Кантианец Том и Шалтай-Болтай

как две стадии видоизменений человека
(написано в поезде Калининград – Москва)

В дхармакае словно в серебре
Пребывал в сакральном алтаре
На престоле внутреннего света
Человек, не ведая про это.

Мы жильца, что обживал сей дом,
Назовём-ка «кантианец Том».

Но ему наскучил вечный день,
Для забавы отшатнулся в тень,
Стал играться в умаленье света,
Стал чередовать и то и это.

В светотень влеком своей игрой,
В сумерки спускался он порой,
Тьму в себе сгущая всё азартней,
Становясь всё резче и плацкартней.

Там, в ночи, где тени так зыбки,
Потерялись света маяки.

Хорошо вернуться бы обратно,
Снова в свет, но стало непонятно,
Где он, да и как в него входить,
Чтобы тьму и сумрачность избыть.

Да и стоит ли? – Уже привыкли
Видеть друга друг как фигли-мигли.
Зыбятся живущие мельком,
Зрящие затмившимся зрачком.

Остаётся разве что шататься,
Сомневаться, мяться, колебаться…
Вот и получился невзначай
Человек-шатун, шалтай-болтай,
Мастер умножения химер
С оборотнем-прозвищем «Люмьер»  (lumiere (фр.) – свет)

Шалтай-Болтай
Явился на замену,
Шалтай-Болтай
Уперся носом в стену.
Она невидима, но ощутима
И для шалтаев непереходима.

Шатаясь как медведи-шатуны,
Шалтай-Болтай болтался у стены
Как в тупике – ведь от себя не скрыться
В домиках под красной черепицей.

Но мастерит по-прежнему свой дом
В Шалтай-Болтае – кантианец Том,
Приближая прибавленье света.
Весь вопрос – когда случится это.