ночью

"...There's this parish priest, goes up to the Pope, drops down on his knees, starts weeping... asking forgiveness. "Holy father, holy father, what am I to do? What am I to do? I do not believe in God anymore. What am i to do?" And you know what the pope said?... "Fake it."
(c)
/

рваными толчками изо рта бьет воздух
вены c висками стучат не в ритм
холодный ветер врывается в щели
напоминает мне главное в хитром
в затылок вонзается болью любое
движение в сторону, сейчас ненужную,
глаза сверкают, блестят, играют,
глаза завораживают, но не зиму вьюжную :
уж она-то все знает, все видела точно,
каждую каплю, заплатку и штрих,
она была за кулисами, но
этим знанием я не делюсь. я один,
я стою в огнях столь уже привычных
прожекторов и чужих жадных взглядов,
где-то там, среди них, возможно, любят,
но мне - мне-сейчас - этого не надо,
ведь я сейчас - не то, что я-будет.

закончился вечер. огни погасли.
пустые бутылки, хлопушки и конфетти.
я сижу, прислонившись к холодным,
я слышу,как робко подходишь ты,
я открываю глаза, возвращаю прежнее,
ты смотришь и взгляда не оторвешь,
я спрошу, что тебе надо,
ты спросишь, кто я внутри такой,
я спрошу снова, что тебе нужно,
девочка, девушка, сердце, зачем,
зачем просишь ты подноготную,
зачем просишь всю боль во мне?
я не даю тебе ответов,
но ты задаешь все больше и больше,
и я вспоминаю - это твои горели
глаза на рядах чуть дальше от пошлых,
я улыбаюсь тебе, говорю ерунду,
я шучу, заставляя тебя смеяться,
мне даже не мерзко и не противно
сбить тебя с мысли, сделав счастливой,
сейчас я могу подарить тебе мир,
и ты не заметишь, что он картонный
сейчас я скорее волшебник, чем плоть,
сейчас мне так важно тебя не затронуть,
но нет. наверное, где-то сфальшивил,
ты остановилась и вновь задала вопрос.
я на него не могу ответить,
я не могу, не хочу, не колосс,
мои ноги куда слабее той глины,
мой свет бесконечно более блеклый,
ты задаешь вопрос, на который
такие как я никогда не ответят.
ты стоишь на своем, ты просишь ответа,
твое сердце рвется моим на части,
ты так боишься влюбиться в не то,
но ты уже далеко-далеко за гранью.

мое терпение переживает
твое желание открыться и в счастье,
мое постоянное неоткровение
заставляет тебя начать сомневаться...
гаснет улыбка. уже не пахнут
чем-то особенным душа и губы,
ты больше не задаешь вопросов.
ты уходишь, и больше тебя здесь не будет.
я знаю. я это точно знаю.
не первая и не последняя в сотнях,
прости, но это - часть контракта,
и я изменить не в силах сегодня,
и завтра, и после, и до, и во время,
и ты не должна знать, что я запомнил
каждую капельку слез твоих нежных,
каждую точку, пору и веру,
все, что толкнуло тебя подойти,
все, что тебя привело ко мне,
все, за что ты ругаешь себя,
в метро возвращаясь с душою в огне.

я лежу на сцене, глядя наверх,
сквозняки забираются в прорези маски,
я лежу, надо мной роспись старинная :
там Бог и свет, что он нес своей пастве.
кто я? кто я когда? кто я зачем?
почему мне так сложно спросить иначе?
я лежу на спине, глядя наверх,
выдыхая уже не знаю что, но не страсти,
я живу тем, что здесь происходит,
я живу, одновременно существуя,
я играю на благо толпы людей,
которых, возможно, здесь больше не будет.
ужас и страх, злобу и смех,
любовь и отчаянье, все и для всех,
я превращаюсь во что угодно,
кроме того, чем я был до тех,
давно уже всеми забытых времен,
когда я был мальчиком, чистым и ярким,
когда я был тем, кто хотел подарить
всему миру себя, сделать все счастливее краски..

свешу ноги со сцены, посижу немного.
вздохну, и неспешно, в себе забываясь,
подойду к окну, за ним зимняя сказка
где-то дети играют, где-то слишком опасно,
где-то люди считают удары часов,
сердце девушки той наполняется льдом
черного цвета разбитой надежды.
я себе не прощу, не простил я и прежних,
но я уже не могу иначе,а точнее - так должен
ведь это одно из условий контракта :
я могу быть всем, кроме счастья себе...
и лишь ветер гуляет в прорезях маски.