Книга рассказов. Простые истории

                Книга рассказов

                ПРОСТЫЕ  ИСТОРИИ 
                ПРО  ТО  И  ПРО  ЭТО

*    ПУТЕШЕСТВИЕ В АФРИКУ,
ИЛИ ДОЗВОЛЕНИЕ НЕДОЗВОЛЕННОГО

Историю эту мне рассказал один мой знакомый, по профессии он штурман гражданской авиации. История непростая и с возможными нежелательными продолжениями, а потому назовём его просто – Шурик. 
Когда-то, во времена существования великой империи со странным именем - СССР, у нас было великое множество голодных «друзей» по всему миру. И особенно, на том континенте, куда один всем известный доктор очень не советовал гулять. Но глядя из окон высокого Кремля, наши мудрые вожди почему-то надеялись, что «их чёрные друзья» дружно построятся и пойдут вслед за нами и нашими «бусами» в прекрасное и светлое будущее! Куда, кстати говоря, мы и сами так и не дошли. Но надежды-то были…
И любовь была… как сейчас – на Тверской. Мы им платим - они нас любят, больше платим – больше любят. Ну и наоборот, естественно. А посредниками в этой удивительной любви были многие наши граждане, услуги которых весьма неплохо оплачивались. А что ещё человеку надо? Ну и наш Шурик, волею судеб, оказался в их числе.
На транспортном самолёте, вместе со своим проверенным экипажем, он по нескольку раз в месяц прилетал на чёрный континент – крепить дружбу, сотрудничество и розовые надежды Кремля. Возили всё: тушенку и рис, одежду и обувь, мыло и лекарство – сами-то друзья наши, ничего, кроме детей, не производют – специфика у их такая. Но, правда, в этом деле им нет равных. И вот, чтобы их всех прокормить, Шурик-то и надсажался…
В этот раз нелёгкая доля занесла их в такую дыру, какой они до сих пор и не видывали. Аэропорт самый допотопный, поле земляное, т.е. взлет и посадка только днём, и только в сухую погоду. Само здание Аэровокзала (простите за использование этого слова) из досок натурально: через них на закат пассажирам хорошо было глядеть.
Поселили экипаж, всех оптом, в одной комнате 6 на 8. О кондиционере тут никто и не слыхал, но удобства всё же кой-какие были, в виде чёрного унитаза, тесная кабинка которого почему-то соседствовала с платяным шкафом, встроенным в стену. Возможно, местный чин так представлял себе роскошь дизайна и изысканность интерьера люксового номера…
Груз сдали сразу, как только сели, и делать до завтрашнего отлёта было совершенно нечего. В местный городок, находящийся в миле от посадочной полосы, им по-доброму посоветовали не соваться, мол, потом не найдём вас… И это, надо сказать, впечатляло.
Вот, наши герои и решили не искать приключений: чего их искать, лучше по телеку про них смотреть. Иногда. Только в предоставленных «апартаментах» и этого не водилось, в смысле – телевизора. Ну и решили они принять на грудь, чтобы, значит, ностальгию и скуку смирить. Хорошо, в местном ресторане пойла было много и самого разного. Взяли раз, взяли два, а потом и считать перестали…
Наутро командир воздушного судна – Владимир Ильич (это его настоящее имя), тряся головой, морщась и тихо матерясь, подошёл к шкафу, чтобы обуться – помните, я рассказывал, где он размещался? Он сюда на ночь поместил свои знаменитые берцы из буйволовой кожи, которые за большие деньги купил недавно у «америкосов». Упираясь в стенки шкафа руками и стараясь не слишком наклоняться, он сунул ногу в ботинок. И что бы вы думали? Оттуда молнией вылетело нечто сверкнувшее длинное и тонкое, как змея, и хлестнуло ничего не ожидавшего командира по лицу!
От испуга и неожиданности тот отпрянул назад и, не удержавшись на ногах, с грохотом хлопнулся на спину. Экипаж дружно подскочил в своих кроватях, и, забыв о похмелье, бросился помогать командиру. Все, кроме одного – второго пилота.
А тот, наоборот, быстро сел на кровати, подтянул колени к подбородку и оттуда, как из укрытия, грустными, задумчивыми глазами наблюдал сцену «восстановления любимого командира». Загадка его поведения раскрылась скоро. Оказалось, что второй пилот, поднявшись ночью по малой нужде, и не чётко понимая, где он и что с ним, не смог отыскать в незнакомой комнате ни выключателя света, ни дверей так нужного ему туалета…
Какое-то время он гулял по тёмной комнате, соображая, где он и что с ним, пока не вспомнил в какой примерно стороне нужное ему заведение. Когда его терпение и возможности уже подходили к концу, наконец-то, он нашарил ручку вожделенной дверцы… и счастье его было полным!!! Горемыка сделал своё мокрое дело, ориентируясь только по звёздам. А местный дизайн-то подвёл, да-а… тут уж не поспоришь.
Экипаж хохотал так, что прибежал администратор…
Командир сидел багровый на своей кровати, и с ненавистью смотрел на своего второго пилота, он давно подозревал его в злоумышлении. И вот – подтверждается! А как же: всякий второй хочет стать первым!
Продолжение истории было таково: по прибытии на родной аэродром, командир самолёта принёс рапорт командиру отряда с требованием заменить в его экипаже второго пилота.
Рапорт рассмотрели, посмеялись и бросили в корзину. Но обиженный командир не смирился и написал новый рапорт, на который пришлось дать официальный ответ. И дали…
Ответ был таков: «Разрешаю Вам нас…ть в башмаки второго пилота!»




* КАК Я ЕЗДИЛ ЖЕНИТЬСЯ,
ИЛИ О ВРЕДЕ ПРИНЦИПОВ

Сижу я как-то дома в своей квартире на десятом этаже. Пятница, вечер. В квартире никого, кроме моего отражения в грязном зеркале, и мне ужасно одиноко. Почему-то по пятницам всегда так, когда нет никого рядом. Вот и сегодня: перспектив – никаких. Ну я и борюсь с одиночеством и грустью: пью пиво, разбавляя его водкой. Может это и не полезно, но зато значительно веселее. От полного «нефиг-делать» читаю откуда-то забредшую ко мне, газетку-толстушку, нашу, местную, «Шанс» называется. А там о всяком эдаком пишут, и это бывает интересно. И то ли неправильную пропорцию выбрал я в своем лекарстве, то ли просто дозрел, но только почудилось мне, что сегодня кто-то и мне пообещал подбросить какой-никакой шанс. От этих предчувствий прямо загорелось внутри.
А тут ещё, будто черт услыхал: перед глазами рубрика – «Знакомство».
- Так-та-ак, - думаю, - кто это тут себя нынче и почём продает?..
Читаю заманчивые предложения и замечаю, что мне становится все интересней и интересней.
А внутри черт, видать, подзуживает: хвостиком машет – огонь раздувает! И что ты думаешь? Прямо на меня смотрит, маленькое такое, но очень соблазнительное приглашение. Приезжай, мол, родимый, только тебя и жду. Ну, может, и не совсем так было там написано, но что-то такое тёплое и ласковое, что мне показалось, будто это меня зовут… и прямо сейчас!
Ну, как бы ты на моем месте поступил?
Ну, вот, и я так. Только я сначала побрился и помылся, на всякий случай! Вдруг, коли чего! Да, еще я бутылку шампанского за шестьдесят рублей купил – наверно, хорошее, думаю, раз стоко стоит. А сдачи так еще и на цветы хватило.
И вот, мчусь я на своей «коломбине», презирая опасности в виде гаишников и других пьяных водителей.
Ты ведь не поверишь, как узнаешь, куда я поехал! За Ирбу! Есть такое село, а это почти двести километров от столицы нашей родины, города-героя Абакана. А за самой Ирбой, есть деревенька, откуда сама писательница, соблазнившая меня, называть ее не буду, и деревню не назову, чтоб чего не вышло – во куда меня, брат, понесло. И ведь действительно - понесло!
Мчусь я, значит, и мне по колено и все моря, и все менты, в душу-мать! А моя душа поёт – любви хочет, в голове соловьи чирикают – благодать! Лечу, можно сказать, на крыльях разгорающейся любви, и едва касаясь колёсами дороги, а вокруг меня прекраснейший из миров. И я его страшно люблю, и машина моя замечательная: Жига-итальянка первого года выпуска. И я – очень хороший водитель… не веришь? Ну, я же доехал после двух литров исконно русского напитка под названием «Ёрш».
Нахожу ее дом, подъезжаю и сижу в машине. Смотрю на него. От умиления чуть не плачу: вот ты где, моя зазнобушка, пряталась всё это времечко! Вот ты где, милая моя, ждала меня столько лет!
А во дворе собаки нет. Я и удивляюсь – какая смелая! Наверное, святая, а на защите её все ангелы божьи…
Захожу в избу, а передо мной, поверишь – нет: Илья Муромец в юбке…
Я, конечно, сперва смутился и даже голос у меня подсел. Но потом маленько оклемался и спрашиваю, сурово так:
- В газету объявление писала?
А она мне:
- Ну, писала.
- Ну вот, я и приехал, – говорю ей, - встречай гостя!
А сам искоса приглядываюсь к ней и, как-то быстро, начинаю терять уверенность в себе…
Хозяйка, правда, радушная оказалась – тут ничего не скажешь: бросилась на стол собирать, то да се. Ну, думаю, может еще и ничего будет…
Глазом моргнуть не успел, как к моей «шампанской» грибки появились, а к ним – сальце, картошечка – всё, как в деревне положено.
Распаковался я окончательно и пристроился за стол, сбоку так, спиной к выходу – с учётом возможного развития ситуации. Сидим – беседуем, выпиваем и закусываем. Шампанское-то моё быстро кончилось под такую закуску, а у нас как раз  интересные разговоры пошли. Ну, хозяйка свою-то и выставила. Ты про чо подумал… я те про бутылку говорю.
Только мы её поллитру до середки опорожнили, как черту, видно, скушно с нами стало, и он пошутить вздумал. Не иначе, как по его наущению зашел тут у нас разговор об одном человеке. А я, однако, тебе не говорил, что я сам из энтих самых мест, здесь вырос и многих местных знаю. Так вот, этот гражданин оказался нам обоим знакомым. Но по-разному. Как мне, так он – друг. А как к ней, так совсем наоборот –  хуже врага…
И нашла тут, как говорится, коза на камень. Не стану я тебе всех обстоятельствов дела излагать, но, то ли выпили мы лишку, то ли принципы оказались сильнее нас, а токо расплевались мы тут с ней окончательно и бесповоротно. Никто не захотел сдавать свои позиции. Принципиально. Ну вот ты и посуди теперь: кому нужны такие принципы?
Сел я тогда в свою машину и поехал к себе домой. Ехал и думал: хорошо, что не поженились! Отобрала бы машину – с такой разве ж поспоришь. А я тебе, кажись, говорил, что я хороший водитель? Ну, доехал.
А теперь мораль: пьяным никогда не читайте «Шанс», не вспоминайте про принципы и не садитесь за руль!

* КАК Я ХОДИЛ В ГОСТИ К СВОЕЙ ЖЕНЕ

Говорят, пятница, тринадцатое – плохо. А я так думаю, что и просто пятница –  все равно плохо. Ну, может и не то, чтобы всегда плохо, и конечно, не всем. Только у меня как-то так – все время получается.
В эту пятницу, как обычно после трудовой недели с устатку да со скуки пил я пиво в своей берлоге. В окружающем пространстве опять – никого! Слева пошарю – никого, справа пошарю – никого! Сколько пива не пей, а никого рядом не появляется. И так мне стало паршиво…
Вот, думаю, все куда-то побежали в пятницу после работы, а мне и некуда. Никому я не нужен! Сдохну –  никто и не узнает до понедельника. Потом соседи почуют, наверно. Во мне-то килограммов сто десять – должны почуять!..
Сижу я так, пиво фильтрую, кубатурю помаленьку. И вдруг меня осенило: к жене надо идти! И на нее посмотрю, с кем она да как, а может, чем чёрт не шутит, и мне место найдется возле семейного, бывшего нашего очага. Может, не погас ещё очаг тот?
Собираюсь моментально, прямо как в армии – за сорок пять секунд, и чешу в соседний микрорайон. А на улице мороз – под тридцать, ну а я без подштанников. Потому, значит, и чешу на предельной скорости. 
Вот он наш дом, хотя какой он – наш? Выперли меня отсюда. Ну и понятно, характер у нее такой. Да она и сама мучается с ним – начинаю ее жалеть потихоньку. Но вовремя себя одергиваю, а то зайду и не с той ноты начну, а это – хуже нет! Это как песню начать и сразу свести – позор один.
Поднимаюсь по лестнице, вот она дверь – бывшая родная. Теперь, наверное, уже двоюродная. Звоню… и мне открывают. Это обнадёживает. Вхожу и глазам не верю: мне, кажется, рады. Дома все, кто мне нужен: дочка и жена. Чувствую, как горло перехватило! А сам так строго спрашиваю:
- Ну, что, не ждали?
Ждали, говорят, ждали – и я, как будто, поплыл или полетел. Бывает же такое!
Меня, как дорогого гостя, проводят на кухню, накрывают стол прямо на глазах. И даже, моя-то – бутылочку выставила. Во как!
Если и есть эта штука – счастье, так это вот, как тогда…
Посидели мы с ней, выпили-поговорили, душевно так. И дочка куда-то убежала. Взрослая уже – понимает. Ну, я и расчувствовался!..
Пошёл в ванну… и почему-то стал там брюки стирать. Сам не пойму, что это со мной случилось, но, думаю, без чёрта здесь не обошлось…
И вот, постирал я брюки, развесил их сушить, а сам, значит, на диван улёгся – под телевизор. Всё как в добрые старые времена! Лежу – размечтался, прямо разомлел, да и пути отступления уже отрезаны.
А жена в кресле сидит и на меня косится.
Я ей и говорю:
- Ты иди сюда ко мне, чо ты там одна. Вдвоем потеплее будет…
А она, из кресла своего, вдруг начала вспоминать старое. И что ни вспомнит, так обиду какую-нибудь. Как будто ничего хорошего у нас и не было. Терпел я, терпел это, а потом и не вытерпел: встал, надел молча свои мокрые штаны, и пошел домой – в свой чум одиночества.
А на улице мороз! Да ещё сильней, чем был!
Штаны мои моментально в два колокола превратились… и я иду домой по улице… а колокола мои гремят!
Они гремят – все на меня оборачиваются, а на душе моей – помойка!!!
На самые лучшие чувства мои наплевали! И кто? Та, с которой дитя прижили, и из-за которой живу один столько лет и не женюся…
И зашел я в магазин, не обращая внимания на удивлённых граждан, и купил себе поллитру – душу лечить надо. А то улетит…


           * ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

История эта происходила в древние времена, когда Бога в нашей стране звали – КПСС. Тогда наместником Бога здесь был партком. И власть имел такую же: здесь тебя могли казнить или помиловать. Причём, совершенно произвольно. Кого и как хотели – так и имели. Если одного грешника за грех какой могли распять или предать поруганию (общественному), то другого за грех не меньший – всего лишь пожурить, или пальцем погрозить. Всё зависело от степени приближённости к стопам власти и от желания эти стОпы лобызать.
Был тогда у меня знакомый штурман, работал в гражданской авиации. Громадный такой мужчина, сделанный, видно, по спецзаказу. Он не был очень высок, но зато широк был и объёмист – невероятно. Ну и аппетиты были у него соответствующие, прямо «гаргантюа» какой-то. Как пел в те времена мой любимый поэт, «меры в женщинах и в пиве он не знал, и не хотел…». И бабы-то его любили-и! – верно, было за что…
А жена его – будем звать её просто – Мария, прекрасно знала о наклонностях мужа своего, но держалась за него упорно и цепко. И это ещё раз подтверждает: там было за что держаться. Всеми доступными ей средствами она боролась за своё «женское счастье». Средства при этом она выбирала весьма изобретательно. Однако в перевоспитании благоверного, надо прямо сказать, это не помогало.
Ну, ближе к делу! Однажды они принимали гостей. Это был чисто мужской праздник. Тогда его называли: День советской армии. Он хоть и был, как говорится, мужским, но женщины на нём – главное блюдо.
Вся фишка тут в том, что кто-то мудрый, расположил его за две недели до главного женского праздника – 8 марта. И потому, все, кто были одиноки, искали в этот день себе пару. Очень удобно.
Ну а половинки состоявшихся пар, по долгу или по состоянию души, демонстрировали, как могли, чувства и привязанности друг другу.
Праздник этот в СССР, хоть никогда и не был красным днём календаря, но отмечался всегда и в обязательном порядке. Поясню для юных, незамутнённых знаниями чад: СССР – так называлась когда-то наша Родина. Кто помнит те времена, тот не даст соврать: празднование начиналось всегда в конце рабочего дня во всех учреждениях и конторах нашей бывшей великой Родины. Ну а потом все, кто был ещё в состоянии, перемещались по квартирам и кафе, а также: по подворотням и забегаловкам – возможности и тогда были у всех разные. А там уже праздник продолжался с ужасающей и прямо – нечеловеческой силой…
Вот и в нашем случае, все явились на праздник уже изрядно разогретыми и готовыми завтра умереть, но не оплошать сегодня. Компания в этот раз подобралась такая: двое с женами были из экипажа нашего героя, и ещё был я со своей новой знакомой, ну и, конечно, хозяин с хозяйкой.
Расселись так, что слева от меня оказался хозяин, а с другого моего боку – она, моя избранница. Помню, что мы с ней только познакомились, и она мне очень нравилась. Я даже стеснялся её. Всем было весело, ну а после первой и второй – стало совсем хорошо! Все заговорили, зазвенели вилками и ложками, посыпались истории. Кто о чём.
Наш хозяин багровел всё больше и голос его с каждой минутой всё больше походил на «иерихонскую трубу». Он вроде бы и стремился снизить уровень звука, исходившего из его могучей груди, но желаемого эффекта как-то не достигал. А мне всё время казалось, что над его шутками смеются во всех соседних квартирах.
Шутить он, конечно, умел, и во всех компаниях его за это любили. Но тут, думаю, он перебрал. Вдруг, посерьёзнел и стал учить меня уму-разуму. Наклонившись к моему уху, он прошептал (так ему казалось!):
- Баба у тебя хорошая, угу-у… Не упускай её. И ты это… ты её сегодня – раком! Они это лю-у-убят… - и мечтательно закатил глаза…
А в туалете захохотала жена командира.
Я был в ужасе, и готов был просто залезть под стол. Чувствовал, как огнём горели моё лицо и уши…
Сначала все замолчали, переживая момент, а потом дружно заржали. Им-то хорошо…
Жуткую для меня ситуацию разрядила его жена:
- Ты опять за своё, кобель старый! Я те, вот, помечтаю! Опять на партактив хочешь?..
И тут все гости захохотали так, что штукатурка с потолка посыпалась. А дело было так…
За год до этого наш герой, вернувшись из полётов, и зная, что жена на работе, привёл домой очередную «кралю». На эту роль вполне подходило «всё, что двигается», как он сам говорил. И всё у них было хорошо до тех пор, пока не пришло время выпускать её – вот-вот должна была прийти жена. Да беда была в том, что потерялся ключ от входной двери! То ли выпал он из скважины, да случайно запнули его куда, то ли – Бог шельму метит. То ли – всё вместе и сразу… но ключ потерялся!
И выйти нормально из квартиры не было никакой возможности.
И тогда они пошли на крайние меры: открыли окно (благо, был первый этаж) и начали экстренную эвакуацию. Но им маленько не хватило времени и везения! Жена подходила уже к дому и всю картинку увидела своими глазами… так-то вот.
Что было между ними – знает один чёрт (но он не свидетель). И потому мы перейдём сразу к финальной части истории.
Жена на следующий день с синяком явилась к парторгу аэропорта и наябедничала. Тут, как водится, собрался «большой хурал» – партактив предприятия. И нашего героя, конечно, повели «на дыбу». Там его и пинали, и топтали, сколько хотели, припоминая что было и не было… а он терпеливо и скорбно всё сносил, уставившись глазами в пол.
Как истинный герой-партизан, он всё стерпел: пощады не просил и не произнёс ни звука в своё оправдание! Только в конце поругания, когда ему дали последнее слово, он встал и сказал, глядя только на неё:
- Знаешь! Если бы я ключ не потерял, хрен бы ты меня поймала!!!


*   ВАЛЬПУРГИЕВА  НОЧЬ,
НАКАНУНЕ  ДНЯ  ВОСЬМОГО  МАРТА

Дед Сергей звонит мне шестого марта утром, и сразу:
- Ты слышал про Лёху?
- Чего такое? – спрашиваю.
- Дак наградили его, – говорит, - медалью. Даже в газетах о нём написали и фотографию напечатали.
- Да, ну-у! – удивляюсь, а сам начинаю лихорадочно соображать. «Так, - думаю, - отмечать значит, сегодня придётся. Никак не завтра. Завтра такой день – ого! Попробуй-ка шаг влево, шаг вправо – сразу расстрел!»
Ну, я и спрашиваю его, деда Сергея. Хотя какой он дед? Такой же он дед, как и я. Ровесники мы, но кличка вот такая прилипла…
Ну, я и спрашиваю его:
- Какие будут предложения?
А он мне в трубку умничает:
- Ну, это, как аменинник...
Вроде того, что ему решать, мол, Лёхе. Как будто наш спаянный коллектив здесь ни при чём. 
- Ты, Серёга, видать, часто гидролизный спирт стал пить, и это на тебя пагубно влияет! – заявляю я ему – Ты хоть понимаешь, что ты несёшь или ополоумел совсем? Это ведь наш общий праздник! Стоко лет мы, как братья, можно сказать: с одной тарелки, из одного стакана, в одном гараже! И ты такое говоришь?! Ты как хочешь, а я сейчас звоню Генке и Синяку.
И я позвонил, ведь я же не знал, чем это всё закончится. Поэтому на меня распространяется международная конвенция об отношении к пленным и идиотам. В общем, я категорически настаиваю на смягчающих вину обстоятельствах и замене расстрела на общественное порицание…
Ну, наших-то – два раза приглашать не надо! Все и сразу – со мной согласились, что сегодня вечером у нас сильно торжественная часть с последующим обмыванием медали…
Да, забыл сказать, мы ещё о наших планах самому Лёхе и не говорили. Поэтому перед обедом встретились мы возле силового министерства, где наш Лёха работал в те годы полковником, начальником «Убойного отдела», и где когда-то, совсем недавно, все мы успели послужить.
Сделали мы торжественные рожи, и гуськом зашли в очень сурьёзный кабинет, где наш друг и занимал очень сурьёзную должность.
Сидит наш именинник, улыбается и на нас по-доброму так смотрит. Он вообще очень скромный и добрый, когда его не достают. За что мы все его и любим. Подходим поочерёдно, жмём ему руку, и говорим все слова, положенные в таких случаях. Всё очень чинно.
Начинаем обсуждать наше ближайшее будущее, и всех интересует вечерняя программа. И тут оказывается, что жена именинника вместе со старшим сыном уехали в соседний город… и должны они вернуться только седьмого числа, вечером…
Всё, решено! Публика рукоплещет: фестиваль состоится в любую погоду. Только Синяк какой-то сегодня не такой – я уже давно к нему присматриваюсь. Вот он и проявился:
- Давайте, – говорит, -  здоровье беречь! Скоро ведь восьмое. Да и это… - и он замолчал, подбирая слова, – я тут недавно из запоя так тяжело выходил. Чтоб не закопали, пришлось мне «откапываться» в больничке. Ну, значит, под капельницей. И вот я что предлагаю: давайте сегодня будем пить только вино! Это даже полезно – я читал. И для пищеварения, и вообще. Вино – это ведь перебродивший сок винограда – сплошные витамины…
Ну и уговорил он нас, чёрт красноречивый! – так вкусно рассказывал.
Наступил долгожданный вечер. Собрались мы все у Лёхи, как и планировали. Торжественные все, радостные – прямо настоящий праздник! Вина натащили – море, подсчёту не поддаётся. Расселись, медаль железной частью затолкали в стакан, залили вином, и да-авай поздравлять!
Хорошо, когда есть друзья. И в радости, и в горе – помогут. И сегодня – хорошо, но чего-то, вот, не хватает. И кто-то допёр – баб! Их не хватает…
Но нельзя – именинник сказал! Семейное гнездо, мол.
Ну, мы и согласились, а как тут возразишь?
Долго ли, коротко ли, но запасы наши стали подходить к концу – а вначале ведь казались безграничными – надо же, как всё изменяется! К этому времени мы уже забыли и про медаль, и даже про семейное гнездо.
Синяк с Генкой пошли за добавкой, а вернулись с этими… ну, правильно, с ними. Где они их только нашли, этих пьяных страшилок – непонятно. Может, на дороге? Но мы в эти подробности не вдавались. Пришли и пришли. Правда, наш дорогой именинник категорически отказался. Мол, страшные больно! И непонятно, к какому доктору первому потом идти. Ну, это дело его – каждый сам себе выбирает и доктора, и судьбу. Я тоже смотрел на них издалека – кабы чего не вышло…
А они-то рады стараться! Видать, всерьёз пытались нас очаровать: и танцевали-то они перед нами, и изгибались – шеста не хватало…
И я вдруг заметил: загрустил именинник. Явно чего-то не хватает ему.
- Чо, Лёха, - спрашиваю, – что-то не так?
А сам уже предчувствую: праздник наш заканчивается. И тут – звонок на их домашний телефон. Лёха берёт трубу и говорит, а я прислушиваюсь. Понял я только, что он с сыном говорит. Вначале вроде спокойно, а чем дальше, тем сильней заводится. И в конце разговора он жестяным голосом проскрипел:
- Ты кого, лейтенант, «лечить» вздумал? Ты полковника «лечить» собрался? – и бросил трубку.
Я не стал вдаваться в семейные подробности, а зря. Может, ничего этого и не было бы…
А дальше было так: именинник смотрел на нас, смотрел и объявил:
- Я сейчас соседку приведу. А вы тут поспокойнее ведите себя… - и ушёл.
Пришли они почти сразу же. Но соседка как-то не влилась в компанию. Уселась в уголок и с презрением стала наблюдать за ухищрениями наших «красавиц». А те заметили. И обстановка на глазах стала накаляться. Я вижу, что здесь праздник пора сворачивать, и пришло время всем нам сваливать. Смотрю, и Дед Сергей того же мнения. Ну, мы собрали всех, кроме именинника с соседкой, и ушли…
Но домой почему-то не пошли, а вместе с нашими «красотками» зашли в соседнее кафе. И там вдруг вспомнили, что наступил уже канун восьмого марта. А за это надо выпить! Потом ещё и ещё!
А потом одна из наших попутчиц заснула в туалете. Нам об этом сказал местный официант. Мы внимательно оглянулись и пересчитали всех – точно, одной не хватает. Самой высокой. Или длинной? Ну, это как посмотреть: если когда стоит – то высокой, около ста девяноста. Но она, действительно, лежала возле унитаза, и была ужасно длинная. По-моему, больше двух метров. И нам пришлось её поднимать…
Никогда не пробовали двухметровую варёную макарону поднимать и ставить вертикально? Вот и у нас не получалось…
Все её подруги были немногим лучше, поэтому мы вызвали для них такси и погрузили их туда. Так закончился праздник для нас.
А для Лёхи всё только начиналось…
Наутро, когда я ещё спал, надоедливо запел-заныл телефон. Кто-то явно не желал понимать, что я не хочу сейчас говорить. И звонит, и звонит! Я, в бешенстве от звонка и от головной боли, хватаю трубку, собираюсь материться, а оттуда Дед Сергей голосом Левитана:
- Ты слышал, чо с Лёхой было?? – и без паузы, сразу в лоб – его жена зарубить хотела. Топором!
Меня, как будто, ведром холодной воды окатили.
Всё: долой похмелье, долой головную боль!
Собираюсь за минуту и лечу…
Оказалось, что ночью мудрый Лёхин сын, стремясь предотвратить катастрофу, позвонил отцу и предупредил, мол, мама выехала в ночь домой. И будет под утро. Но Лёха решил, что это оперативная разработка жены! Что это она так – через сына пытается его «строить» и контролировать…
Ну, и не поверил. А зря!
Жена появилась, как и предсказывалось, под утро, и ей, конечно, не открыли. Но что может сдержать взбешенную фурию? Нет такого препятствия!
Не дозвонившись и не достучавшись в родные двери, она обратилась в пять часов утра к соседу с невинной просьбой: одолжить ей топор.
И этот осёл – дал!
Что тут началось!!
Она, как древний и свирепый викинг, кинулась на штурм несдающейся крепости и принялась топором рубить двери квартиры. У меня хорошее воображение и я очень чётко представляю себе, что пережили находившиеся там, за дверью! Фильм ужаса – детская страшилка по сравнению с этим.
Самое удивительное (и вправду видно говорят, что стресс удесятеряет силы) – она взломала мощную входную дверь и вломилась в квартиру!!
Там она нашла «мирно спящего» мужа… который, как бы «спросонья», таращил на неё глаза…
Но она не поверила и начала методично и неспешно обыскивать квартиру. А когда дверь в туалет не открылась перед её усилием, в ход опять пошёл боевой топор!
Что такое дверца туалета по сравнению с входной дверью квартиры? Пустяк! Не продержалась и минуты…
А там, на унитазе, синяя от ужаса, сидела несчастная и трясущаяся соседка. Она, видимо, совсем сошла с ума, бедняжка! Она стала горячо уверять представшего перед ней «ангела смерти», что зашла сюда, в их квартиру, только что… на минуточку. И то случайно…
Хорошо, что Лёха был рядом.
Он и отнял у «ангела смерти» его оружие. Бой был коротким, но свирепым. Лёха победил, хотя ему и досталось вскользь по голове топором. А пока они боролись за обладание оружием, соседушка та благополучно дезертировала.
Но на этом битва не закончилась. С Лёхи в эту ночь реально пытались ещё и скальп снять… а вместе с ним и остальную кожу с рожи. Все признаки этого явственно присутствовали, когда я его увидел наутро.
С тех пор я не хожу в тот дом.
И никто из нас не ходит. Просто её боимся!
Она ведь «расколола» соседушку-то на унитазе, когда помахивала топориком над её головушкой. Та ей всё и рассказала. И даже все наши фамилии вспомнила.
Ну, Лёхина-то и давай обзванивать жён всех, кто был на «фестивале». И всем им новости сообщать. Только до моей, как-то не дозвонилась…
- А мораль-то какова? – спросите вы.
Да очень просто: надо верить сыновьям!
И ещё, братья мои: берегите родные гнёзда!
                * * *


*  КАК МОЛОДОЙ ОПЕР
С ДАМОЙ ПОЗНАКОМИЛСЯ

Рассказал мне эту историю мой бывший коллега по уголовному розыску, оперативное имя которому дадим – «полковник». Дело было в начале зимы и нашему «полковнику» выпало суточное дежурство по городу. День выдался заполошный: то кражи из квартир, то шапки с голов (сезон!), то кухонные боксёры безобразят. И вот уже стемнело, когда в дежурную часть по телефону обратилась горько рыдающая женщина, которая невнятно говорила что-то о поросятах. И поэтому, наш герой, часу примерно в седьмом-восьмом вечера, был направлен в район именуемый в Абакане «Гаванью». Естественно, для поиска трагически исчезнувших ни в чём ещё не виновных, поросят.
По делу выходило так, что хозяйка тех поросят обнаружила их пропажу всего лишь на третий день с того момента, как видела их последний раз. А надо сказать, что женщина это была не старая, одинокая и замуж выходить была не прочь хоть каждую неделю. Бывает такое, и никто с этим спорить не будет. Вот и с ней так бывало. Ну, прямо все последние годы.
В этот раз новый «жених» появился в её доме в четверг вечером. То ли у них зарплата в тот день была, то ли что украл, да продал – сейчас трудно сказать, но «жених» попался состоятельный. Это во всех смыслах. И свадьба у них, надо признать, удалась: никто не помнил, как ложились спать. И вот так – два дня подряд. Пока деньги не кончились. Ну, а тут уж и время подошло поросят кормить. Да только не оказалось их там, где положено им быть. В свинарнике, значит. Вот она и забеспокоилась, хозяюшка-то.
Наш «полковник», по приезду, первым делом, как и положено, опросил саму потерпевшую, от которой, как он позже признался, из-за длительного запоя, несло таким мерзким амбре, что после пяти минут беседы с ней, его сильно затошнило. Однако, преодолев все временные трудности и разузнав обстоятельства дела, он начал подворный обход соседских домовладений в поисках возможных свидетелей.
Ох, и не простое это дело – искать свидетелей. Особенно, когда все на виду друг у друга живут, и все, позвольте заметить, в деревянных домах. Как правило – молчат, даже если и видели. Даже если и точно знают… особенно, если точно знают.
И вот наш герой, направляемый чувством долга и стремлением к истине, подошёл к ближнему соседскому дому. Постучал в ворота – безрезультатно, прошёл в полисадик и постучал в окно. В избе горел свет: значит, люди должны быть – решил он – а значит, их следует опросить – «полковник» привык делать свою работу хорошо. А отступать, наоборот, не привык. Но никто не вышел из дома и ему не отворил.
Тогда он сам, открыв калитку ворот, и не обнаруживая опасности в виде пса или злого хозяина, двинулся к крыльцу. Однако, примерно на полпути «полковник» вдруг услышал за спиной нечто напоминающее короткую пулемётную очередь. Такой звук всегда бывает, когда пёс стремительно выскакивает из своей будки, а цепь волочится за ним. Молодому оперу стало понятно, что время его оперской жизни стремительно укорачивается. И он побежал! И бежал так хорошо, как только мог.
Из-за высокой скорости движения поворот в сторону крыльца ему не удался, и пришлось бежать прямо. Прямо в темноту и неизвестность. А там было строение, вроде летней кухни. Ну и наш герой, спасая свою молодую жизнь, буквально влетел туда, захлопнув за собой дверь. Влетел и обмер: прямо перед ним, в полутьме, при тусклом свете свечи, что-то округло белело. И оно, это что-то, было явно живым!
Существо слегка шевельнулось и угрожающе уставилось на него своим единственным глазом! Это было уже слишком. Наш герой в ужасе прижался спиной к двери. Только и назад пути для него не было – там его поджидал, пуская слюну, Цербер неизвестной породы.
«Полковник» попытался проанализировать ситуацию и оценить опасность: не корова – шерсти нет, и блестит, но не свинья. Сзади и чуть сбоку у этого существа висит что-то тёмное, мохнатое и огромное: грива - не грива, хвост – не хвост? Не поймёшь. В общем, страх божий!
Это пересказывать долго, а продолжалось-то считанные секунды, но «полковнику» показалось – целая вечность!
Тут вдруг это жуткое чудище распрямилось, стало в два раза больше! Оно повернулось к нему и оказалось голой женщиной, которая, как позже выяснится, мирно мыла здесь голову, склоняясь над тазом. Только голубушка эта превратно поняла ситуацию, и теперь, переполненная негодованием, подхватила свой таз с мыльной водой, и, обложив «полковника» очень и очень ненормативной лексикой, выплеснула содержимое прямо ему в лицо.
Ну что ему тут оставалось делать? Бежать обратно!
Он выскочил оттуда, задыхаясь от смеха и отплёвываясь мыльной водой, помчался к крыльцу, надеясь успеть в дом, до того как его съест зверь. Ему удалось, слава Богу!
Там, в доме, он разговаривал о краже злополучных поросят с пожилой полуглухой бабкой, пока в дом не вошла её дочь, закутанная в полотенце и шубу. Испытывая смущение и даже стыд, «полковник» несколько раз подряд извинился перед ней, стараясь при этом убедительно объяснить свой поступок и причину своего внезапного появления. Но женщина и так не выглядела обиженной – веселилась во всю!
«Полковника», полностью прощённого, проводили до ворот, по дороге рассказав многие подробности о жизни потерпевшей и её поросят. Кстати, было высказано предположение, что несчастных поросят либо «жених» продал кому-то, либо вместе продали, а потом пропили и заспали-забыли.
С этой версией он и поехал в горотдел, успокаивая себя мыслью, что и кража малозначительная, и поросятам этим лучше в детстве умереть, чем так мучиться.
А когда под утро он писал «отказной материал», то, поразмыслив, не стал эти свои мысли там излагать. А написал без изысков, мол, видели этих поросят соседи, как они, бедолаги, побирались по чужим дворам…


* ПРО МОНСТРОВ БЛИЖНИХ И ДАЛЬНИХ

Замучили ужастики, эти монстры с экрана. Никакого житья от них! Прямо хоть из окна головой вниз! Вот так достали. Думаю, что и не токо меня. Ведь кажный день лезут они к нам в дом, кажный день душу сосут! Сил нет – больше терпеть. И решил я бороться с ними самостоятельно и системно. Это, если кто не понял, значит – по науке и по всему фронту.
Сел я, как обычно, на то же самое место, которым обычно многие думают, и стал всё анализировать. Для того взял лист бумаги, благо, что дочка моя в фирме работает, и бумаги той в доме – завались (а мы даже туалетные рулоны не покупаем, во!). Взял я, значит, лист и стал составлять реестр монстров.
Первым в списке обозначился, конечно, наш доморощенный страшила Вий со своею ведьмачкой. Помню, как ещё детьми визжали мы с сестрой от них, судорожно сцепившись побелевшими пальцами. За ними своё законное место в строю занял первый иностранец – неубиваемый Фредди Крюгер. Он и в жизни первым вылез из тумана перестройки, пугая старых и малых. Потом пошли живые мертвецы, потом ещё кто-то, а потом пробило двенадцать, и я пошёл спать. А зря…
Ночью они все ко мне пришли. Вы знаете, если бы мне предложили взамен этой ночи с год поболеть энурезом, то я бы согласился на такой мен. Не буду пересказывать – зачем тревожить старые раны, но к утру у меня созрела мысль: во всём виноват телевизор! Это он – больше некому, это он – главный монстр!
И стал я думать эту мысль, и чем дольше думал, тем больше уверялся в этом. Вот вам доказательства…
Вы только вспомните, чем мы теперь занимаемся вечерами, а? Небось, в телик пялимся, где идут бесконечные сериалы. А по субботам и воскресеньям что делаем? Опять телик? А как же! Он диктует нам моду, он учит нас, что нам есть и как это правильно делать. Но это бы ладно, пусть учит, если есть чему.
Но ведь есть и другая его сторона, откровенно срамная, надо прямо сказать! Сексуальные извращенцы с экрана поют нам мерзкие песни самыми мерзкими голосами. Для кого поют? Наверное, для таких же, как они сами. Я вот, к примеру сказать, испытываю стойкое отвращение к этим представителям фауны (перед фауной – извиняюсь!), и потому немедленно убегаю с того канала, но понимаю простую вещь: так легализуется срам, грех и бесстыдство.
Вот кому это надо? А ведь кому-то надо, раз есть!
А гнусные передачи о молодых недоумках, живущих напоказ перед камерами в каком-то змеином клубке, где все переплелись, если не сказать прямее. Они, эти передачи, разве не развращают нашу глупую бестолковую молодь, которая, глядя на них каждый день, думает, что так и надо жить. Это ли не повадки монстра и вампира, стремящегося своими укусами влить нам свою слюну и кровь? Чтобы мы и наши дети стали такими…
Он стал совсем как наркотик, этот телик! Прямо настоящая зараза! Заболев ею однажды, очень сложно избавиться от этой формы наркомании, которую врачи и лечить-то не умеют.
Не эта ли форма массового гипноза заменила нам общение, книги, газеты, радио, а некоторым даже и всю их собственную жизнь. Или я не прав? Ну, если я не прав, значит я – лев. И в своей левизне я не одинок!
И так я раздумался-раскочегарился, что прямо попёрло меня в поисках этих самых монстров. Оглянулся я туда-сюда, ага! Вот он, ещё один монстер! Жена. Как есть – монстер. Это хто на похмелку не даёт, когда внутрях всё огнём горит? Это хто у нас все заначки тырит? Не она ли… Не она ли требует кажный год новые одёжки и новые обутки себе покупать? Наши-то отцы и матеря по скоку лет в одном ходили, а? Ага, понял…
А на курорты как оне ездют? Не догадывешься? А мы потом ночами не спим, зубами скрипим – соседей пужаем! А ведь это нервы, вот и приходится лечиться народными средствами. Ну, тут ты в курсе…
Да ещё дети. Детки наши детки, кушают конфетки. Хорошо бы конфетки, а то глядишь, а они уже курют, а то и водку нюхать начинают до полного горизонтального положения. И это ещё полбеды, а уж ежели по полной чаше приподнесёт нам жизня, так ведь это ещё просто цветочками будет. А ягодки-то ихние намно-ого горше окажутся. Вот вам и ещё монстры нашей жизни.
А начальник, негодяй – это хто, не монстер? Ещё какой! Такие бывают, не дай бог! Ну, тут вы и сами можете порассказать – Шехерезада отдыхает.
Или вот взять, к примеру, сосед мой. Тот уж лет десять не работает, а, судя по репе, ест регулярно и пьёт чуть не кажный день. Это как так можно? Это ж скоко здоровья в человеке, а?
А может, потому и столько здоровья, что не работает? А вот на чьи пьёт – непонятно. И вокруг него такие же, как и он, и где они бабки берут? Неясно! Но ни разу, гад, не сидел – вот в чём парадокс!! Или у него окно в другое измерение есть, в параллельный мир, где он что-то тырит, или милиция наша совсем плохо работает. Одно из двух.
Он ведь тоже не совсем на человека похож, этот сосед-то. Был бы помельче, можно было бы с клопом сравнить… а такой, как есть, так – чистый монстер. Особливо, ежели встретит вечерком, в тёмное время суток, да попросит у вас закурить, как это они обычно делают…
А те, кто владеет нами всеми? Те из экрана! Те, что говорят нам, как жить, кого или чего мы должны выбирать, кого любить и уважать, а кого совсем наоборот. Они что, беленькие и пушистенькие? Ну, тут уж извините…
Помню, совсем недавно один такой всё мозолил нам глаза. Ну, он ещё за здоровье и за наш пенсион отвечал. Ему бы Сатану в кине играть – без гриму сошёл бы! И вот, помню, глядит он своим немигающим оком с экрана и так толково объясняет, почему наши старики должны жить за чертой бедности… И нам совершенно ясно видно, что он и сам в это верит! Ну? Это не монстр, что ли? А по моему, дак самый настоящий, вроде Дракулы. Ох, и много их таких, замаскированных среди тех – на власть аккредитованных.
Вот и выходит, что живём мы среди монстров, от рождения до заката, а оттого и сами частенько монстрами становимся. Ну да ладно, заболтался я с вами, а у меня вода почти выкипела, вон уже голова показалась, монстра одного. Я его давно выцеливал – больно он мне не нравился. Всё ходил мимо моего дома с папочкой, да в очёчках – такой скрытый монстр! Ну что, откукарекался, монстрик? Вот я тебя в глазик-то вилочкой! А не высовывайся, да не подглядывай…

