Новый сборник

Держу кулаки…

Рука негодяя – рука палача
К подбородку моей эпохи тянется.
Не кричу. Не бегу. Не боюсь отвечать!
Негодяю и палачу это не нравится.
Ух ты, какая музыка!
Закат. Полнолуние. Эхо строки…
Да Бог с ним, что разбежалась публика.
Держу разжатыми кулаки:
Моя душа – моя республика!
Ух ты, какая музыка!
Как одуванчик, навстречу ветру
Голову,
Подставляю ностальгию и ретро
Норову.
Какое теперь время года не знаю.
Где утро? Где день? Где завтра?
К руке негодяя и палача приближаю
Гортань моего столетия –
Автор!



 

Фиоль и душа

1. Фиоль

Прости меня родная
Фиоль моей души,
Тебя я предлагаю
Чужим.
Тебя я, не жалея
Лью в ветер лет и зим
Прости за то, что смею
Раздать тебя чужим.
Сам превращаюсь в брызги,–
Вокруг беда – горим.
В овациях и в визге
Я стал себе чужим.
Но слышу вкус фиоли
На запах и на слух,
В нём имя Анатолий
Над пафосом разрух!




 

2. Душа

Где-то ветер дует вхолостую,
Где-то небо плещется холстами…
Наугад, без имени иду я
За грехами.
Первый шаг, второй, шестой, девятый…
На душе и сердце не спокойно
От того, что в мире каждый пятый
С самого рождения покойник.
Но, чтобы оспорить догму эту,
Я готов перевернуть планету.
 

В чужом мире

Нет яда в твоём обмане,
Нет мёда в моём «простил».
В твоём и в моём Коране
Библейский застыл посыл.
Нет перца в полове слова,
Нет солода в сливках снов,
Поручика нет Баркова…
Ни туч нет, ни облаков.
Безболие стало хворью
Пространственной и пустой,
И  мир распростёр раздолье,
Но мир этот мне чужой.


Не осознанный порыв

Скользко по гололёду,
Мокро по дну проталин…
Слушать прогноз погоды
Уши мои устали.
Ветер поймал за шею я
И полетел стихами,
Гонимый огромным веером…
И я уже за облаками.
Я удостоен ордена.
– Спасибо, что удостоили.
Сверху смотрю на Родину –
Из чужбины смотреть легко ли?
А кто-то по гололёду…
А кто-то по дну проталин…
Начхав на прогноз погоды
Безудержно мчится в дали.




 

Месть
 
 Моими стихами мстят –
 От крайностей нету крайних...
 Острее чем бритва взгляд
 Озимости ритуальной.
 В наитиях мозг разбух:
 Забавы, победы, смерти…
 Стихам изо льда на слух
 И пусть даже вслух, не верьте.
 Ни розы, ни винный хмель,
 Ни чувства вины не вечны.
 Как тело, кладу в купель
 Отвыкший от рук подсвечник.
 Моими стихами мстят –
 Читают стихи оглохшим.
 Хоть чем-то наш мир богат,
 Как, впрочем и беден, в общем.




 

Словен моей души

Соловей - словен моей души!
 Корни - от славянского Купала.
 Я такой же, как и все, мужик -
 Русское у нас у всех начало!
 Но иные, мачехою мать
 В новых государствах объявили
 И, успевши гордость потерять,
 Честь и совесть в распрях утопили.
 Вольнокрылый птах к истоку льнёт...
 Лишь испив водицы родниковой,
 Сможешь совершить такой полёт,–
 Чтоб не оторваться от земного!
 Пей и пой словен моей души,
 Русь ещё не раз расправит крылья!
 Я такой же, как и все мужик -
 Волей побеждающий бессилье!





 

Побег

Это небо вчера умещалось в ладошку,
А сегодня рассыпалось брызгами в снег…
Ты надела свои скороходы-сапожки
И решила сбежать ото всех.
От друзей, от подруг, от родителей строгих,
От любимого в шубке пуховой кота…
Ты бежала куда-то вперёд во все ноги
И былую тебя не вернуть никогда.



 

Пока на свете есть друзья

Пока на свете есть друзья,
Воздайте благодарность Богу!
Друзей осталось так не много,
А без друзей совсем нельзя.
Давайте ж все делиться дружбой,
Друг другу дружбу раздавать!..
А по-иному жить не нужно –
Наш мир устал негодовать.

 

За прошлым и за будущим

Несусь вперёд, года взвалив на плечи –
Спешу сдаваться вечности в полон,
И некому сдержать меня, и нечем,
Как не удержишь музыку и стон!
Звучат скворцы, свирели и скрижали…
А я себя невесть куда влеку.
В незримые, неписаные дали
За прошлым и за будущим бегу.
Но в мире всё спешит на своя круги,
Выходит, что и я туда ж вернусь –
Стихом, написанным беззлобно, без натуги,
Продекламированным кем-то наизусть.







 

Осень в Крыму

Осень в Крыму. Сонная осень.
От апатии нет спасения.
Уснула душа и не просит
Ни пожара, ни наводнения.
А небо ещё живое,
И море ещё в правах…
Так что же, душа с тобою?
Так что же с тобой, душа?


 

Осень в Крыму. Сонная осень.
Угрюмая тишина вокруг.
Часы никуда не спешат, но в восемь
Ночь накрывает собою юг.
А море ещё живое!
Чешуйками волн дрожа,
Раскинулось передо мною –
В нём тонет моя душа.



 

Как и двести лет тому…

Как и двести лет тому...
 Ни печали, ни веселья.
 Месяц в небе, как хомут
 Спит на шее вдохновенья.
 У сверчка эпохи смык
 Под сукном лежит, ржавея...
 Меньшевик и большевик
 Ни о чём не сожалеют.


 

 Домотканные холсты
 Бездорожьем расстелились,
 И дрожащие персты
 Из сапог стремятся вылезть.
 Руки, ноги, голова...
 С ног на голову паденье...
 Покатилось под кровать,
 Как пятак, стихотворенье.
 Только мышь теперь прочтёт
 И оценит вкус бумаги.


 

 Кто на вечность обречён
 Не отвертится от браги
 Безразличия, в котором
 Бедный мой народ живёт
 Не в палацах - в коридорах.
 Быть должно наоборот!






 

Осенняя надежда

Надежда милости не ждёт,
Освободясь от обязательств,
Обыденность права сдаёт –
Берите, нате!
Не зги не видно впереди –
Лбом темень не впервой таранить…
Две осени ношу в груди
И, всё-таки, весна, настанет!


 

Штраф

Оштрафован за грехи бедный человек –
Пил и ел не с той руки будней чёрный снег…
Невпопад с другими жил долго и упёрто,
Вот и уличили в нём спрятанного чёрта.
Штраф предъявлен и уже десять раз оплачен,
Но в помпезном кутеже истый дьявол зачат.
Миллионы языков выползли из чрева
Бестолковых мужиков и пугают зевом.

 

Улюлюкает позор с чванством обнимаясь…
Так на свете с давних пор вор живёт не каясь,
Негодяй у всех в почёте, ересь – вся в наградах…
Люди, что ж вы всё живёте так, как жить не надо?








 

Первая проба

Первая проба нелепых событий
Нимбом чело тяжелит…
Нет, на земле ничего не изжито,
Нет – не изжить:
Смелую трусость, щедрую жадность,
Голый и полый акцент…
Гордость, смирившись с обидой бесплатной,
Съест аргумент.


 

Но к аргументам особая проба
В скрытом теченьи событий.
Жизнь и живущий ответственны оба,
Если хотите.








 

Чужую боль почувствовать
не просто

Хромая, спотыкаясь и ворча...
 Как отблик чёрмных - рыжие полотна
 На площадях полощет саранча,-
 Высоконравье ложно, но вольготно.
 За ворот воск холодный льёт луна,
 Страна больна поскудною болезнью...
 А по душе несётся борона
 И рвёт её в шмотки тупыми лезвиями.

