Одна знаменательная встреча в Москве

Д.Ф.
Я увидел тебя – тоненький силуэт на фоне толпящихся ржавых вагонов –
Впервые, хотя знал тебя лучше многих, видевших тебя каждый день.
Я сошел на перрон – молодой стимпанковый изобретатель в белом шарфе,
Хотя в воздухе повисли все полновесные цельсиевы плюс двадцать семь.
И медленные пронзительно-зеленые фонтаны списком ползли из земли,
И на паре молодых лиц расплылась глазунья застенчивых смайликов.
Мы пожали друг другу руки и познакомились заново,
И ты назвала себя Дитя-Радость, а я себя – Старый Пес.
Белые пузатые дирижабли лизали кислородную панораму,
И белый всеет из высокого отверстия сочился на спины железных слонов,
Разбрызгивая по радужке наших глаз разноцветные монетки гало.
Вот мы и встретились, друг мой. Спустя четыре года знакомства.
Впереди у нас целый день, и немного ночи. И целое небо воздуха.
Сначала мы играли в теннис робкими нерешительными словами,
И так, от подачи к подаче, вонзились под землю, в кровеносную систему города,
Где на ум приходили слова «удушье», «орда», «Вавилон», «метро».
Этот город, который я не люблю, был не так уж плох в твоей компании.

Мы сидели на Чистых прудах, и, как в песне, вода отражала лица,
И я рисовал твое лицо быстрыми, напряженными линиями карандаша.
Вот он, этот рисунок – девушка в позе лотоса в зелени у воды,
Белокаменная Кали на стене дворца в Кхаджурахо.
Мы говорили о том же, о чем и всегда – о настроении, вдохновении,
О чистом творчестве, музыке, людях – великих, талантливых и любимых.
Мы рассказывали друг другу – друг о друге, раскрывая секреты и чакры,
Выпуская из них ласточек смеха, грачей здравомыслия, синиц радости.
Мы занимались вербальным эксгибиционизмом на чертовом колесе,
На высоте чуть ли не сотни метров над городом без границ,
Городом без комплексов, городом без души, городом без тишины, городом-бесом.
Но город был так эпично спаян с фигуркой, сидящей рядом,
Так осьминожно-равнодушен к отдельно взятому поэту из Мурманска,
Так трогательно вытянут вверх, в кислородно-ватное небо, –
Ребенок, тщетно пытающийся дотянуться до банки с персиковым вареньем, –
Что вся неприязнь – нет, не испарилась, – просто уехала в отпуск.
И этот город, который я не люблю, оказался очень приятен в твоей компании.

Этот город не просыпается, потому что никогда не ложится спать.
Этой ночью мы шли по ярким улицам с замедленной частотой кадров, как у Кар Вая,
С черно-белыми павильонами, кофе и сигаретами, как у Джармуша,
С картинами подлинности и фальши, как у Вуди Аллена,
С запахами распущенности и вседозволенности, как у фон Триера.
Мы шли молча, наговорившись за долгий день,
Ставший слишком короткой ночью, обрезанной ножницами железнодорожных стрелок.
Мы шли не спеша по берегу реки, от фонаря к фонарю, глядя друг другу в лица
И улыбаясь – уже не робко, а так, как положено улыбаться старым друзьям.
Мы истоптали ноги, но я видел так мало этой странной Москвы,
Да и то, что видел, видел лишь через призму тебя. Но именно в этом
Вся прелесть, особенность, знаменательность, уникальность заканчивающейся встречи.
Я рисовал тебя медленными плавными линиями, стоящую под фонарем у реки,
И на этом рисунке, быть может, А.Блок увидел бы свою Прекрасную Даму.
Дитя-Радость и Старый Пес пожали друг другу руки, обнялись крепко.
А потом состав железных слонов съел меня и понес в прохладной ночи домой,
Чтобы я мог однажды вернуться в этот город, такой хороший в твоей компании.