Старинный дом

Кропоткинской древние липы
Так сладко и долго цветут…
В том доме и всхлипы, и скрипы
Уже три столетья живут.

Мы слышали тихие вздохи,
Когда целовались тайком…
В чужой оказался эпохе
Дворянский запущенный дом.

Углы его помнили много:
И фрейлины шаг молодой,
И гнусную речь демагога,
Что жил до войны в угловой.

И жертв его скорбные лица,
И быстрых прощаний слова…
Стал дом в сорок первом больницей,
И выстоял, как и Москва.

И вот по скрипучим ступеням
Спускаемся по одному…
Не помним мы прошлого тени,
Спускаясь в грядущего тьму.

1982
 

БОГЕМА

Здравствуй, бывшая богема
                славной юности моей!
Я приеду – где ты, Герман,
                всех румяней и милей?
После третьего развода
                ты на даче пса кормил,
А хозяин пса Твардовский
                за безнравственность корил.
А в арбатском переулке
                мастерская в два окна.
И в подвальной той шкатулке
                плеск дешёвого вина.
Здесь художники, поэты,
                модернисты, трепачи…
Близнецы при шуме этом
                спят – как хочешь, так кричи.
От бульдозерных развалов
                сохранился весь модерн,
Кто-то хвастал дозой малой,
                кто-то лихостью манер.
В дворницкой рояль немецкий,
                композитор – нищий мот.
По утрам он спит мертвецки,
                плохо улицы метет.
…Я вернулась. Где ты, Герман?
                Глядь – в афишах вся Москва.
С них в тщеславье непомерном
                ты взираешь свысока.
В Бостоне живёт художник,
                оперились близнецы.
Кто трепач был и острожник –
                вознесён молвой в творцы.
Оглянулась – где богема?
                В люди выползли друзья…
Но в подвале тот же Демон
                искушает – вы князья!
Там витает дух богемный –
                тот же в голосе надрыв,
Только больше оголений
                да нахальнее мотив.
1995
Я НЕ ЗНАЛА
Я не знала,
                что жизнь так ужасна
В бедном детстве, в его тесноте,
Там, где каждый в каморку ужался,
Но держался, так стойко держался,
Где так предано сердце мечте.

Мне казалось – затронуто детство
Белоснежным прекрасным крылом,
И дышалось, и думалось дерзко,
И осталось на сердце нарезкой,
Как на времени золотом.

Я не думала – жизнь так ужасна
В горьких, юных скитаньях своих,
Где последние листья кружатся,
Где за поручни надо держаться,
Облака, как стада олених.

Но сегодня впервые открылась
Жизнь в ужасной своей тесноте,
Где так много толпится бескрылых,
Надоевших, чужих, и постылых,
И враждебных давнишней мечте.

1985