 

 Кивни, и разрастётся борозда
 Хромающей и скрюченной эпохи,
 В полнеба грозовая борода
 Навязываться станет в педагоги...
 Усами таракан не шевелит
 Одетый в шаровары не по росту...
 Кто знет у кого и что болит?
 Чужую боль почувствовать не просто.




 

В. Нарбуту

Твоею кистью не отрубленной,
Твоей отрубленной пишу…
Какая лирика погублена!
Какую боль в груди ношу.
Я прожил жизнь от штурма Зимнего
До смерти Родины моей,
И оттолкнулся от интимного
Спешащий ямбом стать хорей…


 

Зря солнце чёрное, бестактное
Смеётся – факты налицо.
Уж если б ямб был бесхарактерный,
Он никогда б не стал венцом.
Звезду хрустальную из имени
Зажечь сегодня в самый раз!
За опоздание прости меня,
Поэт, как впрочем и всех нас.
Я кистью правою твоею
Теперь писать могу и смею!

 

Князь Осинь
(Николаю Курдасову)

Князь Осинь – половецкий князь,
По летописи просто умер.
Начхав на рабскую боязнь,
С ним мысленно ваяю связь
Сквозь бреши в бесконечном шуме.
Останки Осиня лежат
Под древним философским камнем,


 

Но камни двигать не спешат
И мир уже в напёрсток сжат
Элегией о стародавнем.
Я думаю,  что князь живой!
Лишь притворяется умершим.
Сидит и стих читает мой,
И гордо голову он держит.
Под толщей серых этажей
И зим, и осеней начало
Таит беспечный атташе,
Как потускневшее зерцало.

 

Над Горловкой встаёт рассвет
Через года и расстоянья,
И вот забрезжил силуэт
За зримой гранью:
Я вижу, как идёт ко мне
По бездорожью, без компаса…
Босой князь Осинь по стерне –
Его фамилия Курдасов.




 

Наивность

Катилось солнце за маяк,
На глади моря отражалось…
И мне казалось – я моряк –
Так мне казалось.
Я свой построил Китеж град
И если б не был я наивным
Я был бы откровенно рад
Штормам и ливням.


 

Опыт

Пришёл на реку Михаил,
Одежду на берег сложил
И в тело Н2О вошёл,
По пояс погрузившись в тело,
А я слежу – заворожён
За этим делом.
Я знал, что Михаил рыбак,
Но чтобы запросто, вот так,


 

Засунув руки под корягу,
Линя нащупавши, схватить
Его за жабры, бедолагу,
И начать на берег тащить.
Ух, линь с хвостом длиной полметра,
Довольно прыткий, словно вьюн,
В грудную бьёт Михайла клетку,
А я, разинув рот, стою.
Да, дело мастера боится!
Вкусна уха, как говорится!


 

На берегу костёр пылает,
И линь, порезанный на части,
Наваристо благоухает,
Ну чем, скажите мне, не счастье?
Вот так и я с тех пор рыбачу –
Хватаю за грудки удачу
И за собой тащу по жизни –
Урок я выучил на «пять»!
С любовью к людям и Отчизне
Готовлюсь опыт передать.


 

Между «до» и «потом»

Дубовые сваи от старых мостов
Вскрывают в асфальте разломы…
Приходится жить между «до» и  «потом»
В кругу и вокруг незнакомых.
Где в недрах таятся ответы на спрос.
В вопросах запутавшись, факты
Движением быта метут под откос
Меня из разъятых галактик.


 

Бесславно миллениум славе  поёт,
Крон ворон, свалившись в паденье…
К свершениям новым спешу – «дон Кихот» –
Ступень за ступенью.
Не хочется жить между «до» и «потом»,
На взлёты успехов не трачусь!
Я в творчество пролил  семь главных потов
От веры и правды не прячась.
Но есть и обратное в этом, друзья, –
Трудом не умея гордиться,
За веру и правду не прятался я,
Чтоб искренним словом пролиться.
 

Ордена не удостоен

Гимн именам поёт по назначенью
Хранитель гонораров и наград,
Их слепо представляет к награжденью
По списку утверждённому, подряд.
На каждого поддельного героя
С рожденья отливают ордена…
Как хорошо, что я не удостоен
Своё к таким причислить именам.

 

К совести

С совестью свидание назначено,
Что ж я не волнуюсь и не злюсь?
Творчеством за вывихи заплачено,
Ничего теперь я не боюсь.
Хмурый день плохое настроение
Хочет навязать и насадить,
Хочет довести до откровения,
Чтобы откровением убить.
Но смотрю на мир я жизнерадостно –
Весело и празднично вокруг!
 

На душе ни сколечко не тягостно –
Я свои стихи читаю вслух.
Да – не все сдержал я обещания
Полстолетья кануло во мне.
Если что не так, с чьего молчания?
Если что не так, по чьей вине?
Даже если б жизнь начать сначала,
Ни чего бы я не стал менять!
Совесть подошла, заулыбалась…
И ни в чём не стала обвинять.


 

Рождение чувств

Тише, люди, разбудите ночь.
Дочь невестою станет к рассвету!
Пусть звучат в эту ночь флажолеты
Если этого жаждала дочь.
Тише, люди, не смейте ворчать:
До рассвета – благое затишье!
Утром будете звать палача,
Коль на то будет воля Всевышнего.
Тише, люди.



Родному городу пою

У края неба стоит на валах
Город седой и юный.
С небом целуются купола,
И поют золотые струны.
В городе мирные люди живут
Приезжайте застольем встретим!
За стометровкой стоит институт
Наистарейший в свете.
У нас и Довженко, и Ценский живёт,
И Березовский с Бортнянским…
 

И речушка у нас голубая течёт
Прямо у самых главных ворот
Славной столицы гетманской.
Вечный огонь между храмов горит
В память героям и в честь их!
Лучшие в мире поют звонари
Здесь колокольные песни.
Глухов! Столица моих впечатлений
С самого первого взгляда…
Я, как влюблённый в него, откровенен –
Иных городов мне не надо!

 

Мой сумасшедший гений

Ложи на стол карандаши
Мой сумасшедший гений
И не пиши, и не маши
Свечой стихотворений.
Довольно душу лить мою
В открытое пространство.
Довольно! Всё – на том стою
Без пышного убранства.
Молчи. Я от тебя уже
Мечтаю откреститься.
 

Хочу на третьем этаже
Закрыться и лениться.
Не смей к застолью приглашать
Поклонников вчерашних.
Не смей и не мешай дышать
Беспечно, бесшабашно…
Ложи на стол карандаши,
Но в стол не прячь – не стоит,
Я отвернусь, а ты пиши
И громко спорь со мною.

 

Сходство

Играет и поёт бумага,
И стих летит во весь опор!..
И машет именем, как стягом
Творящий рифмы приговор.
В румянах лет костры пылают…
Воронокрылый ветер дат,
Как книгу, жизнь мою листает,
И годы со страниц летят.


 

А каждый новый лист исписан
И сверху вниз, и вкривь, и вкось…
Уже нет места компромиссу
И нет надежды на авось.
Как запоздалый стресс  по коже,
Вдруг пробежит по телу дрожь,
И я пойму, что чем-то тоже
На лист исписанный похож!



 

Светлая грусть

Поднялись на «Ура»! –
Играем в казаки-разбойники!
Великолепная детвора!
Великолепная была пора!
А теперь пьём чаи
Да едим рассольники.




 

Ура тебе, светлая грусть!
Играю в воспоминания.
Бдительным быть учусь.
Искренним быть учусь.
Перед самым важным
И главным свиданием.






