И больше никакова! Былинка

«… И больше – никакова!»

«Графомания – болезненное пристрастие к сочинительству». Словарь русского языка. С.И.Ожегов. Женщина принесла в редакцию толстенную тетрадь с двумястами стихотворениями, которые она написала всего за неделю: «Сам Господь диктовал». Другой поэтессе я посоветовал никогда не заниматься стихотворечеством, она обиделась, но через год позвонила и призналась, что я был прав. Это моя единственная победа.

 

БАЛЛАДА О ГРАФОМАНЕ

Чего-то хотел, кроме блага и хлопотных дел допоздна. Его волновала бумага, когда пустовала она. И он за бумагу садился и рифмы к словам подбивал. Хромал, приседал и валился измученный им мадригал. Стихи распадались. При этом родные, друзей большинство его признавали поэтом – за это дразнили его. Страдавший за литературу, за груды рифмованных книг, за всю мировую культуру, которую знал лучше них, - он попросту слышал такое, чего не умел рассказать. И счастье его трудовое, придя, ускользало опять. А то, что талантом случайно судьба обделила его, - так это несчастье. И тайна. А более – ничего. Олег Хлебников.

Часто, слишком часто приходят в маленькую редакцию стихи-поделки. А как объяснить людям, что это не стихи вовсе, - рифмовка безграмотная, - ума не приложу: читать классиков безсмысленно, в Литинститут поступить далеко не каждому дано; вот если в школе повезло на учительницу словесности, как раньше называли учителя литературы…

 

Графомана-безумца письмо

Красно-чёрно-зелёного цвета.

Это подлинной страсти клеймо,

О, как страшно оно разогрето!

 

И в разрядку, и множество слов

Им подчёркнуто жирной чертою.

Вот кто к смерти за рифму готов,

За эпитет – к войне и разбою.

 

Вот кто предан поэзии, вот

Пыл где грозный. И с первого взгляда

Видно: выследит он и убьёт,

Если сам себе скажет: так надо.

Александр Кушнер, СПб

 

***

 Пушкину

Я лежу поэтом на диване,

Ты висишь портретом на стене…

 

***

«…Я надеюсь, что вы коснетесь всеми вашими чувствами моих стихов и дадите исчерпывающий ответ в их непригодности. Прошу указать мои положительные и отрицательные дефекты…»

 

***

Оборвались струны жизни

И заснул он вечным сном.

Его члены неподвижны

Нету живости при нем.

 

***

«Дорогая редакция! Вы пишете в моих стихах не хватает гипербол метафор и эпитетов а где мне их взять здесь в деревне?..»

 

***

В саду я тебя встретил летом.

Это не сказка и не сон.

И стал я начинающим поэтом

В любвиобильный тот сезон.

 

***

«Я начинающий поэт и мне писать дается еще со школьной скамьи. Но я живу очень плохо денежных средств нет света в квартире нет и не кто не беспоится онем. Прошу вас чтобы дали мне денежные средства был в квартире свет – а также загородили двор частоколом, а мне дали руководящую работу».

 

***

Гангрена с жадностью ужасной

На пальцы ног его пришла.

 

***

Мой взор съедал тебя в анфас

Не в силах вымолвить ни слова…

 

***

И сердце хлопает по левому плечу

Не в силах удержаться от волненья.

 

***

«Мои стихи сплошная образность. Приведем пример:

Да и ты не скучай –

Забывай!

Проходя пожелтевшей долиной,

Синий-синий сиреневый май

Ты забудешь под крик журавлиный!

 

Что в этом куплете? В этом куплете лирическое «ты»…, т.е. о н а… скучающая; пожелтевшая долина, синий-синий сиреневый май и журавлиный плач, - в четырех строчках четыре поэтических образа! – и что это разве не новое? Да это больше того, чем новое, - это мировой рекорд!»

 

* * * * *

Один графоман в солидный журнал

прислал корявый стишок.

Совсем таланта не было в нем,

и стиль был весьма смешон.

Но чтобы вывод под стиль подвесть,

в нем были такие слова:

«Жизнь такова, какова она есть,

и больше – никакова!»

Младший редатор сказал: «Пустяки!

Ступай-ка в корзину, брат!»

Но чем-то тронули сердце стихи,

и он их вернул назад.

- Вчера я пришел веселенький весь,

и жена была неправа.

Но «жизнь такова, какова она есть,

и больше – никакова!»

Редактор отдела, увидев стих,

наморщил высокий лоб:

- Стихи банальные. Автор псих.

А младший редактор жлоб.

Но строчки вошли, как благая весть,

до самого естества.

«Жизнь такова, какова она есть,

и больше никакова!»

И, свой кабинет озирая весь,

подумал любимец богов:

«А может, и я таков, как есть,

и больше совсем никаков».

И страшная мысль, как роса с травы,

скатилась с его головы:

А может, и все таковы,

каковы, и больше – никаковы?»

Владимир Костров

«Самая опасная ловушка, которую только дьявол может поставить человеку, это – внушить ему мысль, что он в состоянии написать книгу, которая принесет ему столько же славы, сколько и денег, и столько же денег, сколько и славы». Мигель де Сааведра Сервантес †1616