Книга 2011Три Зеркала - Матёрого Человечища-

          С Е М Е Й Н А Я   АНТОЛОГИЯ
      «ИСКРЕННЕ  ГОВОРИМ  ВАМ!»  – 2011“      
              Стихи   Проза   Переводы
          СТАНИСЛАВ   СТЕФАНЮК


       ИЗ  ДНЕВНИКА  СУПРУГИ  ПИСАТЕЛЯ
          (Извлечение из  «Книги-2009»)
4-го декабря с.г..
Нынче Лёвушка, как это стало давно его второй нехорошей привычкой и причудой, проснувшись, не хотел одеваться, а, будучи в своём теперь обыкновенном капризе и упрямстве, сел за свой рабочий стол и стал заново перерабатывать - то есть перечёркивать, перемарывать всё, накануне мною переписанное... На этот раз ему не понравились мои вставки в его описание довольно интимного разговора Nicolas  с  графиней  Марьей.
    Сцена сама по себе  мало  что решающая, но она настолько   домашняя,  настолько близкая   мне, моему духу и воспитанию,  или, как говорят уже – мировоззрению
(какое скучное и ненужно длинное и такое тяжёлое слово,  но оно может стать для populus со временем весьма обыкновенным!?)...…. „Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу1....
    – Вот его герой, вот его икона! Вот его проповедь!!!
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо.
Это и было его главнейшее заблуждение: 
       считать себя во всём и всегда правым.
 Сегодня  он затронул  одну из  немногих моих чревычайно чувствительных струн... Нимало не понимая до сих пор нисколечко в  воспитании  детей,  особенно  малосмышлённых,   но  уже чувстви-тельных настолько, что это и поражает меня и даже пугает, Leo свёл все коллизии исключительно к упрямству и желанию всё, находящееся под ручонками дитяти,
поломать либо испортить...
 –„Наказывать, не  давая сласти, – только  развивает жадность.“
–… Разве  только  жадность? 
Неспроста  же  Николенька, ещё в одной рубашке, выскочил ко мне и разрыдался, целуя меня и захлёбываясь от слёз, стал уверять меня в своём полном понимании вины
                (Ах,Боже, да и вина ли эта вовсе?)...
Отца, самого лишённого возвышенных качеств и порою глумящегося над нашей тягой к добродетельным поступкам, можно было бы понять, но простить я этого в нём не хотела никогда
и  не   хочу...   
Переписав  всю  сцену со  славным   Николенькой, я, вопреки обыкновению, ограничилась лишь исправлением некоторого числа  описок  и  ошибок...  Но  что-то, 
а  я  понимаю  это  „что-то“,
заставило Лёвушку, вопреки обыкновенности, возмутиться моим  (естественным для него!) вторжением в „его!?“ текст.
Быть может, виноват   также и вчерашний   крупный   проигрыш   в Английском   клобе?   Или   кто-то из отставных  генералов  опять пристал  с  надоевшими  Leo пустыми  ремарками к описанию батальных сцен...  Но я, как и прежде,
докажу ему его неправоту и необходимость черпать вдохновение
не только из собственных заблуждений, но и из реальной жизни нашего круга...
 А ежели он будет непозволительно упрям и непонятлив, то придётся, как говаривала берлинская Шарлотта,
„отослать обратно все подушки“...  Увы, эта мера меня устроит на ближайшую пару недель, но позже он сам придёт ко мне с очередной повинной и накопившейся за эти дни пачкой...
....ни на что не годных черновиков!

     «ИСКРЕННЕ  ГОВОРИМ  ВАМ!» – 2011
       СТАНИСЛАВ   СТЕФАНЮК стр. 49-53

 "ИЗВЛЕЧЕНИЯ ИЗ позднего ДНЕВНИКА СУПРУГИ ВЕЛИКОГО ПИСАТЕЛЯ"