 

Дорожное

Еду в Харьков. Асфальт в снегу.
Еду с сыном по этой каше.
Еду и думаю: «Что ж не сгребут
Супесь эту с дороги нашей?»
Колёса – влево, колёса – вправо…
Харьков всё ближе и ближе!
Чтоб не заработать дурную славу,
Нужно бы ехать потише.


 

Но резина зимняя, шипы, как зубы!
«Сто двадцать» еду, почти лечу я.
Слетаю с трассы бессмысленно глупо
И подвеской кювет целую.
Хорошо, что снег кто-то смёл в навал
И посадка выдалась мягкою.
До последней минуты, не отпуская штурвал,
Я пытался руководить развязкою.
Еду из Харькова. И асфальт сухой,
И скорость на много ниже…
Но не потому, что теперь я другой,
А потому, что на колёсах – грыжи.
 

Углубляя гладь

Заря взметнулась и зардела,
И море Чёрное зажгла.
И чайка белая взлетела,
Расправив белых два крыла.
И мимо пирса, мимо пляжа
Скользя по зареву бортами,
Огромный сухогруз «Наташа»
Шёл, углубляя гладь волнами.


 

Заворожённый, сонный, вялый…
Поэт смотрел то вглубь, то ввысь
И видно, что-то сочинял он
Про море, сухогруз и жизнь.
По пляжу прошмыгнул прохожий
Как вор, чтоб скрыться меж стихий…
И я подумал, что я должен
Об этом написать стихи.




 

Литературное кафе

Литературное кафе
И в нашем городе открылось.
Под поэтическим «шафе»
Туда народу навалило…
Все расселились за столами
И чуда ждать решили хором,
Ведущий встал, зажёг словами,
И заиграл оркестр приборов.
Само собой пошло по первой
И, безусловно, по второй.
 

По третьей выпили за верных,
А за неверных – по шестой.
Седьмую – памяти Союза,
Восьмую пили просто так…
И вдруг в кафе явилась муза
На удивление зевак.
Она на облаке верхом
Вниз головой в окно влетела,
Сползла и, грюкнув каблуком,
У микрофона на пол села.
Затем поэт с баяном вышел
И стал мехами моль гонять,
 

Чтоб показать, чем мысли дышат,
Баяну начал подпевать.
Потом по очереди пели,
Стихи читали вразнобой…
А между чтениями ели
И пили всякий «зверобой».
Пегас лежал за пианино,
По-моему, без задних ног,
И я подумал: лошадина,
Ну как ты мог, ну как ты мог?

 

А всё вокруг уже плясало,
Всё было искренним теперь…
Конферансье ушёл из зала
И за собой захлопнул дверь,
Но вскоре, дверь открыв ногою,
В кафе вернулся он с попом,
Чтоб окропить водой святою
Наш новый «кафетральный» дом.
Всё было, братцы, право, славно!
 Не знаю выжил ли Пегас,
Я ж с музой встретился недавно
И пригласил в кафе «Парнас».
 

Совесть меня не мучает
(вдохновлённый собственной строкой)

Вспомнил своё по случаю:
Если душа поёт,
Совесть меня не мучает –
Мучаю я её!
Каждой строкой певучею,
Коль взялся стоять на своём,
Совесть свою замучаю –
Замучаю я её!
 

Уха не для Фомы

 Как строитель – строю дома,
 Как писатель – пишу стихи…
Ловлю, как рыбак, сома
И щуку для вкусной ухи.
Дом построил, уху сварил
Из плотвы, карася и язя.
Приправил, посолонил…
И петрушкой сверху украсил.
Заселился в мой дом Фома,
Съел уху и кричит: « Не вкусно.
 

Чушь сплошная твои тома –
Безутешно пишешь и грустно».
Продолжаю строить дома,
Варить уху и писать стихи!
Убирайся долой, Фома –
Поживи без моей ухи.





 

Дубовый мёд из Липовой долины

Дубовый мёд из Липовой долины!
Меня ты угощала этим мёдом
Со вкусом ежевики и малины,
А я губами прижимался к сотам.
Играла лирика скрипичными ключами
Адажио, похожее на сон…
Какой прекрасный мёд пил под свечами
Я с липодолинчанкой в унисон!
В долине ты лежишь – чужая память
И дразнишь мёдом канувшего лета,
 

Не смей воспоминаньем душу ранить,
Не смей стихами вспоминать об этом!
А может быть и нет такого мёда,
И не было ни музыки, ни свеч…
Мне в эту глупость верить не охота
Уж лучше с памятью в чужой долине лечь
И верить, и мечтать, и наслаждаться
Дубовым мёдом в Липовой долине,
Чем от такого мёда отказаться
И сорок лет шататься по пустыне.


 

Андрею Макаревичу ответ

Один исписавшийся «гений»,
Из времени выпав, мяукнул,
Желая спастись от мигрени,
Надулся и сладостно пукнул,
И запахом стал наслаждаться,
Мурлыча от счастья такого,
Но пукнув, успел обосраться,
Простите за грубое слово.
И раньше он пел под гитару,
И, может быть, пукал беззвучно,
 

Но газу добавив и пару,
В сей раз получилось докучно.
К тому же вульгарно и грубо,
Да так, что подумать противно,
С себя снял он маски и шубы,
И глупую вскрыл агрессивность.
Теперь он не друг, не товарищ
Народу России великой,
Сторонник разрух и пожарищ,
Беспомощный карлик двуликий.

 

В какой-то мере

В стремленьи стать оригинальным
Я был, в какой-то мере, псих.
В теченье догм сакраментальных
Я жаждал доводов иных.
Текло беспомощное время
В дыру, похожую на слив…
Закончив уйму академий,
Плыву теченью супротив.

 

Потуги в бездне не исчезнут
Когда стремление сильно!
Мне было ох, как интересно
Против течения войной.
Нет, я не стал оригинальным –
В воронку и меня снесло,
Но в битве с явью тривиальной
Сломал я не одно весло!



 

Без толики сомнений

В часах песочных паритет –
Два дна, а верха нету.
На ощупь нужно трогать свет,
Чтоб ощутить планету.
Над каждым дном песочный дым
Событий и значений,
С песком на дно со дна летим
Бес пафоса и звени.


 

Ночной снег

За ночь ничего не сталось
Просто выпал снег.
В самом деле, оказалось,
Что  сменился век.
Губы умерли – словами
Их не оживить.
Оборвалась между нами
Шёлковая нить.


 

Сыро. Зябко. Неуютно
В городе ночном.
Где-то наступает утро.
Мы идём вдвоём.
На тебе иконы нету,
Нет на мне креста.
Я искал в тебе не эту,
Вот ты и не та.
Не того во мне ты ждала –
Я тебе не тот.
За ночь ничего не сталось,
Просто снег идёт.
 

Рецепт

Обиды и глупости –
Смех, да и только.
От ласки до грубости
Вжиться бы в роль то.
Хоть ногу, хоть руку,
Хоть голос отрежь,
Но всё-таки, скуку
Под водочку ешь.


 

Веселье хмельное
Пропитано фальшью,
И темечко ноет:
«А что будет дальше?»
Рецепты, как планы –
Назначены свыше.
Готовим стаканы
И ересью дышим.
Солёные семечки –
К кислому пиву,
А к водке палёной –
Лопух да крапива.
 
 
У храма

Я не сберёг в себе ребёнка –
Старик внутри меня живёт,
Он ищет искренностей тонких,
И к откровению зовёт.
Стою у храма молчаливый,
Затеи светлые таю
И православные мотивы
В душе своей воссоздаю.

 

Непримиримые вороны
Над храмом истины кружат,
И бронзовый глашатай звонит
Во все колокола подряд.
Плывут столетья облаками
Над городом и надо мной,
Я снял с души тяжёлый камень –
В душе моей теперь покой.
Как будто прошлому вдогонку,
Старик внутри меня живёт…
Но я ещё рожу ребёнка
И понесу его в народ!
 

