Ранимость

         
Ранимость творческого человека – очень тонкая субстанция, подчас незаметная для окружающих, но по закону цепной реакции способная огорчить многих и надолго выбить из колеи самого «раненого». И это вовсе не значит, что кто-то кого-то хотел обидеть. Скорее наоборот, тонко чувствующая личность сама цепляется к самым невероятным моментам общения, извлекая для себя какие-то негативные крупицы, из которых уже и создаётся домысленный образ обид и огорчений. Подчас источник этой «грандиозной обиды» и понятия не имеет о своём злодеянии. Из-за чего обижаются люди? Чаще всего из-за того же пресловутого желания быть значимым, признанным или, скорее всего, из-за недополучения оного. Конечно, мои рассуждения не являются обобщительными и применительными ко всем членам нашей литературной студии. У нас есть очень «маститые» поэты, которые давно уже не нуждаются в похвалах и не огорчаются из-за их отсутствия. А если они и читают свои произведения, то это воспринимается как мастер – класс. Кстати, я заметила закономерность: те, кто особенно достоин, почему-то не стремятся ни к каким званиям. Справедливости ради замечу, что в нашей студии есть и члены Союза Писателей России. Есть и незаслуженно рвущиеся в членство, Есть наблюдатели, к коим я и себя причисляю. Есть «примитивисты», для которых любовь – непременно морковь. Есть изобретающие новый стиль самовыражения – что-то среднее между поэзией и вольным стихом. Есть пишущие рубаи – хокку. И всё бы ничего, если бы не  болезненное желание быть признанным, причём -  всеми сразу. А разве это возможно? Одному нравится одно, другому – другое. Кто-то терпеть не может философскую направленность мышления, кто-то признаёт только простые односложные мысли способные выразить всем понятные, названные своими словами без выкрутасов, простые жизненные истины. Кто-то наоборот, так может завернуть, что приходится несколько раз читать, прежде чем осознаешь всю глубину произведения. У некоторых стихи – это просто поток сознания, не имеющий логического завершения. У нас нет к счастью одинаково пишущих и мыслящих. И тем труднее, рвущимся к признанию, получить его. Это невозможно. Для этого нужно быть гением.  Единственное, что возможно в сообществе пишущих людей – терпимость к творчеству друг  друга.  В смысле терпимости я не являюсь идеалом и потому с особым восхищением отношусь к тем, кто может быть снисходительным, может похвалить, а где надо – деликатно поправить. Успехов добивается тот, кто прислушивается к замечаниям и работает над ошибками. Ну, а кто сам всё про себя знает, тому ничего другого не остаётся, как обижаться за непризнанность и искать виновных.