* УРОК  МУЖЕСТВА

Расскажу я вам сейчас одну удивительную историю, свидетелем которой был сам. Она вас удивит и развлечёт, а, может быть, для кого-то она станет ещё и поучительной.
Произошло это во времена самого махрового застоя, когда на магазинных полках еды было маловато, и выбор был бедноват, но, правда, того что было, хватало всем. И работа была у всех, кто хотел её иметь. И водка была в те годы только заводская и по четыре рэ. И страна наша была ещё Великой – в этом ей не отказывали. Стеснялися, значит, а, может потому что боялись? И чего нам там не жилося, а? А может, не жилось-то вовсе и не нам, а тем, которым всегда хотелось миллионами ворочать. Своими, личными. Или работниками помыкать, опеть же, своими. Может с энтого всё началось?.. Ну, да ладно, проехали…
Хотя, нет! Не проехали, придётся вернуться в те времена. Ведь история-то оттуда… Должен я вам теперь доложить, а особливо тем, кто тех времен не знал, что рты тогда у нас запечатаны были. Да!
Как? А очень просто. Думай што хошь, а рта не разевай. Правила такие были тогда. А кто правилам тем не следовал, или пренебрегал ими, того частенько отправляли из душных городов свежим воздухом подышать: тайгу полоть или руду где добывать. И некоторым помогало. И, возвращаясь обратно в душный мир, оне, родимые, ужо не разевали ничего, боясь опять ангину эту подхватить…
Вот и я грешил. По-молодости. Да не раз, надо признаться. Болтал то да сё, дурачок говорливый. Сначала в своём институте Сибирском да Металлургическом, зачем-то рискуя быть изгнанным. А зачем – сам не знаю. Ведь тогда, возможно, я первый, средь себе подобных, ещё в 1972 году, на занятиях по философии сделал вслух предположение, ссылаясь на исторический опыт других стран, что и наш СССР, лет эдак через двадцать-тридцать распадётся на составляющие. Как распались в своё время и все другие великие многонациональные империи, разорванные векторами национального самоопределения.
Помню, что на меня смотрели, как на ненормального или богохульника – никто такого даже и подумать в те времена не мог. Как меня не выгнали тогда – уму непостижимо. Видно, благодарить за то я должен нашего преподавателя-«философа», эстонца по национальности, всегда нечесаного и неопрятного, но обязательно в застиранной до ветхости белой рубашке, застёгнутой на все имеющиеся пуговицы. У него, осибиряченного до синевы, наверное, были свои счёты к той власти, которая решила за него, где ему жить. А по философии он мне «пятёрку» за год поставил! Да, вот так вот…
И после грешил я. Например, в армии. Ведь меня после института в армию забрали. На политзанятиях я взял, да и стал умничать. Завёл спор с молодым лейтенантом, нашим взводным, о честности и беспристрастности государственных средств массовой информации. И это в 1977 году! Когда правило закрытых ртов было самым главным в нашей жизни! Ну, осёл переученный… ну, что с него возьмёшь…
И он, этот лейтенантик, конечно же, доложил замполиту полка. Так было принято. А тот, конечно, в особый отдел. А те взяли и чуть не придумали мне длительную командировку на север – в дисбат. Были такие интересные части в Советской армии: дисциплинарные батальоны. А может и сейчас есть.
Там, в этих дисбатах, из кривых делали прямых, а из таких прямых идиотов, как я, очень хорошо делали кривых. Специалисты, как не крути. Правда, в тот раз – миновало, как-то. Вызвали меня в особый отдел дивизии и там подробно так, рассказали, что меня ждёт в этой Инте, на самом севере республики Коми – это в Уральском военном округе, где я и проходил службу. Ну, я и осознал, как я был неправ! А кто бы не осознал на моём месте?
И с тех пор я стал помалкивать.
Даже когда и надо было бы гавкнуть – я молчал. Видать, тот напуг никак не проходил. Но зуд-то остался – куды ему деться?..
После армии я вернулся на свой хитрый Мотозавод в Ижевск. Это только кажется, что на мотозаводе должны делать что-то похожее на мотто или вело, или что-то такое… А на самом деле там делали что-то для ракет. А что – не скажу. А то опять… всё, молчу-молчу!
Ну вот, значит, зуд-то опеть своё дело и сделал: взял я, будучи технологом термички, и написал в тетрадке зачем-то о ценах. Ну, что, значит, растут они, паразиты, как грибы. А надо сказать, что если бы я знал, как оне станут расти лет через двадцать, то я бы стал хвалить те наши цены изо всех сил! Но я-то не знал… ну, вот и поделился с тетрадкой своими сомнениями. А зря…
Мой начальник, как оказалось после, на полставки в особом отделе прирабатывал. Завод-то этот хитрый был, не забыли? А в таких заводишках без особого отдела – никак нельзя. Ну вот, он мою тетрадочку-то, подружку-собеседницу, и обнаружил как-то. То ли в стол мой зачем-то лазил, а может, это его прямая обязанность была – не знаю. Но тетрадочка исчезла.
И стал я ждать последствий.
Долго так, ничего не происходило. А потом меня опять сильно напугали. Не скажу – как… но определённо и весьма серьёзно. И понял я: язык мой – враг мой, отрезать бы его! А заодно и ручка, и тетрадка, и умение писать…
А теперь, о том, что меня вылечило. То есть, опять вернёмся к той истории, с чего мы и начали (вот такая загогулина получается, понимаешь).
Однажды я проснулся в шесть утра, в выходной. Месяц был май – уже было светло и даже почти тепло. И пошёл я от нечего делать погулять. Благо, дом, в котором я жил, был на окраине Ижевска – городок металлургов, назывался. А рядом был лес, ароматы и красота всякая! Вот и пошёл я наслаждаться…
Иду, значит, в сторону леса, но ещё пока между домами, а на пути у меня что-то наподобие детской игровой площадки – поляна с двумя воротами для минифутбола. А посередине той площадки, почему-то стоит столб, метра три высотой. И стал я тут думать над этой загадкой. Непонятна русская душа – для чего тут столб? Может быть, для того, чтобы напоминать нам, невнимательным и глупым, что есть ещё и иные обстоятельства, которые могут неожиданно и коварно вдруг напомнить о себе!..
Стоял я, глядел на этот столб и думал. А по диагонали площадки со стороны леса ко мне приближался великолепный котяра… Он был действительно, великолепный: крупный, светло-рыжий – прямо огонь! Важный такой! Как министр федерального правительства. И шёл-то он очень по-министерски: наполненный ощущениями собственной значимости, весь поглощенный важными думами, не глядя по сторонам…
А зря! Таким мелковатым, как он, я и ты, нужно быть очень внимательными в этой жизни. А то попадёшь к кому-то на ужин, и не в качестве гостя – такое бывает на каждом шагу.
Вот и здесь: вдруг я замечаю собачью свадьбу! Целый хоровод псов вокруг одной малосимпатичной шавки. И это тоже был повод для размышлений: как так… такая… и вот что…
Но меня сейчас занимало другое: котяра их не видел! А они его видели очень хорошо. И вот та шавка, которая мне не понравилась, подала им команду: гав! В сторону кота. Мол, принесите мне его шкуру!..
И понеслись они к нему, горемычному, исполнять повеление этой суки сроду немытой. Говорю так, потому что я в этом твёрдо уверен: не мылась она никада – и не отговаривайте меня…
Надо сказать, что пёсики были – ничего себе!
Их лидер, то есть тот, кто должен быть первым (ну вы понимаете, да?) – это был рыжий пёс, масти такой же, как наш главный герой, и видом хоть и напоминавший лайку, но много крупнее любой лайки. Второй, тот, который мог бы, при наличии бойцового характера, составить первому конкуренцию, был лохматый серый дворняга, чуть меньше лидера. А остальных, из массовки, ещё было штук пять разных – про них и говорить не стоит…
И вот, значит, они несутся во весь опор к коту, и я вижу, как жизнь его на глазах укорачивается до длины тараканьего хвоста.
А подсказать-то ему как?
Наконец, бедолага замечает врагов. Но ему ещё можно спастись, можно успеть добежать до того самого загадочного столба посереди поля. И недалеко, и лазать он, наверное, умел. Но, тут начинается удивительное!
Кот останавливается!!! Поворачивается к летящей на него кавалькаде противника, поднимается, сколько возможно, на своих лапах, выгнувши дугой спину, и распушась, замирает.
А я про себя уже думаю: всё, конец котику! Героический был кот.
И начинаю себя готовить к зрелищу жуткой сцены…
И что бы вы думали? Они, эти псы, жаждавшие отличиться и набрать максимум очков перед своей дамой, вдруг замедлили свой галоп, перешли на умеренную рысь, и, образовав правильный круг, принялись бегать вокруг геройского кота – прямо хоровод детей вокруг ёлки…
Что случилось – не понимаю я! Как это возможно такое?!
Дух! – вот короткий и непростой ответ на эту загадку.
Дух, наполнявший это маленькое и гордое существо, которое совсем не хочется называть животным, потому что это не так.
А псы, в этой ситуации - просто животные, озабоченные главными животными инстинктами: размножения и самосохранения. И они увидали его глаза, глаза монстра, в которых не было места страху и сомнениям. И что-то ещё было там такое, что говорило им: даже когда буду умирать, я буду вас убивать!..
Вот и стояло это чудо незыблемо, как пуп Земли! И только вращал он своей головой, сопровождая жутким взглядом самого опасного из противников – того рыжего пса.
Я был просто потрясён его мужеством. И псы, вероятно, тоже…
Наконец, лидер, не понимая, что дальше делать, и не зная как выйти из такой позорной ситуации, всё-таки принял решение: он подбежал к тому озадачившему меня столбу, гордо поднял заднюю лапу и показал всем, как он презирает этого проклятого кота…
Его маневр решил повторить и номер второй, серый и лохматый. Он тоже подбежал к несчастному столбу, и только пристроился к нему, как лидер, верно желая поднять свой упавший рейтинг, свирепо цапнул его за шею. И после этого, притворяясь, что всё сделано правильно, номер первый с гордо поднятой головой направился к ожидавшей их «невесте»…
А я в это время восхищённо смотрел на удивительного кота. Смотрел, смотрел и вдруг подумал: может и нам можно чему-то научится у них…


*  У КАЖДОГО СВОЙ ГОЛИАФ

Мы люди – раса некрупных, мягкотелых и слабых от природы существ. По крайней мере, мы такими рождаемся и остаёмся такими довольно долго. У нас нет ни когтей, ни зубов, ни могучих мышц, чтобы процветать в этом жестоком и плотоядном мире. Однако, как вид, мы процветаем, и процветаем за счёт своих мозгов и способности размножаться в любое время года. Родившись, мы долго, почти четверть жизни, растём под крылом у своих родителей, пытаясь стать сильнее, больше, умнее, желая выжить и реализоваться в суровой действительности. Кому-то из нас это удается, и тогда он становится Кем-то и Чем-то для своего мира и начинает играть в нём значимую роль. Может быть, для ближнего круга, хотя бы для своих родных. А кому-то из нас не особенно улыбается судьба. И он остаётся в третьем или четвёртом эшелоне, в которых по колее жизни едут одни неудачники. Грустно, но факт, и как с этим поспоришь?
Про первый эшелон и говорить особо не стоит, мы и так знаем, кто там сидит. Ну, если только вкратце… и по секрету! И если только для вас…
Самые, отъявленные, как бы сказать помягче: не стеснённые моралью и правилами представители нашего вида, вооруженные всеми средствами нападения и уничтожения, в любом столкновении интересов со своими конкурентами будут использовать все доступные им средства – так? Так! И с этим не поспоришь. О чём это я здесь?
А чтоб понятней было, я так поясню: представьте себе, что встретились два воина. Один – весь в броне и латах из бесстыжих глаз, наглой морды, да вседозволенности. У него и меч длиннющий есть, и кинжал поясной, чуть меча меньший, есть и ножи-разбойники, в каждом сапоге. Есть у него шипы с ядом, которые, как сюррикены метать можно, а есть ещё и шипы ядовитые в стальных рукавицах-крагах, на руках надеты – чтоб при рукопожатии. И всё-то он готов применять: и яд наветов-наговоров может он метнуть, когда и не ждут, и в ближнем бою ударить готов хоть стальным сапогом в колено или пах, или царапнуть крагой ядовитой своей мимоходом или из-за угла – всё может. Представили?
Ну вот, а против него стоит боец, вооруженный только одним боевым мечом – правдой. И боец этот обязательно будет биться до конца, понимаете? А вместо лат и защиты, у него одна кожа тонкая, своя – ранимая, и не только от колючки ядовитой, но и от слова подлого…
Как думаете, кто победит? Во-о-от, то-то и оно…
Выходит, по стартовым условиям лишены люди нравственные, с совестью и понятиями, возможности одолеть негодяев – так? Так!
А жизнь наша, к вашему сведению – сплошное непрекращающееся состязание «за место под солнцем». И на каждом участке этого пути кто-то должен победить?.. Вернее: кто побеждает? Ну, теперь поняли…
Дальше. К примеру, взять второй эшелон. В нормальном государстве он должен быть самым большим и весомым, чтобы само это государство было устойчивым и стабильным. И мы к этому стремимся, как бы…
Да только господа пассажиры первого эшелона, у которых есть доступ к «закромам Родины», жадничают и всячески сквалыжничают, не желая делиться с собратьями и не желая понимать простой истины, что у саванов карманов нет!
Так вот, во втором комфортном едет весьма представительная группа пассажиров – тех, кого принято считать благополучным средним классом. У них неплохие позиции и возможности. А при случае кое-кто из них может даже пробраться в элитный первый. Ну, если, конечно, попасть в нужное место в нужное время, и при этом ничего лишнего не гавкнуть, не умничать и ни на что не претендовать. Вот тогда, если судьба соблаговолит, и брезгливый взгляд небожителя зацепится за того счастливчика, а в планах небожителя окажется вакансия на должность одной из шестёрок, тогда – всё! Вы переезжаете в первый – элитный, в первый долгожданный, где пованивает изрядно, и где о вас будут вытирать ноги – законы здесь таковы! Но это надо не просто перетерпеть, а даже и с энтузиазмом воспринимать! И не дай бог вам при этом скорчить мину – тотчас распрощаетесь со своим счастьем и моментально вернётесь обратно. А то и куда подальше…
Сюда же, в этот уютный второй, щемятся все те, кто хочет себя причислить к успешному среднему классу. Щемиться - это целое понятие, которое требует специального пояснения. Это, в общем, такое состояние, пограничное с мазохизмом, когда им, жаждущим, тяжело и трудно, и может, даже больно ободранные в кровь локти и колени, когда кровоточат зубы, которыми они пробивают себе дорогу среди себе подобных, но они всё равно упорно пищат и лезут! Получается у них или нет – это по-разному. Они –   группа риска, и постоянно барражируют на встречающихся станциях- полустанках между вторым и третьим эшелонами.
Среди них есть довольные и не довольные своим местом, а это – вопрос амбиций. И если амбиции подкреплены возможностями, то попадание во второй вожделенный эшелон гарантировано. Правда, если Судьба не скажет ему своё твёрдое «нет», или, к примеру, коварно не шепнёт: «Пошёл на фиг!»
Вот мы и приблизились к третьему эшелону, к тому, откуда и я сам. Я как бы его изнутри вижу, и потому, возможно, разглядел всё яснее других. Здесь собирается множество различных типов неудачников, которые, как правило, винят кого-то в своих неудачах. Того друг подвёл, который был другом, пока не стал компаньоном. Другой в непомерные кредиты залез, а банки взяли и потребовали их возврата, когда срок подошёл – такая незадача. В этом, переполненном проблемами эшелоне, едут несдавшиеся и ещё не поникшие обломки жизненных катастроф. Там обломок семьи, распавшейся по чьей-то вине, здесь несчастный случай и инвалидность, а следом и отторжение несчастного обломка. Здесь же кукарекают хронические неудачники, всегда выбирающие стул со сломанной ножкой. И ещё здесь есть те, кто ослаб на пути к своей цели, кто цель эту потерял или слишком часто присаживался отдохнуть. А отдых тот затягивался и превращался в запои и безделье. Эти иногда выпадают из своего эшелона, по пьяному делу. Бывает с летательным исходом: раз! - от борта и в «лузу»… А бывает, что перед «лузой» случается пересадка в четвёртый и последний эшелон, где они, обычно, ненадолго задерживаются.
Здесь, в нашем проблемном третьем, много тех, кто вырос телом, но не созрел душой. Их внутренний мир – это мир ребёнка, который не понимает, что ему делать в этой холодной и неприветливой действительности, куда и как здесь следует стремиться. Чужой опыт их ничему не учит, и это характерно. А в самых последних вагонах нашего третьего эшелона много и таких, содержание черепа которых только по формальным признакам можно называть мозгом. Эти всем довольны, если им тепло, если есть еда, добываемая тяжелым, неблагодарным трудом, и при этом, никто их не пинает. Это упрощённый вариант человека из придонного слоя. Они – это те, которых очень любит всякая власть за то, что они не задают ей неудобных вопросов, не возмущаются и ни в чём объявленном никогда не сомневаются. Разнообразная коллекция любопытных экземпляров собирается в нашем третьем, прединфарктном - как считаете?
Не все из них, из этих бедолаг, безнадежны. Некоторые, не слишком обременённые инфантилизмом и безволием, находят в себе силы выйти из своего эшелона - выпрыгнуть из колеи, не убоясь возможных потерь и не страшась последствий. Слава им! Да пребудет с ними удача! Но таких мало, ведь под гору всегда легче… а напрягаться здесь многие уже и разучились.
Четвёртый – самый жуткий эшелон! В немыслимой вони от немытых тел и нечистот, которые здесь повсюду и привычны, в непереносимой атмосфере из густого дыма и перегара от очистителей, технического спирта и дешёвого одеколона, тут обитают только безнадежные. Это бывшие люди! Это спившиеся, потерявшие цель и смысл жизни, утратившие все духовные ценности и человеческий облик. Знаю, что многие не согласятся с этой жесткой формулой. Мол, они тоже люди! Мол, конвенция Прав человека, мол… а Вы к ним присмотритесь повнимательнее! Присмотритесь, присмотритесь…
Ведь люди – это нечто большее, чем двуногое и прямоходящее. Что-то ещё нас отделяет от мира фауны, кроме внешних признаков…
Может, это – начинка? Та, что внутри нас, то, чем мы отличаемся, например, от свиней или от волков? Ведь и человекообразных обезьян можно научить постоянно ходить на задних лапах. И если за ними непрестанно смотреть и правильно их стимулировать, то со временем они перестанут опускаться на передние, запрещённые для ходьбы, лапы. И тогда придётся забыть слово «лапы» и говорить только «руки» и «ноги». Но обезьяна от этого не становится человеком! Как считаете?
Тут много тонких граней, и тема беспримерно скользкая. Но я вот думаю, что когда на нашей маленькой Земле станет слишком много нас, то неизбежно кто-то станет присматриваться к этим, из четвёртого…
А может быть, это случится раньше, когда поймут, что «чикатил» и других подобных зверей, стало слишком много! И найдут способ «очищать зёрна от плевел»… Как думаете? Подозреваю, что к тому времени их определят в особую группу и назовут, не мудрствуя лукаво, уродами, а вслед за этим выведут их из-под юрисдикции человеческих законов. Со всеми вытекающими последствиями. Опасаюсь я только, что уродов тех, станет вскоре, судя по всему, несчётное множество.
Вы, наверное, можете спросить, мол, почему это такие выводы? Из каких это предположений? А очень просто, отвечу я вам, и стану перечислять различные факторы: … Хотя, впрочем, вы и сами всё знаете. Знаете же, что некоторых из них, из тех уродов, признают больными, даже лечат, тратя на них наши, налогоплательщиков, деньги. Потом их отпускают, а они снова за своё, опять убийства, опять насилия! А сами, между делом, детей строгают, думаю, по образу и подобию своему.
Некоторым из них, за преступления против детей, дают небольшие сроки, а потом за хорошее поведение даже досрочно выпускают!! А они, выйдя, опять же детей подобных себе производят на свет, и снова, и опять садятся за сексуальные преступления против чужих и своих детей. Фактов таких много, и каждый из вас сможет сюда добавить. Да, не забудьте только ещё в телевизор плюнуть: это он наших деток приучает к мысли, что убивать – легко, что деньги – главное, что Содом и Гоморра – это норма, что нет чести, ну и многое другое…
Хотя, телевизор – это только техническое приспособление для воздействия на нас, а вот кто за ним стоит-прячется, как имя этого Голиафа? Это важный и интересный вопрос. У вас нет никаких мыслей на эту тему?
Кстати, о Голиафе, однако, мы с этого и начинали. У каждого из нас был и есть свой Голиаф в жизни, как были и свой Рубикон, и свои Фермопилы - когда-то и где-то.
Так вот о Голиафе. За прошедшие века это имя стало нарицательным, и обозначает оно зачастую громадную и на первый взгляд - неодолимую силу. Для одних это сила внешняя и враждебная, а для других злейшим «голиафом» являются их внутренние проблемы. Например: патологическая лень или склонность к пьянству, неустойчивая психика и, как следствие, сползание в депрессии… Ох, и много этих разнообразных «голиафов» гнездится внутри нас, и у каждого они свои. Они, эти самые, как будто неодолимые «голиафы», зачастую и становятся главной причиной и поводырём нашим в четвёртый, страшный эшелон. Посмотрите на них, на пассажиров четвёртого, и увидите на их лицах ясно прописанные черты того порока, который они не смогли одолеть – это и будут черты их «голиафов».
А теперь, о моих «голиафах».
Я всегда пытался бороться с ними, только получалось у меня не всегда. Ну, это вы и сами должны были догадаться, я ведь честно признался, из какого я эшелона…
Приближалось окончание пятилетнего марафона в Сибирском металлургическом институте, в течение которого мне удалось весьма успешно пройти институтский курс из пятидесяти шести наук – я после подсчитал по вкладышу в дипломе. Шёл 1975 год, был февраль, приближалось распределение. Сейчас такого нет, и современные студенты, вероятно даже и не знают значения этого слова, как не догадываются они и о его значении для нас, студентов тех лет, а потому поясню. В те времена, почти былинные, обучение в высших учебных заведениях нашей страны было бесплатным – так заботилось государство о своём будущем. И нам даже стипендию платили. Небольшую, правда, но для некоторых, к числу которых относился и я, эти деньги были очень важны. Может, потому и учился я без завалов и троек.  И распределение для любого из нас было как реализация судьбы – никак не меньше. Куда распределят, там и начнётся твоя трудовая биография, которая может стать и определяющим вектором всей остальной жизни.
Вот и к нам пришло это судьбоносное время. И все бегали крайне озабоченные: как-то всё будет? Один я, по-моему, не волновался, и были причины, объясняющие это.
Во-первых, у меня был очень высокий средний балл, что-то около 4,6 балла, чем горжусь до сих пор. А при распределении, выбирать место будущей работы, первыми запускали «актив» группы: староста, комсорг и профорг. И за ними шли мы – те, кто хорошо учился. Сладких мест бывало около десятка,  и когда актив забирал своё, лакомые места ещё оставались, ведь по моим подсчётам, я должен был распределяться по группе пятым-шестым, считая актив.
Но было и «во-вторых». Жизнь моя была не слишком гладкой и не очень спокойной: частенько я попадал в разные истории. Но каждый раз мне как-то удавалось выпутываться без серьёзных потерь. Оттого, вероятно, я и пребывал в печальном заблуждении относительно своих возможностей и был в те времена очень самоуверенным типом. Вот и ходил я спокойный, небритый и нестриженый, с бородкой и усиками. В отличие от всех остальных нормальных парней курса, учившихся, как и положено всем нормальным – на тройки. А те, нормальные, перед распределением, постриглись под пионеров, посбривали усы, даже если носили их от рождения, отутюжили брюки до остроты лезвия, накупили белых рубашек и чёрных галстуков. Ни дать, ни взять – дипкорпус с Даунинг-стрит. А меня, по правде сказать, это изрядно уязвляло, так как приличной одежды для такого случая у меня не было, да и денег, чтобы купить её – тоже.
Тут, вероятно, самое время напомнить, что это была эпоха «битлов», «роллингов» и «цеппелинов». Это был пик их популярности и максимум их влияния на вкусы и моду. Вот и прикинулся я от бедности чем-то вроде хиппи: кудри-волосы до плеч, эспаньолка вокруг свистка, и от пояса брюки-клёш - «колокола», как их тогда называли, которые я сшил сам, из экономии. И они мне тогда казались исключительно красивыми. Вы только представьте: огромные колокола с подворотами из толстой материи в крупную зелёно-коричневую клетку. И пояс этого шедевра, скреплялся огромной пуговицей, диаметром сантиметров шесть, из нержавеющей стали.
Приличной рубашки под стать таким прекрасным брюкам, у меня тоже не оказалось, и я взял у кого-то в общаге напрокат вязаную шерстяную однотонную рубашку. К тому времени я уже лет семь как занимался борьбой, и был к тому же отчаянный качок, а рубашечка-то была маловата мне. Поэтому, натянув её на свой накаченный торс, я почему-то посчитал, что этим выгодно подчеркнул и свои плюсы: здоровый образ жизни и спортивность. А то, что я весьма неглуп, как мне тогда казалось, удостоверялось моим высоким баллом и местом в очерёдности при распределении.
Вот так наивно и неумно я просчитывал свои тактику и стратегию, совсем забыв народную мудрость, что по одёжке встречают. Вот и отправился я на распределение в неадекватном случаю наряде. Да ежели бы мне кто-то даже и сказал, что, мол, дурак ты, братец, и на клоуна похож! – то ведь всё равно одеть-то мне было нечего! А просить у кого-то костюм мне было почему-то зазорно.
Начало процедуры распределения было традиционным: староста первым заскочил в кабинет ректора и вскоре выскочил оттуда сияющий. За ним комсорг, потом профорг, затем одна отличница, и ещё одна… и пришло моё время.
Не испытывая никаких сомнений или робости я вошёл в кабинет ректора, который оказался целым залом на три люстры. Вдоль окон стоял длиннющий стол, за которым разместилось человек, наверное, двадцать, ухоженных и лощёных. Мы их звали – купцы, и это были представители заводов-заказчиков, приехавшие по наши души. А во главе всего стола восседал, как Зевс-громовержец, наш ректор, по фамилии Толстогузов. Бывает же, а… Зевс Толстогузов.
Он и взглянул на меня, как Зевс на блоху: брезгливо и с недоумением. И я тут же остро осознал, что меня уценили до уровня разбитого стакана, и судьба моя находится где-то в тени башмака этого человека.
Стою я перед ними, сытыми, холёными, всем довольными, стою в своих жалких тряпках, и чувствую себя овцой на заклании, но вида не подаю.
Он мне, Толстогузов-то, так по-барски и говорит, мол, ну что, куда желаем? А я в ответ называю лучшее из оставшегося после выбора активом и отличницами: в Оршу! Это в Белоруссии, если кто не знает.
И получаю немедленный ответ – нет. Мол, наш институт готовит кадры для Сибири, и выбирать надо сибирские города. Хорошо, Сибирь, так Сибирь.
Новосибирск – говорю. А он мне – нет! И добавляет:
- Я предлагаю этого товарища распределить в Миньяр.
Какой Миньяр? Почему Миньяр? Я не заказывал билет на этот поезд!
- Нет, – говорю, - имею право выбирать!
Хотя уже понимаю, что ничего изменить мне не удастся, что он всё за меня решил и то, что он делает со мной – это показательная порка.
Ну, мы с ним ещё поиграли в города по его правилам: я называл город, а он говорил – нет, и добавлял: Миньяр. А когда ему это надоело, он меня выгнал, сказав новые слова:
- Пошёл вон отсюда…
Я и пошёл. А что оставалось делать. Выхожу, а ко мне со всех сторон с вопросами: ну что, ну как и т.д.
Выгнал – говорю, и все вокруг тут сделали круглые глаза и заохали.
Староста группы и мой приятель Валера Краснов, бросив мне «не уходи», вошёл в ректорский кабинет. А я сел, так как ноги не держали, и стал ждать решения своей судьбы. И мне тогда действительно казалось, что вот сейчас и решается судьба всей моей жизни, и решается она неотвратимо и фатально. И я ждал, лелея какие-то надежды.
Ну, вот он и вышел, Валера, и на его лице я увидел: не всё ещё потеряно. А вслух Валера сказал:
- Дождись, в конце ещё раз пойдёшь…
Распределение продолжалось, прошли середнячки, пошли троечники и выходили они оттуда счастливыми. Они получали то, в чём было отказано мне: и Новосибирск, и Бийск, и прочее… А я понял: всё заберут и останется мне тот же Миньяр.
И почувствовал я, как моя лодка по реке жизни приближается к огромному водопаду…
Наконец, вышел последний распределяющийся, и настал опять мой черёд. Староста вошёл и вскоре вышел. Он вроде бы улыбался, но я-то увидел, чего ему стоит эта улыбка. Я, в общем-то, уже понимал, что будет дальше, но надежда моя не желала умирать. И я опять взошёл на своё «лобное место». Кто-то говорил, что нельзя дважды войти в одну реку. Можно – я убедился. Только в этот раз не было того шикарного выбора, как в первом разе. Был Миньяр – посёлок между Уфой и Челябинском, плюс к тому были и другие места, куда никто не захотел поехать.
Мы с ним опять поиграли в города, только мне в довесок к Миньяру, был предложен ещё посёлок Оловянная Читинской области. Я стоял посереди шикарного зала, на блестящем новом паркете в своём убогом клоунском наряде и смотрел, как развлекались сытые купцы, наблюдая наш неравный поединок. А внутри меня росла и вызревала решимость…
Когда ему надоела игра, он просто сказал:
- Иди и распишись под Миньяром!
И я пошёл к столику, где сидела его секретарша с ведомостью.
Я шёл, и поскрипывание шикарного паркета под ногами с каждым шагом всё больше походило на скрип камней и песка на дороге к месту казни. Когда, наконец, я дошёл до плахи, то оглянулся в последний раз, чтобы увидеть своего палача. А он, довольный, улыбался, он уже видел мою голову в своей корзине. Он уже праздновал триумф…
Я взял ручку, наклонился к ведомости, и напротив своей фамилии крупно написал: НЕ СОГЛАСЕН, и расписался. Затем выпрямился, размахнулся, и шарахнул ручку о стол. Теперь – всё, привет! И вышел…
Шёл я и думал: какие у меня остаются шансы? Кафедра? Она может заступиться за своего выпускника? Может. Ведь меня готовили почти пять лет, потратили на меня кучу денег, и я был всегда хорошим студентом – неужели этих доводов недостаточно? По моим прикидкам получалось, что выгонять меня и невыгодно, и глупо. И я начал успокаиваться. Даже почти совсем успокоился, пока дошёл через весь город до своей кафедры. Но там, выслушав меня, сделали кислую-прекислую мину. Они пожали плечами, развели руками и сказали:
- Ну, что-о мы можем поделать, он же ректор!..
А в общаге был праздник.
Величайшее событие в жизни студента свершилось – определилась судьба. А диплом? – спросит кто-то. Куда он денется, этот диплом – защитим! Вот и начался, местный фестиваль и всенародный праздник. В моей комнате – никого: все уже где-то празднуют… А мне не было места ни в этом празднике, ни в этом общежитии, ни в этом мире счастливых и пьяных студентов.
Я собрал вещички и пошёл на вокзал. На поезд.
Уехал я домой. И жил там две недели, ничего не говоря маме. А она думала, что сынок после своей последней сессии перед дипломом отдыхает. Хорошо, что телепатия не всем нам доступна.
Две недели хожу и думаю, лежу и думаю, сплю и думаю: что будет дальше? Армия? Пропавшие усилия и годы? Но логика мне упрямо твердит: не может быть, чтобы отчислили. Слишком много на меня потрачено, и ректора не поймут в министерстве, ему нечем будет там объяснить, почему отчислен преуспевающий студент. Эта была единственная мысль, которая давала мне надежду.
Но были и другие, например: а что если этот вопрос слишком мелок, и ректор сам всё решает, никому не отчитываясь? Что тогда? Вот что: заберу свои документы и попытаюсь восстановиться в другом институте. И такой ВУЗ есть в Красноярске – «Цветмет» называется.
Решено. Еду за документами. Приезжаю, прихожу на кафедру, а на меня смотрят, как на воскресшего покойника. Потом, когда ошеломление сползает с их лиц, начинается крик, мол, где ты был! Мол, мы морги и больницы объехали! Мы в милицию заявляли, мы переживали! А ты где был?
- Дома, - отвечаю, - меня же выгнали…
- Нет! – говорят. Мы, говорят, ходили к ректору с поклоном, и смилостивился ректор – позволил тебе ещё одну попытку.
Но я-то ведь знаю, что там оставалось, но киваю и соглашаюсь, мол, пойду, мол, будет ещё попытка, ну и что? А мне и говорят:
- Выберешь то, что захочешь из списка.
Иду, ещё не веря, захожу в студенческий отдел кадров, и мне дают ту же самую ведомость, над которой я тогда так цинично надругался. Вижу опять в ней свободными Оршу, Челябинск, Ижевск. А всё ценное за Уралом, с нашей, с медвежьей стороны - разобрали.
Вот, в Ижевск поеду! – решаю внезапно. Так им и говорю.
А они мне, секретари эти, блеют – ре-е-ектор не велел.
- Тогда – никуда не распределяюсь! – заявляю. И ещё добавляю, - Отдавайте мне мои документы, я – ухожу от вас!
И внезапно сломался Голиаф! Мне разрешили! И я расписался за Ижевск, как и намеревался.
А после защиты диплома, я уехал в Ижевск. Но это уже другая история.


*    ТОРЖЕСТВО ДУХА,
               ИЛИ
     ПОВЕРЖЕНИЕ ГОЛИАФА

Ижевск – столица Удмуртии, почти миллионный город. А если посчитать с пригородами, так точно – миллионер. Он начинался ещё от времён внука Петра Великого, императора Петра-третьего. Основал его граф П.И.Шувалов как заводское поселение возле железоделательного завода. Год был 1760-й и Ижевск тогда назывался «поселок Ижевский Завод». Российской Империи всегда требовалось много оружия: пушки и ядра, ружья и пули. И потому рядом с железоделательным сразу же появился и оружейный завод.
В 1774 году сюда пришёл Емельян Пугачёв – ему, видать, тоже понадобилось оружие, вот он за ним сюда и явился. Только местные начальники его не хотели впускать. Тогда он и посёлок, и заводики-то эти, взял да и порушил. Но, правда, их быстро восстановили, когда хулигана увезли в Москву. А за прошедшие века заводики-то эти принялись размножаться весьма и весьма. Не хуже безнадзорных кроликов. А вместе с ними, как на дрожжах, рос и сам город Ижевск.
Теперь красавец-Ижевск, в виде подковы, огибает северную оконечность огромного многокилометрового пруда, а вокруг самого города, несмотря на стахановскую работу всех местных заводов, благополучно растут превосходные леса. Эти леса другие, не такие, как у нас в Сибири. Они более влажные и сочные, а зелень здесь просто изумрудная, и грибы прямо на каждом шагу! И встречаются даже в черте города…
Коренное местное население, удмурты – светловолосые и рыжие, веснушчатые и не очень, люди финно-угорской группы, с очень своеобразным юмором и акцентом. Хлеб здесь зовут нянь, морковку – маркешкой, а водку – дурилкой. Когда-то в царские времена Удмуртия была Вотской областью, и одним из главных городов здесь был г. Воткинск на речке Вотке. По этому названию и местный народ стали называть вотяками. Но сами они этого не любят, обижаются и сердятся, когда их так называют.
В Ижевске удмуртов, процентов тридцать, ещё по столько же татар и русских, а на долю других народов – оставшиеся десять процентов. Живут здесь мирно, никаких склок и проблем на национальной почве отродясь не бывало (ну, по крайней мере, в те времена, когда я там жил, а было это во времена благословенного тишайшего застоя).
Что меня с самого начала поразило здесь, когда я приехал, так это невероятное количество промышленных комбинатов, заводов и фабрик. Не зря, однако, Урал и прилегающие регионы прозвали кузницей России. Заводы большие и малые стоят группами и поодиночке, как в центре города, так и по окраинам. А сам город здесь – просто необходимый придаток.
В центре города, в исторической его колыбели, на правом берегу пруда, мирно расположились на одной площадке, не разгороженные никакими заборами, два гигантских предприятия с бесчисленным количеством огромных цехов. О таких всегда говорят – градообразующие. И это действительно так, потому что именно с них когда-то и начинался на берегах речушки Иж будущий город Ижевск.
Эти заводы – неразделимые сиамские близнецы: металлургический комбинат и Машзавод. Металлургический завод – это понятно, производство металлов и изделий из них, но название «Машзавод» пусть не вводит вас в заблуждение – оно от лукавого. Треть населения города работает на этих заводах, и все знают, что машины здесь ни при чём, и никаких тут Маш не делают, а продукция Машзавода – это самое популярное стрелковое оружие мира. Ну, конечно, и ещё многое другое. Кстати, именно здесь и делали знаменитые некогда ижевские мотоциклы. От наивности или глупости властей, здесь так принято: левое называть правым, а правое - средним, старательно избегая произносить правильные звуки. Например, есть ещё предприятие в центре города – Мотозавод, и вы, вслушиваясь в название, конечно, думаете о мотоциклах или о моторах, в крайнем случае. А всё это оказывается очень и очень далеко от истины, потому что его продукция… не скажу что. А то опять придут и натопчут. Хотя все-все в этом городе знают: где и что делают!
В Ижевске несчётное количество спортивных клубов и дворцов. Я даже предполагаю, что заводы и дворцы – это две стороны одной медали. Это как корни и крона, как причина и следствие. И закономерность эта порождает соответствующий результат: в городе всегда проживало множество призёров и чемпионов страны ( нашей, той ещё – СССР), мира и олимпиад. Здесь, а не в Москве, к моему удивлению, жила в те времена уже тогда легендарная лыжница-олимпийка, многократная победительница всех наивысших состязаний мира – Галина Кулакова. Она из этих мест, и по национальности - удмуртка. Кроме неё, обласканной всеми богами «царицы лыжни», здесь в Ижевске, выросли и множество других знаменитых лыжников и лыжниц нашей страны, которые славили имя своего народа по всему миру.
Ижевские авто- и мотогонщики – асы высочайшего элитного уровня, и без них не проходил ни один чемпионат СССР. Они – прямое следствие наличия автомобильного и мотоциклетного заводов в городе. Здесь же, в столице Удмуртии, проживает и множество других известных спортсменов. И борцов в том числе. Кстати, я вам говорил или нет, что по спортивной специализации я борец классического или, как теперь говорят, греко-римского стиля? Хороший или плохой был я борец – это вопрос, но у меня есть несколько весомых аргументов, что, по крайней мере – неплохой.
Почему я об этом заговорил? Потому что без предварительного экскурса, фабула событий будет не полной и сомнительной, как дом без нижних этажей. А мы, между тем, уже приближаемся к развязке истории, в центре которой и есть – поединок с Голиафом.
Так вот, плохой или не очень, я борец – тут есть и за, есть и против. Что касается «за»: мне удавалось не раз становиться чемпионом таких городов, как Новокузнецк, Ижевск, Томск, Абакан, не раз был чемпионом Хакасии, Удмуртии, Кемеровской области и Красноярского края. Объездил я почти все турниры Советского Союза от Ангарска до Еревана и Таллина, где и боролся, кажется мне, достойно и бывал в призовых тройках. Значит, во мне был некий потенциал, и его видели те, кто тратил на меня своё время и деньги. Мой ижевский тренер из спортзала «Темп» – Никита Иванович, даже однажды сообщил мне, что, как борца он меня уважает… и при всём этом, я так и не получил звания «мастера спорта». Хотя мастеров не раз прижимал спиной к ковру и в Ереване, и во Фрунзе (теперь – Бишкек), и в Челябинске, и в Ангарске…
Но, видимо, чего-то во мне всё-таки не хватало, чего-то важного и не заменяемого никакими другими качествами. Может быть, это уверенность в себе, может, характера не доставало или таланта, может, ещё чего-то… но продвинуться на следующий уровень мне никак не удавалось. И я перестал ходить в борцовский зал. Женился и сразу переключился на культуризм – качался в своё удовольствие и был очень рад этому.
Так прошло несколько месяцев, и вдруг тренер, Никита Иванович, находит меня в зале тяжёлой атлетики и приглашает съездить с ними на первенство Удмуртии. Я и поехал, помня, что не один год был в своём весе лучшим в республике.
Зря я это сделал: от меня, прежнего, мало чего осталось. Ведь движение вверх или даже пребывание на достойном уровне, требует постоянных усилий и серьёзного напряжения. С большим трудом и кое-как я занял третье место, а это было равносильно поражению. И понял я, что время моё ушло, что пора забывать о борьбе, и, конечно, о выступлениях на соревнованиях.
Так прошло ещё полгода. У меня в семье должен был вот-вот родиться первенец, а квартиру здесь, в Ижевске, получить мне никак не светило. Посудите сами, кому нужен инженер средней руки, без семи пядей во лбу, без нужных связей, выпавший из числа спортивных надежд, выпавший прямо в осадок? Вот вы и угадали. Как и я угадал в своё время.
И засобирался я переезжать в родной Абакан, где строился новый гигант - Абаканвагонмаш, на который зазывали специалистов со всей страны. Делали это они, не мудрствуя особенно, но как после оказалось – весьма лукаво: предлагали квартиры специалистам. Мол, в течение максимум двух лет – обеспечим! Ну, я и поверил и засобирался…
Было лето 1979 года, до отъезда оставалось меньше трёх недель, и шёл месяц июль, когда я случайно встретил на улице Рената, моего бывшего и постоянного спарринг-партнёра по ковру в зале «Темп». Он был моложе меня лет на пять-семь, и придерживался такого же агрессивного стиля борьбы, как и я: захват, бросок через грудь, а там – пан или пропал. Только у меня раньше, когда я регулярно тренировался, это лучше получалось, чем у Ренатки, и он в наших спаррингах тогда летал, как ласточка. До тех самых последних соревнований на первенстве Удмуртии, где вполне заслуженно и выиграл у меня.
Мы радостно поприветствовали друг друга, поговорили о том, о сём, а он вдруг и говорит:
- В воскресенье на стадионе будут проводить большой праздник татарский, сабантуй – называется. Его здесь каждый год проводят, когда завершаются посевные работы. Будут гири поднимать, в футбол и волейбол играть. Будет и татарская борьба на поясах, куреш называется. Приходи – поборемся. И призы здесь всегда хорошие бывают…
Я засомневался, мол, никогда даже не видел эту борьбу и правил не знаю. Одно я слышал вполне достоверно, что на этих праздниках никогда и никто из русских не побеждал. И даже в тройку никто не входил. Я лично знал двух очень хороших, больших борцов, портреты которых в те годы висели в центре Ижевска на огромном стенде: «Лучшие спортсмены Удмуртии». Оба они бывали призёрами на первенстве России и Союза, и оба бесславно проигрывали в разное время на этом самом сабантуе.
Но у меня был один момент, который мне не давал покоя: я уходил из этого периода своей жизни, покидал его без приза и трофеев, не нажив ни имущества, ни славы. Выглядело это так, будто я бежал от очередной своей неудачи. Ведь это хорошее правило: каждый этап нужно проходить с намерением достигнуть максимума. Преодолеть всё и достигнуть!
Вы только почувствуйте слово – преодолеть! Это значит превозмочь, пересилить, и это же означает – овладеть долей, сиречь, своей судьбой. А у меня что выходило? Отсюда я уходил пустой, а впереди предстоял дрейф в новую реальность, где нужно было всё начинать с нуля! И снова вкладываться изо всех сил, до умопомрачения, чтобы хоть чего-то добиться – такова жизнь. Вот вам и резоны, вот вам и мотивация.
Я явился в назначенный день и час туда, где за непроницаемым занавесом будущего, меня что-то ожидало. Может, это была травма, или, что хуже – позор, это могла быть и последняя тень утраченной надежды на успех… И это «что-то», было очень-очень важным для меня.
Был прекрасный безоблачный день, воскресенье, и местный стадион оказался просто переполненным возбуждённым народом. Много было и русских, и удмуртов, но в основном здесь собрались татары – праздник-то их, национальный.
Встретил я и Рената с компанией мужчин-родственников. На сабантуй ходят кланово, и каждый семейный клан ведёт своих представителей-борцов, на которых все они крепко надеются. И Ренат из таких.
Вся площадь поля была распределена на сектора. В одном углу – городки, в другом – волейбол. Там поднимают гири, и среди них много моих знакомцев – я ведь последний год в их залы ходил. А в самой середине футбольного поля постелен борцовский ковёр из гимнастических матов, но без обычной, в таких случаях, мягкой покрышки. Взвешивания нет, как нет тут и весовых категорий. Все желающие борются в одной группе: большие и мелкие, толстые и худые, молодые и не очень.
Записываемся с Ренатом в список участников, и при этом меня спрашивают: не мастер ли я спорта. Отвечаю – нет. Но мне не верят, и я зову Рената, чтобы подтвердил. Наконец всё улажено. Сам Ренатка записался так, чтобы нам как можно дольше не встретиться в схватке на ковре. Ренат – друг и он хочет дать мне возможность побороться подольше. Ну, и спасибо ему за это. Вот и начинается первый круг.
В первой схватке по жеребьёвке мне достался здоровенный дядька, сорока примерно лет, и весом, наверное, под сто килограммов. А мой вес, максимум – 83, и для меня эти двадцать килограммов занозой торчат в голове. Я ведь хорошо помню, как тяжко бороться с сильным противником большего веса.
Вышли на ковер босыми, оставив обувь у края ковра. На середине ковра нас ожидает аксакал с седой бородой до середины груди, поверх которой висит свисток. Забавно.
Он жестом приглашает нас пройти на середину ковра и пожать друг другу руки. Сделано. Встали с противником в скрестный захват, накинули кушаки, или пояса, как они их там называют – сложенные вдвое полутораметровые куски нового «вафельного» полотна, из которого хозяйки делают полотенца. И вот, по хлопку аксакала – начали…
Мне объяснял Ренат, что противника надо сначала оторвать от ковра, затем подержать на весу, а потом уж забросить, как говорят борцы «через грудь» или, если говорить правильно – прогибом. Вот это у меня и раньше хорошо получалось и сейчас – получилось!
Только бросок мне не засчитали. Судья объяснил, что нельзя бросать сразу, а надо какое-то время, после того, как оторвал от ковра противника, вежливо его подержать, нежно прижимая к себе. А я как-то об этом, как раз, и забыл, взял, да и невежливо как-то, сразу же хлопнул его о ковёр. Ну что ж, исправлюсь…
Сходимся снова, закидываем полотенца друг другу за спину, киваем аксакалу на его вопрос – готовы ли? Хлопок, и… всё сделал правильно! Как заказывали. Слышу – свисток, значит, первая победа!
И сразу приз-сюрприз: дают сырое яйцо, мол, выпей для поддержки сил. Выпил, потому что о сальмонеллезе тогда ещё ничего не слыхал. К яйцу дали, в качестве приза, то самое полотенце, которым удерживал противника в борьбе, и ещё какой-то маленький приз-игрушку-безделушку. Ну, это давали всем победителям текущего этапа.
Первый круг прошёл удачно и друг мой Ренатка – тоже выиграл. Вокруг нас – клан Рената, все радостные и весёлые. Начинается второй круг: из сорока девяти начинавших состязания, осталось ровно половина участников, а это значит: двадцать четыре с половинкой.
Почему с половинкой? Потому что один из нас, был будто, мужичок с ноготок. Думаю, сантиметров 155-ть, ну, может – 157. И как ему удалось выиграть свою схватку – непонятно, а сам я не видел, упустил как-то.
И второй круг мы с Ренатом прошли удачно – поздравили друг друга. И опять: яйцо, полотенце и призок. А вот на третьем круге мы попали встык. А это значит – схватка между собой. Тут уж, кто-кого…
И я сразу же остался один. А весь родовой клан Рената резко сместился куда-то в сторону. Ну, это понятно.
В образовавшемся вакууме, ожидая вызова на ковёр, я вспоминал, как тяжко мне пришлось на тех моих последних соревнованиях, где Ренатка все девять минут схватки даже и не боролся, а сражался со мной. Тогда я проиграл ему по баллам, потому что мне не хватило дыхания. Ну, вот, думаю, опять история повторяется – замотает он меня. И моложе-то он, и тренировался специально к этому случаю, и борьба-то куреш ему лучше знакома. Вон он сам говорил, что каждый год здесь борется…
Приглашают нас. Вышли, заняли стартовую позицию и аксакал опять за своё – хлопнул!
Начали, закружились, потянули друг друга. Но не сдюжил Ренатка. Та сила, что я воспитывал, пока «качался» железом, пригодилась здесь. Да ещё применил я военную хитрость. Дозволенную правилами хитрость: я затащил его к себе на грудь, зашагнув за его левую ногу – есть такой редко применяемый приём. Однако бросать его сразу, не стал – уже научился. Ещё какое-то время потоптался по ковру, удерживая равновесие, а затем, как полагается, ахнул болезного о ковёр! Свисток – всё по правилам.
И жалко мне тебя, Ренат, но жизнь такая и правила в ней такие: или ты, или я. А потом, ты ведь молодой, у тебя ещё будет шанс, и тот опыт, который я тебе передал, пригодится когда-то…
Про яйцо не буду, и так знаете, а перейдём сразу к главному.
Ситуация опять изменилась, кто-то из борцов снялся по травме – частое явление в борьбе, кто-то вылетел, проиграв свою схватку. Отборолись ещё круг или два и осталось нас четверо.
Чувствуете, намечается финал?
Присматриваюсь, кто же остался? И вижу: в первой паре против не очень молодого русского (в прошлом мастера спорта, как он мне сам сказал на ухо) выступает тот самый, коротышка – «метр пятьдесят в кепке». Вот это фокус, думаю, столько здоровенных мужиков улетело, а этот, уценённый, как-то пробился. Ещё я тогда подумал: везёт же некоторым!!
А вот, во второй полуфинальной паре, против меня, должен был выйти настоящий великан: ростом около двух метров и весом к ста двадцати! К этому времени весь клан Ренатки уже собрался вокруг меня. Теперь это моя команда и мой штаб.
Но, как только стало ясно, кто мой противник, вид у моей команды стал весьма унылый. Они мне обяснили, что этот Голиаф, как я его про себя назвал – очень большой специалист в народной татарской борьбе. Каждый год в это время, он последовательно объезжает все районы и сёла Удмуртии, где проводится борьба и все первые призы забирает. Везде и всегда. И не потому, что так уж любит он борьбу, а оттого, что призы сильно хороши: холодильники, ковры, телевизоры.
Про него сами татары говорят с явной неприязнью:
- Жадный, жлоб! Ездит, обирает селян.
И ещё говорят безнадежным голосом:
- Ему нет равных уже шесть лет! Никому ни разу он не проиграл.
Сказали они мне это таким голосом, и смотрели на меня так жалостливо – прямо, как на обречённого. Они даже интерес ко мне потеряли и отошли.
А я, сопротивляясь подступающему унынию, стал вспоминать-перебирать свой прежний опыт. У меня в разные годы было несколько приятелей-борцов весом под сто кг, и на тренировках я часто боролся с ними. Иногда шутейно, а бывало и всерьёз. И ведь не всегда я им проигрывал. Вот и стало мне от этих воспоминаний значительно веселее.
И тут, откуда-то из глубин памяти, очень кстати, всплыл тот удивительный случай с огненно-рыжим котом, который кое-чему научил меня (мой рассказ о том случае называется «Урок мужества»). Тогда я впервые наглядно увидел превосходство духа над силой, когда кот-герой, со своими полутора килограммами характера и воли, форменным образом «опустил» свору здоровенных враждебных псов…
Сижу я рядом с судейским столом на земле. Возле меня лежит куча ненужного барахла: мои использованные в поединках полотенца, все эти никчемные призки-туески, скорлупа от выпитых мной яиц, жара плавит тело, и пот мутными ручейками стекает по нему, немилосердно щипля ободранную в схватках кожу…
Всё вокруг вдруг начинает меня сильно раздражать.
Ногой я отодвигаю от себя всё это, а вместе с тем и все ненужные сомнения. Внутри кто-то будто включил отбойный молоток или вибратор: расслабленное ранее тело напряглось, его стала пробивать дрожь, а в ушах зарычал ритм там-тама – это адреналин пошёл в кровь! Это я уже готовлюсь к предстоящему поединку!
Внезапно я ощутил в себе дух того самого, безумного, огненного кота, который не боялся смерти, не боялся врагов и, может быть, даже не знал такого чувства, как страх. Может, это душа его, утратив где-то в неравном бою своё тело, вселилась в меня, желая нового боя? Яростно и безрассудно я захотел схватки с этим непобедимым гигантом.
И не просто схватки желал я… я страстно хотел победить!
А на ковре… нет, ну вы только представьте, этот мелкий «окурок», этот «мальчик-с-пальчик», победил своего противника – того самого мастера спорта. Победил чисто и правильно, примерно за две минуты.
Мне сказали, так, в порядке информации, что сам он из Казани, и специально приехал сюда на борьбу. Сказали так, чтобы заполнить паузу ожидания схватки с моим гигантом, безо всякой цели. Ведь никто, ни одна душа рядом со мной, не верила в возможность никакого другого исхода нашего поединка с Голиафом, кроме одного – моего безусловного и быстрого поражения. Они и смотрели на меня все, как на приговорённого к высшей мере…
И вот нас пригласили на поединок.
Всё тот же аксакал, всё то же ненасытное солнце, всё тот же под ногами раскалённый и пыльный ковёр. Мы с ним стоим один против другого, и он насмешливо и, свысока так, взирает на меня. Я ему до подбородка, и весом я на сорок килограммов легче, вот он и празднует уже свой праздник.
А я думаю – рановато! Я смотрю в его глаза, они синие с поволокой, и лицо его не злое, а даже, как будто, весёлое. Видимо, он принял меня за жертву. Ну-ну, посмотрим…
Звучит хлопок… и я не успеваю ничего сделать, как ощущаю свою подвешенность в этом мире! Я просто маленький паучок на паутинке судьбы – вишу. И вот он – полёт! Но, нет! Формируюсь, прижимаясь-прилипая к гиганту, и выставляя обе свои ноги вправо-вверх, туда, куда меня хотят уложить. И мои ноги, в этом полёте, первыми касаются ковра, а в результате: Голиаф на спине, а я – сверху. И мне здесь удобно.
Никогда не забуду этот момент: глаза Голиафа светились изумлением. Только ради этого стоило придти сюда пешком. Хоть из Абакана, хоть из Казани. Толпа, окружавшая ковёр плотными и густыми рядами, вопит неистово от удивления и возбуждения.
Но я-то слышу это, как сквозь вату, и не смотрю в их сторону. Я весь здесь, в центре ковра, как в центре вселенной. Здесь сейчас весь мой мир и вся моя жизнь. Я её поставил на карту!
Встаём, снова закидываем пояса, и по хлопку аксакала начинаем. Это я так подумал, что начинаем…
На самом деле, опять начинал он… а я ничего не мог противопоставить его размерам и силе. Ничего, кроме, сотрясающего меня, свирепого нежелания проигрыша и этой, наверное, посланной мне Ангелом, уловки – прижиматься к нему, как к опоре, и переворачиваться в его захвате, поднимая ноги в сторону последующего падения. Вот так, раз за разом, мы падаем и встаём, падаем и встаём. Он кидает, а я накрываю его каждый раз!!!
И он не может ничего придумать! А я жду свой миг…
Мы боремся уже бесконечно долго: может десять, может – пятнадцать минут, под этим яростным пылающим солнцем, и я постепенно перестаю чувствовать этот мир. Время, боль, злость – всё в тумане. Вижу только его, этого монстра, вижу, как он задыхается, как сильно потеет и устаёт. Между прочим, как и я! А может быть и сильнее.
Даже безумные крики толпы до меня уже не доходят. Мы мокрые, грязные, уставшие, падаем и встаём, падаем и встаём. Повторяется всё одно и то же – его, видно, совсем заклинило. Мне кажется, что это длится уже намного больше часа: Солнце безжалостно прожигает голову и плечи, во рту –  настоящая Сахара! Тела наши – скользкие, грязные и липкие… а мы – боремся и боремся!
Наконец, я замечаю, что глаза Голиафа расфокусировались! Они становятся мутными, как у пьяного. Он смотрит в никуда, он не знает что делать… значит, моё время пришло!
Закидываем пояса, ждём хлопка. Вот он – мой момент истины! Голиаф устал, он, как будто, задремал или задумался, он, наверное, ищет решение. Ну, ты ищи-ищи, а я пока попробую кинуть…
И я залажу своими коленями между его колен, поднимаю-затаскиваю эту огромную тушу на себя и старательно держу её, замерев в прогибе, а затем кидаю гиганта на ковёр – НА-А!!!
Свисток я не услышал – так заорали все вокруг!
Аксакал смотрит на меня каким-то особенным взглядом, и поднимает мою руку – чудо!
И вдруг все, кто стояли вокруг ковра, побежали к нам.
Я ещё не понимаю, что происходит, зачем они бегут и чего хотят. А они уже схватили меня, и стали кидать вверх. Ловят и опять – кидают. Я ошеломлён до предела, и, конечно же, до предела счастлив.
Как хорошо бы было, если бы на этом всё и закончилось!
Но впереди ещё одна схватка, с этим, с «сиротой казанским».
Только теперь, сойдя с ковра, я почувствовал, как я безумно устал. Внутри пустота, я точно, как те скорлупки от яиц под ногами. И очередное выданное мне яйцо, ничего, по сути, не меняет – сил не прибавляется. Ободранное, почерневшее от грязи, моё тело горит огнём и тихо плавится. Я уселся-упал на мат возле судейского стола, и у меня нет сил даже на то, чтобы дышать…
А главный судья соревнований мне тут же предлагает: выходи и борись за первое место. Мол, зрители ждут…
Прошу у него время, хотя бы десять минут, для отдыха.
Дали – пять минут… и за то спасибо!
Ну, вот и кончились, быстротечные минутки, выходим на ковёр, жмём друг другу руки. Его лоб, этого «казанского», на уровне моего подбородка, а он спокоен и расслаблен. Он уверен в себе. Ну, давай, теперь посмотрим, как это ты так ловко со всеми управился…
Вот в чём дело! Он скользкий, как рыба.
Пытаюсь его кинуть раз… ещё раз… а он, совсем как намыленный конус: выскальзывает из захвата, сползает вниз – носом в мой пупок.
Делаю пояс-полотенце покороче – не помогает. Делаю подлиннее, думаю, обхвачу шершавым полотенцем его скользкую поясницу, на бицепсах подниму и закину… нет, не выходит!
Боремся уже минут пять: у меня отекли руки, дыхание кончилось… меня качает, устал до предела. А он в порядке.
История как будто повторяется, только роли поменялись и теперь всё наоборот. Десять, двадцать раз пытался закинуть его – не выходит. Но и он не может меня бросить.
А уважаемая публика вся, без исключения, на его стороне. Болеют за своего, черти. Забыли уже, кто им столько радости доставил, когда «жлоба» уронил. Понятно, национальный престиж – теперь главный мотив!
Очередная неудачная попытка: мы оба падаем на бок, на край ковра. А сзади у меня уже земля. Поэтому я спокойно отпускаю левой рукой пояс, и скатываюсь на землю спиной, чтобы встать и продолжать…
А наш уважаемый аксакал громко свистит и поднимает ладонь руки вверх – всё, победа!
Кому? – думаю – броска-то не было, так завалились…
Оказывается, есть победа – ему, «сироте казанской». Ну, понятно…
Зрители как-то без энтузиазма приняли это решение.
Вот и награждение. Стоим на тумбе из трёх площадок. На третьем месте Голиаф, на втором я, а между нами он – гном-чемпион. Высота наших постаментов разная, но головы наши почти на одном уровне. Правда, голова гиганта всё равно торчит повыше обоих наших.
Ему первому и дают приз – самовар. Вроде намекают, чайник ты!
Мне смешно, а ему – кисло. И лицо у него кислое.
После него вручали мне огромную хрустальную вазу под фрукты. Мне нравится, и публика кричала, приветствуя меня. Они – довольны, получилось так, как они и хотели.
А казанцу–чемпиону вручили двухместную резиновую лодку – большой дефицит по тем временам.
Ну и хорошо! – думаю себе – что я не чемпион. Всё равно не рыбак – зачем мне эта лодка?..