Слияние сердец

Она из Конотопа, я из Глухова.
И ей, и мне плевать на предрассудки.
Отныне суеверие поругано –
В объятиях живём вторые сутки!
Нас не разъять наветами и сплетнями,
Нам хорошо вдвоём и комфортабельно!
В слиянии сердец тепло по-летнему,
Ни дождь нам не страшны, ни ветер сабельный!


 

Какая страсть игривая и смелая,
Какое единение сердец!..
Я ничего с собою не поделаю:
«Ну, ай да Толик! Ай, да молодец!»
Ни Конотопа нет вокруг, ни Глухова,
И не видать не зги за три версты…
Тебе шепчу любимая на ухо я,
Любимый, мне на ухо шепчешь ты!
Что ж время мчится прочь быстрее выстрела?
Не уж-то у любви иная истина?

 

Будущее – эхо настоящего
 
Быстро тлеет сигарета лет…
Наблюдая, как сгорают годы,
Я хочу купить себе билет –
На сто лет работы и свободы.
Дымом растворяются друзья
И враги, и просто тают лица…
Выкуренных лет вернуть нельзя –
Ничего назад не возвратится:


 

Ни весна, ни запах хризантем,
Ни друзья, ни айсберги летящие…
Всё же хочется заметить, между тем,
Будущее – эхо настоящего!







 

Мой трамвай

По кругу линия трамвая
Лежит под грохотом колёс…
Я первого родился мая,
И в мир трамвай меня повёз.
Подснежники цветущих вишен,
Жужжащий самолёт шмеля…
А транспаранты выше крыши!
И вот  на свет явился я.


 

Был день весёлый, тёплый, яркий…
Звучали празднично фанфары,
От спячки пробуждая парки,
Зардело солнце во все фары…
То по кольцу, то по спирали,
То по ступеням, то – накат…
За мной мои года бежали,
Полсотни с лишним лет подряд.
Без передышки, без одышки,
На всех парах, во весь опор…
И, да простит меня Всевышний,
Несусь вперёд я до сих пор.
 

Доминанта

Откровения стали стихами –
Продуктивность уже налицо.
Чтоб не втиснуться в общий параметр
Я искал золотое словцо.
Никакого мученья при этом,
Ни потуг, ни желания льстить…
Если стану с годами поэтом,
Значит, буду Отчизне служить.

 

Нажимаю на струны ладонью
И, спуская вниз палец большой,
Я играю стихи не спросонья, 
Ни с похмелья, а с чистой душой!
Доминанта таких красноречий
Открывает к свершениям путь,
И звучит  апология речи,
Как наитая качеством суть.
 


 

Голоса

Туман и ложь, и горизонт…
За горизонтом вакуум плотный…
Ещё не знает Доризо
Певца стихов про ряд Охотный.
А ещё, не знаю сам,
Зачем пишу о них обоих.
Стихи, они, как голоса,
Те, что внутри себя не скроешь!


 

Спираль сожмётся, и в прыжок
Мысль превратится без остатка…
Но если есть в груди рожок,
Который льёт звучанье сладко,
То всё, что в этом мире есть
И всё, что в новом мире будет,
В итоге зазвучит, как песнь,
Певцом подаренная людям.



 

За окном

За  и против взвешивает вечность,
Я смотрю в окно на мир пустой…
За окном на улице беспечно
Юноша блуждает холостой.
Он ещё не ведает сомнений,
Холода не ведает в душе…
В нём ещё живёт наивный гений
Тот, что спорит с вечностью уже.


 

Спорь, мой друг, пока сомнений нету –
Ты ещё не должен никому!
За твои удачи и победы,
Я бокал с игристым подниму.
На краю беспечности мир хрупок,
В гору по хрустальному мосту,
Может быть, бессмысленно и глупо
Мчись вперёд, чтоб с неба снять звезду!





 
 
Отпевание?

Исход ещё не выглядит летальным,
Но мир уже взялись оповещать
О том, что назначалось изначально,
Но не о том, что следовало б ждать.
Дела сложились так, что не попишешь…
Но слово в клетке мне не удержать:
Что если отпеваемый вдруг выживет?
Так может рановато отпевать?

 

Луч

Стих 1

Года уходят, как вода,
Ничем не удержать теченья…
Упал и канул Коляда
Без погребенья.
Никто лучом не одарён,
Не озарён, но не погашен.
А значит, из глубин времён
Пробьётся свет к потомкам нашим.
 

Стих 2

К истокам по кругу вернётся вода,
Чтоб новое начать теченье…
И даже в подземное царство крота
Луч явит свеченье…
И может, прозреет ослепший от зла
Слепой перевёртыш сознанья,
Но только не ясно, какого числа
Наступит сиянье.

 

Стих 3

Что за песнями сладкими прячется?
И зло, и пороки, и ужас времён,
И лихачество, и дурачество…
И жуткий похмельный синдром.
И мужей, и детей, и жён
Полонять станут птички певчие,
И будет казаться, что сладок полон
В побуждения переменчивых.

 
 

Стих 4

И первый блеснёт луч, и пятый…
Не ослепнуть бы от лучей.
Глубиною глазниц разъятых
Захлебнуться можно в парче,
И в оранже глазами кануть
Тоже можно, лишь светлый луч
Укрывается, как не странно
В громадьё поднебесных туч.


   

Стих 5

Корча из себя борцов,
Честь и правила отринув,
Прославляем дураков
И позорим украину.1
Вслух друг друга попрекать
Нам, как Божья благодать,
Посадились на мякину
И позорим украину.
 ________
 1 Украина – начало (древнерусск.)
   

 Стих 6

Любовь превратилась в ярость.
Блажен, кто не видит тьмы!
В кулак уж душа собралась,
И сжались в кулак умы!
Ну, сколько ж искать богатство
Ни в братстве, ни в доброте –
В мздоимстве и в казнокрадстве,
В кликушестве и клевете?


 

Стих 7

Любовь потеряла чувства
И похотью стала лишь…
С искусством у нас не густо –
Болотная гладь да тишь.
Фиоли в букете вянут –
Устали они цвести.
Но учимся икебану
В ответ мы, зато, плести.


 

Стих 8

Потеряли истинную веру,
Но в церкви ходим регулярно,
Чтоб прикрывать дурные манеры
Жизни неправедной и вульгарной.
Разврат называем свободой,
Бога прячем за пазухой,
Чтоб при случае, принародно
Доставать его и показывать.
И жулики, и убийцы, и грабители –
Все ходят в святые обители…
 

Стих 9

Замучила изжога и бессонница,
Но я не устаю ещё надеяться:
Господь простит грехи нам, коль опомнимся.
А мы опомнимся.  Куда мы денемся?






 

Здравствуй весна

Пламень в груди растёт –
Четырнадцатого прилетают птицы!
Я вижу, как звездочёт
С лупою по звёздам мчится.
Отборные в книгу зёрна
Поэт положил весной,
Чтоб на бумаге чёрмной*
Белой взошли строкой.
____  * чёрмной – красной (древнерусск.)
 

Чтоб в изумрудах спелых
Очередной весны
И птицам, и людям пелось!
Ложь, что дни сочтены.
Пламень не удержать!
Птицы прилетели и – в гнёзда…
С натуры вёсны писать –
То же, что бегать по звёздам!
Здравствуй, весна – Я твой!
Будь же и ты моею.
Сегодня я холостой –
Я женатым быть не умею!
 

Сестре

1

Ещё сестра не подросла,
Её с продлёнки забираю.
Как иностранного посла
От всех невзгод оберегаю!
А ей вот скрипку подавай,
Смычок и струны золотые!..
Но мчится сказочный трамвай
До остановки «Ностальгия».
 

