоя награда:
прозрачной тишины упавший лист
в артезианский холод водопада...

* * *

Миндаль созрел:
сухие черепа
постукивают еле слышно...

* * *

В лесу хорошо и тихо...
Дико и одиноко.
Пахнет глубоким снегом.   
 
* * *

Гул Тишины.
До звона тихо.
Я закричу...

* * *
             
Дремлет,
свернувшись колечком,
кусачий
ветер осенний,
совсем по-собачьи...

* * *

«Что есть поэзия? – спросил меня учёный. –
Юродивая? Рыцарь без доспеха?»
- Пушистой тишины ручное эхо.
Зверёк лесной, тобою приручённый.

* * *

В дремучем колодце во тьме обитает вода.
В скрипучем колодце на свет потемнела слюда.
В певучем колодце землёй зарастают года.
Вода умирает. А с ней умирает звезда.