                *  ПУТИ, КОТОРЫЕ НАС ВЫБИРАЮТ.

Вот и вернулся я на родину, ту о которой говорят – малая, о которой мы помним всю жизнь, куда бы нас не закидывала судьба. Отсюда уезжал я десять лет назад в большой мир учиться, чтобы «стать человеком», как говорила когда-то моя бабушка Василиса. И вот завершился этот круг – вернулся я. И может даже, человеком. Ну, по крайней мере – «анжинером», как величать стала меня моя Василиса Фёдоровна.
Вернуться-то я вернулся, однако с жильём и тут вовсе не просто, и неплохое образование моё на суть вопроса никак не влияет.
- Мог бы и не возвращаться… никто бы ничего и не потерял, – подумал я про себя, когда оказалось, что объявление в газете, которую мне прислала моя мама, о работе и жилье в Абакане на молодом АВМ, в которое я наивно уверовал, оказалось блефом…
- А так вот, ещё и комнату в Ижевске потерял… «и сокрушения мои не знали границ…»
Так жалко стало комнату… но поезд ушёл, и пора было искать своё место в новых условиях.
Повертел я своей бестолковой головушкой, побегал по местным заводам и оказалось: металлург здесь не нужен никому. Правда, как инженера принимали на работу, но на 120р и никаких перспектив. В смысле жилья, ради которого я и приехал.
А у нас уже родился сынулька-роднулька, чему я был несказанно рад. Но как на 120-ть без жилья втроём – интересный вопрос?
Хорошо, что есть родня, они и выручают и помогают. Только жить надо на своих ногах.
С год я искал своё место по всей моей Хакасии, даже плотником-бетонщиком несколько месяцев работал. Но мир не без добрых людей, и подсказали мне, что, работая в милиции можно за год-два получить квартиру.
- Вот оно, то, что нужно! – загорелся я. Хоть я и не мечтал вслух никогда о такой работе, и образование моё инженерное не подходит, но внутри подспудно всегда тлело это желание - заполучить неординарную и рискованную работу. Так я и оказался в уголовном розыске.
Только здесь мне не все были рады. Навязали меня (можно сказать) старшему оперу третьего сектора Олегу Козлову, которому сразу я почему-то не понравился. Ну и его отношение ко мне было соответствующим. Утром он давал мне пару бумажек, полученных из дежурной части: заявление от потерпевшего, объяснение от него же, и отправлял с суровым напутствием:
 - Иди, собирай материал…
Какой материал, как его собирать – это мне приходилось выспрашивать у окружающих меня более опытных коллег. К своему старшему (Козлову), с вопросами я старался не лезть – видел и его отношение, и его настроение. Первое время только тем и занимался, что с беспримерным энтузиазмом и рвением проходил свой «курс молодого бойца» и ликбез. Крупицы новых знаний выуживал где только мог: и вычитывал чужие материалы, и приставал с расспросами ко всем, и на перекурах терпел противный табачный дым, но не уходил, вслушиваясь в рассказы «бывалых» оперативников. А там, вообще-то, было чему поучиться. О чём только не рассказывали здесь: об убийствах и кражах, о разбоях и разбойниках, о молодых ворах и о рецидивистах. Рассказывалось это буднично и просто, а для меня звучало, как роман или оживший детектив.
Здесь же, в синем дыму, я впервые услышал, как работают младшие инспектора – это те, кто ловят воров-карманников. Оказывается это целое искусство – поймать на кармане щипача, как их зовут на жаргоне. Сложность тут в том, что сами воры-щипачи знают в лицо многих, если не сказать всех, кто охотится на них. Ну, соответственно и сторожатся их, то есть, входя в автобус или подходя к очереди, перед «работой», тщательно осматриваются. И младшим инспекторам приходиться как-то маскироваться, переодеваться, прикидываться бомжами или бродягами. Впрочем, был ещё вариант: менялись бригадами с другими городами. И тогда бывал хороший результат – ловились даже самые опытные и осторожные воры.
А отношение моего начальника ко мне, невзирая на всё моё усердие, никак не менялось. Мне даже стало казаться, что я вызываю у него аллергию. Без устали я копытил землю сектора – намеренной мне земли, учился работать и разговаривать с людьми так, чтобы они рассказывали правду. Ох, как это оказалось непросто – разговорить человека, и всё-таки склонить его к даче показаний! А мне страшно хотелось стать хорошим опером, хотелось заслужить уважение этих парней, стать равным с ними. И однажды, через две-три недели после начала моей работы в угро, в один вечер «лёд тронулся» и многое переменилось в отношении ко мне моего старшего опера. Как и в моём статусе внутри нашего коллектива. А произошло это так.
Была пятница, начало сентября и у нас объявили рейд. По пятницам это часто бывало. Поясню: рейд - это такое мероприятие, когда весь личный состав отдела, включая штаб и даже следственный отдел, отправляется на улицы города, чтобы ловить пьяных, бродяг, хулиганов и прочий нежелательный для города «контингент». И нас, работников уголовного розыска, также отправили на «сбор урожая». Правда, задача наша была несколько иной, в этот вечер мы должны были, что называется - прошерстить все известные нам притоны на наших территориях – там много интересного для нас люда собирается вечерами.
Я уже теперь и не помню зачем, но мне зачем-то понадобилось в этот день поехать к отцу, в соседний с городом посёлок Усть-Абакан. Поэтому сразу после развода на рейд, я отпросился у Олега на пару часов и был без возражений отпущен. По-моему, он даже как-то с облегчением, это сделал.
И вот, я стою на остановочной площадке автовокзала и жду отправления своего автобуса. А вокруг толпится народ, всем надо ехать, все взвинченные, нервные, потому что предвидят битву за место в автобусе. Вот он и подошёл, наш долгожданный безразмерный Икарус с одной дверью, куда все ожидавшие устремляются с искренней надеждой, что они-то уж точно уедут. Это был 1980 год, время товарищей, когда все вокруг друг другу были – исключительно товарищи. Зато автобусы ходили довольно редко. Вот «товарищи» не очень-то и церемонились друг с другом, и по-товарищески так, обкладывали матом и толкали один другого.
Вот они все толкаются и прут поближе к двери автобуса, а я стою позади толпы, мне нельзя так себя вести: я – представитель порядка, и чувствую себя именно таковым.
Стою, смотрю, гадаю: влезу-не влезу? А в кармане рубашки жжёт грудь моё удостоверение, где сказано, что я работник уголовного розыска. Сегодня я впервые предъявлю его на междугородном автобусе, чтобы проехать бесплатно – в чём меня уверили мои коллеги, что это моё неотъемлемое и законное право!!
Стою, жду очереди и вдруг замечаю, как из-за автобуса, от задней его части, движется некий галантный господин, совсем непохожий на товарища. Почему он привлёк моё внимание? Потому ли, что он не идёт, а движется плавно, на «полусогнутых», словом, подкрадывается, как кот к воробью. Голова и плечи его неподвижны, а ноги пластично и мягко ступают без шума – он плывёт, скользит над поверхностью земли.
И одет он исключительно! Прекрасный тёмный костюм, ослепительно белая рубашка, яркий галстук с блестками «люрекса». У него набриалиненная голова с сабельным пробором, а на лице шикарные тёмные очки – прямо, истинный Джеймс Бонд. Правда, ростиком не вышел. Так, в метр шестьдесят, может, с небольшим.
И лицо. Лицо его очень необычное, вроде бы европейское, чисто выбритое, но цвет специфический, почти коричневый. И это не от загара, а от чифира – я это понял. Вот и прилип я к нему взглядом, а внутри головы у меня что-то такое щёлкнуло, что-то вроде догадки – наш клиент! Только бы не спугнуть…
А этот красавчик, в это время, приближается-подкрадывается к толстой тётке в синем плаще с двумя набитыми сумками. Она подошла позже и теперь толкётся позади всех, в надежде протолкнуться как-то поближе к дверям вожделенного автобуса. Толстуха так этим увлечена, что ничего не замечает вокруг. А господин-то наш уже пристроился к ней, встал вплотную за её спиной и даже голову поднял вверх, будто бы смотрит на контролёра в автобусе. Я полагаю, что и мне надо быть поближе к месту предстоящего события, и тоже подхожу вплотную к нему. Но он, зараза, чувствует!
Он чуть поворачивает голову в мою сторону - проверяется. Теперь уже я притворяюсь, что мне очень интересно, что это там происходит на входе в автобус. И он поверил! И опять повернул голову в прежнее положение – смотрит поверх голов.
А я тут же заглянул через его плечо и увидел такое, от чего меня почему-то затрясло – заплясали колени: левая рука «красавчика» была запущена в карман плаща тётки, и он ею что-то нащупывал там.
Начинаю готовиться перехватить его руку внизу, когда он потащит кошель, чтобы не дать ему сбросить «лопатник», как они называют воруемые кошельки. Но его рука вышла из кармана без ожидаемой добычи, к моему разочарованию, а в кончиках его пальцев был зажат носовой платочек. Видно – мешал ему там, вот он его и достал, и тут же сбросил. Вдруг щипач опять начал поворачивать голову в мою сторону. Осторожный, гад. Я слегка откачнулся от него и уставился в сторону автобуса, помахал кому-то там рукой и даже попросил занять для меня место. И опять он поверил – мне явно сегодня везло.
Моя задача, казалось бы, была простой: перехватить руку щипача, зажав в ней похищенный кошелёк и привлечь внимание окружающих, чтобы были свидетели для будущего суда. По крайней мере, так рассказывали на перекурах мои старшие товарищи, и тогда это было как будто бы просто…
И вот она, практика! Только всё это не так уж и легко. Наблюдаю, вижу – тащит! Левой рукой. Толстенький такой, коричневый кошелёк. Я чуть откачнулся, слегка присел, чтобы дотянуться до его руки и кинул свою левую руку в нужном направлении. Хватаю первую попавшуюся руку!.. Но сосед, стоящий слева, рядом со мной, недовольным таким голосом хрюкает на меня:
- Ты чего-о?
Понимаю: не та рука! Отталкиваю эту ненужную руку и опять тянусь туда, вглубь событий, пока не упираюсь в руку с кошельком. Зажимаю её, и громко кричу:
- Граждане!! Смотрите! Украл кошелёк!..
И при этом пытаюсь задрать его руку вверх! Но щипач вдруг вырывает её, и сбрасывает лопатник, который падает точно в расшаперенную от покупок сумку потерпевшей. Вцепляюсь в ворюгу обеими руками, держу его, пока входят все пассажиры, и вталкиваю его в автобус: мне нужно уговорить водителя и свидетелей сделать остановку возле абаканского городского отдела милиции. Но они: и пассажиры, и водитель – неумолимы: только в Усть-Абакан!
Ну, что ж, едем все туда. Я стою на передней площадке держу свою добычу руками и все тридцать минут дороги уговариваю свидетелей – пассажиров автобуса, дать показания в милиции.
А на меня смотрят их глаза насмешливо или равнодушно, а некоторые даже и враждебно. И я уже чувствую, что ничего доказать не удастся. Но не отступаюсь: снова и снова ищу аргументы, которые смогли бы хоть кого-то сделать моим союзником.
Вот и приехали в Усть-Абакан, всё, конечная. Но я прошу водителя проехать мимо остановки и довезти всех до местного райотдела. Что он и делает – спасибо ему.
Наш Икарус подъезжает к крыльцу милиции, а там несколько офицеров, среди которых сам «дядя Ваня» Постригайло – начальник районной милиции. У них тоже рейд. В последний раз я обращаюсь ко всем, прошу выйти и дать показания тех, кто видел событие кражи и само задержание.
И к моему большому удивлению: 5-6 человек зашли в отдел! Ну и мы, конечно с моим новым «другом».
Постригайло сразу же, по фамилии, обращается к щипачу:
- Митин, кажется? Тот в ответ – да.
- Сколько ходок – спрашивают его, а он им – семь.
- Когда особо-опасным признали? А он – восемь лет назад.
Вот это рыба! Ого! Вот это улов! – радуюсь-ненарадуюсь.
У него из кармана достают длиннющий кошелёк, толстый, как колбаса, набитый до отказа деньгами, большая часть которых – мелочь.
Ага – это его сегодняшний улов – понимаю я.
Допросили и меня, как свидетеля и участника события, допросили и остальных моих добровольцев.
Всё! Дело завели! Я счастлив и свободен. А мой новый знакомый – совсем наоборот, хотя он и «в отказе, в несознанке», как они говорят.
Выхожу из райотдела и, как на крыльях, мчусь назад, в Абакан. У меня зуд по всему телу, мне не терпится рассказать нашим, с сектора, о своей удаче, о нашей удаче, ведь я – часть третьего сектора – праздник для всех!
Нахожу их на секторе и рассказываю о своих приключениях, а на меня недоверчиво так смотрят, вижу – не верят. Ну, ладно, увидите сами…
К 23 часам приходим в отдел, и меня вызывает сам Васильев А.И. – наш главный оперативно-следственный начальник по области (тогда Хакасия ещё автономной областью была). Давай, говорит начальник, рассказывай про свой подвиг, мол, нам Постригайло уже доложил.
И я в полном счастии начинаю рассказ и чем дальше, тем сильнее возбуждаюсь. К концу своего рассказа я вскакиваю и говорю громко, размахивая руками – живописую, одним словом. А ему смешно, глядя на меня. И начальник розыска, Морозов Геннадий Иванович, вместе с ним смеётся. И мне на душе очень хорошо. С почином! – поздравляют. Только позже меня чуть охладили опера, сказав:
- Повезло тебе, что он один работал. Могли тебя завалить в толпе, будь он не один…
А я ведь и не знал, что они часто работают бригадами: один ворует – другие ему хвост прикрывают.
Повезло мне, нечего сказать…

*   УСИЛИЯ ВОЗНАГРАЖДАЮТСЯ

Его нашли второго января 1982 года, к вечеру. Играли ребятишки в недостроенном, давно замороженном корпусе будущей «второй» школы Абакана, возле Кондитерской фабрики, и нашли. Он лежал на спине, безжалостно исколотый ножом, с открытыми глазами, смотрящими в небо через пустующий проём окна.
Времена те, советские, были спокойные и каждое криминальное убийство в нашей тихой, провинциальной Хакасии считалось чрезвычайным происшествием. Может, жизнь и не стоила тогда больше, чем сейчас, но убийство человека расценивалось тогда вызовом и всему обществу, и самой власти, которая считала, что право даровать или отнимать жизнь есть только у неё. Многое тогда было иным, но чего у тех времён не отнять, так это того, что власти ясно понимали силу воздействия телевидения и средств массовой информации на сознание людей. И потому с их помощью старались формировать и воспитывать сознание и мировосприятие людей. И цена жизни была другой. Вокруг одного  придуманного убийства по телевидению могли строиться целые сериалы, которые неделями с замиранием смотрела вся страна. Не то, что сейчас в это безумное время, когда фильм молодёжи кажется не интересным, если в нём убили меньше десятка «кренделей».
Вот вам и иллюстрация на тему: времена и нравы.
Однако, на дворе 1982 год, и убийство – это большая головная боль для всех правоохранителей, а особенно для нас, работников уголовного розыска. На следующий день, после обнаружения тела в недостроенной школе, уже 3 января, всех нас, ещё не отошедших от новогодних праздников, собрали в большом кабинете и поставили задачу: раскрыть в кратчайшие сроки. Сказать-то легко… да-а…
А сначала мы даже не могли установить личность убитого! Если кто не знает, от этого и надо отталкиваться в расследовании: от характера и привычек жертвы, от его связей и обстоятельств, которые часто могут привести к убийце. Но в городе Абакане, как будто, никто без вести и не пропадал, по крайней мере, никто никого не искал…
Неопознанный и неопознанный, был он у нас, так мы о нём и говорили. Все сыщики Абакана и УВД области, можно сказать, цвет местного сыска, занимались этим делом два или три дня. Обошли с подворными обходами весь район, прилегающий к месту происшествия, опросили всех, кого только можно было опросить по делу, встретились со своими людьми, но никаких полезных сведений обнаружить не удалось.
Только жизнь не ждёт, идёт своим чередом и преступления, к большому сожалению, совершаются в городах каждый день. Вот поэтому вскоре все ушли на свои земли, на свои незавершенные и вновь возникшие дела, к своим, нетерпящим отлагательств, проблемам.
А на убийстве остались мы – третий сектор г. Абакана, на чьей земле и было совершено убийство. Правда, с нами был ещё кто-то из старших оперов УВД области. Но они – старшие товарищи, и шли они своим, неведомым нам путём. Мои коллеги с сектора тоже оказались загруженными на своих участках постпраздничным валом заявлений, и выходило, что искать убийцу по этому делу предстояло в основном мне, так как «кондитерка» – это непосредственно моя земля.
Откуда этот несчастный, было совершенно непонятно. Документов при нём не было и обстоятельств, указующих на его появление здесь, тоже не обнаруживалось, кроме разве что одного: в снегу возле корпуса будущей школы нашли железнодорожный билет, датированный концом декабря. Билет был от Ачинска до Абакана, и это могло оказаться дверцей к решению проблемы. Тогда ж\д билеты продавались не именные, без документов, и чей это билет не было ясно, но всё же…
Поработали и, через неделю, установили наконец личность убитого. Это был некто Сучков, житель города Назарово, пропавший там перед самым Новым годом. А вот к кому он приехал в наш город, с кем тут встречался, какие у него здесь были дела, и почему он оказался в этой школе – вопросы и вопросы, и ни одного ответа…
И зависло это мутное дело до состояния полной «безнадёги»…
Однако на нашем мрачнеющем горизонте появился кое-какой просвет. Одна абаканская «дама полусвета» доложила своему знакомому оперу, что её нонешний «мил-друг» Вася Синёв, ранее сбежавший из спецкомендатуры г.Абакана, «химик», как их называли тогда, перед самым Новым годом задерживался милиционерами ППС. Задерживали его в районе рынка, а это недалеко от места убийства Сучкова! И что особенно интересно: тогда милиционеры у него якобы изъяли кухонный нож в крови. А значит, он сразу становился очень и очень любопытной фигурой для всех нас.
Только в тот раз, пока наши «младшие братья по разуму» дремали, ожидая экипаж, чтобы сдать его в дежурную часть горотдела, жулик этот от них сбежал, буквально выпрыгнув из здоровенных валенок, в которые был обут. Личность задержанного тогда сотрудники не смогли установить, так как документов при нём не обнаружили. И по всему выходило, что они позорно «лопухнулись», а потому и докладывать об этом случае никому не стали. Кто же станет докладывать о своей неудаче?
Нахожу этих ротозеев, расспрашиваю. Всё так и было, как рассказывала та дама. Одно хорошо: ножик со следами крови сохранился. Забираю нож, заставляю их написать рапорта, чтобы этот нож привязать к делу. Проверяю по спецкомендатуре – был такой зек, Вася Синёв. Родом он из Подмосковья, рассказали мне, а по характеру дерзкий и безбашенный. Ну, вот и реальный объект, появился.
Кажется, я вам уже говорил, что страдаю излишней самоуверенностью? Это меня опять подвело: я явился в одиночку забирать Синёва, как подозреваемого в убийстве гражданина Сучкова. Пришёл на тот адрес, где проживала та самая дама, так своевременно просветившая нас, а это был небольшой частный домик в центре города.
Захожу в него, не обращая внимания на собачонку, яростно тявкающую на меня и делающую вид, будто хочет сорваться. Вхожу и сразу вижу парня среднего роста в свитере, обтягивающем мускулистые широкие плечи. И во мне почему-то начинают шевелиться сомнения в успехе задуманного. Предчувствие не обмануло: на вежливое предложение пройти со мной в городской отдел, он тут же принимает стойку каратиста… а я и не знаю, что мне дальше делать! Я то ведь только однажды видел нечто похожее в японском фильме «Гений дзюдо», там эти каратэки показывали страшные штуки. Но зато я умею бороться и поэтому, со всей доступной мне скоростью, предлагая свой стиль: прыгаю на него, вцепляюсь в его свитер и валю на пол. Только… и он что-то умеет. Мы возимся и падаем, вскакиваем и снова падаем – опрокинули почти всю мебель в комнате. Вскакиваем в очередной раз, и он оказывается спиной к выходу из дома. И тут же использует ситуацию: бежит в носках, спортивных штанах и свитере во двор, я – за ним, оттуда в огород, а там через заборы смежных огородов, один, другой, третий… а я – за ним.
Но он быстрее, он налегке… и я всё больше отстаю. Мне в этой гонке сильно мешают моя шуба из искусственного меха, эти узковатые брюки связывают ноги, и мои зимние сапоги – слишком тяжелы. Правда, в этой погоне они геройски погибли, эти сапоги: порвались, зацепившись за гвоздь, при преодолении очередного забора.
Убежал, шайтан! Скрылся где-то за чужими сараями…
Ходил я, ходил, искал-искал, но не нашёл. Возвращаюсь в дом, где Наталья – его пассия, поднимает всё, что мы с ним только что пороняли. Извиняюсь, собираюсь уходить, а она как-то особенно глядит на меня, и я начинаю понимать, что у меня есть шансы. В том числе и Синёва поймать. Прощаюсь и ухожу.
На следующий день, с утра, выпрашиваю себе машину, а их было тогда всего две на весь наш розыск: волга-24 и уазик. Но мне дали «привлечённую» машину из какой-то городской организации – бортовую ГАЗ-53, с водителем. Беру штатное оружие, свой ПМ, и еду искать Синёва. И опять один. Почему один – не помню, то ли у всех свои дела, то ли я уж совсем был обморожен на всю голову… а может, это пистолет мой меня так хорошо грел…
Еду. Вот он тот дом. Не доезжаю сто метров, говорю водителю – стой. Жди. А сам иду туда. Иду так, чтобы из окошек не было меня видно. Захожу внутрь дома, а там только мать этой Натальи.
- Где они? – спрашиваю.
- Не знаю – отвечает и вижу по глазам, что это правда.
Хожу, ищу по околотку и мне подсказывают: во-он тот дом, там они. Подкрадываюсь на крыльцо, прикладываю ухо к двери, слушаю. Говорят о чём-то, звенят стаканами, веселятся – их «праздник» продолжается…
Стучу. Громко стучу, а в ответ – тишина. Вроде, значит, нету нас – приходите завтра. Подаю грозный голос:
- Открывайте, милиция! Или будем ломать двери, и все, кто тут есть, заночуете в КПЗ!!
Подействовало, открывают, захожу. Дом, хоть и большой, но состоит из одной комнаты - перегородок нет. А есть здесь один стол, три табурета, одна железная кровать с панцирной сеткой и грязной постелью. Есть ещё древний шифоньер из фанеры, да в углу - печь, но в неё не залезть…
В комнате трое: какой-то мужик, с ним его женщина и Наталья. На столе три стакана. Подхожу к Наталье и молча смотрю ей в глаза. И она чуть заметно, одними глазами, кивает мне. Делаю вид, что осматриваю жильё, а сам уже знаю, где он. Затем, поворачиваюсь и шагаю к шифоньеру. На ходу достаю из кобуры пистолет и досылаю патрон, при этом оружие зловеще чакает. Левой рукой аккуратно отворяю створку – я весь наготове, помню с кем дело имею и помню его решимость.
А там, в шифоньере, как будто никого. Только на дне шкафа куча каких-то старых тряпок.
Ну, а больше-то ему негде быть!
Поднимаю пистолет, направляю ствол над кучей тех тряпок, в стенку шифоньера, и спускаю курок: БА-БАХ!!! Сзади визжат тётки, дым от выстрела плывёт по комнате, а я наклоняюсь и отбрасываю свободной рукой тряпки.
Вот и он, родимый. Сжался в комочек, маленький такой стал, как мальчик с пальчик. И лицо у него сильно нездорового зелёного цвета, как у годовалого маринованного огурчика, и сам он вялый, как та тряпочка. Хватаю его за ворот свитера и волоком по полу тащу в машину. А он, похоже, сомлел, болезный – совсем недвижимый и глаза полуоткрыты.
Ну, ничего-ничего, отойдёшь… если сердце крепкое.
Привожу его в отдел, а здесь он – паинька: мягкий и вежливый, как плюшевый зайка, и на все-то вопросы хорошо отвечает. И про нож говорит, мол, на ноже, который забрали менты, моя кровь – его, мол. Будто в кармане он сам о лезвие порезался. Проверяем – точно его кровь. В общем, ни при делах там оказался этот Вася Синев.
Но всё было не зря! Мы с ним подружились – опера меня поймут. И он вскоре принёс мне очень интересные новости из камеры спецприёмника, где я его прописал. Там некто «Жёлоб» рассказывал что-то про своих друзей, и что они сильно боятся вышака за изнасилование. И даже две клички Жёлоб назвал, этих друзей-гастролёров, прибывших из соседней Тувы.
Я маленько подумал и вспомнил, что есть одно подходящее к случаю дело. Года три-четыре назад, ещё до моего прибытия в уголовный розыск, изнасиловали и убили оператора автозаправочной станции на кольце между Абаканом, Черногорском и Усть-Абаканом. Вот я взял, да и написал бумагу со своими догадками. Но, каюсь, выдал их, как за достоверные сведения про то изнасилование. Тут, конечно, виноват.
Однако, делом-то занялись всерьёз и очень серьёзные люди. Один из них был майор Скрыль. Ему-то и повелел мне, мой начальник Иван Мосман, передать и свою бумагу, и всю добытую информацию. И что Вы думаете? Ведь раскрыли то «тёмное» убийство и посадили за него четверых бандюков. Из них двое – те самые, которые проходили по моему, скажем, рапорту. За ними потом ещё куча делишек всплыла: и ограбления магазинов, и просто кражи, угоны и грабежи.
Вот я и говорю: усилия не пропадают даром, а вознаграждаются… Иногда. Правда, не всем. Мне в тот раз – ничего и никак! Будто и не было меня в этом громком деле. Но важен-то результат, ради него ведь работаем.
Да, о результате и вознаграждении. Бывают исключения и из этого правила, это истинная правда. Вот, к примеру, дело о краже из дома у тёти Гали. Её так все звали на «Космосе» - есть такой непростой райончик в нашем городе. Его в те годы обслуживал я. А она, эта тетя Галя, наверное, уже лет сто торговала там пивом. Надо сказать, что в те времена сплошных и тотальных дефицитов, эта тётя Галя была – большо-ой человек.
Была она не бедной, как вы можете уже догадаться. А если короче говорить, так дом её – полная чаша! И объяснение здесь очень простое: алкаши-пропивашки ей вещички из дома тащили, воры всяких мастей также ей добычу свою подносили. И кое о чём она нам иногда рассказывала. Вот её-то, благодетельницу, и обокрали. Практически всё вынесли. А я даже подумал, что не вынесли, а вывезли! Очень уж много всего исчезло: и ковры, и хрусталь, и телевизоры.
Ну и загорелось мне эту кражу раскрыть - помочь бедняжке. Ведь она тоже нам помогала: то пивка нальёт без очереди, то подскажет чего. И принялся я искать обидчика её изо всех сил. Выяснилось, что в тот день, когда пришло заявление о краже, самой тёти Гали дома не было, а была она где-то в отъезде уже с неделю. В доме жили, кроме неё самой ещё её дочь и дорогой зятюшка. Они-то и заявили о краже. Опросил обоих. Говорят: ушли из дома в девять утра, вернулись к двенадцати, а в доме – пусто.
Начинаю рыть, и рою на совесть: всех соседей, весь околоток перетряс – ни одного свидетеля. Что за чёрт? Судя по количеству похищенного, в утро кражи здесь должен был проходить целый караван верблюдов с поклажей, а никто не видел…
Оперативно-розыскное дело по этой краже через неделю уже было, как «Война и мир». Только результатов – ноль. Заколдовано здесь что-то!
Помучился-помучился и бросил. Другие, новые дела тоже требуют внимания и времени. Но не забывал и о том деле. Всех, с кем говорил о чём-либо по прочим делам, расспрашивал и об этой краже.
Как думаете, в чём тут секрет был? Через год или два узнал: зятёк-то у тёти Гали был игровой – любил на денежки в карты покатать. Вот он всё и прокатал. И вывозили барахлишко под контролем любимой дочки и зятя ночью. Видать, для дочурки мальчик этот был поважнее мамки и её тряпок.
Вот вам и суприз с вознаграждением усилий! А кража та так и осталась нераскрытой навсегда…
Да, забыл вам доложить, что убийство Сучкова мы таки раскрыли, да. А случилось это через два года. Прихожу утром на службу, заглядываю в дежурку и вижу в обезьяннике знакомую рожу. Вадим – так назовём его. Сидит он совсем печальный и видно мне, что участь его дюже горька.
Спрашиваю, что случилось, мол, Вадик? А он мне:
- Баба! Туды её в качель! Сдала, сука.
- Бил, что ли? – спрашиваю.
- Ну, маленько было, - отвечает.
- Ясно, - говорю, - трюльник тебе корячится…
И у него от этой новости совсем настроение испортилось. Перед своим уходом из дежурки предлагаю ему: могу помочь, мол, если и ты мне поможешь.
А он – как раз тот, к которому я не раз с этим вопросом подкатывал. И ведь, он тот самый, кто всегда говорил мне твёрдое «нет»… а тут вдруг закивал головой.
Видно, осознал – подумал я. И повёл его в свой кабинет №207, где этот самый Вадим, очень подробно рассказал мне, кто и как завалил того самого с «кондитерки», Сучкова – если забыли.
А обещание надо держать – это основа оперативной работы.
Я иду в дежурку и забираю готовый материал на моего нового друга. Прячу этот драгоценный компромат в свой сейф, а сам пишу красивую и подробную бумагу о том давнем, и уже всеми забытом, убийстве.
В душе, как на пасху в храме: светло и радостно. Раскрыл, всё-таки…
Проверяю, где-то сейчас находится тот чёрт гнусный, что бедного Сучкова зарезал. Оказывается – в зоне, и тоже за убийство. Выясняется, что ему уже дали пятнадцать лет: выстрелом из обреза снёс кому-то полголовы в парке «Орлёнок».
Отправил я бумагу в ту зону, где убивец этот сидел. А опера зоновские убедили его написать явку с повинной – умеют работать, ничего не скажешь. А я, тогда подумал: как меняются люди в зоне! Какое сознание в них пробуждается. Вот и этот – осознал и раскаялся.
Кстати сказать, доказательства его вины были. И неоспоримые. Это бутылки из-под вина, изъятые в своё время с места убийства, на которых сохранились отпечатки пальцев жертвы и этого нелюдя.
Вот так-то, господа хорошие…