2

Звучит в руках сестры баян,
Племянницы уж повзрослели…
Как хорошо, что муж Иван
Сестру не выкрал в Дагестан
И не увёз на самом деле.
Шашлык румянится на углях,
Пьём с кочерги мы водку с зятем,
Зеваки восклицают: «Ух, ты!»
На процедуру эту глядя.

 

3

Жизнь не объять в одно мгновенье.
Послом к грядущим вехам лет
Несёт моё стихотворенье
Строфой беременный поэт.
Ещё не выкипели угли,
На кочерге держу стакан…
– Давай, Иван, по малой ухнем!
– Да нет проблем, – сказал Иван.


 

***

Просыпаюсь от лёгкой лапы
Ползущего солнца по телу,
Лежу и смотрю, как на пол
Лапа его слетела.
А где-то – Мёртвое море…
И мёртвые люди где-то
Сидят в темноте и вторят,
Что солнца на свете нету.


 

***

Где ты, ровесник грома
Гусениц и колёс?
Мнится – в бокале с ромом
Трактор и паровоз…
Нет никаких препятствий,
Лишь карандаш в руке,
Стискиваю запястье
И вверх несусь по строке.
А внизу хромоногий ослик
В бокал мой стучит копытом…
 

На «до» поделён и «после»
Каждый отрезок быта.
Музыка где-то с краю
И никого нет рядом.
Кто же тогда играет,
Если молчит эстрада?
Где ты, ровесник грома?
В музыке много фальши
И полоняет дрёма…
Что ж будет с миром дальше?

 

Оренбургский стих

Морозы. Птицы падают мёртвыми.
Все поезда ушли на юг.
А я уехал в полчетвёртого
Из Старобельска в Оренбург.
Ни к родственникам, не по вызову…
Туда, куда вели глаза.
Так – посмотрел по телевизору
И – на вокзал.
Не знаю, что теперь я делаю
На этом севере чужом,
 

Вокруг всё мёрзлое, всё белое…
И льдом подёрнут окоём.
Мне это даже чем-то нравится –
Нет обязательств никаких,
И жизнь лишь только начинается
Без судий и без понятых.






 

Без излишней видимости

Рыльск. Базарная площадь.
Олег и Саня барышничают.
Оседлав железную лошадь,
Спешу километры высчитать.
Шестьдесят один и пять
На мониторе с цифрами.
Я люблю к друзьям приезжать
С визитом по обмену рифмами.
Они мне – своих мешок,
Я им – два чемодана наших.
 

Привет, Олег, здравствуй, Сашок!
Ну, что нового в Рыльске вашем?
Побратимничать – это класс!
Хлебосольно! И – небо с птахами…
Слева профиль, справа анфас
Гражданина, певца и пахаря.
Люблю я такие съезды
На которых, без праздных митингов,
Дружба имеет главное место,
Не нуждаясь в излишней видимости.


 

На «ты» с Москвой

Приехал в Москву.
Торгую мясом.
Москвичи обожают говядину.
И получается, что я обязан
Продавать им эту вкуснятину.
Москвичи довольны –
Говядина высшего класса!
И получается невольно,
Что и дальше я буду продавать мясо.

 

Приехал с другом…
Приехал с женой...
Украина Москву накормит!
И я теперь не постою за ценой,
Главное, чтоб москвичи были в норме.
А иначе тогда зачем
Через таможни и кролем, и брасом…
Решая кроссворды всяких проблем,
Продавать это самое мясо?



 

История болезни

В позвоночнике грыжи,
На ноге варикоз,
У отца диабет,
У сына энцефалит,
Дополнительные сосуды
У другого сына,
И прочая вокруг чертовщина.
Вырву зубами вены,
Вытравлю сахар пудрой,

 

Энцефалит – кислородом,
Сосуды наполню жизнью,
В позвоночник вставлю хрящи,
Всевышний, не взыщи –
Жизнь.
А она ещё
Ох, какая длинная!





 

Фантазии рыбака

Ветер скользнул по глади,
Трогая гладь на ощупь…
Осенью в Ленинграде
Я обзавёлся тёщей.
Странного в этом мало, –
Ну и что, что день непогожий?
Зато, у меня две мамы –
Спасибо тебе, о Боже!


 

Стою и, в пучину глядя,
О прошлых веках тоскуя,
Под чёрной осенней гладью
На рифму ловлю треску я.
А рядом лежит ундина
И смотрит, зевая скучно,
Как некий чужой детина
Рыбачит там, где не нужно.
Вспузырилась рябь на глади,
И лопнул сюжет истории, –
Ну не был я в Ленинграде,
Зато я был в Евпатории!
 

Наплечный Млечный Путь

Я тебе на плечи Млечный Путь
Положу с среды на воскресенье…
Только ты в ответ счастливой будь
Или притворись, что есть везенье.
Ярких чувств кипящая сирень
Новый день придуманный обнимет,
А затем луною станет тень
И за голубою ширмой сгинет.


 

Радугою Млечный Путь согну,
Станет мир обычным коромыслом…
Прислонясь сознанием к окну,
Напою желаемое смыслом.
Понедельник с пятницы взойдёт
Ландышами терпкой ностальгии…
Боже, как тебе к лицу идёт
Эта неподдельная стихия!




 

Ты не моя

Уже ты не моя
И я уже не твой.
А ведь не умер я,
А я ещё живой.
Но ты во все глаза
Беспечно ищешь омут.
Глаза и голоса –
Теперь всё по-другому.

 

И колкий ветерок,
И вызов назначенью…
И равнодушный рок
В моём стихотвореньи.
Нет связи никакой –
Лишь эхо между нами,
И серый непокой
Несётся, как цунами.

 

 

Амирант

Амирант, амир, миранты зной…
В море мухоморов растворяясь,
Я уже подёрнут сединой,
Но ещё стареть не собираюсь.
Подвиги в копилку жизнь кладёт:
Тот поёт, а этот пишет маслом…
Что-нибудь и после нас грядёт,
Что конкретно, жаль ещё не ясно.

 

Фант на фант менять не стоит мир –
Внутренний и внешний мир едины.
Амирант, миранта, мир, Амир…
Есть такой поэт на Украине!







 

Творческое беспокойство

Здравствуй, мой товарищь, ноутбук!
Строки электронные верстая,
Истину, запрятанную в звук,
В мир из уст младенца, посылаю.
Я ещё философ никакой,
Но уже я чувствую такое,
То, что нарушает мой покой.
А кто сказал, что я хочу покоя?

 

Туча на асфальте

Туча! Подставляй тазы,
Иначе потоп.
Начинаю учить азы,
Как остолоп.
Тех, кто выглядывает в окна,
Предупреждаю:
Один за всех отвечать и мокнуть
Не собираюсь.


 

Молния! Ах, какая стрела!
Не в глаз, а в бровь…
Ударила в колокола –
И хлынула в кровь…
Туча. Молния. Гром.
Тайна.
А я забыл под дождём
Чайник.
Вытекают через горлышко
Прямо со дна
Частичками донышка
Времена.
 

Асфальт. Туча сидит на нём
Тряпкой.
Даже в августе под дождём
Зябко.







 

Живём и умираем с фарсом

Живёт и умирает с фарсомттттттттттттттттттттттттттттттт
Народный гений серых масс…
А с крыши с сожаленьем Карлсон
Глядит на сумасшедших нас.
Не стоит всматриваться в лица
Лакеев веерной толпы –
У каждого внутри лисица,
У каждого в руках серпы.


 

Из плена

Когда иду домой из плена –
Послевоенный,  довоенный…
Иду и вспоминаю плен
Твоих ладоней и колен!
Поэт, похожий на мальчишку,
Знакомясь с истиной святой,
Искал застенчивости той,
Той, о которой пишут в книжках.