Как неприятно, стыдно, тяжело и противосовестно даже перечитывать, и при этом заново  самой переживать, перему-чиваться, перестрадывать прошедшие во времени, но не ушедшие
из сердца и памяти эти вечно, к моему несчастью, живущие
в моей измученной противоречиями душе, годы нашей совместной жизни...  Да и можно ли назвать её совместной?
И в чём именно была её совместность???
По Его неискоренённому мнению жизнь женщины – лишь удовлетво-рение её плотскости... Вне этого – всякие увлечения музыкой, учительством и просвещением бедного народа, сочинительством и тому подобным – лишь блажь и ненужность...
А в этой плотской жизни нет ничего лучше безграмотной деревенской крестьянки. Особенно, если она не замужем...
...Вот что получилось, если  до 34-х лет не иметь близко  никакой порядочной  женщины...
И какова Цена всем его Учениям, если он никогда не был искренен, и лишь тогда выскакивал ОН – настоящий, когда я
становилась, вопреки его привычкам – сама собою:
любящей чистоту – и во внешнем, и внутреннем, и обнаруживала такую ненужную ему активность... Любящую музыку, цветы, чтение, со стремлениями к свободе и самоделанию...
Его же идеал – женщина пассивная, физически здоровая, бессловесная и без воли... А если нет,
то его мучит всё и вся: и моя  любовь к искусству, и моё учи-тельство, и чтение биографий великих музыкантов и античных писателей и философов
(да какие они великие, когда велик лишь ОН, один!),
а моя же любовь к ним, совершенно не мешающая мне его любить как и в прежние годы,  моментально вызывала в нём ненависть, даже к   давно умершим...   
О каком «всепрощении» ему рассуждать, а тем более призывать народы, если сам Он порой был бессмысленно беспощаден,
считая себя правым и справедливым во своих  вздорных капризах.
 ...И вчера, и сегодня и всегда
Он был против свободы и так называемой равноправности женщин.
 У женщины мол лишь одна цель – половая любовь...
Вечный, заставляющий меня страдать, циничный взгляд на всё естественное-человеческое между людьми, и постоянный нескон-чаемый протест, сопротивление всему, абсолютно всему Челове-честву... А что же ему тогда и не протестовать против меня – самой беззащитной перед Его  неприятием
самого нормального «во человецех».
Обвиняя нас в плотскости, он сам не раз был безудержно, словно боготворимый им мужик, груб и бесцеремонен:
чего стоило ему прямо в своих знаменитых самодельных сапогах, тех самых, что он порой шил по просьбе своих литературных
приятелей, н е р а з д е т ы м   заваливаться в супружескую
постель! И никакого раскаяния за своё скотство, непростимое даже и для крестьянского мужика. 
Хорошее же зеркало русской крестьянской революции,
как писали некоторые радикалы,
и хороша же будет эта революция, если так вот она будет относиться и к женщине и к цивилизации. 
Славо Богу, может до неё и не доживу,
              но каково это будет для моих детей!... 
И вечные упрёки по любому поводу да и без оного:
зачем продаю Его книги,
что я мол забываюсь, что он может ЗАПРЕТИТЬ продавать
Его книги,
забыв, что на эти же деньги доставляю его верховую лошадь,
его спаржу и фрукты, его благотворительность,
велосипеды и пр... Не я пользуюсь деньгами, а больше всего
ЕГО дети, которых он забросил, не воспитал и не приучил к работе, а сама Я меньше всех их трачу... А запрети Он продавать книги, « и я уйду на себя работать, в классные дамы, корректорши и т.д. Я люблю труд и не люблю жизнь, поставленную всю не по моему вкусу, а по инерции и по тому, как её поставила семья – Муж и Дети.»   
                (март-апрель, 1898-й год).
..   
             ИЗ   ДНЕВНИКА   СУПРУГИ
          ВЕЛИКОГО  РУССКОГО  ПИСАТЕЛЯ
Наконец закончилась эта ужасная самоубийственная история! ..
...Пройдя через все муки преодолений гнева, возмущения, протеста, оскорблений и издевательств и намёков, устных и письменный угроз, я наконец-то поняла самое главное – это история про воздаяние за любовную неверность –
НОВАЯ ФОРМА, новый образец разрешения банального семейного конфликта – того самого адюльтера, которым грешат все семьи – или почти все – или буквально все...