*  ПРО ТО, КАК ИНТЕРЕСНО
БЫВАЕТ ЗАГЛЯНУТЬ В СТВОЛ

Было это году в 83-м или 84-м прошлого века – звучит-то как, а? Звучит так, что я и сам себе кажусь мамонтом! Кое для кого это всё равно, что до Рождества Христова, а вообще-то прошло всего 25 лет, а это – пыль на балконе Вечности. Только для нас эта пыль дорогого стоит – полжизни, можно сказать – половина нормальной активной жизни человека.
В те годы я уже считался неплохим опером. Времена были спокойными, но нельзя сказать, чтобы и уж очень тихими. Наша Сибирь-матушка, заселённая усилиями московских властей народом отчаянным и ушлым, в общем-то, никогда не была оазисом спокойствия. Только о том безумном беспределе, который наступит через каких-то 6-7 лет, где и нам всем придётся ого – как хлебнуть, мы даже и не подозревали. Поэтому и считали себя белым воинством на переднем крае страшной войны с тёмными силами: ворами, убийцами и насильниками.
Да ежели бы нам, хоть одним глазком, дал бы кто заглянуть в это близкое будущее, да мы бы своих карманных копеешных жуликов совсем по-другому  стали бы воспринимать, и уж конечно, намного повежливее с ними бы говорили. Что было – то было: мы тогда очень строго с ними разговаривали. Вот жаль только – сослагательного наклонения в истории не бывает…
Это дело, о котором я собираюсь вам рассказать, началось с того, что группа возвращавшихся из командировки военнослужащих, проходивших срочную службу в соседней Туве, вдруг принялась праздновать какой-то, одним им ведомый, праздник. Может, и правда – был повод, а может и нет… Да это и неважно, а только загуляли солдатики вместе со своим офицериком по самой полной программе! Было ли у них время до отправления автобуса в Кызыл, а может, они сами себе продлили удовольствие, но к моменту отправления вечернего автобуса все они, вместе со своим командиром, были свински пьяны. А, как известно, в таком состоянии весь мир, наконец, становится простым и понятным: все вокруг делятся на друзей и врагов. С друзьями надо обниматься и целоваться, а с врагами – только бой и до полной победы. И они строго следовали этим правилам… до самого отправления автобуса. А когда их автобус подкатил к месту посадки, они подняли своего лейтенанта-первогодка с вокзальной скамьи, погрузили его в автобус и сами залезли туда. И их радостное путешествие продолжилось!..
Вот только три автомата системы Калашникова, завёрнутые в плащ-палатку, остались лежать на той скамье, где прежде спал их молодой лейтенант…
Вспомнили про автоматы через два часа пути. Это надо было увидеть, а описать – невозможно, потому не будем и пробовать. Дальше история развивалась так: они пересели во встречный автобус, шедший из Кызыла, и вернулись в Абакан…
Что они чувствовали, когда возвращались, какие картинки рисовали себе – несложно представить. И дорога, наверное, показалась им длиннее пути вокруг экватора… но всё-таки приехали. А автоматов – нет!
Не стоит гадать, что с ними, нерадивыми солдатами, после сталось. Что сталось – то и поделом. А чего сюсюкать – это закон компенсаций: наказание адекватно преступлению.
Но вот что происходило в Абакане дальше…
Вся официальная Хакасия, сверху донизу, моментально сделала стойку. В том смысле, что чрезвычайная ситуация спровоцировала и чрезвычайную реакцию. Все эти государевы люди, собрали своих подчинённых, провели инструктаж и настройку, с тем, чтобы те провели аналогичные мероприятия в нижнем придонном слое. Чтобы, значит, вовремя застучали, коли высунется что-то похожее на АК-47. То есть: спустили борзых, и охота началась…
Поясню для тех, кто не жил тогда или был слишком мал: ведь это только начиная с перестроечных лет, оружия в России стало безумно много. Оно, как признаки болезни, принялось расползаться по всей стране. И начиналось это из горячих точек, которые в годы перестройки разгорались то там, то сям, и которые, судя по всему, были кому-то очень нужны…
Оружие стали продавать нищающие офицеры и прапорщики бывшей великой армии, на которых спятившее наше государство просто плюнуло и забыло! Оружие также стали массово завозить через дырявые границы с нашими бывшими республиками, а теперь суверенными соседями, где оно тоже стало самым ходовым товаром. И дошло до смешного: оружия этого в стране стало так много, что теперь посчитали, что проще и выгоднее его просто выкупать у населения!
А в те времена, о которых я начал рассказ, порядок ещё был, и нравы тогда были весьма строги. Каждый ствол, если он не был заперт в оружейке, воспринимался как угроза чуть ли не всей национальной безопасности! Таково было твёрдое мнение властей. Вот и всполошились адепты власти, и приближенные к ней, и даже те, кто не очень…
Но как ни старались они и как ни напрягались все из МВД и ФСБ – ничего не всплывало. Прямо чудеса!
И так, в напряженном ожидании, прошло более года, как однажды…
Была середина мая. Хороший месяц май – тёплый, ароматный, душа сама поёт! И казалось мне, что не только у меня. В этот день на мою долю выпало суточное дежурство по городу – такое бывало несколько раз в месяц.
Набегался я за тот день по вызовам, аж задний мост отстегивался. Но часа в два ночи город, наконец, угомонился: кухонных боксёров свезли в надлежащее им по праву место, их жертв – по травмопунктам и палатам больниц. Появилось время и нам передохнуть – не железные, чай! И только я прилёг на три стула в своём кабинете, только стал отключаться, как затрещал телефон. А так трещат они, подлые, по ночам только когда случается убийство или что-то такое же страшное и непотребное.
Подскакиваю, хватаю трубу телефона, а оттуда дежурный по городу, Миша Русин, кричит:
- Бегом вниз! Автоматы – всплыли…
Ну вот, думаю, счастье подвалило! А сам бегу, на ходу застёгивая пиджак, под которым топорщится оперативка с пистолетом.
Забегаю в дежурку, и Миша рассказывает: звонит женщина в три ночи на 02 и кричит в телефон дурным голосом, что на них напали двое в масках с автоматами.
Как напали? Куда напали?
Оказывается, вломились в квартиру по улице Кошурникова, дом 5.
- Откуда звоните? – спрашивает её дежурный.
- Из телефона-автомата, что возле соседнего, третьего дома, – отвечает.
- Ждите там, никуда не отходите, – инструктирует дежурный.
А мне и говорит, мол,  уже подняли вневедомственную охрану и ЛОМ – линейный отдел милиции аэропорта и ЛОМ железнодорожной милиции. И из вытрезвителя машину туда отправят. А пока их всех вооружают…
Вот это войско - думаю себе. А Миша-то мне и говорит так, по-приятельски:
- Они, пока собираются-вооружаются, бандиты-то могут уйти! Вот вы с помощником-то и поезжайте пока что вдвоём. Мол, свяжете их боем, если понадобится. Чтоб, значит, не ушли, враги…
И мы втроём выехали: водитель в форме – а это уже почти вооружен, помощник дежурного в бронежилете, каске и с автоматом, и я в пиджаке. А бронежилет, почему-то, мне не дали.
Пиджак у меня хороший был, выходной, германского производства небесно-голубого цвета – это важно, позже поймёте. Почему он на мне в тот день был – я и не знаю, но он был. А из оружия – два автомата у нас с помдежем, а у водителя ничего, кроме отвёртки. Да и себе я автомат истребовал только перед самым выездом: какой же это будет бой, если у него, врага моего, автомат, а у меня – пистолет? Да никакой! У меня шансов – никаких! Я ещё требовал себе бронежилет, но мне не дали. Сказали, что в дежурке бронежилет только один, мол, есть ещё, но в управлении, да время - дорого и надо быстрее ехать на место.
Ну, надо, так надо.
Ехал я в кряхтящем уазике и думал: ну почему так выходит, что мне никогда не достаётся бронежилет? Может, я уценённый, какой?
В прошлый раз, когда ездили за цыганом-убийцей в Аршаново, и я вместе с Иваном Мосманом и Сергей-Санычем Лысых должен был войти в хату, где, как мы предполагали, прятался тот цыган-убивец, ведь мне и тогда тоже не достался бронник. Да я его, честно сказать, в тот раз и не просил. А хоть бы и попросил, их было-то всего два в дежурной части УВД.
Тогда, правда, смешно получилось. Мы заранее в кабинете начальника распределили все роли-вакансии, кому-куда. Кто-то должен был войти в дом, кто-то стоять у окон, как огневое прикрытие, а кто-то – стоять в оцеплении.
В кабинете-то всё красиво получалось и складно: мол, скрытно подойти, мол, скрытно окружить, и вперёд – захват! А вот в реальности – не очень. И ведь никому даже в голову не пришло, что в умный ход операции вмешаются собаки-суки и всё их собачье племя!
Действуя по намеченному плану, в два часа ночи, мы вышли из доставившего нас автобуса за пару километров от деревни Аршаново. Затем в полной темноте и жутком холоде, ведомые нашим «Сусаниным», тем самым таксистом, который довозил сюда в тот вечер цыган, двинулись мы походной колонной к месту проведения операции. И только мы приблизились к крайним домам деревни, как всё местное собачье отродье подняло такой ужасный гвалт, что не проснулся бы разве что глухой или мёртвый.
Однако, невзирая на эти обстоятельства и реализуя план командования, мы «скрытно приблизились» и окружили тот деревенский домик, на который нам указал наш «Сусанин».
Расставили по периметру двора оцепление, и пришло время штурма. 
Началось. Сергей-Саныч, наш командир, мужчина килограммов эдак за сто, и одетый в тяжёлый бронежилет, взял да и прыгнул со скамейки на забор, отделявший двор подозрительного дома от улицы. А мы с Иваном Мосманом стояли на той же узкой скамье, придерживаясь руками за этот злополучный забор, и заглядывая в непроницаемые и зловеще чёрные окна дома. Зачем держались, а может, забор придерживали? Но не удержали.
Он, жалобно скрипнув, рухнул внутрь ограды вместе с нашим могучим предводителем и вместе с нами. Вскакиваем! Мы уже во дворе! И видим, что дом этот давно заброшен… нежилой… и что одно окно в ограду выбито, а двери настежь…
Тут кто-то слева в темноте как заблажит:
- Вон он! Вон он!
И все побежали на крик. А всех было человек двадцать: тут и опера, и участковые, и даже был один дружинник. И все они с оружием, ну, конечно, кроме дружинника – кто же ему доверит.
Зачем его взяли? – до сих пор не знаю.
Я бежал, ничего не видя, кроме спин впереди бегущих, и думал: вот если сейчас начнут стрелять в темноте, и не узнаешь, кто тебя и застрелил. Это меня, помню, очень бодрило.
А убийцу тогда мы всё-таки задержали, и это было, возможно, самое смешное в тот вечер! Бежим мы в безлунной январской темноте, совсем как стадо: все бегут – и я бегу…
Преодолеваем один огород за другим, перебираясь через разделяющие их заборы, а под ногами перекопанная после картошки земля: то ямка, то кочка. И я подвернул ногу! Больно! Чрезвычайно! а бежать надо, ведь решат, что струсил, и не отмоешься никогда.
Вот и хромаю вслед за стадом, всё больше отставая и матерясь про себя. Но тут, неподалёку от меня, в соседнем огороде, кто-то завизжал дурным голосом: «стой, стрелять буду»!
И по голосу слышно, что ему, орущему, очень страшно.
Забываю о ноге и бегу туда, что есть сил. Вижу: на заборе стоит кто-то, а в руке топор. А под забором, метрах в пяти, стоит наш единственный дружинник, наставив палец на того, кто на заборе! Ему очень хочется, чтобы цыган с топором поверил, что это пистолет, а не палец! Но я уже рядом, в одной руке у меня фонарь, а в другой штатный ПМ.
Первое, что делаю, командую цыгану: «Не шевелись, брось топор!» И освещаю пистолет в своей руке – для убедительности. Слышу, как из-за моей спины дружинник поддерживает мою просьбу: «Во-во - брось топор!»
А тут уж подбежало и всё наше светлое воинство.
И вот, еду я в уазике, чтоб «связать врагов боем», и вспоминаю кусочки своей биографии. Так, на всякий случай – может в последний раз. А за окнами подпрыгивающего и покряхтывающего дежурного уазика, серел новый рассвет. Небо было безоблачным и ясным-ясным, а бледно-зелёные небольшие листочки, на проплывавших мимо ветках, старались вылезти из своих домиков. Птицы и насекомые уже просыпались. И всё-то вокруг хотело жить…
Наконец, приехали. Остановились за два дома до того, который нас интересует. Возле телефонной будки, как и сообщалось, стоит босая, растрёпанная, в ночной сорочке женщина, лет шестидесяти, с длинными седыми волосами. В нашей группе я единственный офицер, значит, старший. Опрашиваю потерпевшую: что да как, да почему?
Говорит, что спали со своим стариком, когда в двери квартиры постучали. Он пошёл и открыл, не спрашивая дверь, и тут же ворвались двое в масках, с автоматами. И сразу давай шариться по ящикам – деньги искать. А она воспользовалась этим и сбежала – рассказывает тётка толково, внятно. Мы слушаем внимательно, уточняем, где находится их квартира, какой этаж, какая дверь, куда выходят окна. Затем, садим её в нашу машину, а сами идём с помощником в сторону указанного дома.
Помдежа я пустил идти под самой стеной пятиэтажки, чтобы, значит, из окон его не было видно: милиционер в бронежилете, каске и с автоматом, в четыре часа ночи – это, знаете ли, как-то настораживает. А сам, затолкав короткоствольный автомат под пиджак, иду по газону метрах в двадцати в стороне, внимательно вглядываясь в окна и надеясь первым увидеть их, наших будущих оппонентов.
Дом спал, как и весь город, как и весь мир – так мне казалось из-за тишины и покоя, царивших вокруг. Ни писка, ни скрипа, ни дуновения ветерка – всё спит. Но ведь в той квартире что-то происходит? Что?
Доходим до нужного подъезда и входим вовнутрь.
Стоим, слушаем – тишина. На цыпочках поднимаемся на второй этаж. Вот она – дверь той квартиры. Слушаем – тишина. Что там? Может, нас уже услышали и приготовились? Кто знает?
Принимаю решение и шепчу на ухо свой план помдежу. Мол, я встаю в лестничном пролёте напротив двери той квартиры, но на лестничный марш выше, чтобы, пока он будет корректировать свой огонь по высоте, у меня появился хотя бы один шанс попасть первым и выжить…
- А ты, - шепчу ему, - постучи в дверь, и отойди в сторону…
Он, пунцовый от волнения, соглашается кивком. На цыпочках я поднимаюсь на свою позицию, опираюсь левым локтем на изгиб перил, прицеливаюсь в середину дверного проёма и киваю помощнику. Тот встаёт как можно дальше от страшной двери, тянет правую ногу и каблуком ботинка стучит по нижней филёнке двери…
Ждём… Ничего не происходит. Киваю помдежу, мол, давай ещё. Тот стучит сильнее… и дверь с противным скрипом начинает сама отворяться. Напрягаюсь, готовлюсь стрелять, а… никого.
Аккуратно, стараясь не цокать по ступеням, спускаюсь ко входу в квартиру, не отрываю глаз от открывшегося коридора… и тут слышу – звук шагов. Кто-то босыми ногами шлёпает к двери.
Это старик, седой, всклоченный и сильно напуганный. Он с ужасом глядит на нас, его всего трясёт. Я его спрашиваю:
- Кто ещё находится в квартире? Есть ли там кто-то ещё, кроме Вас?
Он молчит, только лупает глазами и трясёт головой.
Повторяю вопрос, так как старик, видимо, не очень понимает.
Но он вменяем и отвечает нам, что здесь никого нет.
А я подумал, что если в спину ему смотрит автомат, то он скажет то, что ему велели. И я говорю ему:
- Сделаем так, Вы открываете все двери в квартире настежь и уходите в самую дальнюю комнату. А мы войдём и посмотрим.
Он соглашается и уходит, а мы какое-то время ждём.
Наконец, шевеления в квартире затихли, и я спрашиваю в пустоту коридора:
- Всё сделал?
Отвечает оттуда – да.
Киваю помощнику, мол, заходи первым, ты же защищён бронежилетом и каской! А он вдруг становится пурпурным и даже фиолетовым!! И так отрицательно трясёт головой, что вижу – ни за что не пойдёт.
Тогда говорю ему, стараясь быть спокойным:
- Оставайся здесь и не входи…
Потому что боюсь его не меньше, чем тех, что внутри.
При таком его настрое, стоит деду громко пукнуть, как он – помдеж, начнёт палить куда и как попало. И половина того, что вылетит из его автомата, может оказаться во мне.
Кстати «о тех, что внутри»: в эти минуты я уже стал думать, что там никого и нет, и что этот старик нам не врёт. Очень уж нелогично и как-то глупо всё получалось. Хотя, кто его знает, ведь дураки поступают так, как велит им их дурацкая логика, которую никогда не угадаешь…
Надо входить! А страшно.
Слегка присев на ногах, правым боком вперёд, впрыгиваю в узкий коридор, зажимая побелевшими пальцами автомат. Вот он, гад! Первое, что вижу – это чернеющий дульный срез, нагло уставившийся мне в грудь!
В звенящей пустоте головы единственная мысль – всё!! Сейчас!!!
Я каменею, а внутри всё сжимается в комок в ожидании снопа свинца и огня из этого страшного зрачка смерти.
Я не робот и знаю, что такое страх. Но это – другое, а может какая-то его разновидность. Это ожидание прихода самой смерти. Смотрю в её бездонный глаз, и время вокруг остановилось. Стою и жду, день или два, а может – долю секунды, и вдруг чувствую, как мне ужасно хочется начать стрелять. Я даже ощущаю, как палец сам начинает тянуть курок.
Но что-то сдерживает меня. Что? Может, ангел-хранитель?
Кое-как отрываю взгляд от гипнотической Черноты, пристально глядящей на меня, через этот жуткий зрачок, и переползаю-перебираюсь почти парализованным взглядом вдоль… вдоль по стволу…
Вижу руку, и эта рука сжимает цевьё автомата. Но удивительное в том, что рука эта тоже в чём-то голубом… Это же я сам!!
Стою и держу себя на мушке, в своём красивом, голубом пиджаке.
Я – в зеркале. Зеркало на двери ванной, дверь открыта, как я и говорил старику. Но открыта она не совсем так, как хотелось мне. Полностью открыться двери мешает стиральная машина, стоящая рядом, в узком коридоре.
Я с ненавистью бью ногой в эту дверь… и она захлопывается.
А за ней, примерно в метре, стоит старик и хлопает глазами на меня! Чёрт его подери, думаю, вот старый осёл! Почему он здесь? Ведь он должен был находиться в спальне. А если бы я не удержался, и стал стрелять? Он – был бы уже труп. А я – кто тогда? Ну, ясно – сиделец. Кто бы поверил мне?
Всё! Страх, или что там было – всё израсходовано во мне. Уже ничего не боюсь! Иду по квартире с автоматом наперевес, пинаю все двери, как своих врагов… и никого не нахожу.
Спрашиваю деда:
- Кто эта женщина, что нам позвонила и вызвала нас?
Отвечает мне, мол, это одна знакомая, которая лежит по полгода в психушке, а другие полгода живёт здесь, у него…
Вот и разгадка!
Выхожу. Идём с помощником к своему уазику, а вокруг: одна за другой подъезжают милицейские машины, и оттуда выходят вооруженные люди. Их много. Они возбуждены и встревожены, они готовы к самому серьёзному продолжению ситуации – нелёгок ваш хлеб, братцы.
Я рассказываю им коротко, упуская детали: про сумасшедшую любовницу и перепуганного нами старичка, которому теперь никакая виагра не поможет. И они от моего рассказа, начинают смеяться. Хорошо им…
И мне хорошо. И жизнь продолжается…

*  ПРО САШУ ЯХНО

Был такой замечательный парень. Был, потому что его уже нет.
Может, не такой уж и замечательный, скажут некоторые, кто его как-то знал. А это «как-то» может оказаться очень и очень многообразным. Ведь каждый видит только некий фрагмент целого, а целое в деталях и полном объёме может видеть только Бог. Я же видел ту его часть, глядя на которую и сказал: отличный парень был, этот Сашка!
Есть такая особая порода людей, которых во все времена почитали за бесстрашие и особые отношения с жизнью и смертью. У древних персов, к примеру, из таких формировали личную гвардию царя – бессмертных. У северных народов Европы их звали берсеркерами, а в древней Элладе им дали имя – герои. И у каждого из них, в их обычно короткой жизни, когда-то наступал свой звёздный час! Час, который вписывал их имя и подвиг в память народа.
У нас много таких, кого мы помним годы, десятилетия, а некоторых и века. Только одних мы помним сами, других нас заставляет помнить власть, а иных и не менее достойных, мы часто просто не замечаем. Потому что так решил кто-то там – наверху. И у каждого из нас, если покопаться в памяти, наверняка найдётся такой пример.
Его апогей и звёздный час берсеркера, состоялся в тот день, вернее, в то утро, когда некто Колесников взял, да и «спрыгнул с катушек». Колесников тот, служил в те годы в линейном отделе милиции при аэропорте г. Абакана. Как служил, кто он такой – я не знаю, да и знать, честно сказать, теперь не хочу. И что там с ним произошло, отчего он спрыгнул с ума, тоже знать не хочу. Потому что это, что бы там ни было, никогда не сможет оправдать его поступки в то летнее утро.
А всё произошло 11 июля 1982 года.
Утро, я – инспектор уголовного розыска абаканского городского отдела милиции, иду на службу. Солнышко замечательно светит и греет. Настроение соответствующее и всё прекрасно! Я ещё не слишком задумываюсь о жизни и смерти, хотя разноликие проявления первого, и недвусмысленные – второго, встречаются мне по роду службы ежедневно. Вот ведь как устроен человек, на всё смотрит, как зритель и мнит он себя именно зрителем, пока его самого не клюнет петух в одно место. И этот коварный петух уже подкрался к одному, кого я считал приятелем и отличным парнем…
Подхожу к отделу, и возле входа кто-то из оперов мне вдруг говорит:
- Машину видел?
- Какую машину? – спрашиваю.
- Дежурку, – отвечает, - иди, посмотри во дворе…
Чувствую, что здесь есть какая-то начинка, и спешу во двор.
Боже мой, что это?! Дежурная машина, наш неубиваемый уазик – как решето! И все входные с лобовой стороны…
Всё, думаю, наших постреляли. Заглядываю внутрь – нет, крови нет. Чудеса! Как такое возможно? – удивляюсь – Неужто пустую машину кто-то расстреливал?
Бегу со всех ног в дежурку – от возбуждения зуд во всём теле. Невиданное дело: времена-то тихие, оружие у населения недоверчивые власти всё поотняли, вплоть до кухонных ножей, а тут – такое! Прямо война!
Но в дежурке не до меня. Там всё по полной программе: и прокурор, и полковники – дым столбом, слюни веером…
Лечу наверх, на второй этаж, где находятся кабинеты уголовного розыска. А там ажиотаж! Все, кто уже пришёл, собрались в 210 кабинете, у Саши Яхно. И вот, что он рассказал…
Рано-рано утром звонят на 02 и кричат в трубку невнятно и сбивчиво что-то о стрельбе в аэропорту Абакана, просят срочно приехать и вмешаться. Дежурным был Миша Хабаров, ответственный такой майор, серьёзный. Но и он, думаю, оплошал, заторопившись и не расспросив подробно о всех обстоятельствах происшествия. А это могло бы стоить нескольких жизней.
Но и с другой стороны, как тут его осуждать? В таких экстремальных случаях время дорого, да и не каждый день на рассвете война начинается.
Короче, надевают они, дежурный по городу Михаил Хабаров и его помощник – Иванов Александр, бронежилеты, берут в свои руки автоматы, а в уазик вместе с собой зовут ещё и дежурного опера – Сашу Яхно. Но, правда, без «бронника». Говорят, мол, в дежурке их только два – ну, это вы помните, да? А чтобы не возмущался, и ему дали автомат. Экипированные по максимуму помчались они в аэропорт, включив сирену с мигалкой, громче сирены завывая мотором и пугая просыпающийся город.
Вот проехали мост через речку Ташебу, выскочили на кольцо, где уже, оказывается, стоял один милиционер с автоматом.
- О, - подумали вслух, - ЛОМ аэропорта уже среагировал, оцепил место происшествия!
Только этот, «из оцепления», вдруг разворачивается в их сторону, наводит на них автомат и… начинается ад кромешный!
Можете себе представить: град пуль с тридцати метров! Как в тире! Только мишень сейчас – вы! Я вот с большим трудом, да и то, наверное, не в полном объёме. Потому что подозреваю: при полном объёме, он может провалиться прямо в трусы, весь этот объём.
Не знаю, кто там как себя чувствовал, но дальше было так: все упали на пол машины, надеясь – двигатель защитит.
Как уж они там поместились? Одному Богу известно. А ведь поместились, четыре здоровых мужика, двое из которых ещё и в бронежилетах!
Лежат они, значит, и ждут смерти. А пули стучат и стучат по стеклу, по металлу, по нервам… и каждая из них ищет тебя!
Вот в такие-то моменты многое и становится ясным. И тем, кто внутри ситуации, и тем, кто снаружи. Однако Бог, в это утро, рано встал и всё видел. Только его вмешательством и можно объяснить то, что никто из этих четверых не был в это утро убит или ранен!
А рожок-то в любом автомате, даже таком хорошем, как «Калаш», раньше или позже заканчивается. И у него, злыдня перевёрнутого, закончился.
Затихло так, что в ушах зазвенело.
Высунулись-выглянули, что там, да как: а он, козья морда, стоит перезаряжает… Готовится, стало быть, добить всех, кого не добил…
Вот тут и пробил час Александра Яхно!
Из четверых, лежащих на полу машины, поднялись двое – Иванов и Яхно. А дальше начинается что-то в стиле экшн, из самого крутого боевика: и время спрессовано в доли секунд, и принятое решение нельзя отменить или перезагрузить.
Вместо того, чтобы воздать безумному стрелку той же монетой, какую он и заслуживал, а возможно и желал, Яхно, коротко бросив Иванову: «Прикрой!», вдруг побежал к судорожно перезаряжающему автомат убийце.
Зачем ему это надо было? И я не знаю, и он сам потом не мог объяснить. Может быть, он так сделал, потому что нас не учили стрелять в людей, не научили убивать? А может быть, кровь берсеркера из глубины веков сказала своё слово, но что случилось – то случилось: Саша Яхно бежал к тому, кто хотел его убить и кто готов был его убить и сейчас! Бежал, держа в правой руке заряженный автомат…
А тот, обезумевший от уже совершенных им дел и уже пролитой крови, и теперь хотел стрелять и убивать! Как он только что убил своих коллег в дежурной части линейного отдела милиции! Как он только что расстрелял нескольких пассажиров в зале аэропорта…
Хотеть-то хотел, только не мог трясущимися руками вставить новый, полный магазин в свой автомат.
А Яхно рассказывает: «Я бегу, в руке автомат, и молюсь, чтобы этот не успел вставить магазин. А слева и справа от меня жужжат пули – это Саша Иванов сзади старается, меня прикрывает, его отвлекает…»
Я и Иванова Александра тогда расспросил, и он рассказывал, что стреляя по Колесникову, он единственно чего боялся, так это попасть в бегущего Яхно. Его слова:
- Целюсь в «Колесо», а в прицеле Сашкина спина и голова туда-сюда, туда-сюда. Боюсь в него попасть, ну и стреляю чуть выше головы, чтоб тому козлу не так весело было!
И тот, кто хотел убивать, не успел! А наш Сашка – наоборот, успел как раз вовремя. Добежал и ка-а-ак ахнул урода по башке автоматом, будто дубиной! Всё, привет! Отдыхай, твою мать…
Я ещё потом и Михаила расспрашивал. Мол, ты-то почему ничем не отличился? А он говорит мне, застрял, мол, в машине между сидениями передними и задними. Бронежилет проклятый, мол, заклинило там, пока вылазил оттуда, то да сё, всё и кончилось…
Может и вправду – то да сё… Да и, ежели по совести, то полагаю, чтобы браться судить кого, надо самому там побыть, в их шкуре – как думаете?
Ну а мы, конечно, ему все плечи отбили, нашему герою Сашке Яхно!
Все мы говорили ему: верти дырку в пиджаке, орден – как минимум. Сглазили, видать. А может просто такая власть у нас тогда была?
Однако, наградили всё же: дали ему за всё про всё, стыдно и сказать – пятьдесят рублей!!!
А ведь убийца Колесников это утро начал с того, что застрелил двоих своих коллег по дежурной части! Потом открыл оружейку ключами убитого им дежурного, взял там автомат и четыре полных магазина, и пошёл ещё пострелять в зал ожидания.
А там как раз находились пассажиры норильского рейса. Подстрелив двоих или троих из них и нескольких человек из персонала аэропорта, он пошёл охотиться наружу. Вот тут-то, ему весь кайф и обломали наши, невыдуманные герои: Саша Яхно и Саша Иванов.
Хотите знать, что было дальше? Приготовьтесь, будет несладко…
Через какое-то время Сашу Иванова случайно, во время задержания пьяных угонщиков, из табельного пистолета подстрелил один наш идиот-неудачник в милицейской форме. Не довезли его до больницы – умер Саша.
И Яхно Александр ненадолго его пережил. Он стал, как-то очень быстро увядать, потерял интерес к жизни и начал сильно пить.
Помню, как он мне при нашей последней встрече сказал:
- Обидно… мою жизнь оценили в пятьдесят рублей…



*  ПРО САМАРУ

«Самара» – это кличка одного бывшего зека, а не город. Хотя и город такой есть, где этот наш Самара, жил когда-то. В те времена советские, все территории России, бывшие в её европейской части и поближе к державной Москве, искренно считали, что Сибирь для этого и предназначена, чтобы сюда сбрасывать весь свой мусор.
Вот и везли они к нам ядовитые отходы со своих производств и из своих городов. И радиоактивные отходы привозили свои и чужие, за которые, кстати говоря, именно им платились длинные зелёные иностранные деньги. Ну и человеческие отходы они также с удовольствием сплавляли сюда. Правда, эту замечательную традицию не они изобрели, а сохранилась она ещё со времён царя Гороха, когда в Сибирь из обеих столиц Империи и других её городов стали высылаться уголовные преступники, смутьяны и прочие неблагонадёжные и нежелательные граждане. Ну и этот Самара был из таких.
К тому времени, о котором веду рассказ, мне доверили начальствовать проблемным вторым сектором г.Абакана, на земле которого располагались Рынок и Автовокзал, Зона «Имени отдыха» и Ипподром. А всё это, что перечислил – это криминогенные зоны с серьёзными денежными потоками и неустойчивой свидетельской базой. Потому-то жулики и любили здесь «поработать». Придут, скрадут чего и уйдут! А все вокруг, как вода: бегут по своим делам и уносят с собой частички драгоценной информации. Потом попробуй, узнай что-то, да и поди-сыщи кто украл? Из-за этого опера не любили территории второго сектора: совершается много, а свидетельской базы – никакой. Проходной двор. Ну и, конечно, всем нам постоянно доставалось от начальства за нераскрытые дела. А кому это понравится?
Сектор я принял от Володи Погорелко, флегматичного философа и предельно уравновешенного человека, который, однако, тоже не захотел быть постоянно пинаемым «козлом отпущения». Это я сейчас такой умный, и всё знаю, а тогда чуть-чуть «не догонял». Как говорит один мой знакомый: «если бы я был тогда такой умный, как моя жена сейчас…» Ну, вы поняли. Вот и принял я сектор, а в придачу к нему ещё пять-шесть оперативников, часть из которых работала честно и с удовольствием, а другая… других я всё время пытался заставить работать.
Началась эта история в ночь моего дежурства по городу. В час или два после полуночи поступил вызов – убийство на Фабричной. Приезжаем на место преступления: перед нами деревянное одноэтажное общежитие. То ли это бывший клуб мебельной фабрики, то ли для какой-то другой цели предназначалась постройка, но теперь это – общага из нескольких жилых комнат, каждая из которых имеет свой отдельный вход.
Там, где случилось убийство, открыта дверь на крыльцо, изнутри свет. Нас трое: два опера и водитель. Убийство, как и изнасилование, и некоторые другие преступления – подследственность прокурорская, и за ним уехали. А мы заходим вовнутрь: там двое ещё пьяных и сильно испуганных мужичков, всклоченных и трясущихся. Третий, их недавний собутыльник – мёртвый, огромный, по-моему, больше двух метров – настоящий богатырь. Он в красивом фиолетовом и пушистом махеровом свитере лежит на кровати, поставив ноги на пол. Глаза и рот его полуоткрыты и он очень бледен. Посереди груди, чуть слева, виднеется рана – тёмный сгусток крови на свитере, размером с пятак. Казалось бы, такая малость, но этого достаточно, чтобы убить даже такого богатыря. Устанавливаем его фамилию – Арефьев, говорят.
Как, спрашиваю, произошло?
А они мне: пили вечером, много выпили, легли спать, заперлись на крючок, а ночью одному из них понадобилось выйти по нужде. Он открыл дверь, вышел на крыльцо, постоял там… и зашёл. А Арефьев уже того…
Так, думаю, случай простой, как у Агаты Кристи: трое в одной комнате пьянствуют, потом пьяная разборка, а потом думают, что делать? И вот результат: идиотская версия с четвёртым – неизвестным.
Посидите в камере, думаю про себя, протрезвеете, и напишите, как всё было. В это время привозят, как всегда в таких случаях, кинолога с собакой, прокурорского следователя с папочкой и криминалиста с его чумоданчиком. Но работы им как будто бы и нет. Осмотрел криминалист место преступления или только сделал вид, я не помню, но мне кажется, что ничего полезного для нас оттуда он не изъял. К тому времени мы уже уехали в отдел – склонять подозреваемых к чистосердечному признанию. Развели их в разные кабинеты и стали добросовестно так склонять.
- Ну, ты подумай, – говорю тому, который достался мне – вот вы втроём, дверь на крючке, больше никого, и один из троих – жмур! Какой вывод? Убил кто-то из оставшихся двоих! Так? – спрашиваю.
- Так, – отвечает.
- Так как было дело? – спрашиваю его.
- Не убивали мы, – говорит и почти плачет.
И я хочу ему поверить, но не могу.
Отвлекаемся от темы. Говорим о том, о сём, об отношениях между людьми, о жизни... Начинаю ему рассказывать истории, где потерпевший зачастую и сам во всём виноват, а иногда даже и заслуживает того, что получает. Это я, как змей-искуситель – с дальним умыслом. Надеюсь, как будто оправдывая его, склонить к признанию. А он опять за своё: нет, не мы!
А кто, – спрашиваю – домовой? И потом улетел в трубу! Ведь ты сам говорил, что когда выходил на крыльцо, двери квартиры были на крючке! Говорил? Говорил! Что ты мне щас-то мозги пудришь?! – уже ору и делаю вид, что я вне себя.
А он плачет: не убивал я!!
Но уже говорит только про себя. Значит, допускает и некие варианты…
Опять наседаю:
- Ты же можешь быть свидетелем, а не убийцей. Если только тот, в соседнем кабинете, не сделает это раньше. Вас ведь только двое, и тот, кто первый заговорит, тот и станет свидетелем.
Мой собеседник в панике. Он весь в раздумьях и даже, кажется мне, колеблется. Давай-давай, решайся…
Но тут утро… приходят на работу мои опера, и я передаю им подозреваемых, ведь убийство-то случилось на моём секторе. Ухожу домой уверенный, что убийство сегодня же и раскроют – какая здесь интрига?
Прихожу через сутки, и что вы думаете? Отпираются, сволочи!
Я вне себя, как так?! Притаскиваю одного из них в кабинет и давай опять убеждать. А мне мои и говорят, мол, тут уже все отметились, и наши, и из управы… а эти ни в какую, не мы, мол, и всё!
А у нас на секторе не заскучаешь: как планёрка, так новых десять преступлений. А кому с этим всем работать? Нам. А убийство пускай раскрывают «особо важные», как мы зовём оперов по особо важным делам. Всё равно никуда они, эти хмыри общежитовские, не денутся – расколются!
Проходит три дня, «сотка» (так называли раньше постановление о предварительном задержании для сбора доказательств) заканчивается, а эти злыдни «в отказе». Прокурор подписывает ещё до пяти дней. Проходят и эти дни, а наш воз и ныне там! Караул!! Что делать: очевидное раскрыть не можем – вот, позор! И перед носом маячит вполне конкретный и позорный висяк.
Но тут мой Самара нарисовался в коридоре. Неплохой парень этот Самара, да только, видно, не в ту компанию когда-то попал.
А Самара меня вызывает в коридор и спрашивает:
- Ну, что там у вас с убийством на Фабричной?
Задержали, говорю, двоих. «Расколем». Расскажут, никуда не денутся.
А он мне вдруг объявляет:
- Не тех задержали и не тех бьёте… - и улыбается так косо и невесело.
- Как? – спрашиваю, - там других вариантов и нет!
А он наклонил угрюмо голову и процедил нехотя:
- Марча его убил. Из ружья. Пили они, потом поссорились и подрались. Марча там здорово наполучал. Пошёл домой, взял ружьё, пришёл и убил.
Чёрт! Чёрт! Вот, идиоты! Эти-то, кретины, почему молчали всё это время про четвёртого, про Марчу?
А наш знатный патологоанатом! Как он-то мог дать заключение о том, что «причиной смерти явился сильный удар тупым твёрдым предметом в область сердца, пробивший грудину и повредивший сердце…» А самое интересное он после дописал: «Предметом таким может быть лом». Сам читал.
Я старательно пишу бумагу с полученной информацией, расписываю в ней кучу мероприятий для того, чтобы моего вывести человека из-под подозрений и радостный такой несу «рапорт» начальнику. А там вечерняя планёрка, скорее, отчёт о проделанной за день работе.
Все сидят скучные, особенно те, кому нечего доложить.
Захожу в кабинет Начальника уголовного розыска именинником. Иван Мосман – наш начальник, а Тур – его заместитель. Они пришли в розыск примерно в одно время, пораньше меня, оба умные и волевые. Только Тур – холерик и «горлохват», как его за глаза называли опера. Он, как таран, всегда напролом, всегда бегом к успеху – это его главная черта.
Иван-Саныч смотрит на меня с удивлением - не принято так, во время планерки входить и прерывать. Но я подхожу к его столу и улыбаюсь, потому что не могу не улыбаться. Подаю ему бумагу, и он читает. Все сидят заинтригованные. Мосман внимательно читает и смотрит на меня с ещё большим удивлением. Подзывает Тура и передаёт ему мой листок. А я ухожу счастливый – мавр сделал своё дело…
Но Тур вместо того, чтобы выполнить набор мероприятий, тех что я предложил, или других, пусть своих, но как-то выводящих из-под удара Самару, выполняет только первое моё предложение. Он мчится к убитому домой, вытаскивает его из гроба и тащит к патологоанатомам. Тело Арефьева повторно вскрывают и в сердце его, действительно, находят дробь и обрывки газеты, из которой делались пыжи.
Для Тура этого достаточно. Он летит к тому самому Марче, хватает его и притаскивает в свой кабинет. И там так хорошо убеждает его, что тот тут же пишет явку с повинной. А Тур - в ореоле славы. Ну, просто герой.
Проходит ещё с полмесяца, и однажды утром бумеранг вернулся! Подхожу к отделу, а мне и говорят:
- Там Самара в морге лежит, сходи, попрощайся…
Словно обухом по голове. Беру машину и еду в морг.
Всё точно, вот он лежит на обитом нержавейкой столе, весь в фиолетовых пятнах и мадежах, уже разрезанный и зашитый. Лежит и улыбается так же, как он делал это всегда, когда был жив. А на соседнем столе ещё один фиолетовый труп. Так бывает, когда умирают от угара. Это его жена.
Мне сказали адрес, где это произошло. Еду туда, осматриваю времянку, которую они снимали, осматриваю печь, поджигаю бумагу – тяга отличная. Говорю с хозяйкой, и та говорит, что проблем с печью никогда не было, печь всегда была исправна.
Еду в прокуратуру к дежурному следователю, выезжавшему утром на происшествие. Это зелёный первогодок, только что из ВУЗа – нашли кого послать.
- Тягу проверял? - спрашиваю его.  А он – «нет».
- На крышу лазил, смотрел следы? А он опять – «нет».
- И что думаешь, несчастный случай?
- Да, - говорит.
- Какой несчастный случай, как угар внутрь пошёл? – спрашиваю его.
А он мне в ответ:
- Кирпич в дымоходе упал.
- Я проверял – тяга есть, - говорю ему, и он мне в ответ:
- Он там уже повернулся…
Мол, кирпич взял, да и перевернулся.
Ну он же прокурорский – как с ним поспоришь…
Возвращаюсь в розыск, рассказываю своему начальству о моих выводах, о том, что это убийство, что надо возбуждать дело и искать…
Но все отводят взгляды – никто не хочет организовать себе висяк. Система наша такова и мы в ней таковы.
А Тур, который должен был бы землю рыть, чтобы найти и наказать убийцу Самары, просто не заметил этот «мелкий и досадный камешек» на своей дороге к успеху.
Потом, много позже я всё же узнал, кто проделал эту штуку с Самарой, кто накрыл ночью печную трубу и организовал ему билет на тот свет. Могу и вам сказать: Фрол – «погоняло» его было.
Было, потому что и сам он уже – был! Да сплыл!
Уважаемым жуликом был когда-то этот Фрол в городе Абакане. Да только безобразничать начал с приходом «перестройки», как, впрочем, и многие ему подобные. Решили они, недоученные придурки, что их время пришло и перепутали свободу со вседозволенностью. Принялся тогда Фрол на дорогах разбойничать, возомнил, наверное, себя Робин Гудом. Вот и накопил он себе минусов…
И тут уж сработал Закон компенсаций: добрый человек ввалил ему хорошую порцию дроби в брюхо. Мол, переваривай, Фрол дорогой! Случилось это на его рабочем месте – на дороге, где собрался идиот грабить очередную машину. Долго и мучительно умирал Фрол…


КОЕ-ЧТО ПРО ПЕРЕСТРОЙКУ,
О МИНУСАХ И ПЛЮСАХ.

Было оно совсем недавно – очередное смутное время нашей Родины! Перестройкой – называлось. Может, и хорошая вначале была затея, только делалось всё так не хорошо, как только это возможно. Даже больше скажу: по самому гнусному и беспардонному варианту – и с этим, пожалуй, никто и не решится поспорить…
И всех-то она задела у нас: кто сам замочился в бурных водах перестройки, и так там замочился, что никогда уже не отмоется! А кого-то замочили за дела, или по-беспределу, ну а кто-то просто утонул – не всем дано выживать в таких бурных и жестоких катаклизмах.
Жизнь-то, она вообще, как река. И протекает эта река в берегах законов, устоев и соглашений внутри общества, между разными пластами и силами его. Так было всегда, и так будет до конца дней…
Но всегда и везде на Земле были и будут и те, кому берега эти мешают. И у нас тут же проявились те, кому очень понадобилось сделать эти берега рыхлыми и слабыми, чтобы легко преодолевать их на пути к своим целям.
Вы, пардон, помните, как паук ест?
Он впрыскивает свою ядовитую слюну в тело жертвы и ждёт, когда там подействует яд. И когда плоть жертвы станет рыхлой и податливой, готовой к поглощению, тогда и начинается его пир.
Так сделали и они: впрыснули в берега «реки нашей жизни» свой яд и раскисли те берега. Стали они аморфными и бессильными. И пришло их время – время пауков. Попёрла стихия! Понеслась мутная волна, смывая всё на своём пути: курганы устоев, островки моральных ценностей и мысы совести! Те мысы, важнейшие вехи, определяющие сам фарватер жизни. Попёрла стихия, смывая прежние берега законов, правил существования и человеческих понятий.
Найдётся ли когда-нибудь кто-то, кто оценил бы всё это справедливо и беспристрастно? Найдётся ли, кто смог бы воздать каждому по заслугам? Хорошо бы, но вряд ли!
Ведь только в сказках и американских фильмах всегда «Happy end». А здесь, в этом свирепом и кровожадном мире, все завязаны в такой тугой узел, что нет никого, кроме Бога, над его грязью и суетой. Никого, кроме Него, но Он, наверное, смотрел на всё на это и горестно усмехался.
Потому я так думаю, что у нас даже те, кто называет себя слугами Бога, и те целовались в дёсны с этой, погрязшей в мерзостях властью…
А мы – простые люди, кому мы нужны были тогда, в те бурные девяностые? Лет десять, примерно, все прорвавшиеся «к закромам», были очень увлечены главным делом своей жизни: дележом имущества и территорий, денег и влияния, и её, конечно же, голубушки–власти!
А она подразумевает всё прежде перечисленное.
А на народ, на нас, всем им было наплевать!
И зарплаты нам платили абы как, и пенсии так, что престаревший электорат, быстренько засобирались на тот свет. Особенно те, у кого не было особых зацепок на этом свете в виде незабывших их детей или, к примеру, залежей имущества, добытого разными путями, в активном периоде их прошедшей жизни. Я-то помню это время и помню, как голодали старики, положившие на процветание этой страны – своей любимой Родины, годы свои лучшие, силы и здоровье…
Узнал об этом постыдном прискорбии, я самым неожиданным и болезненным образом! Моя мама, проработавшая всю жизнь учителем в районном центре, и работавшая после выхода на пенсию, по специальности, ещё десять лет, вдруг однажды, когда я навестил её, сказала мне:
- Я, ведь, сынок, голодаю… - и заплакала.
Она была сильным человеком, я редко видел её слёзы, и сейчас понимаю, что это были слёзы унижения…
И кто-то тут скажет: хорош сынок! Может и так! Но разве дело в сынках? Разве не о СПРАВЕДЛИВОСТИ здесь речь?
О той самой, о которой всегда так усердно и громко кричали все рвущиеся к власти, и о которой теперь, они же, стараются не вспоминать. Потому что в их головах внезапно произошла «рокировочка» приоритетов и ценностей, а точнее – подмена понятий и ориентиров.
А может, они всегда такими были и до времени только притворялись?..
А заводы и предприятия малых городов, посёлков и деревень… Чем думали те, кто допустил их уничтожение? Разве они не понимали, что это – базисные ценности страны, что это то место, где строится фундамент провинциального общества и общества вообще. Все эти предприятия – пастбища, где и должно пастись, грубо говоря, электоральное стадо.
Всё это они понимали! И только два объяснения есть у меня:
1 – им всем было плевать на это! А возможность урвать и не сесть, которую предоставил всем им Кремль тех лет, рвущий страну на куски, так славно подбадривала их;
- и есть другое объяснение: 2 – всё было спланировано теми, кто хотел разорвать лоскутное одеяло – наш СССР, и затем отхватить себе лакомый кусок его.
И оба варианта равно состоятельны! Ну да ладно, Бог им всем судья! Надеюсь, Он им всё вспомнит, когда дойдёт до дела…
А я-то о нас, о малых людях, хотел сказать. Был у меня друг в те времена, Владимир – назвали его. И в паспорте, и в метриках – Владимир, но мама его звала Владик, а мы все – Влад.
Этот Влад и закон уважал, и даже в милиции служил, а мошенников и воров, дак просто ненавидел. Но весь этот бедлам вокруг, все эти тараканьи бега за долларом и его с ума, видать, свели… а, может, он слишком часто смотрел телевизор?! И оттуда уже нахватался всего этого дерьма? Ведь там только об этом и показывают, как кто-то разбогател из ничего, из пустоты или из варёных джинсов…
Там же он насмотрелся, как воры – те, кого он столько лет сажал в тюрьму, теперь – уважаемые люди! Состоятельные мэны! Вот это, я думаю, ему и голову вскружило, и даже отравило кровь. И стал он пытаться заработать. Чтобы стать, значит, уважаемым, как и они – суки, человеком.
Кто – как, в то время делал своё состояние. Кто воровал, кто взятки брал.
Помните про «Мишу – два процента»? Так тот всё время на экране красовался и сочным басом говорил удивительные вещи – пытался, видать, всю страну охмурить. И, главное, ведь, все мы знали и про него, и про других таких же – «у руля», ворующих без стеснения, прямо на глазах у всех. Все они, мрази, так «зарабатывали».
Некоторые, правда, из тех, что посовестливее, как-то иначе пробовали ухватить свой кусочек счастья, стараясь сильно не зашагивать за линию закона. Многие и многие так пытались… и этот наш Влад, тоже...
Чего он только не пробовал делать, чтобы стать богатым: и мясо-то коптил, табаком и мануфактурой – торговал, и даже спиртиком приторговывал, пока это не стало криминалом. Однако – не стяжал. Думаю, какой-то пяди во лбу не хватило, а может, настойчивости, а может ума или денег... ну, в общем, чего-то не хватило ему.
И тут, когда он оказался совсем без дел, как в сказке случилось: пригласил его один бывший сослуживец и приятель в таможню служить, где и сам приятель уже обретался. И на неплохой должности, надо сказать. Ну и поступил наш Влад бороться с контрабандистами. И ему нравилось то, что он при деле, и начальству нравилось, как он отбирает нерастаможенные машины, сигареты и прочие товары, незаконно ввезённые в пределы необъятной и непрестанно голодной Родины. И всё-то было бы у него как в американской сказке, кабы не его тупое упрямство. А дело было так…
Был у него один «контакт», как говорят оперативники, то есть – знакомый, и контакт этот был не очень-то простой. Попросту говоря, полукриминальный контакт. Нет, не то что Вы подумали, что Влад закон нарушал, а только на другой стороне этого контакта находился его приятель, в прошлом тоже опер, а в нынешнем-то и совсем наоборот. Ну вы понимаете, да? Так бывает! В общем, бывшие коллеги записали того приятеля в руководители ОПГ. Ну, это-то вам и без расшифровки понятно.
И, надо сказать, что по своим канонам, они были недалеки от истины. Боевой псевдоним этого приятеля был – Моджахед. Прилип он к нему от афганской войны, где тот в своё время, по приказу партии и правительства вынужден был геройствовать. Ну, моджахед и моджахед, мало ли кого как назовут? Только у него был и ещё один позывной – Спирит (не путать со спиртом). Тут речь идёт о духе, который внутри и является главной составляющей существа человека. Да, видимо, не зря его так прозвали, потому что при очень средних физических возможностях заслужил этот Спирит в нашем городе бо-ольшо-ое уважение!
Так вот, у Моджахеда однажды случился острый конфликт, с молодой волчьей стаей, подросшей на задворках города, и стремящейся во что бы то ни стало активно присоединиться к разделу пирога. То есть – города. Который к тому времени был уже поделен между другими уважаемыми и авторитетными персонами нашего небольшого, провинциального городка. Может и вышло бы это у них без крови, но на свою беду и по своей глупости, они выбрали территории, подконтрольные самому Моджахеду.
И началась у них война!
Самая натуральная, со всеми сопровождающими её решениями, действиями, последствиями и перипетиями. Они пытались убить его… а он соответственно – их. На войне, как на войне! И ничего изменить тут нельзя.
Но власти всех этих обстоятельств понимать не хотели, и тоже были правы. Да и последствия этой войны становились всё более и более ужасными – появились первые раненные и убитые.
Влад не был участником этой войны, но если бы ему и пришлось, то конечно же на стороне, подвергшейся нападению. И дружба обязывает, да и молодых, наглых отморозков, расплодившихся в эти годы на просторах нашей заболевшей Родины, он очень уж не любил.
Их, этих человекоподобных, но явно озверевших, по-моему, никто и никогда не любил. Но суть от этого не меняется: из-за непредвиденных последствий боевых действий Моджахеду пришлось перейти на нелегальное положение. Он уехал из региона, но связи с Владом и с другими, которым ещё доверял, не утратил.
Кстати, о связи. В те времена ещё не было сотовой связи, а если у кого-то и было, так это были олигархи. Ну а мы-то, серый электорат, пользовались обычной, сиречь, проводной. И для полной ясности последующих вскоре событий, следует сообщить, что наш Влад собственного телефона ещё не имел и мог общаться с Моджахедом только с квартирного телефона своей мамы, либо иногда по служебному. 
Правда, на служебный ему мог звонить только сам Спирит. Как покажут последующие события, оба они очень и очень недооценили возможности «ловцов человеков», которые также как и та волчья стая, желали заполучить голову Моджахеда в любом виде.
Ну, ближе к делу. Подошло время отпуска для Влада. Было лето, и он вначале не знал, чем заняться в том отпуске, но однажды на служебный пришёл звонок, и мужской голос спросил:
- Узнаёшь?
И Влад узнал – Спирит!
- Приезжай ко мне в Москву, привезёшь кое-что, что тебе принесут. Как?
- Приеду.
Вот он и написал рапорт на отпуск с выездом в г. Москву. И сам там давно уж не бывал, да и Спирит пригласил…
Сначала всё шло по обычной стандартной схеме: получение проездных документов, приобретение билета, сборы… но дальше, с того момента, как он явился в аэропорт, в день отлёта, всё пошло не так…
Начать с того, что Влад набил свой баул под завязку. Чего он туда только не затолкал: и огромные подарочные шахматы, в презент Спириту ко Дню рождения, и здоровенный справочник по короткоствольному оружию – ему же в качестве дара. И прочее разное, включая сменную одежду и обувь. Ошибочка, понимаешь, вышла, и всё пошло по другому сценарию, а эту тяжёлую сумку он ещё не раз проклянёт…
Неладное он почувствовал уже в аэропорту, едва войдя в зал ожидания. Началось с того, что один, знакомый ему опер, стоящий рядом с кем-то из отъезжающих, на его приветствие, еле заметно кивнул в ответ и отвёл глаза. Может это случайность или показалось – сначала подумалось ему.
Но тревожная лампочка уже загорелась, ведь приятель-то, тот самый Моджахед, уже лет пять как в розыске за ту, навязанную ему отморозками войну.
И тень подозрения обрела плоть, когда Влад стоял в очереди на посадку.
К нему подошли двое. Один молодой, которого он не запомнил, а вот второй, был очень приметный: высокий, прямой и худой, пенсионного возраста с немигающим пронзительным взглядом – явный пенсионер спецслужб, подумалось ему!  Но не из МВД – этих всех знал.
Обратились они сразу к нему и без всяких околичностей с простой и обыденной просьбой. Мол, вот списки избирателей за кандидата в президенты России (а дело было накануне выборов), собранные по Хакасии. Увези, мол, родной их в столицу, а там отзвонишься по этому телефону, к тебе придут и списки заберут. Пока пенсионер это говорил, он ни разу не моргнул, и свой стальной взгляд из глазниц Влада не извлекал.
«Я вас любил, чего же боле…» – подумалось почему-то Владу, и ещё он подумал – а сыграем в дурачка?! Возьму и соглашусь, чтобы не поняли, что я их просёк. А если и вправду это списки, а не наживка, то передам их перед отъездом назад в Абакан…» - и он согласился.
Ему тут же был вручен объёмистый и тяжеленный пакет.
Посадка прошла, как обычно, а все четыре часа полёта до столицы Влад соображал, выстраивал схемы возможного будущего и искал возможные варианты ответов. О том, что и продолжение будет интересным, и варианты нужно подобрать соответственные – он не сомневался.
И вот оно – Домодедово: посадка, получение багажа.
Всё, здравствуй, столица! Стой-стой, не так всё быстро и гладко!
В зале домодедовского аэропорта к нему привязался паренёк с предложением довезти. Влад ему говорит – нет, а хмырь не отвязывается: ну, за полцены. Опять – нет. А этот приставала: ну за треть!..
Ну, это уж ни в какие рамки не лезет, и мудрый Влад ему отвечает, мол, за мной приедут. Хмырь отстаёт, и Влад идёт отзваниваться, чтобы оповестить о своём прибытии.
Идёт, идёт и слышит – кто-то привязанный следом идёт. Этот кто-то шагает за ним, и это не мнится: один каблук звучит иначе, чем другой. Вот и они, таксофоны – аж шесть в ряд на стене. И все свободны, только с одного, крайнего, разговаривают.
Влад замедляет шаг и выбирает один, тот что в середине, подходит к нему, а тот, сзади, с разными каблуками – за ним!
Стоит Влад возле таксофона, поднял руку, чтобы набрать номер, а тот за спиной стоит, и даже дышать перестал…
Есть такой фокус: делаешь вид, что играешь на пианино гамму, но нажимаешь на клавиши не каждым пальцем, а только теми, которые над нужными кнопками.
- Обманул-обманул – радуется наивный Влад, как будто не понимает, что борьба-то только начинается. Позвонил, сообщил, я, мол, здесь, я приехал. А незнакомый голос назвал ему гостиницу, где он должен поселиться, и назначил на утро встречу. 
Всё, в гостиницу. Едет Влад на рейсовом автобусе из аэропорта, но на первой остановке, где неподалёку станция метро, внезапно, как ему кажется, соскакивает.
Соскакивает и оглядывается – не идёт ли кто за ним из автобуса.
Ну, дилетант, ну что с него возмёшь?
Конечно! Никто не шёл. И радостный олух вприпрыжку мчится в метро. Едет, пересаживается на другую линию, снова едет. Проверяется, возвращаясь обратно, и видит, или ему кажется – идут за ним.
Ещё раз проверяется, ещё раз. Нет, не кажется - точно идут!
Влад почти в отчаянии. Он уже устал, как верблюд, и сумка проклятая оттянула плечо до пояса, и ноги гудят, а эти – топтуны, не отстают! Выбросить эти списки, что ли? Вон они килограммов десять, поди, тянут!
Но, нет, надо довезти, вдруг, правда – это настоящие списки гражданского волеизъявления.
И он опять побежал по Москве, в наивной надежде – убежать.
Вот и вечер пришёл, вот и ночь подступила… а он всё бежит, глупый, не понимая, что «не по Сеньке эта шапка» - убежать от профессионалов. Проверяется раз в час, и каждый раз замечает: вот он тот, кто идёт за ним.
Иногда это тот же, кого он уже замечал раньше, иногда новое лицо, но есть способы и приметы, выделяющие их.
Наконец, он чувствует: силы его на исходе. Точнее сказать - нет их больше. И он едет в указанную ему гостиницу.
Вот она, та гостиница – два высотных корпуса рядом. Снимает там номер на двое суток, и тут же вырубается напрочь, едва успев ответить кому-то любопытному по телефону: «Нет, девушка не нужна… Никакая!»
Правда, поутру легко встаёт, немного раньше девяти утра.
Девяти утра – это по своему родному часовому поясу, красноярскому. А здесь-то это - лучшее время сна: от четырёх до пяти.
Он тихонько умывается, собирает вещички в сумочку и на цыпочках: цок-цок-цок на лестницу, чтобы не гудеть лифтом. И дальше, в вестибюль, где за конторкой мирно спит администратор. А больше – никого и нет. Какое счастье!
И он, как балерина на пуантах, почти не касаясь пола: цок-цок по сонному царству через стеклянные двери и на крыльцо. Выходя – проверился, нет – не проснулась.
А там, справа от входа в гостиницу, стоит невзрачная, невидимая на фоне асфальта «шестёрочка», с сильно запотевшими окнами!
Надышали – спят, родимые! Ну, спите-спите…
И Влад, не дыша, сначала по бетону крыльца, потом по асфальту мимо спящих в машине: цок-цок-цок, и лишь отойдя от них подальше, помчался во весь опор…
Ему надо было пробежать всего-то около трёхсот метров до спуска в метро. А там победа, там триумф. И он бежал, как Гектор от Ахиллеса, неся в одной руке баул – свой щит, а в другой копьё – список с волеизъявлениями.
Примчался! Сбежал чуть вниз и оглянулся назад: дорожка тротуара до самой гостиницы, в сером мутном предрассветье, пуста-пуста!!!
Ага, проспали, «дорогие москвичи», проспали!
Внизу, на рельсах, уже стоит электропоезд и в каждом его вагоне один или два несчастных пассажира. Рано. Все ещё спят, кроме тех, кому очень нужно! Бедные-бедные они – тяжела их жизнь. Все сидят сонные, дремлют, и лица их усталые и недовольные, даже во сне. А Влад стоит возле двери своего вагона и соображает: а вдруг не проспали те! Вдруг кто-то из них в этом вагоне. Вот ещё подходят новые, ещё подходят… кто из них?
Он начинает изучать лица сидящих в вагоне внимательнее. Ищет человека от 25 до 50 лет, в хорошей физической форме, на лице которого нет сна и ненависти к этому миру. Нет, здесь таких нет…
Но внутри живёт червячок, который зудит: а вдруг… а вдруг.
Медленно и незаметно подкрадывается момент отправления поезда, пружина времени сжимается, сжимается и нарастает напряжение.
Он решает – надо провериться!
И перед самым закрыванием дверей поезда, берёт и выходит на перрон, и встаёт лицом к поезду. Наблюдает.
Вот он!! Из соседнего вагона с удручённым лицом выходит парень за двадцать, и как будто сам с собой разговаривает – или делает вид, что укоряет себя в забывчивости. Молодец! Артист!
А праздничного настроения, как не бывало – не проспали, черти. Ну, тогда побежали снова…
И побежали по Москве: один болван бестолковый, заигравшийся в казаки-разбойники, а за ним – служивые люди, у которых, я думаю, появилось большое-предольшое желание прихватить этого бегуна где-нибудь в укромном местечке и отдубасить как следует, чтобы прыти убавить и дурь выбить…
И лет, эдак, тридцать назад, так бы и было. Взяли бы родимого, затащили в какую-никакую квартирку, где уже стоит-дожидается стоматологический станочек. Полечили бы зубки-то ему, болезному, без обезболивания. И всё бы он, милай, им-то и рассказал: и адреса, и явки, и пароли…
Правда, Влад ничего такого, кроме одного номера телефонного, контактного и не знал. И хорошо, что не знал!
И вот ещё что: Слава демократии! Слава перестройке!
Решил он побегать в метро: с линии на линию, по переходам и станциям, среди москвичей и гостей столицы.
Бегал он бегал, набегался и захотел узнать результат. Вокруг узкие кривые улочки Китай-города. Народу – тьма, как тут разглядишь? А очень просто: бежать надо…
Бежать среди толпящихся граждан, и неудобно, и тяжело, но надо.
Бежит уже метров двести, сумка болтается на онемевшем плече, ноги подкашиваются и дыхание практически кончилось.
Всё! Нет сил больше. Забегает за очередной угол – попадает в какой-то дворик и останавливается. Дышит открытым ртом, как карась на берегу, стоит и ждёт.
Вот он, тот, кого он ждал! Забегает сюда же и видит его – своего клиента! Тут же матерясь, начинает вертеть головой, делая вид, что ищет номер на стене дома. Уходит… и матерится, не замолкая. Прямо, студия МХАТ…
Всё! Нет ни сил, ни желания, да и возможностей, похоже тоже – нет. Плетётся наш бедный Влад к таксофону, и набирает единственный известный ему московский номер, а там очень знакомый голос.
Влад докладает ему об обстановке, мол так и так – не можу боле. Но тут уже расклад меняется… излагают план побега.
В указанное место Влад пришёл вовремя. Здесь его подхватили на двух машинках ребятки и увезли на первой от пытавшейся сопровождать их Волги, блокировав её на светофоре задней машиной – прощай контора! Здравствуй, Спирит!
Ну, повидались. Ну, передал всё, что привёз ему. Что дальше?
Походил по Москве чуть-чуть, но уже неохота – набегался раньше. И настроение – дрянь!
Полистал списки, которые через «не могу» таскал по всей столице. Посмотрел и увидел: бутафория всё это. Сделано в три-четыре руки. Видно.
Перед отлётом позвонил по тому телефону, что ему дал немигающий пенсионер… а там и не проявили никакого интереса к этим спискам, мол, некада нам… не сработало, выходит.
Пробыл в столице ещё пару дней, но уже ни-ичего не хочется! И ничё не радует – видно, адреналин весь вышел!
Вот и вернулся он в свой город после столичных приключений, а тут его уже ждали новости. На работе его больше не любят, и всё что он делает, оказывается, он делает не правильно и не так. И даже слова в обычных формулировках пишет не те, не с тем наклоном и смыслом!
Ну и уволился Влад, и года два или три его никуда не брали на работу – будешь знать, мол, сучий сын…
А Спирит вскоре был оправдан! И нормально легализовался. Теперь он – предприниматель и законопослушный гражданин. И я очень рад за него. А Влада я после спрашивал:
- Зачем ты там бегал-то? Ты же в отпуск ехал, ну и отдыхал бы себе. А то, что вёз, мог бы передать как-то иначе. Ну, например, оставил бы в камере хранения, а код её и номер мог бы по телефону передать.
Мог бы? Мог. Ты себе, Влад, никого не напоминаешь из персонажей русских народных сказок? А мне напоминаешь…
Вот, так вот! А для себя я сделал выводы: надо больше думать! И меньше бегать! Это – первый вывод, но есть и другой: по служебному телефону не назначайте встреч…