 

Луна упала в душу мне –
То зеленит она, то рдеет…
Над головою вьются феи
И всё, ну, якобы во сне.
За монастырь, потом за реку
Иду – неслыханно большой!
А что мне надо – человеку,
Идущему в груди с луной?!
Уверен шаг, стройна походка…
И солнце, шар златой надув,
Сияя огненной бородкой,
Следит за тем, как я иду.
 

Белая сажа

Умирает огонь в декабре…
И мороз тишину околдует.
Я живу на поклонной горе –
Я насыпал её из твоих поцелуев!
Мне никто не сказал,
По наивности, сам я, не понял,
Что столица «Вокзал»
Все надежды мои и мечты похоронит.
Всё окрест без весны
И без лета, и осени даже.
 

Только белые, белые сны
Прицепились, как белая сажа.
Нету ветра в груди.
Удивительно – нету и боли.
Спелый хмель отбродил,
Я живу на горе среди поля.
Высотой от длины
Не отмерять желаний предвзятых.
Ни мечты, ни огня, ни вины…
Ничего больше нет, как когда-то.


 

Холостяк

Как петух, которому отрубили голову,
Как бык, которому спилили рога,
Изображает из себя весёлого
Шута, изобличающего врага.
Как солома, которую жуёт корова,
Как забальзамированное чучело вождя,
Как запутавшееся в гортани слово –
Живёт себе на земле холостяк.


 

В радио всунув уши Мидаса,
Ввинтив в телевизор глаза-телескопы,
Он никого не слушает, кроме Витаса,
Сидит у телевизора и Витасу хлопает.
А у собак – свадьба! И у кошек – тоже!
А он, холостяк, живёт так, как жить негоже.
О Боже.





 

За незримой далью
   
Мысли, словно жесты –
Ощупью живу я.
Кто придумал тесты
Слёз и поцелуев?
От чего-то пахнет
Лист бумаги сталью…
Кто стоит на вахте
За незримой далью?


 

Кто в туманах ранних
Тень свою посеял?
Мы вчера на равных
Были с Моисеем.
Глаз пространства въелся
На три такта в душу,
В куш переоделся
Заменитель куша…
Не смешно, не грустно,
Просто параллельно.
От чего так пусто?
От чего так хмельно?
 

О Пегасах

Вялая лошадь в теле
Мнит из себя Пегаса.
В стойле стоит, как в келии…
Ну и чем ей поэт обязан?
С блюда какао пили
И музы, и амазонки…
А ветер прошёл навылет
Сквозь перепонки.


 

Стукнулся лбом в луну я
И тоже промчался насквозь
Творческим поцелуем,
Посланным синей пастой.
Я проскочил, а лошадь
Застряла созвездьем где-то –
Сотнями ярких брошек
И манит к себе поэтов.




 

Размен

Выхожу из имени,
Выхожу из отчества…
Бесконечность выменять
На кончину хочется.
Голос в реку выброшу,
Чтоб не спорить с разницей,
Выкричусь и выпишусь –
Пусть хулят и дразнятся.


 

Покачусь в забвение,
Канув в книжных ящиках…
Дай Господь терпения,
Чтоб не стать вдруг пращуром.
Неизбежность гномная,
Смирная, домашняя…
Тенью многотомною
Лезет из вчерашнего.
Вымолчавшись подчисто,
Вижу: в новом имени
Прорастает отчество…
Что ж на что я выменял?
 

Страх

С топором в руках
И подзорной трубой
Ходит чей-то страх,
Может, мой.
На стене – часы,
На часах – паук
Из седой ворсы
Вяжет  сетью круг.


 

Доплетай быстрей –
И ложись в гамак.
Спи и жди гостей –
Молодых зевак.
Заберу топор,
Отниму трубу
И сниму надзор,
И сниму табу…
В паутину страх
Брошу – ешь, паук!
На семи ветрах
У меня семь рук,
 

В голосах семь нот,
Семь высот у ног,
Семь вверху болот,
А над ними – Бог!








 

События

Внизу куча песка,
Над кучей – на дереве, дятел.
Летит древесная треска –
Дупло дятел строит, значит.
Три дня и дом обустроен –
Можно сыграть и свадьбу!
Но прилетели гурьбою
Галок и воронов братья…


 

Хором, нахрапом, с налёту…
Выжили дятла из дома,
И полетел за болото
Дятел, покинув хоромы.
В ветке клёна теперь скворечник,
Но вот уж крадётся кошка…
А рядом с клёном цветёт черешня,
И смотрит жена в окошко.



 

Плен разума

Не Бог на круче, но божок.
Усы и брови хмурит.
Маляр, гуляка, пастушок…
Под идола халтурит.
Не смеем сомневаться в нём,
Теперь он самый главный –
Ногой бетонной в чернозём
«Его величье» вдавлен.


 

Идёт мышиная возня
Столетьем на столетье…
Ах, как нам хочется вождя –
Его должны иметь мы!
Болваны разных величин,
Не ведая позора,
Из побудительных причин
Взбираются на гору.
Лишь «умный в гору не пойдёт»…
Что ж умных так не много?
В кумира верует народ,
А надо б верить в Бога.
 

Новый стих

На берегу Десны рассвет
И медленный, и быстротечный…
Сидит и пишет этот свет
Поэт у речки.
Он «Слово о полку…» сложил
И подытожил:
Любой, кто в этом мире жил,
Вернуться сможет!


 

Князь и батрак, и жёны их
Читали «Слово…»
Поэт сидит и пишет стих
О чём-то новом.








 

Там, где серебрились тополя

Далеко в деревне, что локтями
И коленками когда-то мерил я,
Мальчика забыл я за полями,
Там, где серебрились тополя.
Там, где в тополях вороны жили,
Там, где поезда тогда ходили,
Там, где без асфальтовых дорог
Сельский житель обходиться мог…
Там теперь в разваленной избе
Мальчик, мною брошенный, живёт
 

И меня из города к себе
Без обид и выгоды зовёт.
За меня ходил когда-то в школу он,
Пас гусей и по грибы ходил…
Танцевать любил под радиолу он,
Слушать просто музыку любил.
Он водил меня на луг за щавелем,
По горох, за майскими жуками…
Как его зовут теперь, не знаю я.
Что же ты меня подводишь, память?
Оба мы заложники времён,
Кто ж из нас ушёл – я или он?
 

29 февраля 2012 года

Вчера я умер лёжа на спине
Так и не поняв, что со мной случилось.
Жена рванулась с окликом ко мне,
Но в тишину, как в бездну, провалилась…
Не я молчал – молчала жизнь моя –
Звучание закончилось у звуков.
Но я не понимал, что умер я
И что оставил Родину и внука.


 

Никто с косою рядом не стоял,
Ни в ад, ни в рай никто меня не принял…
А значит, смерть, наверное, моя
Ещё моею не была богиней.
Она закрыла мне мои глаза,
Заткнула уши мне и носоглотку…
Убила звуки, чувства,  голоса…
И стало всё обузданным и кротким.
Но не было ни бездны, ни начала,
Ни света больше не было, ни тьмы…
Лишь плоть  моя бездвижная лежала
В последний день очередной зимы.
 

Затем меня жена растормошила,
И я спросил: «Ну что ты хочешь, мать?»
Никто так и не понял, что  случилось,
И я решил, что рано умирать.







 

Яд и мёд

Живём на свалке вымученных дат,
Где отмечают даты очень строго.
Гомеопат сказал, что яд не яд,
Когда его внедряешь понемногу.
Мир полыми глазами зрит в лицо
И, выжидая нужного момента,
Ехидное и затхлое словцо
В лицо мне жаждут бросить оппоненты.
Так – день за днём ползёт в круговорот
По выгнутому в эллипс циферблату.
 