  Но части из семей удаётся затушить этот огонь нелегитмной страсти, вспыхивающей везде почти регулярно через два-три года, но не разгорающейся до размеров московского пожара 1812-года, когда только бегство и смерть возникали как единственные, да и единственные ли, результаты окончания чьего-то безумия и приведшего к нему чьего-то непростительного своеволия...
...То, чем постоянно,  непростительно постоянно,
грешил САМ  Лео, он же нестерпимо  и невыносимо БОЯЛСЯ обнаружить КАК ОТВЕТ  с МОЕЙ стороны – какой же он безумец! 
 Да разве можно ли когда-нибудь и кому-нибудь урезонить ревность того, кто на своём грешном опыте знает лёгкость измен, слабость женских сердец и вседозволеннсть мужской греховности, столь ласково и иронично поощряемой не только литературой,
но и обычаями света...
Есть нечто неотвратимое в сладком яде искушения, продаваемого на лотках чуть ли не на каждом углу и не только на столичных развалах, но и в самых укромных уголках всех цивилизованных стран... Разврат воспет, узаконен, обожествлён...
И так-называемое уничтожение крепостного права сделало его общенациональным и общедоступным...
Но зачем же было НАКАЗЫВАТЬ СМЕРТЬЮ, да ещё такою
механической, такой отвратительной формы...
(такой современной такой общедоступной и тем самым уничижающй
и оскорбляющей достижения современного технического гения нашего века...)? 
Я предлагала Ему иные, не столь омерзительные способы самоуничтожения...Нет!
....Лишь через колёса, рельсы, станционные вокзалы, на глазах любознательной благородной публики – вот они новые формы гильотирования.
За что же так ненавидеть хрупкое женское тело, доставлявшее радость, хоть и не освященную Обычаем и Верой, но такую естественную, как само  рождение ребёнка!!!
И для этой казни-убийства опорочить всё естество страдалицы... Заставить её – и многократно – ощущать, абсолютно зазря,
если не сказать – пустопорожне – ненависть к любому проявлению человеческого кем бы то ни было, встреченным в роковые
пред-самоубийственные часы....
Ежели перечислить те мимолётные, но столь ненавистные и
нелицеприятные  ремарки, заметки, оглядки, которыми самоубивица, как бы прощаясь с ненавидимым уже (да и без реальных-то, а лишь надуманных причин) Человечеством – любыми: простолюдинами, аристократами, благородными, родными и вовсе незнакоыми – клеймила и хулила всех подряд....
Это превращение очаровательной женщины в злобное человекоподоб-ное существо, никак не заслужившее ни прощения, ни снисхождени, но лишь неумолимо, волей злого Рока 
(А ТОЧНЕЕ – злой волей ОДНОГО АВТОРА!!!),
ведомой к гибели, сотворено в итоге и талантливо и
омерзительно-настойчиво, словно ускользающая жизнь  старатель-ной осенней мухи, никак не улетающей из наглухо закрытой залы, а постоянно липнущей к вашим рукам, лицу, голове, столу, у которого вы сели, чтобы выпить бокал сладковатой мальвазии или португальского вина, даже к краю этого бокала – и нету сил и ловкости прогнать её, эту осеннюю, уже предназначенную самой природой к смерти, прочь...   
Вся жизнь ваша в эти минуты испорчена – и поломана какой–то вздорной настойчивостью вздорного насекомого... Вам уже без-различно – улетит ли эта муха в какую-либо оконную щель, или чьи-то ловкие и бездумные руки механически, какой–нибудь иностранной хлопушкой или, того интереснее, напустят на неё какое-то опасное и смертельное химическое облако – подарок заграничных умельцев – вы будете равно спокойно и равно бездушно и равно облегчённо довольны её исчезновением....
А что будет испытывать эта мушка, всего-лишь взалкавшая на исходе своей беспутной жизни  чего-то запретного, но так ею желанного – вам истинно безразлично и будет забыто через несколько секунд.... Даже не минут, а именно секунд..   
...Вот столько же  секунд и будут ОБМАНУТЫЕ гениальным писателем  читатели вспоминать бедную, исстрадавшуюся самоубивицу....
           (предположительно  позже  1870-ых  годов )

Приведен ПОРТРЕТ ГЕНИЯ - рисунок Ирины СВЕНХАГЕН

                ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
                (Прощание с Достоевским и....
                СТИХИ..... )