ПОКАЯННЫЙ ПОСТ-СКРИПТУМ:
Рассказ был написан вскоре после описанных событий, в начале двухтысячных, когда причастность к тем делам могла стоить весьма дорого. Вот оттого и персонажи здесь слегка закамуфлированы. Ну, настоящее имя-прозвище Спирита я называть не стану, но сам признаюсь – это я, тот самый Влад. Я бегал и глупил по улицам столицы, меня и постигло изгнание с государственной службы. Виноват-с, дурак был!
Хотя почему – был, и щас – такой!
………………………………….

*   ИСПОВЕДЬ СТАРОГО ХОЛОСТЯКА,
     ИЛИ ПОСЛЕДНЯЯ ПОПЫТКА

Зажился я в одиночестве. Прямо как паук в стеклянной банке или вот есть ещё такой персонаж – рак-отшельник, тоже похоже. Всё один, да один. Вечерами, утрами, да и днём, среди суетящегося народа – всё один.
По выходным, правда, дети бывают. И люблю я их больше жизни, но они ведь растут. Глядишь, уже и взрослые, смотришь, а у них уже своя жизнь! И ты в этой жизни так – ненужная декорация, как старый зонтик в углу.
И нужен-то им будешь, понимаю я себе, как энтот самый зонт. 
Ну вот, я и говорю: судьба – одиночество. Это такая хреновина, и не поймёшь её сразу-то. То она страшна, как египетская казнь, и готов ты из дому быстрее ветра бежать, чтобы не встретится с ней! То она упоительна, как доза наркоману. И название-то ей дали, нарочно не придумаешь! Вы только вслушайтесь: мол, пришел один-в-опчество, сидит один-в-опчестве, мол, живёт один-в-опчестве.
В самом начале сезона одиночества, иногда бывает острый период. А начинается всегда одинаково: у тебя только что всё было, было… и солнечный день, и ароматы трав, и красота мира… и вдруг, раз – и исчезло! А в том месте души, где оно жило, росло и цвело, теперь кровоточит и саднит рваная рана. День и ночь, и каждую минуту. Это самый болезненный этап нашего одиночного плаванья и затягивается он каждый раз по-разному.
Как знаток говорю вам: его надо просто перетерпеть и со временем эта боль, как и всякая другая, утихнет. Лучшее средство в этот период – дело. Надо занять себя чем-то серьёзным и важным, и тогда мир не будет уже казаться таким мрачным, серым и унылым. И ни в коем случае нельзя смаковать и перебирать осколки – только больше поранишься.
Но вернёмся ко второму дню: в этот день ты начинаешь озираться кругом, точно боксер, только что маму потерявший. Сидишь, вертишь головой, начинаешь себя идентифицировать в этом мире. Но это учёное слово такое – не все поймут. Так я поясню. Начинаешь себя сравнивать с окружающими предметами, в надежде просечь, во что же ты превратился, и при этом хочешь ещё себе место и цену определить. Некоторых это подбадривает, заводит и заставляет энергичней двигаться, чего-то там пытаться добиваться. Это чтобы себе (или кому-то) что-то доказать.
Но таких немного. Больше других, которые предпочитают плыть по течению и убивать время и себя с помощью стакана. Кстати: и я сам там был, мёд-пиво пил, и в рот сильно попадало. Но прошло – Бог миловал.
Так, стоп! О чём я? Ах, да, об осознании себя в этом мире. Ну вот, приходит время и осознаешь, что из зеркала на тебя смотрит не первой свежести тип, сильно полинявший и изрядно побитый молью. А вокруг – никого: ни родных, ни друзей, ни тех... Ау-у, где вы, прелестницы, обещавшие вечную любовь!.. Никого. Видать заняты! Где-то ещё кому-то что-то обещают. Ну, это нормально, таковы они – «шерше-ля-фамы», и такова она наша «се-ля-ви».
Сидел я, сидел, складывал-раскладывал мозаику жизни, и понял вдруг, что дозрел. Или сейчас, или – никогда!
И восстал я, как мёртвый из гроба, и оделся в лучшее из того, что было, и вышел на тропу… чуть не сказал – войны. А тропа та пролегала по улицам городов, где толпами ходят ЖЕНЩИНЫ. И стал я среди них искать себе жену. Ей-богу, не вру!
А накануне просветления, вечером, даже формулу успеха придумал. Формула получилась мудрая, но, как после оказалось, вполне бесполезная. Выглядела она так: «увидеть её и заговорить с ней! И ежели она записана в твоей судьбе – она ответит тебе». А дальше – не зевай…
Это ведь так просто! Но потом я подумал ещё, и дописал, впадая в уныние: однако, это так трудно - увидеть её!
Ну, ты не поверишь! Увидел её на той же неделе. В соседнем гараже. Увидел такую, как и ожидал: около сорока, миловидная, с умным лицом и в хорошей одежде. В тот день был сильный ветер, и створку ворот её гаража болтало так, что она оттуда выехать на своём авто никак не могла.
Ну, я, как истинный джентльмен, предложил свою помощь. А затем, со свойственным мне тактом, спросил, не замужем ли она? Оказалось, что нет.
Ну, надо же! А то я уже стал думать, что слово  «везенье», мне следует забыть. Ан, нет: улыбается Судьба-то и нам иногда.
И вот, не придумал я ничего лучше, как пригласить её в театр.
Шёл ли какой спектакль в этот вечер, или нет – мне это было неведомо, но, на мой взгляд, это очень респектабельно выглядит: раз – и в театр! Мол, знай наших! Цели наши, вероятно, где-то совпадали, да и кто устоит против такого предложения – согласилась она.
Но потом всё пошло не так!
Подошёл долгожданный вечер, и в 18-30, как и условились, она подъехала к театру на своём модном автомобиле. А я пришёл чуть раньше и уже знал, что спектакль начался тридцать минут назад, о чём сразу же и без обиняков оповестил свою предполагаемую пассию.
На моё простодушное предложение пойти в кино её как-то передёрнуло. Видимо вспомнила что-то из юности – подумал я. Ответила она, конечно, как и положено: решительным отказом, и тогда пошли мы гулять по славному городу Абакану.
Желая очаровать даму, я включил всё своё красноречие. Чего только не говорил, о чём только ей не рассказывал – Бахчисарайский фонтан в этот вечер мне был не конкурент!
Ну и разговорил, на свою голову: у нас начался, прямо вечер воспоминаний. И ведь что она не расскажет, всё выводило её в исключительно выгодном свете: и умная-то она, и успешная, и состоятельная, в смысле, богатая и состоявшаяся!
Слушал я её, слушал, взял да и поглядел на себя со стороны. И что я там увидел? Как сказал однажды один мой с детства любимый персонаж – душераздирающее зрелище!
Вот и приуныл я…
- Ну, ничего-ничего, – подбадривал себя, – посмотрим, что там дальше будет.  Посмотрим, может это всё – блеф.
А дальше больше: оказалось, всё - правда!
И работает-то она в правительстве республики, куда путёвку выиграла честно на открытом республиканском конкурсе. Факт – не оспоришь. И машинка у неё сильно помоложе моей, и гараж – как два моих! А квартира в три раза больше и в десять раз дороже, чем моя.
И умней она меня, думаю, раза в два с половиной… ну, или с четвертью.
Что же это такое, а? Это ж надо такому быть – одни плюсы!
Да как же с ней разговаривать-то?! И понял я: не по Сеньке шапка! Куды-ы мне до неё. Будешь там: на третьем месте в восьмом ряду, вроде того зонтика для случая. Или, может, наподобие постельной принадлежности для того-сего. Иногда. Когда никого другого под рукой.
Вот, Росинант, стой смирно и примеряй на себя это седло… 
А тут я ещё вспомнил братана моего. Ругается он со своей бабой кажный день. Лаются, ну прямо, как собаки! И разойтися никак не могут – одна у них жилплощадь, и житья вместе - никакого! Ей-богу!
Вот и выходит в таком случае, что одиночество - не самое страшное зло. Правда ведь?..
………………………………………………………………….

*   ФАНТАСМАГОРИЯ  ФЕВРАЛЯ
      ИЛИ
     КОЛЕСО  СУДЬБЫ

Большой город… вечер… сумерки… зима.
Я здесь в командировке, разыскиваю должника своего клиента. Я – детектив, в общем-то, собачья работа, но мне нравится. Нравится быть охотником. Правда, начинаешь смотреть на людей иначе, на их суть и взаимоотношения. Но, может, это и к лучшему – появляется возможность не так часто оказываться в положении олуха.
Сегодня должник никак не находился. Как будто всё против меня. И гололёд жуткий, машину таскает по дороге, почти как воздушного змея. Ненавижу гололёд. Я хоть и опытный водитель, но сейчас предельно измучен этим безумным пустым и длинным днём.
Впереди незнакомый спуск, надо быть очень осторожным, и дорога моя односторонняя – назад не повернуть. Начинаю потихоньку сползать на пониженной передаче, притормаживая двигателем. Только это не помогает, этот лёд – идеальный, прямо, как для мировых рекордов. Где эти чёртовы городские службы? Кто должен подсыпать на дороги песок и… потащило меня! Чем дальше, тем быстрей. Но и этого мало, машину ещё вдобавок и разворачивать стало, а это верняк – конец пути!
Пытаюсь что-то изменить, вырулить, и для этого прибавляю обороты двигателя, в судорожной надежде, что мои передние ведущие как-то улучшат мою паршивую ситуацию. И вначале даже показалось – о, да! Машина ускоряется, выравнивается, и я опять в традиционной позиции: еду вперёд и передние колёса впереди. Ах, как мне нравится это! И я кручу руль, удерживая машину по курсу. Я даже запел-замурлыкал что-то…
Только недолго праздник продолжался: скорость теперь против меня! И машина моя, как пущенная клюшкой шайба, катится по скользкому длинному склону, вальяжно вальсируя и не обращая никакого внимания на все мои действия. Это просто, как пирамида из костей домино: стоит только начать валиться, и уже не остановишь.
Что же так день-то не задался?! И ведь сон у меня был, где я видел вот это самое вращение. Тогда проснулся я, содрогнувшись и не доглядев, чем там всё закончится. А зря проснулся, надо было потерпеть и увидеть. Вот теперь и гадай…
Недолго мучился я догадками…Ба-бах!!
Ё-ё – моё! Как бо-ольно-то… Я попал во встречную машину – самый хреновый вариант из всех. Что теперь делать? Чужой город, никого знакомых и помощи просить здесь не у кого. Да и в своём-то городе: кому нужны чужие проблемы. Разве что сыну бы позвонил… а так вот лежи, дожидайся «скорой» и милиции. А когда они приедут? Поди, не один я такой невезучий чудак. Кстати, они, наверное, ещё и не знают о нашей аварии. Надо бы позвонить, да только телефон запропал куда-то. Может, он во время удара под кресло закатился, но где ж его там найдёшь, когда шевельнуться страшно. А с другой стороны, чего тут лежать, кого ждать и на что надеяться? Не на что. Что меня здесь держит? Ничего. Вот и пошёл я…
Я встаю, хоть и больно всему моему телу, встаю и медленно иду куда-то, не оглядываясь. Куда мне теперь? Что делать? Как глупо всё закончилось! Не ждал я такого и был к этому совсем не готов. Да ладно, чего стонать-то теперь. Надо идти, и я иду. Улицы чужие, незнакомые и какие-то мутные. Свет здесь, видно, любят экономить. А может, это я стал плохо видеть?
Что я ищу? – сам задаю себе вопрос. Боль отступила, как будто в машине осталась. Ну, значит в больницу мне не надо. А что тогда мне надо? Ответа нет – в голове пустота. Просто иду в надежде, что всё образуется как-нибудь само по себе. Глупо, конечно, понимаю это, но эта эфемерная надежда так сильна, что как-то незаметно превращается в уверенность.
Что-то со мной сегодня не так, только не могу понять - что? Сейчас я чувствую себя словно пёрышко, летящее по воле ветра, пёрышко, у которого нет ни сил, ни желания напрягаться. Мне удивительно. Такого со мной ещё не бывало. Появляются какие-то странные ассоциации… мысли. Начинаю вспоминать: что меня вообще-то здесь держит? Дети – возможно. Но я им, похоже, стал не особенно интересен. И даже замечаю, что этот диагноз от года к году проявляется всё ярче. А больше ничего как будто и нет…
Иду потихоньку в таких грустных мыслях и вдруг, в поле моего зрения оказывается минивэнчик, с работающим двигателем и включёнными фарами. Вернее, с одной фарой – вторая разбита. Как-то странно припарковался-прилепился он к ограждению набережной. Дай, думаю, попрошу его довезти меня куда-нибудь на ночлег. Деньги есть – не проблема.
Подхожу, заглядываю вовнутрь, и вижу там даму лет около сорока, которая вроде бы дремлет, откинувшись на спинку водительского кресла. Неудобно, конечно, беспокоить… но решаюсь: тук-тук – пальцами по стеклу. Никакой реакции. Двигатель работает, радио поёт – не слышит, понимаю я. И ладонью по стеклу – хлоп-хлоп. Но почему-то и сам не слышу этих «хлоп-хлоп». Ну вот, думаю, мало зрения, ещё и на слухе авария отразилась. Может, восстановится позже – надеюсь.
Тяну дверку за ручку, и она как будто открывается. А внутри тепло и уютно, и я тут замечаю, как я продрог, прямо каким-то могильным холодом. Решаюсь: сяду хоть на минуту, погреюсь, пока будем говорить, а если даже и не повезёт она меня никуда – вылезу, хоть чуть-чуть отогревшимся.
Незнакомка вдруг открыла глаза и поглядела на меня. И капли сна не было там. Это были самые удивительные глаза из всех, что мне доводилось встречать: глаза мученицы или пророка, в которых отражалась вся скорбь и печаль нашего мира…
«Разве можно жить с такими глазами?» – подумалось мне.
От этого взгляда стало совсем не по себе. Я начал что-то подозревать… что-то такое, что мне уже известно и даже очевидно, только я ещё не готов это принять и признать.
Она смотрела на меня, а я на неё и… время остановилось.
Может, оно где-то и продолжало свой бег, но только не здесь: даже звук мотора растворился в тишине окружавшей нас вечности, а хрустальные снежинки замерли за окном, повисли, как в кино. Мы смотрели глаза в глаза и молчали, потому что всё было абсолютно ясно. Это её я искал всю свою жизнь! Это её прихода ждал всё время и так долго надеялся…
Откуда-то из глубин памяти всплыла старая-престарая прекрасная песня «Эти глаза напротив» – её неповторимо пел в те времена, когда я был молод, один замечательный, а ныне уже почти забытый певец. И вот оно – это чудо! Бывает же такое! Из радио вдруг зазвучал изумительный голос, и запел: «Эти глаза…»
- Почему же мы не встретились раньше? – спросила она. Даже не спросила, а как бы поставила точку.
- А что нам помешает начать сегодня?– возразил ей я… и в тот же момент понял, что говорю банальную глупость! Что она права и нет такой силы, которая могла бы что-то теперь изменить. Но я ещё не верил в это. Ведь понимание и вера – это разное.
И ещё: я болезненно-остро желал изменить реальность, переменить ход событий. И я протянул руку, чтобы коснуться её руки, и спросил её… нет, даже не спросил, а попытался этим уговорить-убедить:
- Что помешает нам?
И она коротко ответила:
- Судьба.
И вдруг всё изменилось: мы оказались высоко над крышей её автомобиля. Это было так удивительно, так ново и странно для меня, что закружилась голова.
Я взглянул на незнакомку, чтобы увидеть и её удивление, только рядом покачивался в густом воздухе золотистый шарик-огонёк, а от него тянулась в мою сторону золотистая тоненькая ниточка. Как так? Что это? Ведь я чувствовал её руку в своей руке. Ага, вот в чём дело – наконец согласился я с реальностью: мы уже уходим! Мы теряем свои тела и всё, что с этим связано. Значит, пришла пора прощаться…
Мы плавно взмыли над фонарями улиц, над заснеженными крышами домов, над всем этим несчастливым замороженным городом…
Мне раньше казалось, что я уже так устал от всего окружающего безумия, что мне уже до отвращения надоела и моя прошлая бессмысленная жизнь, и это моё затянувшееся одиночное плаванье… а вот теперь, когда свершилось, стало почему-то очень и очень жаль расставаться с этим миром и с этим телом.
С горестным любопытством разглядывал я весь этот чужой и неприветливый город, город, отнявший у меня жизнь. Где-то там лежит то, что только что было мной, что часто испытывало боль, голод, страдания и многое другое, что не приносит радости… но ведь были и радости… Были!
Где же это случилось, где моё тело? И я принялся вглядываться вниз, пока не увидел далеко внизу то место: обледеневшая набережная, с одной стороны река, с другой – бесконечные пустые заводские корпуса с чёрными провалами окон. Что поделать, времена такие: перестройка-разруха, как после войны. А впрочем, и она была – гражданская война. Война, в которой одни, самые наглые, жадные и свирепые, всё отняли у других.
И вот теперь, там внизу, на пустынной улице, на скользком склоне парит-дымится моя бедная машинка. И ей, бедолажке, досталось – капот вполовину короче. А людей почему-то нет. И не вижу поблизости второй машины, в которую я шибанулся…
Ага, вижу: у них там тоже несладко. Их после удара отбросило на парапет и, пробив его, они висят задними колёсами над рекой. Там на реке лёд, но вряд ли он выдержит, упади туда машина. Так-так, посмотрим, кто там внутри, кому это так не повезло?
Ба! Это – она! Ей худо, лицо белое, как снег, её зажало смятым кузовом, и, кажется, она не дышит. Я должен… я что-то должен сделать!
Я умоляю её потерпеть, не уходить, и мысленно выпускаю её руку. Тут же оказываюсь дома – то есть, в своём теле. Но как же здесь трудно остаться: здесь боль и холод, холод и боль – это всё, что у меня есть сегодня. Только ведь может быть и завтра… и ради этого надо… надо…
Пересиливая боль и страдания, стараясь не кричать слишком громко, я, как змей из норы, выбираюсь-выползаю из своей машины. Одно плечо не слушается меня, не видит один глаз, а в голове грохочет набат. Не мудрено, стекло вынес лбом. Сколько раз хотел приучить себя пристёгиваться ремнём безопасности – не успел, вот вам, и пожалуйста.
Но надо спешить, ведь у меня очень важное дело.
Какое? – вопрос не риторический. Я почему-то не помню. Только что помнил, и вот – не помню. Стою, держась за крышу, смотрю на свою машину, пытаясь понять: что я здесь делаю, что это за город такой и как я тут оказался. Темнота и пустота в голове – как в пустом сарае. Но вот, появляется мысль: обо что это я так? И я начинаю осматриваться…
Вот это кто меня! – вижу минивэн, наполовину свисающий за парапет. И всё тут же вспоминаю: и незнакомку, и полёт над городом, и то, зачем сюда вернулся. Надо действовать, и я, скрипя зубами и ругаясь из-за невозможности молчать, иду туда, где сейчас нужна моя помощь, где ждёт меня будущее.
Мне удалось, чёрт возьми! Я справился и спас её, ту, которая должна была стать моим последним призом в этой жизни…
Но она правильно тогда сказала – судьба!
Она замужем за состоятельным мэном. Они, как говорится теперь, сливки общества и высший свет. У неё хорошая семья и всё-всё у них хорошо. Там все знают своё место: и дети, и кошки с собаками, и она… 
А я… я всё так же – ищу чужих должников…
………………………………………………………………

*     ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ  МИР

Я, всего лишь, обычный маленький и незаметный человечек из породы плебс. Живу я в старой, полуразрушенной панельной пятиэтажке времён древнего соцреализма и всеобщего братства народов. Для тех, кто родился позже и ничего не знает, поясняю: был такой исторический строй, существовавший где-то между эпохой Мин и распадом Великой Империи. Точнее сказать не могу – образование моё не позволяет, хоть и окончил я среднюю школу, ну, самую среднюю из всех.
Про свой дом могу сказать только, что такими бетонными коробками когда-то заменяли деревянные бараки эпохи какого-то людоеда Гулага – так рассказывала мне моя мама, а она-то знала историю. Строились тогда «панельки» лишь на 20 лет, и с одной только целью: чтобы заманить деревню в города: ведь новым заводам нужны были рабочие руки, а прокатившиеся в том веке большие войны и Гулаг подъели все людские запасы. Вот и придумали наследники Гулага свой хитрый ход, якобы с заботой о нас: рабочем скоте и пушечном мясе. Да, так задумывалось, только вот уже несколько поколений нас, маленьких людей – винтиков империи, прожило и умерло в этих стенах, а панельки всё стоят и никто не собирается их сносить. И ремонтировать тоже, между прочим, не собираются.
А вот и наш подъезд. Почти все ступеньки здесь поломанные и сколотые, поэтому надо быть очень внимательным, когда по ним передвигаешься, чтобы не кувырнуться. И перила здесь вдоль лестницы, то есть, то нет, и поэтому идти лучше, прижимаясь к стене. Тогда появляется реальный шанс добраться до нужной квартиры.
Запахи в воздухе нашего подъезда сильные, но привычные для таких домов: от жареной речной рыбы до квашеной и прокисшей капусты. А над всеми ними царят два самых характерных и неизгладимо стойких: первый – навечно разлившихся в подвале канализационных стоков, и второй – непересыхающих кошачьих отправлений по углам лестничных площадок.
Стены в нашем подъезде, как и во всех соседних, изрисованы разными отвратностями – сказываются вкусы и воспитание одичавших орд молодняка. «Фрайсы», или по-нашему – «свободные», так они себя называют.
Им почему-то кажется, что фрай – это свобода, а отсюда родилось и производное: «фрайер» – свободный крендель на их языке. Раньше их было меньше, этих фрайсов, потому что тогда у нас – выходцев из низов, были кой-какие шансы получить образование и после занять не самое дрянное место в этом негостеприимном мире…
Но сейчас всё изменилось: нет в семье денег, значит, и нормального будущего для тебя и твоих детей нет! Вот потому и множатся вокруг орды свободных от морали и обязательств «фрайсов» - независимых от семьи и государства отморозков. Только страх наказания ещё кое-как сдерживает их от дневных бесчинств. Но ночью-то, а? Ночью – другое дело! Ночью город – это джунгли и местное зверьё развлекается здесь и пирует, как умеет.
А вот и мой соседушка проявился. Скажу вам по секрету: он упырь! Хоть и притворяется человеком. Щёки его надутые, а глаза стеклянные. В этих жутких неживых глазах навылупку, всё время видна дикая жажда! Жажда кого-то выпить или сожрать. Ей-ей! И весь он какой-то бесцветный и серый, как моль, и ходит, также как моль, беззвучно. Я пару раз с испугом обнаруживал его прямо у себя за спиной, когда отпирал свои двери в квартиру. Как он это делает? Ведь я мог бы поклясться, что его не было в подъезде, когда я в него входил и пересчитывал все ступени до моей двери. Это или от ночного образа жизни, или им так положено – этим упырям.
Кстати, и зовут его будто по окрасу – Серый, зовут такие же, как и он сам, с кем он ночами шляется и убивает время. А может быть, и не только время.
Вижу я эту нечисть почти каждый день и всегда вздрагиваю. Каждый раз спрашиваю себя: а где же наша единственная надежда, городская полиция, призванная нас защищать? Почему я вижу их только днём на главных улицах города, и где они прячутся вечерами и ночами, когда они больше всего и нужны всем нам? Где их мечи и осиновые колья, где праведный огнь их глаз? Нету! А он, упырь, вот тут, всегда рядом, это порождение ублюдочного сознания, безграничной лени и крайнего бесстыдства. И дышат эти паразиты одним с нами воздухом, отравляя его своим смрадным перегарным духом. Существует это смрадное братство опасных бездельников вольготно, не напрягаясь, ни в чём не сомневаясь и ничего особенно не боясь. Нет закона такого, который мог бы положить конец их процветанию…
А я ведь и вправду очень маленький человек. И по значению своему, и даже по размерам. Максимум – 46 номер – это в лучшие годы. Но они, мои лучшие годы, давно уже позади, а время и не слишком сытная и весёлая жизнь ещё больше подсушили меня. Сколько помню себя, никто и никогда не заступался за меня в этой страшной безжалостной жизни, поэтому и боюсь я практически всего: и незнакомого прохожего, и тёмных подъездов, и собак. А особенно боюсь его, упыря этого! Потому что всегда явственно вижу кровожадный блеск его бесцветных глаз, потому что шеей уже ощущаю его клыки и знаю: ими-то он и перехватит когда-то мне горло. Когда-нибудь, в скором будущем. Когда выключат свет в подъезде, а я в это время буду возвращаться в свою крепость-квартиру, с железной дверью и тремя замками.
Так случилось, что мы все теперь живём в условиях войны, все прячемся за железными дверьми с хитрыми замками и цепями. Жизнь нас к этому приучила! Жизнь и они – упыри вокруг нас, живущие за наш счёт и обворовывающие нас ежедневно и ежечасно. Вот и этот притаился в темноте и сидит, выжидает свой миг. Как-то это произойдёт? Может быть, я буду готов, и мне удастся отбиться. А может, то, чего я так боюсь, произойдёт настолько быстро, что я не успею даже понять и позвать на помощь. А если и успею – никто ведь и не выйдет. Кому это надо… Мир наш так устроен, что большие и сильные поедают здесь маленьких и слабых. Всегда и везде, на моей родной планете, имя которой – Земля.
Я вот всё время удивляюсь: и как только им удалось придумать эту сказку о добром дедушке Боге, который создал наш мир прекрасным, о Боге, который есть – Любовь? Мне непонятно. Они что, глаза закрывали на всё на это? Или тогда, когда они писали Главную Книгу, всё было как-то иначе? Одно мне сейчас понятно, что придумывали это те, кого не ели, и кто не жил под постоянным страхом оказаться сегодня чьим-то ужином…
И совсем необязательно быть съеденным фактически и натурально, как доступный продукт питания. Это необязательно. С нами, малыми травинками на полях Господа, чаще это происходит фигурально. Мы являемся всего лишь гумусом для других, тех кто сильнее нас, энергичнее и злее. Они идут по нам, по нашим спинам и жизням, к своим целям, не обращая внимания на наши стоны и крики. Впрочем, как и мы не слышим крики тех, кого едим! Не возражайте, а лучше вспомните свой последний обед – я, ведь, не ошибся?
И этот хмырь, Серый, почти такой же, как и мы. Только в своей продовольственной корзине он видит, своим главным продуктом нас: тебя и меня – маленьких людей. У него другие, как говорили в цивилизованной древности – приоритеты. Он практичен, до минимализма: его не интересует успех, ему не нужно много денег, как некоторым из нас, ему не нужны дети, как всем нам – в виде продолжения рода. За все те годы, что я живу здесь, рядом с ним, у него никогда не было семьи, и он не работал ни одного дня. Истинная правда! Он, как существо из другого мира. На что он живёт, ест-пьёт каждый день? Непонятно! Но ведь и есть, и пьёт – щёки-то вона какие! Как ему это удаётся? Вопросы есть, а ответов нету…
А он, гад, всё время щурится на меня. Стоит боком, смотрит будто бы мимо, щурится и цыкает зубом. И я тут же сразу опять вспоминаю, сколько нас, маленьких людей, бесследно пропадает. И по всей стране, и по всей планете… вышел, мол, из дома, человек, а назад не вернулся. Куда вышел? Почему не вернулся? Ужас дикий…
Вот и сейчас, когда я прохожу по лестнице к себе домой, он молча стоит на площадке. Стоит, глядя как-то сквозь меня, со странной и страшной улыбкой на лице, как будто знает: я – его скорая добыча. Как будто выжидает момент, когда моя беззащитная спина окажется перед его желтыми клыками. У меня шевелятся волосы на затылке и мне очень страшно! Поэтому, проходя мимо, я слегка поворачиваю голову в его сторону, стараясь не выпускать упыря из вида.
Но, конечно же, я пытаюсь бодриться, и делаю вид, что море мне – по щиколотку, что у меня в кармане лежит ключ от всей будущей проблемы! Однако он, зараза, всё видит своими рентгеновскими глазами. Он видит, как во мне при каждой встрече с ним, дрожат все потроха от неудержимого животного ужаса. Они, потрошки-то, видать, уже чувствуют смрадные зубы его! И упыряка точно знает, что его минута близится. Он ждёт!
И я тоже жду… жду, сжимая потной рукой в кармане сюрприз для упыря. Хоть я и недомерок, но каждый вечер перед сном напоминаю себе, что я тоже мужчина! Пусть уценённый, но со всеми характерными для этого сословия признаками, а потому я ему – не ковёр под ногами, и не памперс для случая. Вот и приготовил я ему сюрпризик, вот и жду терпеливо эту страшную минуту, потому что ничего другого мне просто не дано. Ведь я – добропорядочный гражданин и вести себя должен соответственно.
Гражданин, государство, власть – потекла мысль в новом направлении. А где же эта власть, которой я плачу из своих, пОтом добываемых, заработков? Та самая власть, которая должна была заботиться обо мне, и о тебе, и о нас. Ведь я ей плачу за это. И ты платишь ей. Так почему же она на нас, на свой плебс, плюнула и совсем забыла? А ответ-то прост: им не до нас уже давно! Им только до себя! А денежки-то они с нас и так, и так возьмут. Вот, и остаёмся мы один на один, с этими нашими соседушками! Вот, и исчезают некоторые из нас иногда, выйдя из дома за хлебом и не вернувшись уже обратно никогда…
В этот вечер что-то припозднился я. Зима на исходе, сыро и холодно. Сверху льётся-сыпется какая-то дрянь: снег – не снег, дождь – не дождь. Под ногами хлюпает, и в ботинках хлюпает… иду в ознобе, наверное, грипп начинается. Промозглая темень вокруг, а в ней какие-то тени. Может, тоже домой идут? Но иные мелькают слишком быстро, чтобы быть одним из нас. Кто они?
Стараюсь идти быстрее – уж очень хочется добраться до места, где тепло и безопасно. А таким местом может быть только моя квартирка. Почти бегу… только сегодня не мой день…
Вот она – проблема! Впереди группа, все – в тёмном, стоят и молчат. Ждут кого-то. Может, меня?! Их много и мой сюрприз, что я ношу в кармане, здесь не поможет. Сворачиваю к ближнему дому, а это точно такая же панелька, как и моя. Не раздумывая, забегаю в первый же подъезд…
Стоп! Замираю, что-то тут не так.
То, что здесь совершенно темно, так это бывает на каждом шагу в наших раздолбанных домах. Но здесь не пахнет жилым, не пахнет даже канализацией и кошками. Почему?! И холодно здесь, даже холоднее чем на улице. Что за чёрт?
Вытягиваю руки в надежде дотянуться до твёрдой опоры. Тяну их вперёд, тяну их в стороны, но дотронуться не удаётся ни до стены, которая должна быть где-то рядом, ни до перил, которых может и не быть. Делаю аккуратный короткий шаг влево: по планировке здесь должна быть стена, за которой может находится чья-то квартира. И двери этой квартиры должны быть где-то тут же, рядом. Только ничего этого нет. Пустота.
Но ведь этого не может быть! На что же опираются верхние этажи?
От сомнений и страха, от темноты, и оттого, что глазу не за что зацепиться, начинает сильно кружиться голова и я теряю равновесие. Мне кажется, что я начинаю валиться, только ещё не могу понять, куда. Пытаюсь угадать и сделать шаг в предполагаемую сторону падения. Не угадал! Нога зависает в пустоте, и кто-то, в это время, сильно бьёт меня чем-то огромным по спине и затылку…
Лежу лицом вверх, подо мною мокро. В голове звон и боль, в теле холод, а в душе страх! Вдруг замечаю, будто ветерок веет! И не тот поток гнилостного воздуха из навсегда затопленных подвалов, а настоящий ветер. Где же это я и что со мной? Как я сюда попал?
Мне страшно, боюсь открыть глаза, боюсь даже глубоко вдыхать. Надо определяться. Провожу инвентаризацию: проверяюсь, нет ли переломов. Шевелю руками, ногами, поворачиваю голову туда и сюда. Ощупываю пальцами лицо – не больно, только очков нет. Как же я без них? Но, что радует – крови тоже нет. Порядок, теперь можно открывать глаза. Приоткрываю их чуть-чуть, и тут же сильно удивляюсь: вокруг серый полумрак, как будто начинается рассвет. А ведь только что был вечер и я возвращался с работы…
Не веря себе, пучу глаза, встаю и озираюсь: вокруг огромное пространство – целый мир. Но мир этот какой-то иной, странный. Здесь серое, почти чёрное, с редкими облаками небо, которое, мне кажется, никогда не знало звёзд. И воздух просто стеклянной прозрачности, в котором мои подслеповатые глаза прекрасно всё видят. А вдали за широкой водой – горы. Странно знакомый пейзаж.
Так и есть: эти покатые холмы такие же лысые и неприветливые. А под горами виден изгиб широкой и спокойной реки, отблескивающей в призрачном свете этих серых холодных небес. И горы, и река совершенно такие же, как и в нашем мире. И я знаю такое место там, ведь в этих краях я вырос когда-то.
На лысых холмах и на том же берегу реки расположился небольшой посёлок. Он очень похож на тот, который есть и в нашем мире. Как и у нас, он состоит из двух десятков убогих бараков гулаговских времён. Но есть и разница: у нас в этих бараках живут охранники и прочий персонал исправительного лагеря, вдоль колючки которого и стоят те бараки. А здесь… никаких следов лагеря.
И вот ещё что, ни в одном окне посёлка почему-то нет света. То ли люди давно не живут в этих местах, то ли что-то невесёлое случилось у них. От всей этой картины веет тоской и безнадежностью…
Я стою посереди серого безмолвия, а внутри у меня уже гнездится необъяснимая уверенность, что в этом странном мире – всегда так. И отчаяние здесь тоже – норма, и страх привычен, и серый свет небес – это навсегда. И это не ночь, как может показаться сначала, это такой особенный сумеречный мир, который существует где-то совсем рядом с нашим. Он настоящий, как и наш, но он другой, он – параллельный! Изменённый чьей-то волей или поступком. Кто-то когда-то здесь не сделал свой шаг, для которого был рождён, или сделал, но не так, и тогда изменилось направление движения этого мира. С этой секунды от главного ствола истории отделился новый отросток, который и развивался сам, по иным путям закона развития. По законам, определённым только для этого мира.
Что же такое приключилось с моей головой? Это ведь только в ней? Откуда это в ней появилось? Видно, сильно я ударился затылком при падении, и гудит там, будто включили электрический трансформатор. Трогаю ещё раз свой череп – вроде бы целый.
Стою и смотрю на тёмный, страшный и, как будто, мёртвый посёлок. В гудящей каше головы вертится одна мысль: «Меня поджидаёт там смерть!» Эти четыре слова затеяли хоровод: гоняются друг за другом, меняются местами – только смысл от этого не меняется. Долго стою и не могу решиться, но нужно идти куда-то. И я совсем уже замерзаю. Оглядываюсь в последний раз по сторонам, в надежде увидеть другие предложения и возможности… но их нет.
Жизнь никогда не давала мне поводов верить в своё везенье, но надо что-то делать, как-то выбираться из этой ситуации…
Собираюсь с духом и иду туда, в сторону убогих неосвещённых бараков: там поищу кров и сухую одежду. Вот и иду-бреду по берегу свинцовой реки, вдоль широкой излучины, увязая раскисшими ботинками в иле и песке.
Какой здесь, однако, густой воздух! Он больше похож на воду. Потому и в лёгкие вливается с трудом, но ещё труднее его оттуда вытолкнуть. И он кажется мне солоноватым, как кровь. Или как воздух на берегу моря. Может, здесь близко море? Или сама река – море, и солёная? Всё больше устаю. Проваливаются в ил и подгибаются ноги, а каждый шаг даётся всё труднее. Но вот, наконец-то, и твёрдая дорога.
Теперь, скользя и спотыкаясь, иду вверх, сквозь сетку мелкого и нудного дождя. «Здесь явно теплее, чем в нашем мире» - отмечаю про себя. Пред моими глазами мокрая свинцовая дорога, мощёная грубым округлым булыжником. Камни угрюмо поблёскивают своими мокрыми спинами в тусклом, холодном свете, разлитом вокруг. Что это за свет, откуда он – непонятно. Кажется, будто светятся сами небеса или за тучами полыхает невидимая луна. Или это не луна? Какая-то странная здесь луна, не земная. Из-за неё тучи как будто наполнены жутковатым и мертвенным светом. А может, здесь солнце такое?
Впереди барак, длинный и двухэтажный. Стены и рамы его окон никогда не знали краски, а чёрные проёмы окон – чернее стен. Но внутри здесь кто-то живёт. Это определённо, так как слышу голоса. Захожу в барак через единственный и сильно разбитый вход.
Передо мной длинный коридор через весь барак, от стены до стены, а в самом конце коридора беззвучно колышется что-то серое и неопределённое. Тряпки – решаю я – от сквозняков. Темно, плохо видно, и запах здесь просто ужасающий. Пахнет протухшим мясом, какой-то гнилью. Ну и понятно – электричества-то у них нет давно, значит, и холодильников нет. Одичали они здесь. И о гигиене совсем позабыли. А может, и не знали.
Крадусь по коридору, пытаюсь угадать ту дверь, где меня не обидят. Чувствую себя бездомным котом, грязным, мокрым и никому не нужным. Десяток дверей и все они плотно закрыты, но из-за них слышны нетрезвые голоса. О чём они там говорят? Где-то ругаются, где-то спорят, где-то храпят – живут, как умеют. Но это и для нашего мира… не новость. Останавливаюсь возле некоторых дверей, хочу понять: кто они такие?
Подвожу кое-какие итоги: они не знают электричества и у них есть свечи. Они многое чего не знают или забыли. Но постройки-то здесь, как и у нас. Значит и они сами похожи на нас. Вот только кругом запустение, мусор и грязь. И безнадёжность! Она, как покрывало, как и это странное небо, накрыла всё вокруг.
- Он заблудился, этот мир, - думаю я, - он выбрал не тот путь, и надежда покинула его…
Она и меня уже покидает. Почему-то, я остро чувствую, что это последний день моей жизни. Он должен был когда-то придти, как приходит такой день к каждому из нас. Каждому в своё время. Вот и мой день настал, и смирение теперь единственное лекарство от тоски и страха. Не была моя жизнь счастливой, жизнь маленького одинокого человечка, а умирать всё равно неохота. Парадокс! Может быть, в ней, в этой жизни, всё-таки что-то есть, что заставляет нас цепляться за неё? Даже и не любя её, даже проклиная свою жизнь, а цепляемся! Может, это ожидание своего счастливого шанса на чудо? А это бывает. И тогда надежда – наш главный мотор жизни.
«Не покидай меня, надежда!» – горячо молю её.
И она, хоть и давно обиженная мною, нехотя возвращается ко мне: вспоминаются случаи из жизни других людей, когда надежда спасала их от преждевременных роковых решений, от ошибок и отчаяния. И она давала им, не оттолкнувшим её, ещё шанс... Вот и мне с ней, возвратившейся надеждой, становится намного веселее и даже теплей!
Проверяю свой сюрприз – на месте. Теперь уже смело открываю дверь, за которой была тишина, за которой я хотел бы найти укрытие от своих страхов и непогоды. Но тут же раздаётся грохот от падения жестяного ведра, и под ноги мне катится что-то тяжёлое.
- Тыква - подумал я, но нет, это не было тыквой!
Начинается то, чего я всегда боялся и ужас, сопровождавший меня, сегодня материализовался – то, что я принял за тыкву – голова человека! Невольно вскрикиваю визгливым бабьим голосом.
Так вот почему здесь так пахнет! Вот тут кто живёт!
На мой голос начинают с шумом открываться, одна за другой все двери, и в коридор высыпает население местного зоопарка. Добычу почуяли! Кого тут только нет – просто оторопь берёт. А общее одно: у всех тускло светятся в темноте глаза!
Волоски на моём теле разом распрямились, а сердце упало в самый низ живота и замерло там… чтобы его не заметили эти. Ноги и руки стали ватными, а надо бы бежать. К выходу мне не пробиться, и я решаю – в окно! Но тут чьи-то руки сзади вдруг ложатся мне на плечи, и знакомый голос вкрадчиво и радостно шепчет мне в ухо: «Приве-ет…»
«Вот и всё, – понял я, - предчувствие не обмануло. Это он, и он дождался своего шанса. Только я – не твой рождественский подарок!»
А вот и сюрприз!
И я нащупываю в правом кармане гранату времён последней войны – купил по случаю у фрайсов. Специально для него! Только сработает ли – большой вопрос и не проверишь. Но продавец гарантировал.
А он, этот Серый, ещё не знает. Он пока объясняет всем, что я – его личный гость, пришёл к нему, и ни с кем он делиться не собирается. Видно, он здесь – вполне уважаемый хмырь. Они, хоть и недовольно загудели, но действий пока никаких. Правда, одна из этих тварей завизжала голосом электропилы:
- Ты, Серый, настоящая сволочь и халявщик. Как мы добываем хавчик, так ты рядом всегда, а как тебе подфартило, так – «не да-ам»! Раз так, сучий ты потрох, то к нам больше и не заходи!
«И к нам… и к нам» – послышалось из толпы.
Кто-то даже плюнул оттуда, и довольно метко. Попал Серому на левую руку, лежащую на моём плече. Плевок тут же задымился, а Серый, отдёрнув руку, взвыл, стирая дымящийся плевок о мою одежду.
- Ноги до пояса ваши! – наконец одумался он.
Поделили меня, но только я – против!
Выхватываю свой сюрприз правой рукой, и теперь мне нужно выдернуть вот это кольцо перед броском – так инструктировал продавец. Только реакция у него, у этого упыря, хорошая и движения быстрые. Он своей правой рукой моментально перехватывает мою руку с гранатой, а левой цепко удерживает за плечо другую. И при этом сильно прижимает меня к себе.
Толпа отпрянула в испуге – они пока оценивают опасность. Времени у меня осталось на два вздоха, а потом наступит мой цейтнот. Практически связан я, что можно сделать сейчас? Только одно!
И я делаю это: бью врага затылком изо всех сил. Удачно – попадаю ему в нижнюю челюсть. Он ошеломлён, невольно качнулся назад и разжал свою левую руку. Это то, что надо. Вот оно кольцо, и я его тяну… а оно не вытягивается. Я тяну и тяну его изо всех сил, мои руки трясутся, но то ли сил не хватает, то ли оно приржавело. А ведь спасение-то было так близко…
Упырь наваливается на меня свирепо и яростно.
Это уже другой враг, и злоба булькает в его глотке. Он вцепляется зубами мне в шею, а руками ловит мои руки – значит, понимает значение удачи. Но и я не сдаюсь, ненависть к этой мрази переполняет меня, и из-за неё я почти не чувствую боли и страха. Мне нужно напугать и отогнать остальных… и чтобы повысить свои шансы, и я истошно кричу:
- Всё! Кольцо выдернул, конец вам, суки… - и выпускаю гранату.
Она гулко падает на доски пола и катится вращаясь. И они побежали кто куда! Значит, у меня теперь только один противник и появляется шанс.
Но позиция, конечно, не лучшая: враг сзади, он обхватил меня руками, а зубами грызёт мою шею…
Хорошо, что на мне зимний свитер с высоким воротом, а то бы, наверное, уже перекусил. И руки мои прижаты, и головой теперь не ударить. Плохо, но могло быть и хуже.
Немного смещаюсь в сторону и чуть проворачиваюсь в его руках: позиция для атаки готова. Нащупываю его мужские атрибуты своей левой рукой и вцепляюсь в них, как утопающий за соломинку.
А теперь: тяну, дёргаю и кручу – ох и зверь же я! Но мне нравится.
И особенно нравится то, что капкан на моей шее раскрылся и сразу же превратился в сирену. Его безумный рёв переходит в истошный визг, и он распускает свой захват, чтобы нейтрализовать мою руку. Своими пальцами он захватывает моё запястье и прижимает к себе, а я тут же резко сажусь на корточки, не выпуская «своей соломинки». Дотягиваюсь кое-как другой рукой до гранаты: вот она, моя спасительница! Но рука-то одна, а вторую он зажал как тисками. Как выдернуть проклятое кольцо?
Рукой с зажатой гранатой, что было сил, бью вопящего упыря в нос, и он падает навзничь. А так как моя рука намертво зажата им, и я, собственно, не стремлюсь выпускать своего заложника, то и сам я следую за ним…
Вот он, мой враг, которого я ненавидел и боялся столько лет. Он в моей власти! И я с большим удовольствием делаю ему «массаж», то сжимая руку, то чуть приотпускаю её… и дёргаю-дёргаю! Но ему мой массаж не нравится, и он орёт страшным голосом, широко разевая рот…
Какая пасть! Клыки, как у волка… вот как можно решить проблему! Цепляю кольцо за клык и дёргаю раз, другой – клыка, как не бывало. Хороший был клык, но остался только один. Вдруг и он вывалится…
И тут я вдруг понимаю, что усики-то на чеке надо разогнуть, чтобы чека легко вышла!!! И я начинаю судорожно об зубищи упыря разгибать их. А этот гад пытается даже гранату укусить – злодей. Об оставшийся клык, наконец, выдёргиваю освобождённое кольцо, и с размаху вставляю гранату в вонючую пасть. Ну, вот и всё, прощай, Серый!
Сам вскакиваю и бегу к сереющему в конце коридора окну. Бегу-бегу, а ноги как-то подозрительно быстро слабеют, и уже даже не отталкиваются от пола. Я, как в воде бреду, или как в бреду иду, мои ноги заплетаются, словно макароны.
- Всё-таки впрыснул он в меня свой яд – понимаю я.
И вот, новое подтверждение моей догадки – окно!
Оно почему-то с каждым моим шагом изменяется, и всё больше приближается по форме к кругу или эллипсу.
Плевать на галлюцинации! На слабость! – только вперёд. Подальше от этих мест. Вот он, сереющий круг окна передо мной. Почему же я не вижу реку и горы?
- Наверное, это пластиковая плёнка, – последнее, что мелькнуло в голове. А сзади грохот! Меня толкает, бьёт и подхватывает какая-то сила.
А-а, это мой сюрприз сработал…
Я прыгаю, вернее, думаю, что прыгаю, а в действительности - вываливаюсь из этого странного окна. И почти сразу, как сквозь сон, ощущаю сильный тупой удар лбом обо что-то твёрдое. Искры летят. Что это?
Я выкатываюсь на тротуар, а за мной захлопывается дверь подъезда.
Кто-то говорит мне: «С прибытием!»
С трудом поднимаю голову, а кругом те, что стояли, в тёмном.
- Они, наверное, заодно – мелькает мысль в голове.
Но тут кто-то из них носком ботинка сильно бьёт меня в лоб…
Темнота… хорошо здесь, тихо и спокойно.
Ощущаю себя лежащим в огромном и пустом помещении. Где это – неясно, глаза не открываются или действительно так темно, а в голове только одна мысль: наконец-то всё кончилось.
Я уже так устал от бессмысленности своего жалкого растительного существования, от мучивших меня страхов, от необходимости каждый день идти на нелюбимую работу, что испытываю теперь настоящее облегчение. Но вот, сквозь тишину и пустоту, явственно слышу чьи-то шаги, гулко гремящие в окружающем объёме, чьи-то голоса, со смехом говорящие:
- Это не он… это не из тех… его надо к врачу…
И всё – звук выключили.
Очнулся я через два дня. После того, как сюда меня приволокли фрайсы – так мне сказала моя докторша в больнице.
У меня сильное сотрясение мозга и вообще – побои. От этого меня всё время тошнит, а если что-то съем, то сразу и рвёт. Она говорит, что так всегда бывает при сотрясении, но я-то знаю настоящую причину. Только молчу. И изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не укусить её…
……………………………………………………………….