Обманутый надеждами народ
Тот, что приучен к вымученным датам.
А я не принимаю этих дат –
От них на белом свете стало тесно.
Пчела в себе несёт и мёд, и яд,
Наверное и то, и то полезно,
Но у пчелы и яд, и мёд другой –
Совсем не тот, что прочат по рецепту.
Искривлено  сознание дугой
По типовому скучному  проекту.

 

Миграция

В большой деревне жил мой дед.
Мне выпала иная доля.
Деревни той подавно нет,
Лишь сохранились лес да поле.
Река – извилина земли –
Одна из многих нитей жизни,
Мечтает морем стать вдали
От родника и от Отчизны.


 

Так многие живут давно –
Уходят в город по теченью.
И падают, как домино,
Устои и мировоззренья.
Кусок луны висит, как слон,
Среди бесчисленных комашек,
И ничего не смыслит он
В мытарствах наших.
Я в городе живу большом –
Неплохо в городе живётся,
Но мысли мучают о том,
Где внукам жить моим придётся?
 

***
Круговорот:
Шея вертит головой, голова – хвостом,
А хвост – шеей…
 
***
Бессмыслицу нельзя осмыслить,
Но все только тем и занимаются.

***
Ненависть – это не чувство,
Ненависть – это самоубийство чувств.
 

***
Бескультурье – тоже культура,
Обычно преобладающая над прочими культурами.

***
 Сколько не меняй назначение,
Функции остаются неизменными.

***
Когда наступает взаимопонимание,
Оно наступает на  интересы обеих сторон.

 

***
Понять другого сложно.
И  всё же – это проще, чем понять самого себя.

***
Иногда и Луна бывает больше Солнца,
Затмевая его собой.





 

***
Тень свою не догнать,
От тени своей не убежать,
Она постоянный твой спутник.
Если не станет тени,
Значит, нет и тебя.
Возможно, ты стал чьей-то тенью.





 

Памятник камню

1

 Вчера и сегодня

К камню идут и мимо
Граждане и прохожие –
Глупость необходимая
И мудрость в камень заложена.


 

С башни упал когда-то
Мальчик и выжил – странно.
Мимо прошли солдаты
Армии иностранной…
Ловко шмыгнул священник
Тропкой, что с камнем рядом,
На камне лежит ошейник
И кобеля выглядывает.
Парень в костюме строгом
И девушка в платье белом
Той же прошли дорогой –
Быть не как все хотелось им.
 

Мельник подходит к камню
Смотрит и щурит вымер…
Здесь же, совсем недавно,
Корова чесала вымя.
Три подошли студента
К камню с бутылкой водки,
Пили за президента,
Сбежавшего из Чукотки.
На камень поставив ногу,
Будущий мер Египта
Тысячным стал из многих,
Которые тоже смогли б так.
 

Дети на камень взлезли
И прыгают с камня с визгом,
А из «дома культуры» песни –
Во веки веков и присно…
Храмы вокруг и банки,
И туалет есть рядом…
Памятник камню в парке
Выполнен так, как надо!
Камень богатый сланцем,
Тот, что не брат гранита,
Молча следит за танцами
Изгоев и фаворитов.
 

2

То, что будет потом

Старый чужой город
Встречает меня угрюмо.
А я ещё духом молод,
А я ещё волен думать.
На камне, что с башней рядом,
Порезы словами встали…
На камень взойду  и сяду,
Чтоб с камня осмыслить дали.
 

Три моря вокруг… На камне
Сижу – несмышлён и глух,
Мой разум закрыт на ставни –
Ни зги не видать вокруг.
Но завтра настанет утро –
Мне семьдесят восемь завтра.
До завтра хочу стать мудрым,
Чтоб глупо не жечь азарта!
Любимый мой город, здравствуй!
Ты самый родной и близкий.
Я в камне нашёл лекарство
От ереси и атеизма!
 

Заслуги и подвиги

В сугробах песков безалаберных дат,
Я мог бы покоиться ветошью в хламе –
Великой Отчизны певец и солдат,
Но чтоб я оставил потомкам на память?
Нет меры, которая взвесить смогла б
Заслуги и подвиги маленьких граждан.
Я мал – это правда, но духом не слаб
И знаю, что стану великим однажды!


 

Беда

По лунному пути иду
В небытие тропой верблюда…
Я потерял свою беду,
Но счастлив ли я буду?
С бедой ужился я уже…
И вдруг – лишён покоя –
Двойная пустота в душе –
Бывает и такое.

 

Ещё вчера я был смешон
И жалок – так казалось.
Теперь и этого лишён,
А что ж взамен досталось?
Чужая слава и почёт
Неискренности сытой…
Моя беда с другим живёт
Публично и открыто.
 



 

Лунное

Шумит в груди эпох прибой
И губы сжаты в блюз…
 А между мною и тобой –
Расторгнутый союз.
Я осень помню наизусть, –
Элегию пою…
Великолепной стала грусть! –
Себя ей подаю.

 

А всё, что было впредь – не в счёт.
 Эмоции долой.
Пусть наступает Новый год
И пусть уйдёт былой.
Начало так спешит к концу
Беспечности земной,
Что я готов на поцелуй
С холодною Луной…




 

Если не тленны…

Ныне и присно… 
Умер сказитель.
Бескомпромиссно
Верим в обитель.
Мир несерьёзный
Трухнет от скуки,
Углями звёзды
Падают в руки…
Выцвело пламя
В мысли нагие –
 

В вымени память
У ностальгии.
Пьём и хохочем
В горло бутылки,
Якобы хочем
Истины пылкой.
Стали смиренны,
Покладисты ставки…
Если нетленны,
Так что ж мы так жалки?


 

Песнь сливовая

Ох и весело вокруг,
Ох и песенно!
Вслед за девками на юг
Мчатся весело.
Гляну в небо и пою
Песнь сливовую –
Жизнь весёлую свою
Зарифмовую.


 

Время бренное течёт
Бесшабашное,
Нас всегда вперёд влечёт
Из вчерашнего.
Два полвека впереди
Напророчено.
А душе в моей груди
Песен хочется!
Пойте ж, певчие друзья –
Птицы вольные,
С вами вместе буду я
Петь застольные.
 

А сегодняшняя песнь –
Песнь походная,
Думаю, в ней что-то есть
От народного.
Люли-люли… брошусь влёт
Вслед за девками!
Высь меня уже влечёт:
За Суземкою –
Севск, Уланово, Ростов,
Море Чёрное…
Знаю точно – и в простом
Есть отборное.

 

Гимн болванам

 Неспящему не приснится,
      Непьющему не причудится…
           Но то, чему должно сбыться,
                Когда-то возьмёт да сбудется.

Глазами иллюзий зоркие,
Мы носим позор, как почести…
Нам нравятся эти оргии,
Нам этих глумлений хочется.
 

Живём – спозаранку пьяные,
Танцуем гопак с камаринской,
Мы любим себя болванами –
Российскими и украинскими.
Не сбылось бы это давеча,
Настало бы завтра оное.
Нам нравится жить играючи
В безумство своё влюблёнными!
За умыслы с нас не спрашивай!
Никто не воздаст за щедрости…
Не смей прикасаться к нашему
Богатству и к нашей бедности.
 

Коммунист

Я гражданин пяти Вселенных!
Крещён огнём, а не водой.
В пяти мирах одновременно
Враги терзают мой покой…
В пяти материях пять истин –
В сто крат я крепче остальных,
Я был и буду коммунистом
В делах и помыслах своих!

 

По заснеженным следам

Над твоими следами метели…
И уже я не вижу следов.
Неужели теперь, неужели
Наши души не вырвать из льдов?
Снежный поезд бессонницы терпкой
Убывает по скрытым следам…
В белом мраморе умерших зеркал
Слишком много холодного льда.