           *  ПРО ЛЮБОВЬ, НАДЕЖДУ И СМЕРТЬ

Лето было на исходе и в воздухе явственно запахло осенью: увядающими травами, спелыми грибами и ягодами. Ароматы, щедро разлитые вокруг, странным образом стали волновать его. Они как будто настойчиво нашептывали ему о неких важных решениях, которые он должен был вскоре обязательно принять, о каких-то грядущих и серьёзных изменениях в его, ещё пока короткой, молодой жизни. Всё, что он чувствовал, было туманным и неясным, как тень в сумерках, когда не знаешь, чего от неё ждать. И эти обстоятельства неопределённости делали его сон беспокойным, а самого его – нервным и раздражительным.
Что-то должно было случиться, но что?
И ещё одно непрестанно мучило его: в последние дни ему было как-то особенно одиноко, и от этого он страдал. Нельзя сказать, что остро и постоянно, но когда не был занят чем-либо, или когда он засыпал, то это уж определённо – страдал.
Её он встретил случайно! На дорожках того знакомого леса, что расположился рядом с дачным посёлком. Здесь он бывал довольно часто, но никогда раньше её не видел. И вот, пожалуйста – она! И именно такая, какую он всегда ждал и какой представлял себе свою спутницу.
Такой случай, конечно же, упускать было ни в коем случае нельзя, и он приблизился к ней. Сделано это было быстро и решительно, как и всё, что он делал в этой жизни. Однако же эта его решительность, видимо, напугала её. Она, такая маленькая юная и незаметная, свыкшаяся со своим тихим одиночеством, при его приближении, вся сжалась в комочек в ожидании надвигающихся неминуемых неприятностей.
Только ничего такого не произошло, и их знакомство состоялось именно так, как это и принято было делать в их среде. Он представился ей: свободный холостяк, готовый променять свою свободу на нечто большее или равноценное. И она, возликовав втайне, сообщила ему, что свободна была до сегодняшнего дня. И этим было всё сказано.
А дальше… ну, а дальше – была любовь. Любовь, какая она есть: с бессонными ночами, планами, надеждами и мечтами. И, конечно же, была и жизнь повседневная, со своими трудностями и проблемами, со своими ежедневными радостями и невзгодами. Только всё казалось пустяками рядом с тем, что они оба обрели…
Незаметно, на мягких лапах, подошла-подкралась зима, и нужно было как-то решать, где они теперь будут жить. Для всех начинающих это всегда серьёзная проблема. Но он, на удивление, легко решил её! И она гордилась им! Ведь он сильный, удачливый, он – такой особенный. А как же иначе – это была настоящая любовь…
Он добыл для них удивительный дом: очень большой и просторный, необыкновенно светлый и радостный. Такого счастья она никогда не знала раньше: он всегда рядом, а тревоги где-то далеко-далеко. Сладко засыпая, они смотрели на звёзды, а когда просыпались, солнышко уже играло в вышине, там, где белые барашки пасутся на своих голубых пастбищах. И жизнь всегда улыбалась им! Она прямо ласкала их, как любимых детей своих. Это было то, что все понимают одинаково и называют на разных языках одним словом – счастье!
Но пришли холода… а с ними и нежданная беда.
Большой дом оказался слишком большим и слишком холодным. Зябко им стало там и как-то неуютно, хоть любовь и согревала их, как и прежде. Правда, вскоре выпал снег, белый-белый и пушистый. Он укутал и мир, и их дом, он прогнал свирепый холод, и жизнь опять показалась им беззаботной, полной счастья и любви. Так продолжалось какое-то время, пробежавшее для них незаметно и счастливо, а дни они не считали, какой в этом смысл…
Была зима. Стоял февраль. Какой он враль, этот февраль! То оттепель пошлёт, то холод. То ветер влагу принесёт, а то – болезнь и голод…
Но в эту зиму мороз стоял нешуточный! Пожалуй, впервые этой зимой было так жутко холодно в их доме. Но днём-то ещё ладно: дела разные, заботы, хлопоты. А вот, ночью…
Однажды ночью они проснулись одновременно. Что-то уже случилось где-то рядом! Как будто пришёл кто-то незваный, и ещё что-то должно было непременно произойти. Это почувствовали и он, и она. Они посмотрели друг на друга и увидели в любимых глазах, что к ним приблизилось то, от чего нельзя убежать, нельзя спрятаться или скрыться… И она прижалась к нему в надежде, как и всякая, прижимаясь к любимому, надеясь: он – сильный, он – надёжный, он сумеет её защитить и спасти. А как же иначе?
Только он не чувствовал в себе ни сил, ни уверенности перед тем огромным и необоримым, что уже пришло к ним… и теперь стоит за дверью их дома! А от его дыхания веет холодом и ужасом смерти.
Он ещё не понимал, что там происходит, не знал, откуда грозит им опасность и как им спастись, но ощутил уже приближение чего-то, что навсегда всё переменит. В его горячем сердце жило то, что крепило его мужество: он очень хотел спасти её! Её и то будущее, которое могло бы быть у них…
И он приготовился защищать, а пока просто прижался своим плечом к ней, стараясь хотя бы согреть её… понимая, что уже ничего нельзя изменить.
                *  *  *
А мне было славно в этот день.
Со мной два моих маленьких сына, и мы идём по заснеженному лесу. Сосны до небес, хрустящий снег и лес кругом, а чуть дальше видны дачные домики. В голове разные приятные мысли о том, что вот они, мои главные люди – растут! Что всё хорошо или, по крайней мере, вовсе и неплохо. А это уже – много! Это уже повод хорошо относиться к окружающему миру…
И вдруг мой Юрчик окликает меня:
- Папа, посмотри, что я нашёл…
К нам тут же подбегает и младший – Алёшка:
- Сто, сто, где?
И Юра осторожно поднимает присыпанную снегом голубоватую бутылку из-под минеральной воды, которую случайно обнаружил под ногами. А в ней что-то такое было…
Когда оттёрли налипший снег, то увидели внутри два маленьких окаменевших тельца. То были лесные мышки, которые тесно прижавшись друг к другу, сидели в бутылке, и незрячими глазами печально смотрели на нас…

*  ЗАПОЗДАВШЕЕ ПОКАЯНИЕ

Долго я думал, сказать мне это, или не сказать. Но потом пришло в голову, а вдруг это кому-то на что-то глаза откроет. Хотя бы один глазик, хотя бы ненадолго… но мысль-то… западёт. Глядишь, и всходы когда даст, а вслед за ними могут быть и плоды… даст Бог.
Ужасная правда жизни состоит в том, что жизнь – коротка! Пугающе коротка, а узнаёшь об этом слишком поздно, когда уже трудно что-то изменить. В лучшем случае нам отпущено, каких-то пятьдесят активных лет, если не засчитывать сюда хвостики упрощённого сознания, торчащие из полосы нашей жизни с обеих сторон.
Первый хвостик - это период зарождения и формирования личности, период начальной подготовки к суровой игре со строгими правилами под простым названием – жизнь. Потом нам предлагается непосредственно сама жизнь, как веер многих дорог и возможностей. Это, в общем-то, главное, ради чего и рождаемся – реализоваться, использовать свой шанс, подаренный нам Богом, и стать кем-то для этого мира.
И последний хвостик – этап печали! Этап увядание тела и сознания, когда ты становишься не нужен никому, и понимаешь это, как бы тебя в обратном не уверяли… Видно, правильно говорили древние мудрецы: Бог забирает своих любимцев молодыми.
Но надо жить – таков наш жребий! Жить в осознании быстротечности и краткосрочности бытия, не забывая о строгом характере уникального божественного подарка под названием Жизнь.
Это индусы-оптимисты считают, что будут ещё попытки. Как у спортсменов: первая попытка, затем вторая и третья… ой-ли! Может, им так легче смиряться с неудачами, думаю я. Или, может быть, так легче удержать в повиновении бесчисленные толпы людей, обещая, мол, вот вы сейчас потерпите то, что дала вам ваша карма! Потерпите! А уж в следующей жизни, если всё делали, как надо, вам, дорогие, воздастся в полной мере за ваше терпение и хорошее поведение…
У нас ведь тоже есть похожая конфета, называется – сказка про рай. И у нас, и у мусульман. Только у них ещё более цветастая и привлекательная. Особенно меня восхищает их придумка про сорок девственниц, положенных по статусу их герою. Представляете картинку? Рай превращается… превращается рай… ну а дальше сами додумайте, тут не требуется большого воображения…
Однако! Кстати, у меня вопрос: где столько девственниц они собираются набрать? Наскоко я знаю, это теперь очень дефицитный товар…
Ну да каждому народу – свои сказки.
А я ведь не про сказки затевал разговор, а про быль, похожую на боль. Ту, которая прямо вот здесь живёт, у меня под сердцем. Может и не только у меня, есть то фантомное чувство вины, которой как будто реально и нет, и будто бы нет повода чувствовать её, эту боль. А она – есть! Особенно когда стоишь пред могилами родителей и уже ничего нельзя ни изменить, ни отменить. Нельзя извиниться за что-то из прошлой жизни, за какие-то свои слова и поступки, за те, что сделал, или наоборот – не сделал, а должен был.
Всё! Это с тобой навсегда. Будешь там извиняться… если встретитесь. А сейчас это придётся нести в своей душе до гробовой доски.
Первой у меня ушла мама. Лет тридцать с лишним она болела, бедняжка. Врачи не понимали эту болезнь – полиартрит, и лечили её, как могли: кололи иглами, оперировали много раз, отправляли в другие клиники, где тоже лечили: ножами резали её тело. Только вылечить так и не смогли.
И в последние пять лет жизни она не выходила из своей квартиры – не могла. Всё, что ей было необходимо для жизни, приносил я – её единственный сын. А вся её близкая родня, сёстры и братья, уже поумирали к этому времени, и она была, я думаю теперь, очень-очень одинока. Только тогда я этого недопонимал, видно глуповат был и был занят, в основном, своей жизнью. Появлялся я у неё три-четыре раза в неделю, забегал, расспрашивал о потребностях, убегал в соседние магазины, возвращался, оставлял купленное, и уезжал. Уезжал в другой город, в свою жизнь, в свои проблемы и радости, к своим детям и женщинам.
Уезжал, хотя она иногда просила меня: останься, блинов испеку, окрошку сделаю… а я, болван, не понимал, о чём это она. Я, гад такой, не слышал подтекста. Мне тогда даже и в голову не приходило, что человек, кроме еды, нуждается ещё и в общении с тем, кто ему дорог. И вот, опоздал! Понимание приходит с годами. И возможности уходят с годами. Навсегда.
… И сидела она в своём одиночестве, в своих четырёх стенах, наедине с телевизором и своими мыслями. Я, конечно, бывал у неё в каждый праздник, появлялся на часок-два, и даже иногда привозил своих пацанов – что-то всё-таки, значит, чувствовал. Но эти визиты – это лишь эпизоды, лишь краткие искры. И каждый раз, когда я один или с сыновьями уходил, она добиралась с трудом до двери, провожала нас взглядом, как будто прощаясь, и в этом взгляде её никогда не было укора или жалобы… Спасибо тебе, мама!
Она долго, половину своей жизни, спорила со смертью и боролась за жизнь. И вот, подошло время ухода. Я заметил это примерно за полгода –  появились новые и неоспоримые признаки. Страшно это видеть: умирание родного человека, но судьбой нам суждено это. Возможно, для того, чтобы понять цену жизни и цену наших возможностей! Тех которые были, и тех, которые могут ещё быть. Правильно сказал какой-то мудрец: цену жизни спроси у мёртвых.
А я добавлю к этому: а цену смерти спроси у счастливых…
Она умерла в районной больнице, ночью. Я уже предчувствовал это. Вечером привёз к ней в палату старшего сына как бы попроведать… но, в действительности – попрощаться.
Затем поехал к последней родственнице из её поколения, к той, с кем она росла когда-то в своём совхозе. Приехал к ней с простой просьбой: посидеть возле её постели – проводить её. Сам я не мог там быть, ведь палата – для тяжёлых, и лежат в ней четыре женщины, которые не ходят. Как мне там быть? Она согласилась, эта её двоюродная сестра, и я привёз её. Лишь утром я узнал, что та, о которой моя мама всегда говорила как о добром и дорогом друге, встала и ушла домой спать, вскоре после моего отъезда…
Не помогло и то, что перед самым своим отъездом поздним вечером я подошёл к медсестре отделения и попросил дотянуть маму до рассвета. За это я обещал ей деньги. Но мне сказали после, что эта тварь ночами всегда спит в ординаторской, и часто не одна – разве ж здесь до больных надоед...
Я приехал в больницу к семи утра со свежей ухой из дорогой рыбы. Но когда ехал туда, то уже знал, чувствовал, что уху есть будет некому. Поднимаюсь со страхом по замусоренной лестнице на второй этаж районной больницы, а там, на лестничной площадке, где было отведённое место для курения, где разрешалось курить больным, рядом с заплёванной урной я вдруг вижу носилки, накрытые простынёй, знакомой простынёй...
Мир качнулся под ногами!
Спасибо родне – помогли мне во всём! Всё сделали так, как надо. Похоронили маму, потом отвели девять дней… и я стал приглядываться к отцу.
Он всегда был довольно суровый мужик, без сантиментов и иллюзий. И разошлись они с мамой давным-давно, едва дотянув меня до окончания школы. Я хорошо помню их скандалы и ругань из-за его пьянок, помню, как она говорила о нём, и он отвечал ей тем же. Мягко говоря, не любили они друг друга. Но тут, с этими скорбными хлопотами, он меня удивил: всё время был рядом со мной и с ней. И в последнюю ночь, возле гроба мамы, сидели до утра мы втроём: он, мой старший сын Денис и я. Так было…
А тут вдруг он улёгся. Вскоре после «девятин». Лежит на своей койке, смотрит в потолок или в стену и молчит. Неделю лежит и молчит, две…
Я его спрашиваю: болит что? А он серым, бесцветным и чуть слышным голосом – «нет», а сам смотрит в стену.
Уговорил я его одеться и поехать со мной на машине. Поехали. Повозил я его по местам его детства и юности, поговорили. Вернее, я говорил, а он односложно так: «угу», или «нет». Но, однако, пошёл он на поправку. Как будто. Стал есть, заниматься хозяйственными делами…
Всё, думаю, миновало. Ан, нет, не миновало…
Через полгода выясняется – болеет. И это серьёзно. Это не лечится. Понимаю, уходит мой папа, угасает огонёк жизни в нём. Приезжаю к нему каждый день, запоминаю дни, часы, что мы вместе. В каждый праздник навещаю, а он даже свой любимый продукт – водку, потреблять перестал!
В 1945 году он в войне с японцами участвовал. Был минёром на минном тральщике и у него награды тех лет были. Значит, воевал, как положено. И потому в праздник Победы я всегда приходил к нему.
И в этот, последний его праздник Победы, тоже пришёл.
Пешком, как положено. А он совсем один. Та, которая жила с ним последние двадцать лет, уехала к своей родне. Она всегда была недалёкого ума, но я всё же не думал, что настолько. Да, Бог ей судья – она уже тоже там.
Иду в соседний магазин, покупаю всё, что положено, накрываем с ним стол. А я-то понимаю: отвальную празднуем. Или как это называется у морячков? Говорю тост и выпиваем. Раз, другой – а ему не в радость и не в удовольствие. Вижу и понимаю – последний праздник его проходит. И он понимает. Он так и не повеселел в тот раз… А когда я уходил домой, он, как будто прощаясь навсегда, впервые за всю жизнь сказал такую вещь:
- Спасибо тебе, Витя! За всё… - и голос его сел.
Вскоре пришлось мне впервые увидеть и сам акт завершения жизни.
В этот день какое-то беспокойство с раннего утра одолевало меня. Зудит и зудит… и я решил навестить отца.
Приезжаю, вхожу в дом и чувствую - она уже здесь, костлявая, рядом! Отец лежит на своей кровати с закрытыми глазами, дышит тяжко с хрипом, мучительно, но в сознании. Как только я вошёл, он приоткрыл один глаз – сил оставалось только на это. Да ещё, видно, на то, чтобы заставлять себя дышать. Я сразу понимаю: меня ждал и муки терпел, и дышать себя заставлял. Беру его за руку… а она уже и не тёплая! Очень хочу его как-то ободрить, поддержать… а как в такой момент ободрить атеиста? Ведь он, папа мой, не верил ни в Бога, ни в загробный мир. Но всё же я говорю:
- Не бойся, папа, тебя там встретят… всё будет нормально…
Говорю и верю: да – встретят, да – утешат. А у него выкатилась одна маленькая слёзка из глаза, смотрящего на меня…
Потом глаз закрылся, и папа перестал дышать…
Похоронили, как и положено. И один мой друг сказал тогда:
- Всё! Следующие мы…
И вот пронеслось ещё несколько промежуточных станций моей жизни, и вернулось мне то, что когда-то недодал я маме. Это грызёт меня день и ночь, хотя есть еда и тепло, хотя есть много тех, кому сейчас намного хуже. Только это не утешает и не помогает.
Слава Богу, что ко всякой боли можно привыкнуть. И к этой, возможно, тоже…



                БЕСТИАРИЙ НА МАРСЕ,
  ВОСПОМИНАНИЯ СТАРОГО МАРСИАНИНА               

ЧАСТЬ 1. …НАЧАЛО БОЛЬШОЙ БУЗЫ…
                И ПРИХОД ДЖИГИТА.

Вот вы говорите: Марс то, да Марс сё! Кабутто забыли, что есть Марс! А ведь никому не секрет, что Марс – это планета войны, а мы все на ей – марсиане. Вот и приходится всё время воевать. Ну, а када нет внешних врагов – так дерёмся меж собой. А как же иначе – звание обязывает!
Таких старых марсиан как я, ужо мало осталось, да и память моя с кажным днём ржавеет всё больше… а Марс наш бредёт, как пьяный осёл, неведомо куда. Вот и надумал я памятью своею поделиться – можа кому сгодится, аль кого протрезвит. Да и детишек больно жалко – безвинные они. Мы, хучь и на Марсе, однако ж тоже – люди-человеки, и пожалеть бы нас надо када-никада. Да, ишшо предупрежу сразу: не больно-то я горазд по-научному изолгать. Так что вы уж не обессудьте, я, как сумею, по-старомарсиански расскажу. Ну што, поехали?
В некотором царстве, в дремучем государстве шибко рассорился народ. Да так, что прям брат на брата с колом, а сват на свата – уж с чем придётся. Долго ли, коротко ли эта свара-заваруха продолжалась, да и не так это важно. Но случилось, что худые и злые побили здеся толстых и сытых.
Побить-то побили, как не побить – марсиане, чай, но и не только! Ещё и всё у них поотняли: и добро, и дома, да и жизни у многих тож. Слышь-ка, а пока отнимали да объясняли про справедливость, народу-то перебили-и… Ну, ежели всех уложить: примерно, как от Фобоса до Деймоса будет. Я ить астроном по прямой специальности, я те не говорил, нет? Так вот, насмотрелся я в телескопы-то, всё вымерил – и табе совершенно точно докладаю. Ну вот, а энтих, покрошенных-то, как жалеть? Сами виноваты – все сплошь недовольные. А ты будь доволен, глядишь, и жив останешься.
Ну да ладно, хрен помидору – не товарищ! Отнять-то отняли и стали думать старшаки: што дальше. И решили: а поделим!
Но не поровну, а по справедливости. А крестьянам да рабочим вообче ничо не дадим – а то самим не хватит. Стали делить, делили и разодрались: кажный себе хочет больше и поменьше другому. Да ишшо ампиратор новый им подсуропил. Тот, который всю свару-то начинал – помните-нет ли? Маленький такой, с добрыми-добрыми глазами. Ну, тот, что у супостата перед самой бузой гостевал, да от него и денег вагон привёз! Об этом после ишшо много говорили. А после он расстрельные списки утверждал – ну, ты понял, о ком я? Почему имя его не назову? А боюся. Он, во-первых, и теперь живее всех живых – это раз, да и адёпты его шурудят у нас тут, на Марсе.
Так вот, энтот картавый ампиратор так ловко портфельчики поделил министерские, которых на ту пору наркомами звали, что ай да ну-у! Из 23-х портфелёв – девятнадцать инородцам пришлым достались! Два – инородцам коренным, т.е. почти што родным. Ну а уж два – это законно! Эти – самой титульной нации отошли.
Вот и хочу спросить: кто тады в доме хозяином-то был? А-а-а, поняли!
Я тута надысь докумекал: оне, енти пришлые-картавые, и затеяли всю бузу-то! А всё отчего? А оттого, што не допускали их, наши прежние, ну те – сытые-то, к кормушке своей, мол, самим мало-о. Тута всякий забузит! Конечно, окромя нашенских, посконных, которым завсегда и так хорошо…
Ну да ладно, прошли – проехали. Это даже пустяками таперь кажется, по сравнению с тем, што дальше началось. Амператор тот, с добрыми глазками-то, к тому времени ужо закинулся. Ну, значит, кирдыкнулся. Уж и не знаю: сам ли он – больно лядащенький был, а можа джигит его угораздил, который и унаследовал после и трону, и державу всюю. Был средь тех, старшаков, такой горный орёл – сурьёзный мущщина, из северных. Всё  танцевал танец орла: на цыпах по-кругу с растопыренными руками, да всё кахетинку пил и трубку курил.
И што удивительно: поглядишь на него, всё вроде, как у человека, но… кровушку больно любил. Можа реинкарнация графа какого, а можа сам из потомственных вампиров. Он и вокруг себя таких же, похожих собрал. Не зря известный мудрец сказал: подобное тянется к подобному!
Вот, значит, и стянулись. Вот у них пир-то и начался…
Уж пили они, пили! Лили они, лили кровушку-то, которую, для снятия стрессу, юшкой звать стали. Стоко пролили, что всем страшно стало! Тут уж, правду сказать, всем досталось: и довольным, и недовольным…
Ну, а как ты хотел? Времена такие, не разбери-пойми: кто свой, кто чужой. Вот, чтобы не промахнуться, значит, то есть, плевёл не оставить – всех под гребёнку и подгребали. Чтоб уж на века прополоть, и никаких табе плевёл. А что – правильный подход! Очень доходчиво, тута всякий поймёт. Так их, вражье семя, туды их в качель! А ты будь доволен! Не высовывайся, закатись под плинтус и молчок. Глядишь и живой. То-то радость! И табе, и детям твоим...
Хотя, сказать, и им, малым-подрастающим, тада кровавой кашки-то досталось! И садили-то их, и морили-то их, а ничего – растут, голуби наши. Не все, правда. Примерно – половина. Да ты не горюй! Другая-то половина, те, которыя выжили, те после джигита хвалили! Да-а. Песни про него пели! Патреты целовали! А ты попробуй-ка не попой, да не обцелуй… сразу карачун придёт и обнимет! В обчем, все любили его изо всех силов.
Ну а тех, кто совсем тупой и к наукам нашим неспособный – тех покрошили, да-а… Прямо в мелкий винегрет – есть такое национальное марсианское блюдо. Это когда что попало под руку, мелко-мелко, и полный таз. Да, и как их было не покрошить – спрашиваю, раз бестолковые и непонятливые оне. Для профилактики, значит. Чтоб другим неповадно было.   
А ему-то, джигиту – хорошо-весело! Его в отцы народа определили. За заботу, мол. Бодрый такой, ходит он, трубочкой попыхивает, да из-под усов на всех внимательно посматривает. От етой евоной заботы ужо и народу-то пообезлюдело! Ужо и в селах, и в городах, и в армиях. А особливо генералов поредело. И не то, штоба их не стало совсем, а просто помолодели оне не по чину. Табе, видать, енто загадочным кажется?
Так дело тута вона в чём: настоящих-то генералов, с выучкой да выправкой, подчистую всех извели наветами да лжой, младшии-то командиры и завистники. А всё для того, штоба ослобонуть сабе ихние тёплые кабинеты. Понимаешь – по скудоумию наветствовали. Не догадываясь, што и ихние замы по ентой же дорожке будут подниматься к их заветным креслам. А ведь так-то и стало. И вышло, что командиры сотен стали генералами. Ну и понятно – какими…
И что карахтерно, так стало везде, по всей державе! И даже на хозяйстве державы. Сильно подмолодились в ентой гонке сподвижники джигита. Практически все. Токо возле самого хозяина державы оставались ишшо некоторые из прежних, с кем он любил юшку по ночам попивать. Но и там, нет-нет, да и исчезал кто-то, о ком сразу же и забывали. Ходили догадки, што в ентих ночных вечерях, опившиеся юшкой сподвижники джигита, съедали самых неосторожных и слабых собратьев своих. Токо никто этого, из нормальных, не видал. И слухи оставались слухами. Да и слухи-то те, токо под одеялом, и пересказывались.
Та делёжка, думаю, закончилась бы нескоро, токо тогда в державу другой упырь пришёл. В гости! Хотя его и не звал никто. Тоже – ничего себе гусь! Как родной брат нашему. Ну, ты понял, чо тута пересказывать. Но хоть и братья они, будто взаимоутробные, а сцепились всурьёз. Здесь ведь, у братьёв-то, как: у кого клыки крепше да когти вострей. Да ладно бы по-семейному, по-братански, значит: сам на сам. Так нет, втянули оне в свару свою всех, кого токо смогли. А смогли мно-о-гих … И набили-то, настреляли – с ума сойтить! Если в рядок уложить - до Фобоса и обратно…
Ну, конешно, наш победил. Ну, как не победить. Хитро воевал, не по-братски. Трупами того упыря закидал: на одного ихнего – четыре нашенских. Ну хто такое выдержит?! Вот ихний-то и закинулся. Думаю – от зависти.
А наш-то джигит, так и давай пировать на радостях, за кахетинку опеть же принялся. Да и народу своему нет-нет, да и улыбнётся. А как улыбнётся им, так оне все орать «УРА-А-А» принимаются! Прям до поту и до рвоты. Значит, уважают. Особливо шуты придворные старались: оне первые и рты разевали, и тужились больше других. А как он в иху сторону глянет, так оне аж вприсядку вокруг его… 
Ну, отгуляли, откричались – кто со страху, кто с горя, а кто с радости. Тута к ним и похмелье пришло: опеть стали замечать, что всеми любимого, на кровушку потянуло. Опеть он её, родимую, попивать стал. Да, видать, опился как-то раз. Ну, ясно, здоровье-то уж не то. Или, может, помогли хто? Хто знает. Хто делал – тот и знает. Да, думаю, не скажет никада…

ЧАСТЬ 2.  БЫВШИЙ ШУТ… А НОНЕ АМПИРАТОР

Опеть наследство делить принялись. Но уже размах не то-от… Куды-ы-ы им… Опеть жа, как у нас на Марсе завсегда принято было, кровушкой побаловались. Но не много – врать не буду. Так, кой-кого почикали чуть-чуть, кого раньше сильно боялись. Да и тех ишшо, кто под горячую руку попался. Но кутерьма опосля поднялась – это как обычно.
И тут вдруг, в этой мутной воде, всплыл наверх бывший шут джигита: выжига, плясун и плут – лысый такой, с простым лицом и хитрыми глазами. Вот не пойму, как енто случиться могло: то ли обмельчали рабы, т.е. рыбы в этом заливе, то ли по недогляду чьему, но выпрыгнул ентот карась на самый, понимаешь, верх. Тут-то он им всем и показал, кузькину мать, тут-то и припомнил им! И как плясал под их дудку на пирушках, и как шутовали они его, и как по ночам не спал – всё ждал, что за ним вот-вот придут товарищи его ненаглядные.
А особливо он хозяина свово бывшего, желал пошибче лягнуть. То ли от благодарности застарелой, то ли с обиды какой… И так здорово у него это получилось. Ты знаешь, ведь всех удивил, бывший шут! Можно сказать – всем глаза открыл. Никто ничо не видел, не видел и вдруг – вот оно! Разглядели: куль с личностью, оказался. И ведь, што интересно, кажный день на всё это смотрели и не замечали. Прямо, как глаза застило. А тут вдруг раз! Прошибло – и прозрели. Ну а как прозрели, так и давай все, ну или почти все, на костях джигита скакать. Прям наперегонки!!
А потом кто-то, будь он неладен до шестого колена, шуту ентому про какарузу  рассказал. Ты знаешь, ведь в некоторых районах Марса, эта какаруза достигает агромадных размеров. Ну, прямо – секвойя. Ну и эта деревянная голова решила, что, раз он смог управиться с таким огромным стадом ослов, то и с какарузой как-нибудь да совладает…
И началось… Сплошная какаруризация всей страны!
И что интересно, в державе, которая спокон веку лехбом с заморскими странами торговала, лехба-то вдруг и не стало! Я-то помню…
Помню и немереные очереди за ним помню, и глинобитное качество его. И другие, такие же древние пеньки, тожить помнят про енто про всё. Конешно, недовольные все тада были, но – молчали. Память у всех хорошая стала. Вот и выходит: не зря старались любимые наши вожди. Навыки выживания аж в генотип нам вшили!
А шут-то весёлый был, не злой. Никого сильно и не забижал.
Ну, так, мал-мало, художников да писателев приструнивал – жизни учил. Ну а как иначе? Попробуй их распусти – греха не оберёшься. Отсебятину начнут писать, а то ишшо изобличать примутся! Такая публика ушлая… Ведь и прошлый опыт что показывал, а? Чем сильнее тую публику порют, тем больше любви и почитания она выказывает. Было? Было!
То-то и наука. То-то и искусство. С фактом – не поспоришь!
Но тута горе случилось у нас: карахтер стал портиться у шута. Весёлость его куда-то вся подевалась. Можа, оттого, что новых, особо крепких дубин, наделали наши оружейники и нашему-то дурню показалось, что он теперь самый страшный на всей планете. До того дошло, что на общем сходняке, где решается смотрящими за Марсом, кого нынче съесть, а кого подкормить, наш-то, орясина, снял башмак с ноги и да-авай им по трибуне колотить!!! Да при ентом приговаривал: я, мол, покажу вам, сучьи дети, кузькину мать! А хто энтот Кузька, и чем уж так евоная мама хороша – никто не знает.
Но те, кому он это пообещал, призадумались. Вот, значит, каков он – вольный казак, был наш какарузник. Что вольный, то вольный. Чего задумает – никто не указ! Хучь взять какарузу. Или вот захотел и отнял у свово народа «житницу здоровья», здоровенный такой полуостров, в единственном тёплом на всю державу море, где истощённые ударным трудом граждане здоровье своё поправляли. Отнял у свово народа, да подарил другому. Соседнему, братскому – дак всё равно жалко. Говорили, просто так, с похмелья, мол, нечаянно! Но я не верю…

ЧАСТЬ 3.  УКОРОТ ШУТА И ПРАВЛЕНИЕ ЛЕОНА-БРОВЕНОСЦА

Долго ли, коротко ли, однако пора и честь знать: укоротили нашего какарузника его верные сотоварищи. По-товарищески так, даже кровушку не пустили никому. И бывшему «дорогому товарищу» тоже. Просто выгнали со своего майдана подальше, обрезали ему пайку, ботало на шею привязали и пастухов к нему приставили. Агарнизовал и руководил тем укоротом с обрезанием, верный евоный товарищ – Леон-бровеносец. Он же сам, без особых хлопот, и на трон взобрался. Да никто сильно-то и не возражал.
Его верные товарищи, кода толкали его паровозом, затевая этот контропуп, думали так: выгорит дельце – мы тут как тут, возля трона и на первых ролях. А бровеносец-то слаб-глуп и долго не продюжит! А мы, опеть-жа, тут как тут. А там посмотрим-поглядим. Ну, а ежели не выгорит – мы в сторонку: мол, я – не я, и лошадь – не моя…
Да промахнулись оне, товарыщщи-дорогие. Хватило у бровеносца  цепкости и вёрткости, чтобы усидеть на троне. Теперь, с высоты прожитых лет, вижу: ежели и суждено было нашей державе пожить в «золотом веке», то ближе всего к нему мы были при нём – Леоне-бровеносце. Оченно те времена похожи, если уж не на «золотой», так на «бронзовый век», када никого не крошат в окрошку либо в винегрет, када кажный день все едят, хоть и понемногу, но регулярно. Тада-ить многим показалось, что все мы братья…
Так позвольте ж вам таперча доложить: мы  его не заметили – свой «золотой», извиняюсь, «бронзовый век». Вот тогда-то он и был у нас! Ну что же сказать: кака держава – таков еёный и век. Как говорится в одной нашей старой марсианской поговорке: по Сеньке и шапка!
Сколько ж, дай Марс памяти,  лет правил дорогой товарищ Леон? Однако, много. За его правление поколения повырастали до полных кондиций. И держава укрепилась до состояния полной неприкасаемости. То есть, смотреть – смотри, можешь даже облаять слегка, но трогать – ни-ни. Много у неё силы было. Армий тайных и явных – тьма, оружия – какого хошь. И што особливо удивительно – ентот ампиратор  никого не обижал! Даже када и не мешало бы…
Тихо-мирно правил бал: и других награждал, и себя не обделял. Под старость, правда, задурковал мал-мал: цаловаться принялся при всех нетрадиционно! И коллекционером будто стал, собирал–коллекционировал всякие штучки-игрушечки для больших мальчиков. И повозки самолучшие марсианския – цельная конюшня их была. И ружьишки с саблишками – на полк ба хватило, да медалюшки с орденочками, пожалуй – на дивизию.
Хотя, надо особо доложить: безобидный он был и тихий. Да-а-а…
Так, бишь, о чём это я? Ага, о тишине.
Да, тихое было времечко: никого не резали, громко не стреляли. Но, бывало, слегка придушивали. Придушат самых говорливых и крикливых и потом по-тихому так, ласково: добро пожаловать в психушечку. Но вам-то, однако, и невдомёк, что это за заведение такое. Для вашего просветления сказано будет: это было единственное место во всей державе, где кажный мог всю правду объявить, ничего не опасаясь. И ему за это ничего не было. То есть, здесь то и была у нас полная свобода слова и мысли.
Правду сказать, оттель уж и не выпускали, энтих говорливых. А неча бузить, народ баламутить. Ему она, твоя правда-то, нужна-ль? Дремлет он, народец-то, ну и пущай! Не буди и не мешай. Тихо – всем! кому не дозволено гавкать. А кому дозволено, те могут… могут одобрямсы спокойно и в полный голос провозглашать.
И вот по всей державе – тишина да порядок! Как в сказке: тишь да благодать. И в тишине этой так хорошо слышны были славословия хоровые, да победные реляции. Да ещё топот многих ног! Поясняю: в энти дни популярными были: бег на месте, как образ жизни, и марш торжественных колонн, как форма «одобрямса».
Держава наша, хоть и не стала мамой родной детям своим, но, впервые за последние столетия, улыбнулась им, не показывая при этом клыков своих. А с суседями, так вообще! Старалась обаять их изо всех сил: и улыбалась-то им, и кивала всем подряд приветливо. И денежков давала, не жалея и не надеясь на возврат. А всё почему? А потому, что кансепция!
Ну, вам это слово с ходу не понять. Это по-научному.
Могу объяснить: када наши голодные к кормушке прорвались, так вокруг сильный испуг сделался. Сытые, в суседях которые, забеспокоились и заволновались: а как и у нас такое!?
И было ить от чего. Кансепция у наших больно суровая была: весь Марс – до основания, мол, разрушим. Всех, мол, толстых в винегрет мелко-мелко, а уж потом разбираться станем с теми, кто остался.
Ну, кому тако пондравиться? Вот и случилось так, что кругом нас одне супостаты с союзниками своими. Можно сказать – держава оказалась в кольце врага. Но наши-то вожди как рассудили? У супостата и свои худые есть, и оне тоже хочут есть, не хуже толстых. Их-то и надо подсуропить…
Вот и старалась наша держава заручится поддержкой соседев и сделать из них себе союзников. Всяческие реверансы выдавала им, книксены делала. Покачивание бёдрами – практиковала. Совсем чуть-чуть. Хотела обаять голодных соседей, чтоб, значит, веселей было в компании двигаться ко временам обетованным. Больши-и-ие усилия тадысь потратили. И деньжищи агромадные раздали-раздарили – всё надеялись на интернационализм.
Тока напрасно всё!
Денежки охотно проели попутчики-то наши, и спасибо не сказавши, повернулись, да и ушли. Да-а-а… А некоторые – задержались, так как стол наш пока не опустел, да и броня была ишшо у нас крепка…
А всему хорошему когда-то приходит конец. Вот и ему пришёл, «бровеносцу» дорогому. Благополучно в ампираторской постели он и почил. Не обижал, не пужал товарищев своих, вот оне и дали ему помереть спокойно. Хоронили всей державой… и марс ему пухом.

ЧАСТЬ 4.  СУРОВЫЙ ДЖЕЙ, ЕГО ПРАВДА И КОНЕЦ 

За стенами высокими главной цитадели власти, опеть поднялась кутерьма и шухер. Ну это уж, как положено. Тут ни прибавить, ни убавить. Правда, ндравы смягчились в тишине да спокойствии и уже нэ рэзали никого, нэ стрэляли. Научились договариваться по-тихому, под одеялом… где завсегда у всех цивилизованных народов весь делёж-то и происходит.
А особенно договариваться-то и не пришлось. Первым номером и единственным после почившего Леона-бровеносца, можно сказать – безальтернативным кандидатом, оказался – он, Саворанола наших дней, последний бессеребренник эпохи, борец за чистоту идей, по имени  Суровый Джей. Ого, как я сказал! 
Да-а, о чём же это я? Ага, ну вот…
Держава к тому времени слегка жирком заплыла, расслабилась и растеклась, как сметана на солнце…
Граждане дорогие при Леоне-то подзабыли вкус железа и кнута, и таперь стали от безнаказанности озоровать. Кто как мог. Кто мог отлынуть от работы – отлынивал. Кто мог уворовать чего – уворовывал. Мзда стала моду набирать. Об идеалах совсем позабыли! И не токо внизу.
А што про верха, так там, подозреваю, они, то исть идеалы те, никада всурьёз и не жили. Вот, Золотой телец и поселился в головах верхних, потерявших всякий страх, а оттудава стал растекаться вниз, заполняя там освободившуюся нишу.
Выходит так, что он, Суровый Джей, востребовался, как лекарство для державы, или антивирус, говоря по-научному.
И принялся он эти авгиевы конюшни чистить. С чувством так, с расстановкой и основательно. И, пожалуй, очистил бы, но век его короток оказался. Многое тада по этому поводу говорили всякого несуразного и просто глупого, но толком никто из нас, низовых марсиан, так и не понял: как же дали ему, ещё нестарому, умереть, если вся медицина амперии на него работала. Тут чо-то не так! Или он умер, потому что они так хотели, сподвижники его дорогие, или медицина ампериии ничего не стоит… Как думаете, а? Ну, вы пока думайте, а я буду сказывать дальше.
И возрадовались нечестивцы… Но и убоялись прихода последователя Сурового Джея. И потому следующим ампиратором оне назначили немощного и никчемного старца, коим и управлять им легко будет. Токо правил он не долго… да и не правил вовсе. Так, числился только. И имя ужо его не упомню потому.
К энтому времени за высокими стенами цитадели вся кумпания сподвижников Леона остарела до крайности и полного неприличия. Но никто из них, однако, не хотел на пенсион уходить от той неистощимой кормушки. А времечко-то востребовало перемен. Да-а…
А можа не стоко и времечко, скоко вечно голодные «вторые».
Это я поясню для полной прозрачности: «вторые» - это те, кто к кормушке позже подходют, када «первые» ужо отвалются. Но и таперь подходить имям можно токо с дозволения «первых».
Изо всех провинций амперии, чуя слабину остаревших, во власть потекла новая кровь. Наместники и иерархи удалённых провинций, почуяв ветер перемен, стаями стали слетаться в столицу державы. Кажный норовил и надеялся. Но удача – госпожа капризная, улыбается не всякому-кажному. А ежели уж улыбнулась кому, так хватай её, голубушку, за хвост, аль за что придётся, и не выпускай!

ЧАСТЬ 5.   МЭЙДЖИ… СОВРАЩЕНИЕ И ПАДЕНИЕ АМПЕРИИ…

Так он и сделал, избранник её. Мэйджи – звали его. Рядом со старцами из цитадели нашей, теряющими на ходу и песок, и смазку, ентот был совсем молодца. Бодрый, да энергичный молодой ампиратор сразу же пришёлся по вкусу свому народу. И принял-то он резво, и правильные шаги делал. Вначале.
В обчем, всем он пондравился сперва: и подданным своим, тем, кому рты распечатал, и другим, которые стреноженными устали уже быть, и князьям из суседних волостей, захотевшим свои табуны увести…
Даже, главному супостату, и тому приглянулся, аж вот как! И так они хорошо сдружились, с ихним-то, главным. В гости друг к дружке стали ездить, семьями встречаться. Прямо, совет да любовь, хучь под одно одеяло!
А он-то, наш Мэйджи, сильно общительный оказался. Все суседи у него друзьями вдруг стали – не разлей вода. Он для них на всё был готов. И долги им всем попрощал, как свои. Это многим у нас не пондравилось, но промолчали. Подумали – хитрый ход, мол, так надо.
Дальше – больше. Армии наши, которые защищали суседев наших от супостата, вывел прочь, как выгнал. Кабутто чужих мародёров попёр: из тёплых казарм, да в чисто поле. Во как. А казематы, казармы и марсопорты – те подари-и-ил, да…
Иль не подарил?.. Как думаете? Но денег оттель никто так и не видал.
И тут, как нача-ал он чудить… так многие-то за голову и взялись. Да поздно проснулись! Новое мы-ышление верх везде взя-яло. И мы-ышление ето, на самое простое, на куриное сильно смахивало. А ишшо больше – на умышление… Ну, об энтим умышлении мы потом – опосля... Трудная ента тема, да и больно не простая. А мы пока што про куру рассудим… 
У ей, у куры-дуры, как? У ей даже лапы от себе гребут. И здеся – так-то выходило. Можа, задумывалось как-то иначе было, но выходило завсегда и исключительно только так, как у ентой куры-дуры…
Ну, всё, как есть, раскидал, шельмец.
К примеру – оружие! Так вот, дубины у нас само-лучшие во всём Марсе были. За что нас и уважали все и без исключения. И потому на «Вы» с нами разговаривали. Дак ентот осёл, с новым мы-ышлением, те дубины просто переломал все и в металлолом посдавал… Ну, а ежели нас токо за них-то и уважали, то как полагаешь, таперь с нами говорить стали оне?
Ну, и правильно понимаешь, так и стали. Всяка вошь на нас задню лапу задирать стала! И не лягал нас тада токо ленивый…
А супостат-то наш, тот, поня-ятное дело, его ишшо больше залюбил.
Но им, врагам нашей державы, и ентого мало показалося. Всех самых умных с народа нашего, кого избирали по экзаменам да конкурсам, да коих обучили разным премудрым наукам во благо державы нашей, таперча разогнали. Да. Вот так вот… всех, как есть, разогнали, заместо того, чтобы ихним умом пользоваться. Будто они здеся и вообче не нужны.
Да как же это можно-то, а? Ведь это ж мозги народа! Ведь без них-то никак! Иль там, наверху сразу решили: державу – под разбор, а??
И не дубинами разогнали – нет, а просто вычеркнули их отовсюду: из смет и балансов своих, из бюджетов и планов, из памяти и совести своей…
Хотя о последнем – это я сгоряча! Это я беру назад: откель у них совести-то взяться. Да, не в мине дело-то, и не в моёй горячности, а в ентих, хто себя елитой считает тута, в державе, значит, нашей.
Оне – гады такие, однакось, про совесть-то и не слыхали! Зато делами своими показали, что у них на уме. Да и друзья наши ближние, можно сказать – почти братья, вдруг, как то разом, качнулись от нас. И не гляди, что  многие вскормлены были из наших-то рук. Супостату, вдруг, все оне заулыбались и книксены стали ему посылать! А в нас… какашками кидаться принялись! Наберут полный рот дерьма и плюют в нашу сторону...
Вот такой фортель произошёл, прямо - кульбит. А кого винить? Себя!!
Просмотрели-проморгали и прокакали!
Хотя с другой стороны: хто мы такое и кода мы што решали? Всегда были на правах стойловой скотины. Даст хозяин корму – жуй довольный и молчи. Не даст – опеть жа молчи. А то хуже будет. Привычка – енто ить, первая натура. И самая верная…
Вот так вот… А Мэйджи-то мало, что державу перед всем Марсом опустил, как профуру последнюю, так ишшо и подданных своих, можно сказать, обездолил.
Может, и не знаешь ты, што чижолое сусчествование, которое выпало народу державы нашей, бесследно не прошло для него? Кажный раз, када стресс приходит, его снимать надобно. Так или не так? Так!
Иначе – помрёшь, это всенепеменно! А, при том, ежели хорошенько присмотреться, стресс ентот от нас никада и не уходил: приходишь на работу – там табе начальник унижает, как может, домой – тама жена мужа, или муж жену то же самое. В газетах и по телевизиру власти, владеющие ими, унижают нас постоянной лжой своей!.. Будто мы – дураки, и недопонимем ихние фортели! Вот и приловчились сограждане из поколения в поколение стресс свой в нирване топить. А в нирвану-то без анестезину-то – никак. Он, анестезин, многое чего заменить может: одиноким – кумпанию, женщине – мужа, мужчине – жену, человеку – друга. Даже удивительно наблюдать возможности его. Горюющего и скучающего – развеселит, хворь с тела и с души – сымет. Чудо-препарат, одним словом…
Так вот, его-то он, ентот гнусный Мэйджи, и решил отнять у народа свово. Да-а-а, так вот … Что было – то было! Одну анестезинку на рыло в месяц – это как? Ну рази можно в нашей державе так изголяться над народом своим! Настали лихие времена…
Да в наших марсах и не привыкать – не в новинку. Почитай, в двух третях отпущенных годов, от древних пращуров, в этаком экстриме и проживали предки наши. Вот и нам сподобилось-пришлось…
Но даром-то ему это не прошло, не-ет! Припомнили ему вскоре всё…               
Мэйджи тот, амперию унаследовал от товарищев своих огромённую! Непорушенную. Вся пятая часть Марса – под одним колпаком. Как вам это?
До него никто и пикнуть без разрешения не мог. Ходили тока строем, в ногу и с песней. Конечно, не так чётко, как при джигите, но ишшо старались угодить ампиратору. Да и как не стараться, память-то ведь у всех хорошая.
Дык, ведь сам всё спортил, ентот гадкий Мэйджи – распустил вожжи. Это у нас-то, где всё и всегда на жалезных обручах и цепах держалось. То ли ему тут чёрт подсуропил, то ли наши каки с врагами державы – с супостатом, якшались, да под него подкатились и уже ему нашептали. А можа и сам он наездил-набратался, да забрюхатил гнусью, по-заграницам у супостата?
Как думаешь?..
Тута я не знаю в точности, а врать не люблю и не буду. Токо смекаю – неспроста он туды всё ездил, да ездил, и понимаю: приговорили нас тама. Ведь тому супостату наша держава – завсегда как гвоздь в анусе: и не переварить, и не выплюнуть. Вот и порешили ихние-то сионские мудрецы: ежели нельзя завоевать, значит нужно совратить и развратить елиту врага.
Вот таперь всё и сходится, правда ведь?.. Ничё не наврал?..
И вот он, помазанник сионских мудрецов, полную демобилизацию всех законов и объявил… Вот и поползло лоскутное-то одеяло на стороны. А вы как бы хотели?
Местные-то князья да царьки давно уж жалали ослобонуться с-под ампираторской власти. Да сильна была ишшо Амперия. Могла и приструнить строго. Акромя того, тоже фактор: сильныя суседи племён тех, ясачных-подвластных, с интересом посматривали в иху-то сторону. И сильно слюну при том пускали. Вот и держались оне, слабые да малые, возле сильной державы, как цыплята возле куры. Силу-то все уважают…
А теперича я по-научному маненько скажу, а вы уж извиняйте, хто неграмотный! Тады, в те времена исторические, центростремительные силы превосходили центробежные. От страху быть битыми и граблеными! А это – чистая наука и с ей не поспоришь. Ну и царьки тоже не могли. Раньше. А таперча, всё – вольную дал ампиратор! И сорвались оне с ентих цепей, как изголодавшие псы, да и понесли кто-куды…
Да тут ишшо вторыя, супротив первых ополчилися. Ведь завсегда в любой стае есть свой строй: што в еде, што на суку. Сначала – первые, опосля – вторыя, и так до последнего сукина сына – всегда по ранжиру. Есть тако правило: жди своей очереди…
Так они – не-е-ет, давай сейчас и всё сразу! А как сразу-то? Кормушка – одна, вокруг неё все толпятся! Там и первым-то тесно, ну как туды рыло всунешь? А имям-то – охота!
Да и первым-то тоже ить обидно! Не успели сами поправиться да набить мошну, а тута всякия-другия лезут… Вот и сцепились оне за место у кормушки. Опеть жа, как водится у нас: делёжка, шум-гам, пыль до потолка, слюни веером. Опеть кровь полилась… но токо не вторых и не первых – энти больно осторожны стали. Так… своих дураков заводных науськивали, а те и рады друг дружку за чубы трепать, да юшку пускать…
И главное, у всех призывы: за народ! За народ!
И те,  и другие – за народ! Так я и не понял тады: один у нас народ, или два? Но, судя по тому, как оне об нас радели и любили нас вслух да наперебой: мы должны-ба в сметане купаться и с чиста золота исть – кажный божий день!
А особливо тады за народ радел главный защитник титульного народа и сам титульный, из вторых – правда. Из тех, которыя всё рвались защищать народ свой от «первых»…
Ну, наш-то, титульный, хорош был – огромный такой, из диких лесных мест. Потому, видать, ведмедя больно уважал, и даже подражал ему… особливо кода в нирвану начинал погружаться и плясать принимался – чистый ведмедь. Ну, так и назовём его для краткости и порядку – Бэр.

ЧАСТЬ 6.   ПРАВЛЕНИЕ БЭРКИ… ВСЕ ГНУСНОСТИ ЭПОХИ…

И вот однажды ентот самый Бэрка собрал других вторых из окраинных лоскутов Амперии, и собрал их где-то в дремучем лесу, в самом потаённом уголке. Учинил он с ими такой сговор: мол, в нашей колоде джокер – меченый, вроде как – гнилой! Ежели мы все вместе его оттель удаляем… то са-ами все-е становимся… кем? …  дж0-0керами! И кажный в своёй епархии!
А ить это и была – главная мечта кажного из них.
Ударили оне тада по рукам, очень довольныя друг другом и раскладом… И тут же Бэрка кА-ак угораздил Мэйджи…
Да так его сподобил, что тому, бедному, и присесть в родном отечестве негде стало. Но, слава Богу, не так уж и беден, оказался Мэйджа ентот! Успел-успел он запастися нетленными ценностями!!!
Не бедствовал, не голодовал в отъезде с любимой Родины. Которую, кстати сказать, моментально растащили те самыя, вторые, как первого с его командой выгнали. Да-а-а … Практически всю растащили по кускам. И кажному досталось по куску. То-то радости и супостату главному, и всем остальным болельщикам евоным…
Да-а-а, вот так вот: совпали вектора намерений – что называется. Разодрали наше одеяло в лоскуты обчими усилиями.
И пошёл у них пир на весь мир.
И то, посмотреть, кто возрадовался тогда? Две трети мира – не менее.
Супостат и его присные – это уже полмира будет. Оне завсегда того хотели – вот им и праздник! Да царьки из местных окраинных лоскутов, получившие те лоскуты в полное своё пользование. Да ишшо обиженные на титульную нацию, те, коих всамделе обидели! Да и те, кто обиду енту сабе придумал. А из своих, коренных марсианцев, те, чьих отцов и дедов када-то в пыль амперии превратили. А это как вам? Думаю, как раз две трети и будет. А то, пожалуй, и более того. Ась? Как думаешь-то?
Долго ли, коротко ли праздновали кончину амперии, но пришло время из запоя выходить. Похмелились в последний раз, огляделись и изумились: всё, как тыщу лет назад!
Велика держава наша и обильна, но порядку в ней нет!!!
Хучь опеть каких варяжцев зови.
Но нашлись, нашлись свои доморощенные варяжцы. И ка-ак начали оне колбасить-куролесить да делить-пилить всё вокруг. Прям, оторопь берёт! Енто-ж надо так раздербанить останки Амперии. Ежели, к примеру, посмотреть по ящику «Дикий мир» или ишшо есть программа – «Убить, чтобы выжить», дык там всё повежливей будет. Да си-ильно-сильно повежливей… Ну, а у нас-то, ясень-корень, всё покруче!
Как не делёж, так кровь и мзда, мзда и кровь.
И так оне, делильщики, все в ентим разном перемазались, што все как братья единоутробные стали – не отличишь никак! Вот ужо черти повеселились, глядя на нас. Я даже так думаю: на останках нашей Родины-державы оне, рогатыя, план по грешникам и грехам на 300 лет вперёд выполнили – никак не меньше.
Полагаю также, что таперьча оне многому у нас и научились. И, пожалуй, што с ентих самых пор и пострашнеют раза в два…
Да-а-а, не иначе, как в два!
А в то время как черти проходили у нас повышение квалификации, Бэрка главную цитадель державы в притон превратил. Веришь, нет?
Верь – так было!!! И какой там мрази только не видывали тада: и рыжие, и чёрные, и голубые – это, если по цвету. А родная-то масть у них у всех одна: хапнуть, утащить и спрятать. Потом снова пробежать по коридорам да кабинетам, сунуть-подписать и снова: хапнуть-утащить-спрятать…
И куда ни глянь – везде ента погана масть! Хорошо, останки державы полкарты Марса занимают! Всем там хватало – хапнуть. Только народишку, как обычно – ничего!!! Один – мяучер. Это по-нашему, по-марсиански значит. Слово неприличное такое. Перевести – не решаюся…
Ну да ладно, видать – не заслужил, народишко-то наш. Посмотрели – повздыхали, а делать-то и нечего. Вековая привычка сказывается! Крикунов ужо давно всех угомонили, как я табе говорил. И даже на семя не оставили. А те, кто ишшо оставались, те и память и стойкий интерес к жизни сохраняют! Да и мечтают оне до сих пор ишшо: вот, мол, выберут сабе доброго ампиратора, да и заживут тады припеваючи! На него, родимого, одна токо и надежда. А пока што – нет, не получается…
Даже избранники да защитнички народные, кого народ, возмечтавши в нирване, регулярно избирает, об нём-то, об народишке-то и забывают. Циклически и периодически. Такая, понимаешь, стойкая периодическая амнезия у них, у всех. Настолько стойкая, что можно сказать – постоянная!
За полгода до выборов, правда, вспоминают об народишке своём. Что правда, то правда. И начина-ают оне наперебой любить свой народ. Прямо неземной, какой-то любовью. Уж треплет она их, треплет, родимых – аж, жалко и смотреть-та. Прямо невозможно… да нужно. А то проглядишь кого выбирать. Как тады?
Истинно говорят: любовь зла, полюбишь и локза. Это у нас, марсиан, такой малосимпатишный персонаж есть. В данном случАе под евоной личиной и прячется народ. Его ить надо срочно и очень обстоятельно любить и даже охмурять. Для него, родимого и сплясать, и спеть – не грех! И обругать кого по-крупному, али даже в морду дать! Это бывает. Али, к примеру, плюнуть в супротивную харю конкурента, со всею смачностью… и всё енто, исключительно – для возделывания электорального поля…
Может, кто не понимает, об чём это я?..
Так я поясню: в кажной башке есть пустое пространство, у кого больше, у кого меньше. У всех по-разному, но у всех есть. Оно нам нужно для накопления новых полезных сведений об ентом нашем мире. Представьте сабе, што это ваш огород и вы тама грядки свои содите. Наглядно? Так! Ну вот, вы туда чо попало-то не станете пихать, ведь так? Штоб дураком не выглядеть перед суседями. Вот вы и фильтруете потоки, што к вам из ящика приходют…
А оне – те, кто своей профессией сделал взлом ваших фильтров для проникновения в ваш огород – те изо всех силов стараются на ваши грядки посадить свои репьИ. Штоба значит иметь возможность и вам своей дури вкачать, и от вас што-то поиметь! Ясно? С кого голос-два на выборах, кому втюхать свой товар залежалый. И ништо здесь не грех!
Ну, а ежели имям сподобило пондравиться ему, народу ентому, считайте, что оне все, как есть – в шоколаде! Значит, ишшо можно будет без особых стеснениев на чужих лужайках любимый зелёный корм пощипать. То-то славная работа: делить-раздавать, и себя не забывать!!!
И главное удовольствие здесь в том, что можно делать всё, што хошь, а табе за это ничо не бывает. Ну, пошумят-покричат, ежели не тому в морду дал, али украл боле миллиарда, да при том ни с кем не поделился. Ну и всё на этом – бузуй дальше!!
Славные времена были для них – варяжцев тех. Но тут команда Бэрки, та, что в главной цитадели и при всех делах главная, вдруг собачиться стала. Сама с собой – понимаешь!
Видать, не хватать им стало – хватать. А может, парад амбиций какой. Или кто украл больше, чем положено, да не поделился. Или что ишшо?.. В обчим, разодрались оне там. И одне друзья нонешнего первого, того, который из вторых,  взяли и вытурили из цитадели других друзьёв…
Ну, всё, как всегда. Правда, почти не стреляли. Публично. По вечерам постреливали – ето как обычно: кормушка с зелёным кормом не такая, чтоб уж всем хватало. И есть тут одна особенность: чем больше оне жрут ентот корм зелёный, тем больше его хочется!!! Што за напасть такая?
А рыл-то много. Вот в тесноте-то кто-кого и тиснет по-тихому. Тут какие обиды? Ну и новые традиции обязывают – вечерняя стрельба с летательным исходом. Там пальнут – в новостях сообчат, погорюют как-бы… и проехали дальше! Жисть продолжается. И снова завертелись все по тем же коридорам. Всё с теми жа пакетами-сумками-чумоданами… Праздник мзды, одним словом…
Однако тут замечать стали, что первый, который из вторых, всё глубже и глубже в нирвану погружаться стал. И вообще, стал неадекватен!

ЧАСТЬ 7.   КОНЕЦ БЕРКИ… И ЭРА ХОРЬКОВ

Тьфу, не люблю енто заморское слово, жаль, свово таково нет. Так вот, как погрузится он в тую нирвану – так всё: две-три недели и нет его! А нам рассказывают: с тугаментами, мол, работает. Но мы-то сами – с усами! И про нирвану, и про те тугаменты, нам всё ясно-понятно…
И вот, наш ампиратор вышел, наконец, из очередной длительной нирваны, где в последние годы проводил времени больше, чем в миру. Вышел, огляделся и удивился. Казалось, мебель на месте, и лица вокруг все те жа. Ну те… кого ишшо помнил тады… Но что-то изменилось!
Глядеть на него стали иначе – понял он. Ужо нет прежнего пиитета и подобострастия во взглядах челяди. Даже виночерпий в глаза не смотрит, а как бы сквозь… а в глазах евоных – насмешка! Не явная, но есть…
- Всё, кирдык – понял ампиратор Бэр – приговорили. Пока с тугаментами работал…
И тут жа подтвердилось самое страшное: ампиратору не дозволили дозу анестезина! Как так!? Кто в доме хозяин? Трах-тарарах – забушевал Бэрка! Громы и молнии метал! Мебеля – ронял! Сервиз двухсотлетний – грохнул – не действует!
Тады он и сам спужалси и сник… А тута и енти пришли-явились.
- Конец ампираторству моему – сомлел Бэрка, - такая, вот, загогулина получается, понимаешь…
Он-то, болезный, как тута подумал, мол, тихо удавят! В лучших традициях Марса – понимаешь. А народу нашему верноподданному сообчат: мол, почил в бозе ампиратор!  Пардон, в нирване, т.е. не приходя в себя…
Однако, зря забоялся Бэрка. Оказалось, что это челядь новая и ндравы у ей другие. Забыл-заспал он в нирване, что имями окружил себя, када тую мразю в цитаделю запускал… Оне ить, как рассудили, новые-то: одна семья муравьёв и быка до костей разбирает. В кратчайшие сроки. Вот табе и пример для размышления. Вот и снюхались оне, разноцветные. И засновали по цитадели советчики лукавые «семейные» и разные, все хитрые да безобразные.
Да ты, поди не знаешь, кто такие «семейныя». Ето не то, про что ты подумал. Ето – есть синдикат. Ты небось и слова-то такого не слыхал. Ну, разобъясню щас: это такое семейное предприятие, где все повязаны друг с другом, прямо кишками спутаны: и стол, и стул у них – один.
Чем ето хорошо? А тама свидетелев никада не бывает: делай чо хошь – ничо табе не будет!
В других державах как-то научились с ими такими бороться, а у нас – кишка тонка!! А ишшо подозреваю, што они, кишки-то, так перепуталися у тех, кто в семье и у тех, кто их ловить должён, што таперча их ни в жисть не распутать! Синбиоз, по-научному…
Ну вот, я и говорю – зря забоялся Бэрка. Оне, хитроумные семейные и мудрые советнички его, сдогадалися, как спасти себя от неминуемого краха, ожидающего их вместе с таким непутёвым ампиратором. Окружили оне его, трясущегося после долгой евоной нирваны и сильного стрессу, и подробно-доходчиво разобъяснили ему перспективы и последствия их совместной бурной деятельности. Прямо по пунктам разобъясняли: чем всё ето может закончиться. И для него самого, и для всей «семьи»…
И он, вчерашний громовержец и верховное божество, на глазах превратился в старого и больного марсианина, готового на всё! А дальше всё, как по-писаному: представили ему его наследника. А как ты хотел? Амперия! Наследник должон быть: хошь - не хошь. Тута и имечко ему придумали – Приёмник.
Вот так и слила свита ампиратора свово – во имя свое…
* * *
Ну, а мы-то пока што ентой загогулины ишшо не знали и не ведали. Сидели сабе возле ящиков своих – сериалы слюнявые смотрели да мечтали про будущее. Хто во што горазд. Но ситуацию-то многие ужо начали просекать и поманеньку стали кое-чего понимать. Потому, все как есть и замерли, в ожидании очередного праздника свободного волеизъявления. Спасибо, долго ждать не пришлось. И уже возрадовались некоторые загодя, и возмечтали, что таперича нас, съевших не одну дохлую собаку, ужо никак не обманут! Не ошибёмся мы таперя, не собьют нас золотистые обёртки…
Хрена с два!
Оне все равно умнее. Те, которые в цитадели, возле первого. За мгновение до часа «Ч», они и нанесли свой упреждающий удар! Удар, которого никто и не ожидал.
Как скотину свою старый хозяин передаёт молодому наследнику, так и нас всех передали, не считая! Оптом!!
И Приёмник нас унаследовал по полной программе.
А мы стояли: кто – мычали, кто – молчали, уткнувшись мордами в ясли свои, а он нас тута и унаследовал…
Знаешь мил-друг, сдаётся мне теперя, што так-то оно будет с нами и дальше, из раза в раз. Проглотили раз – проглотят и ишшо…
И пошто так всё происходит с народом моим?
Долго я над етим думал, ну, практически всю жизню. И прихожу к такому простому умозаключению: каков народ – такова и судьба его!
А кто не понял, тому щас пример самый понятный, правда, из мира природы. Вот стадо домашних травоядных на скотобойню гонют. Их легко тудысь кнутом загнать можно. Так? Так! Али завести совсем без кнута и супротивления, с помощью локза подставного, верного своему пастуху. Ну, ето ты и сам знаешь, чего тута жевать…
А попробуй-ка такой фортель проделать с теми, хто вырос свободными, ась?
Не выйдет!
Вот я и говорю: вековой генетический отбор и суровое воспитание сделали своё дело. И все мы, унаследованные, стали ждать перемен. Ведь он молодой, бодрый, без следов, утомившей всех нирваны, улыбчивый такой… 
Только вот глаза. Как у северного джигита. Один в один. А, особливо страшно бывает, када он по ящику в кого-то имями целится! Тады и начинаешь понимать: почему ему никто не возражает. Замочит в сортире, да и все делы…
Да вот ишшо один, престарелый марсианин, скептик и брюзга, охолонил восторги соседних обитателев нашей фермы. Он сказал совсем простую вещь: жизнь свою доверяют токо тому, кого крепко держат за яйца! А хто возразит?! Казалось – нихто. Но… нашелся один оптимист:
- Это – скрытый переворот – сказал он – здоровые силы нации пришли. Теперя – заживём, как в сказке. Вот погодите, ужо…
- Да-да-да, - сказал старый брюзга, - как вовремя и удачно пришли! Прямо перед часом «Ч», када всю бригаду могли ба вывернуть из цитадели и воздать им по делам их. А сейчас, опосля такого «переворота», все прежние гнусы при месте… и все в шоколаде! Так? Так! Да ишшо Приёмник первым указом што объявил? Да, об амнистии всех грехов Бэрки и всей евоной «семьи». Так? Так! А енто почему, как думаете?
Ну а почто последнюю верёвку-то он перерезал? Каку-у, каку-у?
Тую, што удерживала во все века от повального кровопийства и кровопролитства – ка-азню смертную!
Ведь с тех пор убийствов в державе в десять разов прибавилось! Может, ето секрет какой? Али замысел хитрай опеть? Али для успокоения «семейных» всё сделано, ась? Ну? Ну-у!..
- Чаво – ну?
- Возражай!
Не пужайся, читатель дорогой. Ето я затмился от огорчения – сам с собою заговариваться начал. Как спомню глаза евоные…
А вы, не к ночи помянуть, никада в ствол заряженный не заглядывали, а? А, вот, мине приходилось: страшно становится, прям до невозможности. Вот и тута… так-то…
Ага! Вот оне ужо стучат… за мной видать пришли… не-е, показалося. Енто сосед-идиот жену воспитыват: ейной башкой об стену стучит. Ндравы у нас тута такие: чуть не так – и об стену. Менталитет, понимаешь. А сосед-то – надоел. Пугает, негодяй! Так и кажется: заберут – не дадут досказать.
Ну, вот, скептик-то и говорит: возражай, мол. А оптимист-то ему:
- Ты где был-то всё енто время? Не заметил штоль? Его ужо два раза всенародно выбрали! Ага, нечем крыть! Ну? А про аллигархов спомни: оне в державе при Бэрке, как вши на больном расплодились. И давай друг перед дружкой куражиться: у кого кусок слаще, да чей кошель больше на чумодан походит. И где оне таперича? Знают своё место опосля того, как Приёмник одного из ихних угораздил! Показательно и по полной программе! Практически догола растелешали, болезного. И место тому алигатру нашли гораздо подальше того, где Макарка-дурак телят при царе Горохе пас.
Так впечатлил Приёмник всю енту братию, што некоторыя из ихних даже яйца свои сдавать стали. В госфонд. Не слыхал? А.для приличия их фабержой назвали. Зауважали, значит. Да и не токо оне.
Он, приёмник-то, и местных-поместных и удельных князьёв угомонил. Да… Оне тожить помягчели, изрядно, а то ить сладу никакого с имями не было. Кажный одеяло-то на себе тянул. Вот так, милай, вот те и ну-у-у...
А глядючи на них-то и дальние повелители призадумались. Стали нам почаще улыбаться. В клуб «Жирных котов» приняли нас. Ну, или почти приняли. Заметил, али тожа проспал, кулема?
- Заметили, заметили. Есть така танденция. Можа и впрямь выведет Приёмник из ямы нас. Сам стал сумлеваться. Но вопросов много остаётся.
Ну вот, к примеру: держава наша вымирает, так? Ето не секрет ужо. Ну ежели по-научному табе объяснить, так в год на постоянную прописку переезжает «Уй+1». А бабы наши рожают в ентот же год токо один «Уй». Ето понятно? Тада хто такой ентот «+1»? А ето, как умники говорят – безвозвратные потери, то исть «+1» становится «-1», и к ему надоть приписать ишо шесть нулёв!
Приписать и задуматься…
Ето что же выходит: один год – минус миллион, десять лет – минус десять! И дальше – так-то?
Кое-что тут понятно: вековая любовь к анестезину сказывается – ето раз. Но ить надобно што-то делать! Штоба молокососы вместо молока анестезин не пили. Надоть, штоб бабы рожать хотели, а их мужья могли их с детями своими содержать. А для того што надобно? Штоб у их работа была. И не токо возле столицы, но и по всёй державе. Так? Так!
А мы што наблюдаем: заводики да предприятья – чик-чирик! Разбирают-растаскивают. Работать марсианцам негде, зато анестезину дешёвого – завались. Вот и мрут, родимые!
А где жа Приёмник и евоные мудрецы?
Али не видют, али не понимают? Штой-то я сумлеваюсь…
И об детках, да обо внуках, опеть жа, сердце болит. Имям-то где придётся зарабатывать сабе на лехб насущный, ась? Нихто об том не думает? А можа правду болтают, што имям, тем, в цитадели, достаточно будет и того контингенту, какой останется на просторах державы через пятьдесят годков.
Так ить их и на пограничную стражу не хватит: просторы-то – ого-го! А рядом суседи, которые по ночам не дремлют, а народонаселение усердно строгают, и в нашу сторону многозначительно поглядывают. Да-а, дела…
Хотя вряд ли оне так долго проживут. Я имею в виду правителев. Можа потому и не беспокоются?!
А потом, с их-то праведными капиталами, ихние семьи хучь где примут-обласкают. У любого, што ни на есть, супостата.
А ить в суседях ближних, кои отложились в смутные времена, много наших мается. Наших – титульных. И раз бабы не справляются, то можа их и позовём?
Дадим имям марсицы, споможим деньгами-кредитами и пущай себе пашут да ростют титульное племя – обеспечивают державу. И детки пойдут, и держава прирастать будет. Ась?
А денежек-то у их, у столичных правителев, немерено. Не знают, кудысь девать их – расталкивают в супостатские банки, да в закрома какие-то. На кой ляд, разобъясни ты мине, в супостатские банки деньги-то складывать? Али ужо готовятся? Али вовсе обезумели в цитадели?
В нашей-то стране, где нет дорог, порушены заводы и многое другое, деньги лишние – говорят! И бутто бы не нужны вовсе! Ась?
Ето как понимать?
А ить деньги-то без дела от времени сохнут и скукоживаются.
Оне ить как мышицы, постоянно работать должны! А иначе – кранты. И енто все понимают, а делают – наоборот. Ето – как?
И не даёт мне никак покоя мысля о детках наших, да о внучатах горемышных. Да и о верёвке… Какой-какой – забыл ужо?
Той самой, для укрощения зверей двуногих. Ну, для чего её отменили-то? Скоко марсиан из-за етого-самого убиты-искалечены. Ясно-понятно, што такое придумать могли токо те, кто знает, што их деток охраняют с утра до ночи, а ночью – втрое! и до утра…
А как нам – народишку-то, как быть, ась?  Плакать и закапывать!
Да, думаю: такой ответ и будет с их стороны.
Ну, растолкуй ты мине, идиоту, за ради чего верёвку-то обрезали? Штоба вступить в клуб «Жирных котов»? Штоба оне похвалили нас?
Так оне жа от нас зависют целиком и полностью – континенты у них холодныя больно. Оне жа без горячей воды не схотят сидеть всю зиму, как думаешь? Так што их улыбки нам и так, и так – обеспечены.
Имям же, при таких наших жалезных позициях, легко можно всё разобъяснить. И про дефицит энергоносителев, и про то, што контингент электоратный у нас больно специфический. Он разных ихних нежностев и словоблудиев не понимает! Менталитет такой, понимаешь?
Да-а-а…  такая, вот, понимаешь, рокировочка…
Да ишшо у мене к Приёмнику один вопрос: почто не скажешь простую вещь, Приёмник? Мол:
Я – за справедливость!!! И без всяких прилагательных-облагательных.
Просто – ЗА СПРАВЕДЛИВОСТЬ!
Мы так по этому все соскучились! Ведь мы ба все, как есть, построились в колонну по три, и пошли за тобой, куда ты нас поведёшь!!!
Да-а… вопросов – много. И ответы на них есть…
Да не все пондравятся, я думаю.
Даже уверен, што не пондравятся тем, в цитаделях…
Но истина – дороже!
Ну, таперча точно – идут! Слышу…
Таперча – держися, старый дурак!!!

Впервые опубликовано в книге «ПРОСТЫЕ ИСТОРИИ»
                в декабре 2006г.
………………………………………………………………

ОНИ НЕ МОЛЧАТ
или кое-что
О БРАТЬЯХ НАШИХ

Вот несколько реальных случаев, произошедших со мной и подтверждающих простую истину: животные, живущие рядом с нами, обладают разумом.  Разумом своего уровня. Может и не все, может и не в том объёме, как у некоторых из нас, но: что есть у них интеллект – то есть! Конечно, он у разных видов разный, и даже у разных субъектов одного вида – разный!
Всё как у нас!

СЛУЧАЙ ПЕРВЫЙ (но… не по хронологии)
Произошёл сегодня, 25.11.2012 года.
Центр города, иду по улице Советской, недалеко от продовольственного магазина, время около 10 часов утра, поворачиваю во дворы «сталинских» домов и вижу: на земле лежит буханка хлеба в прозрачном полиэтиленовом пакете. Чуть было не наклонился, чтобы её поднять, но понял, что не знаю, что дальше с ней делать, дома у меня животных нет, да и что подумают, если кто-то смотрит сейчас… И поэтому, прохожу мимо с мыслью: как это можно – потерять буханку хлеба, которую только что купил в магазине, и не заметить этого?
Прошёл метров тридцать, и вдруг замечаю, что навстречу мне не спеша бегут два небольших, явно бездомных, пса. Бегут и озираются по сторонам – видно, еду ищут. Я, возьми и скажи, обращаясь к одному из них:
- Повезло вам, парни, хлеб вам кто-то оставил…
Пёс сразу на меня воззрился непонимающим и даже недоумённым взглядом, мол, чёй-то ты несёшь-то такое?
Ну, я же не лгун, я и ответил ему:
- Вон, – и показал пальцем, и поворотом головы – вон, хлеб лежит.
Пёс, совершенно правильно поняв меня, повернул свою голову в ту сторону, куда я указал, и начал осматривать территорию – это я видел по движению его головы. Вот, она – голова, прекратила поисковые движения – значит, увидел!
А тут и второй на меня уставился – он ещё пока не догоняет, что это я им говорил. Я и ему показал большим пальцем себе за спину: вон – хлеб. И этот пёс, взглянув на уже побежавшего к хлебу напарника, тут же «въехал в тему» и бросился его догонять.
Это как, по-вашему: не диалог? Диалог! С полным взаимопониманием!

СЛУЧАЙ ВТОРОЙ
смешной и неловкий.
Года за два до этого у меня был такой эпизод: иду в магазин, что в соседнем доме. А между нашими домами довольно широкий проезд, и как раз посередине того промежутка сидит кошка сибирской породы – серая такая, обыкновенная. Сидит, вернее лежит на животе, и, главное, ни на кого внимания не обращает, как будто и не замечает, что люди туда-сюда спешат-наступают рядом с ней, собака вон, показалась… Странная кошка…
А дальше – больше! Пёс, довольно крупный, светло-рыжий, увидел эту кошку-флегму, и направился прямиком к ней, разбираться, видать. Ну, я и приготовился наблюдать, как кошка займётся своим спасением – а чего ещё я мог тут ожидать?
Но всё пошло не так…
Кошка даже ухом не повела: как сидела, так и сидела, равнодушно осматривая окружающее пространство. Это меня поразило: как так, рядом опасность, а ей – хоть бы что!
Прям, сумасшедшая кошка – подумал я, с удивлением. Но дальше вообще начался – цирк!
Пёс деловито приблизился к этому ненормальному существу, обошёл её по кругу, обнюхал, подумал… и стал пристраиваться к кошке сзади, затем навис над ней и, приседая на задних ногах, стал делать характерные такие движения! Ну, вы поняли, да?
А я такого не ожидал и даже представить себе не мог, до этого дня!  Поэтому стоял, выпучив глаза и, возможно, разинув рот, и молча пялился на это диво дивное. А кошка сделала вид, что это её не касается, и также равнодушно посматривала в сторону. Как это возможно – я не понимаю… но так было.
Не мог я молчать! И говорю ему так, с укоризной:
- Э-э-э, ай-я-яй!!!
Смотрю на него, на этого хулигана и вижу… вы не поверите, он – ухмыляется! Смотрит мне в глаза совершенно осознанным взглядом, и в этом взгляде виден коктейль из чувств: ему смешно, ему неудобно или даже стыдно, но ему хочется делать это… и он это делает. Делает эти движения. Правда, вхолостую.
Я не стал вмешиваться в ситуацию и ушёл. Но никогда не забуду этот день.
…………………………………………………………………………

Случай, рассказанный мне приятелем, которому я верю, как себе.
Буду рассказывать от его имени и почти его словами:

НАСТОЯЩАЯ ДРУЖБА!

Возле села Шушенское есть деревенька – Синеборск, называется. Там всю жизнь проживает мой дядька, ему сейчас уже за девяносто – будет. Хороший дядька, правильный: сам добрую жизнь прожил и внука, как сына, один вырастил. Может потому, а может, по чему другому, но звери у него были необычные – говорю про собак и кошек.
Я был тому свидетель, и готов побожиться, где надо, но это было…
У дядьки во дворе жили два пса, один большой – сторожевой, рабочий пёс, а второй – не разбери-пойми! Маленький, для хозяйства бесполезный, но хитрый и себе на уме – такого на кривой кобыле не объедешь! Звали его – Тузик. Он был всегда сыт и вполне доволен жизнью: цепи нет, хозяин кормит, но можно ещё и побегать, да найти какой-никакой доппаёк. А с таким большим другом, в его-то будке, в любой мороз не замёрзнешь. И пёсик тот, Тузик, всё это чётко понимал и ценил…
Ещё в их компании была кошка – Маруська. Обычная, наша сибирская, трёхцветная и беспородная. Никто и никогда за ней никаких особых талантов не замечал, но кошка была деловая, а потому мышей и крыс выловила не только у дядьки в доме, но и в соседских амбарах и сараях.
То, о чём я хочу Вам рассказать, случилось осенью, наверное, в октябре, лет пятнадцать назад. Я в этот день был у дядьки в гостях – любил всегда к нему ездить – отдыхаю здесь душой, вот и в этот день находился в таком приподнятом настроении.
Стою возле ворот, тепло, ветра нет, семечки лузгаю – хорошо! И вдруг замечаю я, что по улице, в нашу сторону, бежит собачья свадьба. Много гостей-женихов собралось, шумная свадьба, скандальная – видно, ещё не определились с очередью!
Стою, смотрю – а чего ещё делать? И вдруг, из-под наших ворот выкатывается Тузик – а как же без него-то, и ну туда – помчался! Такой праздник, шутка ли!
Но Тузик оплошал – не разобрался в ситуации… а, может, посчитал, что, раз все на его территории, так он и главный? Кто его знает, что у него в башке было, а сам он не скажет… Только Тузик наш, не обращая внимания на присутствующих, проскочил прямо к невесте, а намерения его не оставляли никаких сомнений.
Меня это сильно удивило и я уже не отводил глаз… так как понимал, что сейчас что-то произойдёт, о чём наш весёлый Тузик ещё не догадывается.
А оно и произошло! Два самых крупных кобеля из числа оскорблённых женихов, одновременно схватили наглеца: один за шею сверху, а другой за крестец и принялись трясти-мотать и рвать несчастного Тузика… как грелку! Мне кажется оттуда, из тех событий и придумали эту поговорку про «Тузика и грелку», только чуть перепутали персонажей!
Так вот, наша печальная история приближается к экватору!
Эти двое. тянут каждый к себе – стараются, стало быть, разорвать пополам бедного Тузика, при этом рычат-матерятся так, что аж уши закладывает! А Тузик… бедный Тузик… он тоже – орёт не своим голосом, наверное, в Шушенском слышно было!
Я растерялся и не знаю: чего делать-то? Давай оглядываться – палку искать. Да, разве ж такое возможно: когда нужно – палку найти!
А тут случилось вот что, сам бы не видал – никому бы не поверил!!
Наша Маруська – прямо летит… из-под ворот и к свалке!
Подлетает и прыг!! К тому серому псу, что собирался завладеть Тузькиной задницей – прямо на загривок: и да-авай ему морду рвать когтями!!
Я теперь думаю, что это она ему не просто морду, а глаза – рвала! И несчастный жених так страшно заорал, что вся эта свадьба тут же бросилась врассыпную, со всей доступной им скоростью!!!
О Тузьке, конечно, все забыли…
А он сильно потрёпанный, но живой, вместе с Маруськой, бок о бок, потрусил в сторону родных ворот…
Вот такие чудеса бывают, когда дружба настоящая!
………………………………………………………….