 

Эхо прошлых звучаний – всего лишь
Безъязыкая совесть эпох,
И беспечность, покинув Воронеж,
Изо всех прочь уносится ног:
Через Брянск и Чернигов –
К востоку, географию спутав вконец,
Мчится пламя души одинокой –
Взрослой птицей не ставший птенец.




 

Ничья вина

Сначала – в небо, теперь – обратно…
И дым, и пепел снегами лёг.
Как ворон белый судьбы превратной,
Клюёт сознанье пустой итог.
Над первым словом поэмы жизни
Повесил критик крючком  вопрос…
Слепые дети глухой Отчизны
Стремятся вспомнить, что не сбылось.


 

Баян растянут – меха в надрыве…
Невероятные времена.
Никто, в итоге, не объективен
И в этом, право, ничья вина.








 

Среди полуживых…

Не покорившийся соблазну,
Желание своё убив,
Он затерялся среди разных
Полуживых альтернатив.
И умер вместе с верой в чудо
Максимализм живых идей,
Нет больше в мире Робин Гудов
Нигде.


 

Весело

Весело в России с давних пор
И никто веселья не отменит.
Глянешь влево – каждый третий вор,
Глянешь вправо – каждый третий гений!
Воспевает смуты соловей
От времён Бояна и доныне…
Ничего нет Родины милей,
Сердце к ней любовью не остынет.


 

Для чего России три столпа?
Нет нигде подобного на свете:
У моей Отчизны три горба
Но никто за это не ответил.
Весело в России, что скрывать –
Каждый третий пьяница и жулик…
Нас умом не стоит понимать,
Чтоб понять умом – не хватит дури!
Самая весёлая страна –
Родина учёных и поэтов!
Трезвый дух! Душа ж всегда пьяна!
Не судите Родину за это.
 

Липкий и нелепый

Снег мокрый, липкий рушит небо:
С утра и семь часов подряд,
Внедряясь в суть великолепий,
Снежинки вялые скользят.
Они наполнены слезами
Далёких истин и миров…
Нет, я не спорю с небесами,
Но и к согласью не готов.

 

Две тысячи двенадцать лет
Растаяло  в мгновеньи сиром…
Что ж после тысячи побед
Внезапно так раскисла лира?
Сочится слякоть в мир души
Сквозь перепонки чёрных окон…
Сижу, точу карандаши
И наизусть читаю Блока.




 

У меотиды

Ветер волны морские бросает с плеча,
На песок и на гальку поющего лета.
Чайки в небе кружат, чайки в небо кричат
Голосами приезжих поэтов.
Где-то в Щёлкино ветру навстречу стихи
Бросил голос мой ядерным взрывом,
И утихло биение душ и стихий,
И шторма улеглись за обрывом.


 

Белый парус, скользящий в закатных лучах
С горизонтом спешит на свиданье,
А над морем горит золотая свеча –
Золотая свеча мирозданья!








 

Воевать за Отчизну

А что если тиснуты золотом
Самые короткие минуты жизни?
Отдана наша горячая молодость
Во имя служенья Отчизне!
А что если мудрость беспамятством выдастся
И ни останется места для подвига?
И всё-таки хочется в воины вызваться
И воевать за Отчизну без отдыха!

 

В Семёновке

В Крыму наступает рано
Вечер хмельной, горячий…
С Библией и Кораном
Еду к себе на дачу.
От Заводского к скалам
Ближе вёрст на пять будет.
Где-то звезда упала,
Где – не припомнят люди.


 

Музы нисходят к людям
С белой луны в калоду
И у поэтов будят
Чувства родства с природой.
Спускаю ладью на воду –
Манят нагие музы.
На вёсла и ходу, ходу…
А вокруг вместо муз медузы.




 

Первое февраля

Снег искрист, мороз крепчает…
За окном стоит февраль
И узоры завивает
На оконную скрижаль.
Пешеходы краснощёки,
Греют пылом небеса…
Не скрывая чувств высоких,
Я купил себе «пассат».


 

Чёрный, с хромовой обводкой,
В гараже стоит. Зачем?
А за окнами погодка
Несравнимая ни с чем.
Захожу в гараж и – ходу –
Мчусь сто сорок и кричу:
«Я прошёл огонь и воду…»
В трубы медные лечу.




 

Слушаю шансон

Слушаю шансон и лень не слушать.
Блок лежит на стуле – нем и глух…
Эхо не отнимешь у подушек
И не разольёшь его на двух.
Вялая мелодия, как нити,
Разум опоясала клубком…
Хочется ниспосланных наитий,
Что овеять разум ветерком.


 

Мэтр лежит на стуле и скучает,
Я о нём без умысла забыл
И не предлагаю чашку чаю,
Да и чай давно уже остыл.
Извините, Саня, за беспечность.
Ноутбук. Апатия. Шансон…
Музыка струится в бесконечность,
И тоска стучит, как камертон.
Видимо наитий не случится
И на бунт ничто не позовёт…
Ерунда, друзья, как говорится,
Вечность эта скучная пройдёт.
 

Флейта слов и звуков

Черепашье мясо слов и звуков
В кожуре гранатовой лежит…
Разобрали вечность на поруки
И никто ничем не дорожит.
Раздвоилась мысль, напившись эля,
Как всегда идёт война за мир.
Я воюю целую неделю
С воинами почестей и лир.


 

Я ещё не праздную победу,
Но когда отпраздную её,
Пробегу стихом по парапету,
В полный рост поднявшись за своё!
Выношу в себе я драматурга
Изо льда событий и огня,
Но убьёт пластичного хирурга
Кто-то до меня и без меня.




 

Одоление

Над нами надсмеялась жизнь,
В очередную эру канув,
Но из позора поднялись
Мы – снова в полный рост – Иваны!
Чужая золотая высь
Нас не прельстила ярким блеском,
И мы из пепла поднялись,
А вместе с нами Русь воскресла!


 

Мой генерал двора

Сидит у дуба на цепи
Мой генерал двора,
А мог бы бегать по степи
С утра и до утра.
Но генералом бы не стал
Он там в своей степи,
И я позвал, и привязал,
И вот он на цепи.


 

Я лапу жму ему за долг
По много раз на дню.
А он – не цербер, ни бульдог…
Спешит меня лизнуть.
Встаёт и норовит обнять
За свой высокий чин.
Меня готов он целовать
Мой важный дворянин.
Он ждёт команд «Сидеть», «Лежать»,
«Ату» или «Свои»…

 

Чтоб долг исправно исполнять,
В дозоре он стоит.
Ни войн, ни склок, ни смут, ни драк
В империи моей
Поскольку, лучший из собак
Достойно служит ей!






 

Попробуй  столько…

Восклицанья и вздохи канут
В никуда – и растают там.
Упираться зазря не стану –
И иным мы нужны мирам.
Девяносто! Вот вам – карьера!
Всем бы столько добра скопить.
Но и нынче, к любым барьерам
Стать готов я, чтоб  дальше жить!


 

Цена непониманья

Её вчера я встретил снова
И искренне взгрустнул вослед –
Она не проронила слова
На мой привет.
Такое страшное молчанье,
Презреньем показалось мне.
Зачем опять непониманье
Растёт в цене?


 

Мы слушали прибой

На озере встаёт туман,
Над синей гладью белым.
Где озеро, там океан
Мечтаний и уделов.
И я стоял. И я дышал
С тобой туманом этим.
Мы слушали, как в камышах
Шептал прибой о лете.


 

Верноподданный глупец

Любовью к Родине прикрывшись,
 Едят по очереди мать...
 И после – хором, сговорившись,
 Придут останки доедать.
И будет сговор этот страшен,
Поскольку через сто времён
Не будет у Отчизны нашей
Ни отчеств наших, ни имён.


 

Какое полымя погаснет,
Ещё не ведает жилец,
Но верует в святые басни,
Как верноподданный глупец.