БАСНЯ ПРО НАШ ЛЕС
Рассказанная на ухо и по страшному секрету
одним зверьком из нашего леса… Т-С-С-С…

В одном очень дремучем лесу, на самой окраине обитаемого мира, жили-были звери и зверюшки, похожие на всех других зверей из соседних лесов. Похожие, да не такие. Чем-то они, всё-таки, отличались от тех, что жили в прочих лесах. Тем ли, что не уважали законы своего леса, может тем, что не любили и всегда подозревали друг друга, то ли тем, что считали себя какими-то особенными, прямо – избранным народом на планете лесов… 
Похоже, поэтому и жили они иначе. Иначе – это вот что: договорятся, к примеру, идти все вместе в светлое будущее, твёрдо так договорятся, даже побратаются, крепко обнимаются… а ничего такого и не происходит. И даже наоборот! То у них вождь не туда заведёт, то советники вождя предателями окажутся, то дорогу к светлому будущему никак найти не могут – всё кружат, да петляют по буеракам и топям – прямо наваждение какое-то! Ну и как такое возможно, чтобы весь народ хотел притить к светлому будущему, а его туда будто бы и не пускает кто-то… непонятно! Или вот, к примеру, договорятся меж собою честно жить и больше не дурить друг друга никогда-никогда в жизни… ан, нет! Уже на следующий день ловят один другого на разном-всяком. То старшак надует кого из младших своих, то мелкие зверюшки умыкнут чего из общего-то достояния, а то просто, не взирая на размер и волосатость, залезет кто рылом в общественные закрома, да и жирует себе там, никого не стесняясь. И такое в лесу случалось кажный божий день – прямо беда! Вот и мыкались они всю жизню, горемычные…
Но потом, вроде как, просветление на них нашло! Поняли они: что-то надо менять, и менять срочно! Начали с того, что поменяли старшаков своих, то исть, человеческим языком значит – вождей. Точнее, не всех подряд вождей, а токо некоторых… и поменяли, как бы, и не сами… а так – сидели по норкам своим, да со стороны наблюдали, как маленькие вожди рощ и оврагов, столкнули, значит, старших товарищев своих – главных старшаков. Столкнуть-то столкнули, да сами тута же весь лес-то, и поделили меж собой. Никого не спросили, сукины дети, сами всё порешили – такой вот праздник демократии у нас в лесу начался.
А, в леску-то нашем, после той делёжки, ведмедь стал главным! Да-а… И ничего тут удивительного нет – самый уважаемый зверь в наших краях. Правда, нам опять попался какой-то непутёвый ведмедь… не, ничо такого что вы можете себе подумать, не было. Чего нет – того нет, с ориентацией у его всё в порядке. То исть тут он не заблуждался, и делал как положено, вроде бы…
В другом у его проблема была! Как токо сел на власть, так сразу и решил, что это его личный праздник! А раз он уже началсЯ, так теперь никада и не закончится. Ну и соответственно, гулять стал свой праздник: с утра и до ночи… и с ночи до утра. Тверёзым его ре-едко кто видал…
А пока он с зелёным змием-то баловАлся, его чЕлядь всю власть-то и прибрала к рукам. То-то оне загудели там, то-то закуражились! И кого в те времена там токо не было. Мало сказать: всякой твари по паре, попадались и вовсе из других лесов! Непонятного, понимаешь, происхождения. В невиданном разгуле звериной демократии мно-ого безобразиев случалось тада в нашем лесу. А всё оттого, что Закон леса перестали уважать, или, можно сказать – просто забыли Закон. Целых два поколения зверей выросло в том беззаконии. Ну, соответственно, такими и выросли! А как же, один мудрый зверь сказал: битиё определяет сознание. Так с этим никто и не спорит, какое было битиё – такое будет и сознание. Вот и стало так-то соответственно, вот и зажили звери в новой реальности, даже можно сказать: в новом мире!
Может по этой причине, а может, по какой другой, дальше вообще началось у нас, как в страшной сказке: чем дальше, тем страшней. Понимаешь ли, в таком сурьёзном лесу, как наш, токма ведмедь и должон править всей нашей распоясанной братией. А этот наш обалдевший от пьянства топтыгин, передал, понимаешь, власть… ты не поверишь кому, ей-богу! Хорьку! Правду говорю! Ей-ей!
Хотя вначале, кода Главный наш его представлял зверям-то, не допоняли оне, и подумали себе кто да что. Одне решили, что это бурундучок из местных, а другие, которые с образованием, решили, что это сурриката приезжий – водятся кое-где такие в заморских лесах. Но это токо вначале думали так-то… а потом-то разглядели: не-е-а, не вегетарианец он! И зубы у его другие, и глазки больно блескучие, на кровь особливо – мясоед это… из хищных…
Чем уж он взял нашего ведмедя: то ли по нраву ему пришёлся, то ли запугал его, вечно пьяного как, но только стал главным у нас этот хорёк! Не, я ничо против хорьков не имею… да токо больно удивительно мне это: хорёк – и на царство?!
А вообще, этот зверёк впечатлил всю местную публику, да-а … И откуда в ём эти повадки, где он их нагулял? Как поглядит в глаза собеседнику, как ощерится – и всё, кранты! Спёкся собеседничек! Видать в глазках евоных столько обещаний было, что психика других зверей и не выдерживала. Вот и случилось как-то так: раз-раз – и подмял под себя всех наш дорогой хорёк.
Ну а потом начал тырить – а как ты хошь, порода берёт своё! Хотя есть свидетели, которые сказывают, что он и раньше этим не гнушался, в своей-то северной роще, откуда сам родом. То исть, поведением он не изменился: там курейке головешку открутит, там чьи-то яйца откатит или откусит, здесь кому-то разрешит чегой-то скрасть – за долю, али так – за преданность. Вот так и пошло, так и поехало в нашем лесу! Говорил он зверям одно, а делал другое, и всё-то у него получалось: и себе таскать, и с другими старшаками делиться – такой продуманный зверёк оказался. Хотя нет, я тута извиняюсь! Не зверёк он, а зверь-зверище! Так-то оно правильней будет…
Но время подошло, када срок его закончился – закон так велит. А ему-то, ох как неохота было с царства уходить. Тута ведь какая петрушка: могут всё отобрать те, кто будет после. Могут-могут – это точно, делают так. Это – раз. Но и это ещё не всё, последствия могут быть и сурьёзней. Хотя у нас, за всю историю леса, так-то бывало только раз, када главному старшаку зелёнкой лоб намазали. Но то, как говорится у юриспрудентов – прецедент был… а значит может и ещё быть! Вот и подумай: каково ему было выбирать?
Но он ведь – продуманный, курва! Он и здесь задачку на раз решил: рокировочку придумал! И осуществил всё без сучка и задоринки. И никто ему во всём нашем лесу не решился возразить, хотя все понимали: что и как. Вот я и думаю своей кумекалкой: то ли звери у нас все поголовно баранами стали, то ли всем им – наплевать как станут жить ихи-то детки … хотя, правду сказать, это у нас завсегда так бывало…
И в этот раз прошло на удивление гладко. Бывший первый, тот самый зверь-зверище, стал тута вторым. Как бы. А наперёд себя подсадил, как и положено – ведмедя! И вроде всё было в консенсусе, со звериным народом. Но это токо ежели мельком взглянуть и сильно не присматриваться.
Однако стоит приглядеться чуток, так сразу картинка-то и меняется: обнаруживается, что ведмедь-то – не настоящий! Сильно уж ручной: то ли картонный, то ли тряпашный! И это видно прямо невооруженным глазом: смотрится он, как подросток-недоросль. Пестунами у ведмедей таких-то зовут. И ведёт себя так, что всем явственно видно, как он тужится-старается взрослым да сурьёзным выглядеть… ну, одним словом – муляж! Звери его, меж собой, звать стали, кои ведьмежонком, а кои «муляжом» – они, ить, ушлые, всё замечают, их не проведёшь.
И вот, наш муляж, под присмотром, сами знаете кого, стал править лесом. И ходил-то он степенно по красным дорожкам, и говорил слова, что ему разрешали, и в чужие-то дела-делишки не слишком заглядывал – в общем, в их «семейке» было всё-хорошо. Так они и жили – против всех дружили. За исключением тех, кто всеми четырьмя лапами за их. Эти-то – свои им. Они их так и называли – «наши»! И тут вопросов никаких: «Наши», значит, с потрохами, рогами и копытами – ихи!!!
Вот такая, понимаешь, красивая картинка вышла.
Ну, как бы там ни было, а время шло и докатилось, понимаешь, до момента, када срок ведьмежонка подошёл к концу. Но тут уж никто и не удивился новой рокировочке, которая у их тама случилась. Звери леса, хотя и не больно умные, но иногда бывают сметливые! Догадалися, значит, что зачем и как…
Да тут ещё эти «Наши», то исть – ихи, всенародную любовь к хорьку с ведьмежонком денно и нощно демонстрировали на кажном углу. Ну и опять, всё гла-аденько так прошло – прямо слёзы умиления разбирают пополам со смехом!
Хотя были и такие среди наших зверей электоральных, кои рычать-возмущаться принимались: всё себе, да себе… а НА-АМ?! Походили, порычали, никого не убедили, разошлись и замолчали…
Снова номером один, уже без маскировки, стал… да вы и сами знаете кто. А ведьмежонку-то дали теперь вторую роль. Как бы. Да ещё поставили самым главным старшаком над всеми «Нашими»! А это, ведь, опора Главного, так ведь? Значит, что? А значит, дали ему ещё порулить… пока.
Почему «пока», спрашиваешь? Во-от!
Тут то и кроется загогулина…
Слыхали когда-нибудь про подушку безопасности, или про парашют? Во-от: это и есть новая роль ведьмежонка! Правда, он об этом ничего не знал. До самого конца. Не положено им, кого используют втёмную, знать свою судьбу – это-то ясно? Или, может, непонятно объясняю? Ну, так я поясню...
Ресурсы леса при ведьмежонковом правлении выкачивали? Ещё и как выкачивали! И всё меж собой попилили-поделили? Попилили-поделили! А где он-то был?! – спрашивается. Это раз!
 Рыжая лиса, что завсегда в нашем лесу воровала, допущена в закрома? Допущена! Ворует? Ворует в осколкиной роще, и все звери это знают! Может и ведьмежонок с ей заодно?
А… может и так. Это два!
Да вот ещё «Наши», то исть, ихи – совсем обнаглели – суки такие! Во всех рощах нашего леса воровать открыто стали – када такое было?! Видать решили оне, что за свои «одобрямсы» хорьку, могут оне делать всё, что токо захотят. И делают, ведь! И все-все видют это…
Во-от… вот и добралися мы, наконец, до кореня!
За те года, что «Наши» вытворяли свои «художества» на виду у всех зверей, поднадоели они, проклятые! Всем, можно сказать, и без исключения. И хитрый хорёк решил их скормить недовольным зверям. Вот, мол, как я о вас, зверьки мои, забочуся! Секёшь?
А ведьмежонок-то не допёр малость, недопонял он, что для того его и назначают главным над «Нашими», чтобы тем самым козлом отпущения сделать! Он, бедолага, всё за чистую монету принимает… и ра-адуется, как ребёнок. Радуется что, мол, он опять ЛИДЕР, пусть и части звериного народа.
Ну, что с него возьмёшь – пестун…  дитя природы…
Ну… а теперь-то догоняешь? Во-от, так-то брат… жди теперь «неожиданных» изменений… а они будут… да-да…
Ну, да ты об них узнаешь – сороки на хвосте принесут!..
……………………………………………………………….

И СНОВА – ОНА…
или
ДВОЕ НА БУЛЬВАРЕ

Они шли не спеша, держась за руки. Был яркий солнечный день, весна и запахи просыпающейся земли, птицы в брачном ажиотаже и суете.
А им обоим, идущим мне навстречу, было за тридцать. Он – крупный мужчина из тех, про которых говорят: … чуть красивей обезьяны. А она: смуглая, как цыганка, с чёрными прямыми блестящими волосами, худая с нервным тонким лицом. Глаз её я не видел, она как будто прятала их за веками, глядя вниз перед собой, но было видно, что ей сейчас хорошо и спокойно – потому что ОН рядом. Он – тот, кто любит её, кто простит ей ошибки, если они случатся, тот, кто ценит её дороже собственной жизни…
Мужчина выглядел внушительно и сурово – вылитая, чуть-чуть уменьшенная копия Коли Валуева…
- С таким не поспоришь – подумалось мне, – прямо  Атилла, предводитель гуннов.
Только лицо «Атиллы» не вписывалось в облик – оно светилось изнутри. Так бывает только в одном случае – когда внутри горит огонь любви. А мне подумалось: везёт же некоторым – вон как их распирает…
Тут я случайно поймал его взгляд… и он смутился, этот Атилла! Лицо «вождя кочевников» вдруг изменилось, превратившись в лицо мальчишки, которого застали за чем-то не очень достойным и приличным. А глаза его стали жалобными… как будто просили: не говори никому про меня…
Я удивился, как давно уже со мной не случалось. Сначала я даже не понял смысла этой метаморфозы… и только пройдя ещё несколько шагов, увязал события!
Он – «сотрясатель» Вселенной, «железный человек», посчитал, что я «просёк» их ситуацию до дна. Вероятно, это как-то читалось на моём лице. И вот, он, прятавший от всех, и, может быть, даже от самого себя, меру своей любви к НЕЙ, вдруг оказался, словно голый на базаре: и прикрыться нечем, и спрятаться негде! Да ещё, понимаешь, рука в руке – прямо, как дети из старшей группы… Да-а…
А я шёл себе, глядел на разгул весны и думал: хорошо им, наверное!..
………………………………………………………………………..

РАЗМЫШЛЕНИЯ
О ТОМ, КАК МЕНЯ СПАСАЛИ…  И ЗАЧЕМ…
(ОТВЕЧАЮ ГОЛОВОЙ ЗА КАЖДОЕ СЛОВО).

Не знаю, уж, зачем я родился? Может так было надо кому-то, а может только моим родителям… но случилось: 13 июня я родился. Не сказать, чтобы это произошло легко и просто, мама мне говорила, что рожала меня более суток – дай ей Бог упокоения в Раю.
Ну, родился и родился ещё один пацан в роду… и единственное, чем было то примечательно, так это тем, что был я был первым ребёнком в очередном, так сказать, следующем поколении нашего рода. Первым, а это значит и всеобщей игрушкой – так я себя и ощущал с самых первых моих воспоминаний. А помнить себя начал лет так с трёх-четырёх, и первые мои чёткие воспоминания – это гулянки всей нашей огромной родни, на которых я был и игрушка, и клоун, и жертва. Вот об этом подробнее.
Вся родня моя жила в маленьком рабочем посёлке, недалеко от областного центра - Абакана. И назывался наш посёлок тогда чаще – Лесозавод, это сейчас он – Усть-Абакан. У меня был дядька, Володей его звали, и это был младший брат моего отца. Но несмотря на то, он считал себя самым умным и видно это было всегда: и по его поведению в разговоре, и по поступкам. А шутки, которые проделывал он со мной, он считал очень остроумными и смешными. Так, в его постоянном репертуаре было, к примеру, напоить меня (по-тихому) на тех родственных гулянках и отправить затем плясать под гармошку, на которой наяривал самый младший из его братьев – Анатолий. Их было четверо, выживших в предвоенные годы из шестерых или семерых, рождённых бабой Василисой – их мамой. Остальные не выжили в младенчестве, уж не знаю почему.
Так вот, он, этот дядька Володя, (я это явственно помню) наставлял меня во время тех безбрежных гулянок-попоек: ты, мол, под столом ко мне подползи и по коленке постукай, а я тебе тут и подам вниз стопку с водкой, и ещё закуску... и я это делал. Я не помню, как я там под столом определял, где его ниги, а где не его, но, вот, находил как-то, и он опускал мне стопку, наполненную наполовину или на треть. Которую я тут же, под столом, выпивал и чем-то закусывал … а уж потом начиналось главное – я выходил плясать! На потеху всей собравшей публике. Мама моя, на тех пьянках не присутствовала, уж не знаю почему, но, как она рассказывала, устраивала ему скандал не раз. Однако это не меняло ничего. Одного не понимаю сейчас: почему не возражал мой отец… но его уже нет, и спросить уже невозможно.
Одно из самых ярких и ужасных воспоминаний моего раннего детства тоже было связано с дядькой Володей. Это был случай, который я очень чётко и в деталях помню, хотя предпочёл бы забыть, когда дядя Володя, вероятно желая развлечься и развлечь публику, угостил меня полной ложкой горчицы! Можете себе представить? Помню, когда он поднёс полную столовую ложку к моему рту чего-то, что мне сразу же не понравилось из-за резкого и неприятного запаха, я спросил его, прежде чем открыть рот: «Что это?». А он, мой дядя, мне ответил: «Это очень вкусно, это мёд!»
Где были мои отец и мать в этот момент, я не знаю. Помню, что сидел я на скамье (стулья тогда были ещё редкостью) за общим столом, за которым сидело ещё несколько человек. Комната была тускло освещена единственной лампочкой без абажура, свисавшей посреди комнаты, был вечер, и, возможно, зима. Я открыл рот, и мой мучитель вставил туда большую алюминиевую ложку, наполненную тем самым. Эффект я почувствовал сразу! Когда мой рот, а затем и всё существо моё заполыхало от невыносимой огненной боли и вони – я зашёлся в диком крике… и подумал, что умираю.
С тех пор я горчицу никогда не ем и просто её на дух не переношу.
Однако, я сильно отвлёкся, я ведь собрался вспомнить-рассказать о моих случаях приближения к смерти и о том, как случилось так, что я почему-то выжил. Предупреждаю сразу: здесь нет ни одного грамма выдумки. Просто воспоминания и впечатления…



ПЕРВЫЙ, ВТОРОЙ И ТРЕТИЙ – С ПОЧИНОМ!
ПОСТИГАЮ ОСНОВЫ ЭЛЕКТРИЧЕСТВА.
Случай первый. Это произошло, когда я был ещё лет эдак пяти-шести. Был в тот раз я в гостях у тёти Тани, жены старшего из братьев моего отца, дяди Пети. Славная, добрая женщина, тётя Таня. Детей им Бог не дал, и жили они вдвоём через стенку от нас, в одном доме, который братья построили вместе. Я часто бывал у них в гостях. Домик наш был, по нынешним меркам, совсем пустяковый: в каждой из братских половинок была кухня, она же – столовая, и второе помещение – «зал», который был одновременно и гостиной (для приёма гостей), и спальной в ночное время. А хорошо жили братья, дружно, без споров, и потому меня там оставляли частенько, когда это надо было моим родителям.
Телевизоров тогда ещё не было, а из развлечений были только радиоприёмник и местное радио, звучавшее из круглой чёрной «тарелки». И что интересно, мы как-то вот обходились без этого монстра – телевизора… может потому что ещё не знали что это такое? Жили, да и жили себе, не спеша. И вот в тот день мы были с тётей Таней вдвоём, я сидел на деревянном самодельном стуле перед кухонным столом, слушал в полуха поющее радио, и отвечал на вопросы непрестанно снующей туда-сюда тёти Тани.
В тот прекрасный день, а его я не имею право называть как-то иначе, тётя Таня занималась уборкой, возможно, была суббота. У них, должен сказать, всегда была какая-то стерильная чистота, прямо всё блестело. Но она всё равно, к моему удивлению, всё перетирала, промывала – старалась, одним словом. И вот дело у неё дошло до лампочки – это не фигура речи: просто она выкрутила довольно большую лампочку из патрона над кухонным столом, и понесла её мыть под рукомойник. Я хорошо помню, что включение и выключение света на кухне у них осуществлялось вкручиванием или выкручиванием на пару оборотов той самой злополучной лампочки.  Рукомойник стоял в углу кухни, и тётя Таня там мыла свою лампочку, а я сидел перед столом, накрытым сияющей бело-голубой клеёнкой и посматривал в загадочно чернеющий патрон. Помню, меня очень занимал один вопрос: как это так происходит, почему лампочка светит, когда её вкручивают? И я посчитал, что сейчас самое время уточнить – почему всё-таки приходит свет? Ну, я и залез на стол, встал ногами и выпрямился. Но патрон оказался чуть ниже моей головы. Тогда я слегка наклонился и заглянул к нему вовнутрь… но ничего примечательного, что могло бы прояснить мой вопрос, я не увидел. А узнать очень хотелось, и понимая, что лучшего момента не представится: тётя Таня, ведь стоит спиной ко мне – занята, лампочки нет, а самому мне её не выкрутить, я взял, да и засунул туда свой указательный палец…
Дальше произошло что-то ужасное: меня кто-то схватил страшными беспощадными ручищами и, сжав с сумасшедшей силой всё моё тело, принялся трясти так, что дух мой чуть не вылетел из меня! Я от ужаса и боли заорал… да заорал так, что мои собственные барабанные перепонки едва не лопнули, и затем я полетел, оттуда сверху, на пол…
Затем – темнота, не помню… А потом: я уже сижу на руках моей тёти Тани и горько-прегорько плачу, от страха, от боли и чего-то такого неведомого мне ещё… возможно, от первого и лёгкого, пока ещё, знакомства с ней… с ней, вечной спутницей жизни…
* * *             
Второй случай… и третий. Не знаю почему, но и второй, и третий случай моего приближения к смерти, были также связаны с электричеством. Вероятно, я был неисправимым оптимистом или просто дурачком, не способным извлечь урок из своего поучительного прошлого.
В очередной раз это произошло, когда я заканчивал третий класс, была весна, май 1963 года. В те годы в Хакасии, весной всегда дули очень сильные, прямо ураганные, южные ветра. Каждый год они начинали дуть с приближением тепла, в первой половине апреля, и дули дня по два-три в декаду, не давая нам спуску до середины мая. То были времена «освоения целинных и залежных земель», как говорилось во всех газетах, и перепаханные целинные поля щедро отдавали ветрам свой вековой чернозём. Помнится мне, что разгар бурь наступал обычно после полудня. Почему так было – не знаю, но ветер начинался под утро или утром, потом постепенно усиливался, и с 12 до 18 часов всё уже походило на конец света… С началом бури цвет неба изменялся. Небо становилось сначала серым, потом бурым, потом тёмно-коричневым, а иногда и густо-чёрным, как в самую безлунную ночь. Пыль и песок в эти дни скрипели на зубах, лежали на окнах и подоконниках, на столах и партах, на наших лицах, в волосах и ушах. Но занятия в школе почему-то никто не отменял, и мы ходили на занятия, не взирая на погоду.
Единственным основанием для отмены занятий, было отключение электричества. Во время бури электрические провода, бывало, раскачивало и перемыкало, и летели искры, от которых иногда даже разгорались пожары, а от короткого замыкания всегда выключались подстанции. Вот тогда мы сидели по домам, сидели и ждали – потому что делать было больше нечего.
И вот, совпало так, что при очередной пылевой буре, накануне майских праздников, «отключили свет» -  как мы тогда говорили. Сидим мы дома при свечах и гадаем: будет ли завтра свет или не будет? Ведь у нас уже в домах появились первые телевизоры, чёрно-белые, страшненькие такие, но уже занимавшие наше свободное время и скрашивающие досуг. Мы уже стали потихоньку привыкать к этому благу цивилизации и конечно остро ощущать его отсутствие.
А на следующий день после бури был праздник. И даже двойной. Во-первых, наступили «майские праздники», а это и тогда было несколько выходных дней, а во-вторых – буря закончилась, солнышко улыбалось нам, зелень повысовывалась из чёрной земли… разве ж это не праздник? И в тот день, мы, я и моя двоюродная сестра Надя – дочь того самого дядьки Володи, проживавшего по соседству с нами, были отправлены к бабушке Василисе. Там у нас были свои друзья: Лида – наша троюродная сестра, чуть старше нас, Колька Колосов – её ровесник и другие ребятишки, кои проживали в каждом доме в те времена. Все были в сборе. В одно поиграли, в другое… а тут кто-то принёс мяч и пошёл у нас футбол без правил. Кто их знал, правила-то эти? Обозначили двое ворот кирпичами на дороге, разделились на две команды и – вперёд. Играли-играли, да и запнули мяч на крышу сарая бабы Василисы…
И я помчался за мячом. Залез по забору на крышу, которая была метрах в трёх от земли, затем скинул мяч… а дальше… дальше меня бес попутал… ну или кто-то другой… Я ведь точно знал, что «света» нет – проверял за час до того. А над крышей того сарая, откуда я снимал мяч, низко нависали провода со столба, вот и решил я испугать всех, всю компанию, разыграть их. Взялся я правой рукой за ближний провод, смотрю на них, а они выпучили глаза на меня, и рты пораскрыли… ну я, дурак, и рад стараться. Взялся и второй рукой, за другой, значит, провод…
И что тут началось!.. Опять тот зверь сграбастал меня ручищами, сжал и принялся трясти так, что голова моя чуть не оторвалась. Ну а я заорал… и темнота…
Пришёл в себя: сижу на земле, под сараем, рядом из земли торчит пенёк от спиленного дерева, я держусь за этот пенёк, чтобы не упасть на спину, меня сильно тошнит, во рту и в носу вкус и запах крови, и страшно болят обе руки, особенно ладони. Ладони похожи на жаренные котлеты: розово-красные, кожа ладоней торчит кусками и сгиб левой руки также обжарен, как и ладони…
Меня подняли и повели. Иду на подгибающихся ногах и завываю… а навстречу из калитки выбегает бабушка. Ей тут же наперебой рассказывают возбуждённые зрители из группы поддержки, а она, вместо ожидаемого мной сочувствия, принимается меня лупить полотенцем, с которым прибежала на мои вопли. Мне больно, но реву я не столько от этого, а больше от того что мне жутко обидно…
Дальше было ещё хуже: бабушка оказала мне первую помощь! Она сделала это, засыпав пищевой содой мои раны, на ладонях и сгибе локтя. Чтобы понять меня, надо прочувствовать! Иначе, думаю, вам не понять, что я пережил в тот день…
            
Третий случай произошёл, кажется мне, через год.
В тот раз мы с классом ходили на ближнюю гору. Зачем мы туда пошли – уже не помню, то ли природоведение было у нас, то ли какой другой урок, но зачем-то понадобилось нас туда привести, а это три-четыре километра от нашей школы.
И вот, перед нами, где-то внизу, наш посёлок – Усть-Абакан, слева детская исправительная колония и посёлок Сахарный, позади – поселковое кладбище, а справа горная гряда на запад уходит от нас. За этой грядой, на которой мы находимся, или может, чуть севернее, находится деревня Мохово. Вот туда, вероятно и идёт та линия электроснабжения: толстые провода на высоких столбах. И один такой столб – вот он, рядом с нами. А по нему, сверху вниз протянуты две проволоки, толщиной с сигарету. Зачем они – непонятно. Но кто-то из одноклассников авторитетно сказал: заземление. Ну, заземление и заземление… а почему оно обрублено в метре от земли? Непонятно. И тогда кто-то из пацанов, взял травинку и задел одну из отрубленных и отогнутых от столба проволок. И тут же захихикал и отскочил. Что такое?..
- Бьёт током – говорит.
Тогда и другие начали так делать, и тоже хихикают и отпрыгивают. Ну и я взял травинку и тоже так, как они… Только у меня никаких ощущений не появилось. Нет там тока, врут они – думаю. А я ведь уже опытный «электрик», мне уже объяснили, как проверять, есть ли электричество. Оказывается нужно тыльной стороной ладони задеть – и всё…
Ну я и задел… я ведь не верил им, что их бьёт. А, оказывается – зря! Я уж не знаю, сколько там было этих самых вольт, но их хватило, чтобы меня отбросило метра на три-четыре от столба…
Я сижу на земле, а в голове туман-туман. Слышу, ко мне с криком бежит наша «классная» – Екатерина Ивановна. Подбегает, хватает, поднимает с земли, трясёт и ощупывает, и я вижу, как она испугалась! У неё вытаращенные глаза и пот на лбу. Поэтому я пытаюсь её успокоить, ничего, мол, всё в порядке… а сам думаю:
- Всё – больше никогда!..

ЧЕТВЁРТЫЙ, ПЯТЫЙ И ШЕСТОЙ.
ВОДА-ВОДА…

Так сложилось, что жили мы на улице, где чуть ли ни в каждом дворе было 1-2 пацана. Весёлая была улица Садовая. На лодках плавали по Енисею-батюшке и на островах енисейских мы не раз и не два гостили с ночёвкой, купались в Енисее и в его протоках, и не боялись переплывать их. Помнится мне, что о страхах своих мы не говорили никогда и старались друг перед другом выглядеть достойно в разных наших предприятиях. И на горы – саянские отроги часто ходили, и по скалам не раз лазали… и всё сходило нам с рук. Никто на нашей улице не погиб, хотя такие случаи всё-таки бывали в посёлке Усть-Абакан.
Я не зря про воду начал…
Люблю я воду, и всегда её любил. Потому и плавать научился на каникулах, уже после второго класса. С тех пор, каждое лето, довольно много времени провожу на реке. Когда был пацаном, и даже уже парнем, нырял с деревьев в воду, с мостов нырял, головой бестолковой вниз, но пронесло как-то…
Всего их было три – случая на воде. Но в разные годы.
В первый раз меня чуть не утопил мой дружок по уличным играм, сосед и дальний родственник. Он был одногодок мне, но «октябрьский» и в наш набор в школу не попадал – такие правила были тогда: родился в сентябре, всё – пойдёшь через год. Сейчас мне кажется, что ему было очень обидно тогда, что меж нами и разница-то была всего в сто дней, а по школе он оказался годом младше. Звали его Толя Лалетин.
В то запомнившееся лето, мне уже исполнилось одиннадцать, и я оказался старшим в тот день в нашей команде купальщиков, с Садовой улицы. Мы пришли на протоку Енисея, и нас было пятеро, вместе с моей младшей двоюродной сестрой Надей. Из всех плавать чуть-чуть умел только я, но так как я был здесь самый старший и даже умел плавать, то и был неоспоримым лидером. И эта позиция, кстати, мне очень нравилась.
День был не очень жаркий, на небе плыли облака и дул лёгкий ветерок. Мы притащились на берег в надежде, что, пока идём к реке, небо разъяснит и тучки уйдут – в этом возрасте мы все большие оптимисты. Но не разъяснило, и белые барашки стайками и поодиночке бродили по своим голубым лугам…
На берегу было совсем не много народу, в основном такие же, как мы оптимисты, несколько стаек, и ещё там и сям рыбаки с удочками, вдоль берега. Прохладно, однако, не идти же назад, во-она куда притащились: минут 30-40 шли. И мы разделись, кто-то первый в реку залез, мы это называли – «согрел воду», и пошло веселье…
А Толя, ровесник мой, плавать совсем не умел, и я решил его научить. Я-то считал, что я уже опытный пловец, плаваю, ого – второе лето… и стал я его учить. Я ему и рассказывал, и показывал на своём примере, даже показал, как надо рот зажимать губами и не дышать, когда плывёшь – я так начинал плавать, таким стилем: набирал воздуху, зажимал рот, надувал щёки – для непотопляемости, и плыл… насколько хватало воздуху. Потом нужно было встать, продышаться и повторить заплыв.
Теоретически он всё понял, и даже кивнул, в подтверждение. Далее начиналось практическое плавание… только ничего не выходило. Стоило ему лечь на воду, и всё: он начинал погружаться вниз. Мучился я с ним, мучился и придумал. Давай, говорю, сначала ты учись брасом… А он – каким брасом? Стиль такой есть, говорю – брасом. Надо лечь на воду, лицом вниз, предварительно набрав полную грудь воздуху, и плыть, гребя поочерёдно обеими руками и колотя ногами по воде. Понятно – спрашиваю, понятно – отвечает. Ну и хорошо! Плыви.
И он поплыл, к нашему восторгу. Только у него правая рука гребла сильнее, и он поплыл по дуге. А зря. Там, куда он приплыл, оказалось уже глубоко, и когда он поднял с воды голову, чтобы вдохнуть и оглядеться, его ноги опустились вниз, а дна не нашли… и Толя наш погрузился с головой! Раз, и нет его! Потом он выпрыгнул, оттолкнувшись от дна, а глаза его были выпучены и переполнены страхом. Он вдохнул широко открытым ртом и… два – опять погрузился. А мы стоим и смотрим: он выныривает-выскакивает во второй раз, и, глядя мне в глаза, сообщает мне – тону…
И я это понимаю – тонет, и если я ему не помогу, он так и утонет. И я плыву к нему.
Я тогда ещё не знал ничего ни о тонущих и повадках их, ни о том, как нужно их спасать… что вы хотите – одиннадцать лет. Подплываю к Толе, когда он уже в третий раз всплыл, и говорю ему: «Держись за моё плечо и поплывём…»
И он ухватился за меня. Сначала одной рукой, затем двумя, а потом вдруг как-то быстро так, прямо моментально, забрался на меня верхом: сел мне на спину, руками крепко-накрепко обхватил мою шею, а ногами – поясницу… И я тут понял: или мы доплываем до мелкого места, или каюк, как говорил «по-морскому» мой дядя Петя, бывший моряк. Ну, и я поплыл…
Первые метр-два я ещё держался выше уровня воды, и успел даже вдохнуть пару раз, а потом – всё, стал погружаться. Сначала до носа, потом до глаз… потом – кончился воздух и, в судорожной попытке спастись, я опустил ноги вниз и… счастье-то какое: коснулся дна! Сильно оттолкнулся в сторону берега, и вот – мы переместились ещё на метр к берегу, а здесь уже не глубоко и я встаю. А Толя всё также, судорожно вцепившись в меня и почти уже придушив своими руками, сидит на мне. Сидит, и слазить не собирается. В двух-трёх метрах от нас стоят наши: у всех вытаращенные глаза, они в оцепенении, и за всё это бесконечное время, что я боролся за жизнь, они, по-моему, даже не двинулись с места…
Потом, когда я с трудом оторвал от себя Толю… мы принялись хохотать. То ли действительно было так смешно, то ли мы так снимали стресс, но хохотали, наверное, с полчаса, и даже когда уже шли домой.
* * *
Другой случай был много позже. Это были последние мои школьные каникулы, был август 1969 года, и скоро нужно было уже начинать собирать сумки в школу, а мне уже в десятый, выпускной. Мои дед с бабушкой, несмотря на возраст, а им было уже за семьдесят, всё ещё держали коров, одну или двух. А коровам что нужно? Сено. И это сено всегда косили дед с дядьями: то где-то в тайге, то на островах енисейских. На островах, окруженных водой, травы всегда были хороши: и высоки, и сочны. И в это лето наши покосы расположились на Пристанском острове. Назывался он так оттого, что напротив него, через протоку шириной метров 250 – 300, пристань была. Как мне сказал дядя Володя, с которым в этот день мы должны были перевозить сено, накосил его дед в одиночку. Он такой был, наш героический дед Максим, уезжал на покос в одиночку и за две-три недели накашивал своим коровкам на сытую жизнь зимой. Вот и в этот раз справился.
Дядя Володя всю жизнь работал водителем, и сегодня он, на своей служебной машине, на которой предполагалось перевезти сено от берега до сеновала, вёз меня и свою жену-хохлушу к месту переправы. На берегу нас уже ждал довольно большой катер, нанятый им для переправы сена с острова на берег. Большой-то он большой, но не настолько, чтобы на нём можно было перевозить сено. Я ещё задумался, как это они собираются сделать? На мои вопросы, дядька Володя ответил – увидишь. Ну, значит, увижу. Мы с тётей Стешей посидели на берегу, пока дядя Володя съездил за братьями. Привёз он младшего брата Анатолия и моего отца – Константина, который был старше его. Всех катер перевёз на остров, где нас поджидал бронзовый дед, а сам куда-то уплыл…
А на острове была… благодать. Погода в этот день была замечательная: тёплый солнечный день, ни ветерка. Кругом, в звенящем от стрекотания кузнечиков воздухе, разлиты пряные ароматы сохнущей скошенной травы, одним словом – рай на земле. Одно огорчало не на шутку: на довольно большой площади перед нами, высилось несчётное количество копёшек скошенной и сложенной на просушку травы. Ведь все их нужно как-то перетаскать к берегу, затем всё погрузить на катер, перевезти на другую сторону реки, а там загрузить в грузовик. Но и это ещё не всё: сено надо затащить на сеновал и уложить на хранение – прямо, на три дня работы, казалось мне. Ну, глаза боятся, а руки – делают…
Достали из мешков распутали длинные верёвки – оказалось, чтобы тащить копёшки, и дело тут пошло довольно весело. Мы таскали копны целиком, к берегу в одно место, обхватывая их верёвками. Не прошло и двух часов, как всё это невообразимое количество сена, громоздилось на берегу.
Подошёл катер и не один. Он притащил на буксире довольно большой, ржавый корпус какого-то бывшего корабля – вот в чём дело, вот как переплавим мы сено...
И закипела работа. На вилах мужики принялись грузить в эту «баржу» сено, а мы его там укладывали и утаптывали, чтобы всё вошло. Как ни страшило глаза громадное количество сена, а – справились! Всё утолкали, сложили и верёвкой поверху, от носа к корме, притянули. Всё – готовы к плаванию!
Вся команда бурлаков уселась на катер-тягач, а мы с дедом – на баржу с сеном. Дед на корме нашёл себе местечко, а я залез наверх, на сено и поначалу увалился отдохнуть с устатка. Честно сказать, я сильно устал, но вскоре (не мог же я пропустить такое зрелище) уселся и принялся любоваться окружающей красотой: большая вода, зелёные цветущие острова, бездонное голубое небо. Уверяю вас, было на что любоваться…
Катер тащил баржу с сеном на тросу длиной метров двадцати, и всё бы ничего, но оказалось, что у нашей «баржи» крюк, за который можно привязать трос буксировочный, находился не на носу корпуса «баржи», а левее, на левом борту, и позади носа на полметра. Помню, что братья ещё переругивались по этому поводу: кто-то недосмотрел, не приварил кольцо, то есть: не приготовил должным образом к транспортировке… а деваться некуда.
И вот мы плывём навстречу течению. Где-то там, выше по течению реки, есть удобное для выгрузки место – туда и плывём, и там нас ожидает машина дяди Володи. Я отдыхаю, всё время пока таскали копны и укладывали сено, напрягался изо всех сил, старался показать себя мужиком. И вот, полулежу, расслабленный и счастливый… но тут начинается что-то совсем не по сценарию: катер вышел на стрелку – слияние двух проток, и нас стало уносить в другое русло, а нам туда не надо. Катер рычит, фырчит, буксует, а нас уносит… и на катере повернули руль вправо…
Это я сейчас понимаю, а тогда никто вначале и не предполагал, как развернутся дальше события. А события развернулись так: перегруженная баржа, этот высокий корпус бывшего корабля, с высокой шапкой сена, неустойчивый на ходу, при правом повороте, увлекаемый тросом, зацепленным фактически за левый борт, стал всё больше наклоняться на правый борт, в сторону, куда действовала сила. К тому же, эта «баржа», видимо, вспомнила, что она была кораблём ещё недавно, и киль у неё никто не отнимал, решила проигнорировать усилия катера-буксировщика, и поплыла себе прямо и прямо. А на катере не догадались, что должно произойти, и тянули-тянули всё в свою сторону…
Я внимательно смотрел на воду, которая с каждой секундой становилась всё ближе и ближе ко мне, и гадал: если сейчас перевернёмся, завалит меня сеном под водой или нет… И вопрос этот был не риторический для меня, а очень даже актуальный!
И вот случилось: лопнула верёвка, удерживавшая сено, и я, вместе с со всей массой сена, что была выше бортов, полетел в воду – здравствуй, Енисей! И меня завалило: я чувствовал вокруг себя холодную воду и колючее сено, но страшно пока что не было. Надо было как-то спасаться, и я принялся изо всех сил работать руками и ногами: просто полез вверх, подминая сено под себя… и у меня получилось. Вылез! Не наверх, где сухо и тепло, нет, просто разгрёб сено вокруг себя и всплыл…
Смотрю и вижу, вокруг меня только сено, а если поглядеть наверх, то видно небо, голубое-голубое! И тут слышу голос, который почему-то не узнаю:
- Витька утоп! Витька утоп!..
Наконец, понимаю – это дед поднял тревогу, и понимаю по голосу, каково ему!
Кричу, что есть силы:
- Я здесь, я не утоп!!
Расталкиваю в стороны сено, выбираюсь или выплываю? И вот, вижу деда. И он видит меня, и успокаивается… а я ищу как выбраться из этой копны. Подминаю под себя сено, лезу-лезу и вот: выбираюсь, передо мной река широкая, прекрасная река, а неподалёку катер. На его борту столпились мои дядья и напряженно всматриваются в сторону плавающего сена. Увидели меня, стали что-то командовать рулевому катера…
Ко мне задом подходит катер, а я плыву к нему… но он вдруг, как «газанёт», как взревут его водомёты! И струёй меня опять закидывает под сено. Я громко матерюсь и гребу, что есть сил, потому что пугаюсь – боюсь, что они меня таким способом угробят. Наконец, выбираюсь из-под сена, опять, вот он – катер… и меня затаскивают на борт. Всё!! Опять живу!
И здесь меня затрясло, застучали зубы чечётку, и даже слёзки, по-моему, покатились. Сидел я на тёплом моторном отсеке катера, смотрел на Енисей и понимал – жить хорошо!..
* * *
А вот и самый последний случай на воде, который произошёл лет пять назад.
И опять я пытался учить плавать – ничему, видать, жизнь меня не научила. А ведь уже можно было бы чему-то и научиться… ежели бы хорошим ученик был.
Это я Серегу, «кента» моего, прозвал «Муравьём». Произошло это несколько лет назад, когда мы познакомились с ним в моём спортзале. Он занимался пауэрлифтингом уже несколько лет, и при своих весьма скромных размерах и суровой природной худобе, при росте 173 см он весил всего то - 60 кг. Я полагаю, что всё, только что мной сказанное, привело вас в весёлое настроение, но… не спешите с этим. Этот самый Серёга выжимал лёжа, исключительно силой рук и груди… сколько бы вы думали? 120 килограммм! А в приседе он со штангой делал – 140 кг, в общем, силён, бродяга! Вот так и образовалось у него вполне заслуженное прозвище – Муравей, значит, маленький и сильный. А он меня, так как тренировался у меня, стал почему-то называть – сэнсэй. Позже ему я ещё добавил торжественный титул – членистоногий, но это уже другая история…
Главное-то я ещё не сказал: Муравей не умел плавать. Вернее к тому дню, о котором я рассказываю, он уже получил два или три урока плавания от меня – и это всё. А вскрылось это обстоятельство неожиданно, когда однажды, после совместной тренировки, на моё предложение: проплывём? Он со смехом сообщил, что плавает примерно как топор или даже колун. А я и не подозревал ничего такого. Почему так произошло, что живущий на берегу такой прекрасной и могучей реки, оказался, вдруг, «колуном» – это  мне не понятно и до сих пор, но так оно и было.
Случай этот, можно сказать, был не очень то и форс-мажорный. Был конечно, риск, но весьма умеренный (для меня). И дело происходило опять на Енисее, летом, и было нас трое: Серёга-муравей, я и ещё одна особа, дамского пола.
Мы приехали на моей машине, на берег реки во второй половине дня, был жаркий и даже душный день, и, наверное, это была суббота. С рекой что-то происходило: то ли дожди в верховьях прошли, то ли уже набирали уровень в русле (к зиме) и потому частично перекрыли на красноярской ГЭС шлюзы, но воды было в этот раз много, и шла она мощным потоком, образуя водовороты и сильные завихрения течения.
Мы перебрели по узкой и мелкой протоке на маленький каменистый островок, возле старой, неработающей уже, водонапорной башни, и устроились там на камешках. Рядом журчала вода, жара, нега… что ещё надо для счастья? Лежи – отдыхай! Нет, понадобилось мне поплавать, ну и ушёл, поднялся по берегу вверх по течению, зашёл за башню, под которой бурлило и крутило, и поплыл – кайф невероятный! Удовольствий – море!
Приплыл на наш островок, адреналин, аж с носа капает… а они скучают. Ну, я и предложил (видать, Лукавый сподобил): а давайте, по течению вместе проплывём! Они поглядели друг на друга… Теперь-то я думаю, что они проверяли свою догадку: он сошёл с ума. Но я всё не унимался, и добился-таки от Муравья согласия. Он, правда, напомнил мне о своих ограниченных возможностях. Но я его успокоил: мол, буду рядом, мол, опасности – никакой и т.д., и т.п… ну, и уговорил. А дама та оказалась умнее – осталась ожидать, чего из этого выйдет…
Вот, мы с Муравейкой и пришли на то место, откуда я недавно стартовал. Вода тёмная, глубокая, почти сразу у берега крутит её, из-за неровной линии здешнего берега. Я уже тогда должен был понять, что идея моя крайне рискованна и просто глупа, но я, то ли от адреналина, то ли от глупости – не понял этого, и только теперь понимаю, в какую ситуацию вовлёк бедного Муравья. А тогда мне казалось: всё отлично, нет проблем!
Ну а Муравей – герой, виду не подаёт и спускается к воде вслед за мной.
Поплыли. Вернее, я поплыл, а он чуть позади и чуть позже. Меня уже подхватила вода и понесла, и вдруг я слышу сзади тихий вежливый и испуганный голос:
- Сэнсэй, я – тону…
Оглядываюсь и вижу: вроде плывёт вслед за мной, но над водой нет носа и рта – одни глаза, большие, жалобные и испуганные…
Я разворачиваюсь и гребу изо всех, сколько есть сил… а течение сильное и быстрое. Оно уносит и уносит меня, но я борюсь и жду, когда его ко мне поднесёт. Я уже даже изнемогать стал от сумасшедшего темпа, когда он, наконец, приблизился…
И я опять, точно, как в тот раз, много лет назад Толе, сказал Муравью:
- Держись за моё плечо и греби к берегу…
А сам подумал: если сейчас на меня залезет – всё, не доплыть до берега!
Но Муравей оказался геройской личностью! Взялся аккуратно одной правой рукой за моё левое плечо, держится так, вежливо, и гребёт потихоньку. Плывём, плывём, стараемся плывём… но нас относит от берега – тут такое место, как отбойник: поворот реки и струи уносит к середине. Только мы боремся… но я уже устал чертовски… Руки стали наливаться свинцом, дыхания не хватает, да ещё Серёга висит на плече! Что делать?!
Плывём! Плывём, и я, с каждым гребком, начинаю погружаться всё глубже…
Вот уже линия рта под водой, вот и ноздри стали хватать воду… однако не доплыть – думаю про себя. А на берегу несколько мужиков стоят и глазеют на нас. Может, не понимают, думаю, но СОС не объявляю, терплю – стыдно мне... да и близко уже.
А дышать всё-таки хоть иногда надо – это точно. Я судорожно дёргаюсь кверху – хватаю ртом воздух, и опять плыву, как подводная лодка: наверху один перескоп…
А берег близится… и Серёга, хоть и топит меня, но очень вежливо…
Ну… повезло… нам… доплыли! А Серега – молоде-ец! А я… – так мне и надо…

СЕДЬМОЙ И ВОСЬМОЙ –
МОТОЦИКЛЫ

Сколько себя помню, мечтал о мотоцикле. Но моя мудрая мама твёрдо ответила – нет. И добавила: никогда! Но дети вырастают, становятся самостоятельными и делают то, что хотят.
Купил и я мотоцикл. Уже, будучи большим мальчиком, лет так двадцати восьми-девяти. Купил я его за сущие копейки, со штрафплощадки. Раньше были такие стоянки-накопители и там хранили изъятый по каким-то причинам транспорт. Стояли здесь разбитые в аварии автомашины (виновников аварии), стояли и вполне целые машины, непонятно почему и как. Стояло ещё много всякого мототранспорта: с колясками и без, больших мотоциклов и маленьких, целых и разбитых. И раз или два в году бывала распродажа тех мотоциклов – девать-то их куда-то надо. Оптимисты, как известно, не переводятся на Руси, хоть и бьются каждый день, – это я о тех, кто, садясь за руль «под шафе», надеется «въехать обратно в свой гараж». Их, таких, почему-то у нас всегда больше, чем в других странах…
Ну, так вот, продавали за копейки тот изъятый транспорт, но продавали всегда без документов, мол, на запчасти. И их, конечно, разбирали (в основном, по своим).
А мне повезло, и я купил себе целый «Восход» - были такие небольшие российские мотоциклы из города Коврова. Предыдущую историю того мотоцикла я не знаю, но был он в хорошем состоянии, хоть и не очень молод. Сел я на него и поехал, признаюсь, с большим удовольствием. Ездил года два или три – надёжный оказался конь, терпел меня, не подводил и не брыкался. Ну, а я оказался тоже из тех, из оптимистов: и трезвый ездил, и пьяный ездил, и никого, особенно, не стеснялся. Мне рассказывали однажды, как я не мог стоять на ногах, а на своём мотоцикле «рассекал» по деревне, и более того, сына-двухлетку катал на бачке мотоцикла. Это ли не предел глупости и идиотизма?! И, ведь, как-то обошлось… ну да ладно, будем считать – повезло! Дуракам же везёт, иногда?
На «Восходе» я не падал. Ни разу. Но потом, кому-то его подарив – уже не помню, я купил себе вполне приличную «Яву» – мою голубую мечту. Самые лучшие мотоциклы в СССР были тогда именно они, желанные многими пацанами и мужчинами, алые, с серебристыми бачками «Явы». Купил её по-честному, стоила она мне четыре моих месячных зарплаты. Шикарный оказался этот мотоцикл: мощный, почти бесшумный, элегантный – мечта! И помчался я по дорогам и без дорог, и в каждый погожий день, и по выходным, и по вечерам, после работы – удовольствие нескончаемое!
Первый раз я упал на «Яве» примерно через месяц, после покупки. В этот день, была суббота, и надо же: встретился мне мой старый приятель – Володя М. Он тогда был ещё престарелым студентом на филфаке Абаканского пединститута, лет ему было уже к 25-ти, а он студент дневного отделения, правда, последнего курса. Познакомились мы с ним на секции каратэ, возраст у нас был близкий, вопросы к жизни и проблемы – похожие, вот и сдружились, и считали себя приятелями уже года два-три.
И тут на его вопрос «что нового?», я сообщил, что купил «Яву». Вова моментально сориентировался и уточнил, мол, обмывал ли покупку? Ответил – нет. Ну вот, оказалось – есть чем заняться сегодня. Берём мы два пузыря портвейна по 07, и идём ко мне. Душевно мы посидели… но портвейн быстро кончился. Надо что-то дальше делать: или снова идти за портвешком, или что-то другое. И мудрый Вова предложил:
- А поедем посмотрим мотоцикл?…
Мотоцикл мой стоял у бабы Василисы в Усть-Абакане… и мы поехали. А ведь я мог бы догадаться, что будет дальше! Но – повёлся… и вот мы стоим и пялимся на моего красавца-коня. Дальше-то что? А мудрый Вова опять:
- А давай прокатимся…
А я ему:
- А давай!
И мы поехали. Мотоцикл поёт, а душа и того пуще! Я ещё не привык к этой машине. «Ява», в отличие от «Восхода», не рычит, не трясётся и скорость здесь сильно скрадывается этими обстоятельствами. Да ещё, хочется показать машину во всей красе, потому и едем – ветер свистит в ушах. А зря!
Есть здесь, в Усть-Абакане, такая улица – имени Карла Маркса, одна из центральных улиц. До сих пор есть и не переименована. Вот мы и едем по ней, и мне кажется, что не слишком быстро… а оказалось – слишком! Есть там такой хитрый изгиб дороги, градусов на 120-ть, а я про него почему-то забыл, и мы едем не стесняемся, жизнь кажется прекрасной, радуемся жизни. Но вот – он, тот поворот дороги… а наша скорость слишком велика – девяносто, успел заметить…
Чтобы вписаться в конфигурацию поворота, надо срочно ложиться в вираж… надо наклонять мотоцикл… и я, сбросив газ, наклоняюсь влево… наклоняюсь влево… наклоняюсь влево – нет! Не наклоняется мотоцикл!..
И время, как в кино, за-аме-едля-яе-ется-я-а:
- смотрю: переднее колесо тихонько съезжает с асфальта дороги,
- смотрю на спидометр, там стрелка ме-едленно сползает 90… 80… 70…
- смотрю вперёд, а там на нашем пути стоит, раскорячился столб-сволочь! Да и столб не простой, а А-образный. Он, конечно, уже за пределами дороги, метрах в трёх-четырёх, но ведь и я уже за её пределами, и подкрадываюсь к нему!..
Мне так и не удалось тогда наклонить мотоцикл, и как я после понял – это Вова сзади старался! Он видно, испугался, и изо всех сил удерживал мотоцикл от «заваливания», как ему казалось. Он клонился вправо, сколько мог и, вероятно, думал, что спасал нас от падения…
И вот, мы подползаем к опоре столба, на спидометре около семидесяти, и всё происходит, как во сне: медленно-медленно. Я успеваю несколько раз взглянуть на спидометр, на то место столба, куда мы придём, на стальную дугу моего мотоцикла, которая никак не хочет миновать опору столба… но я всё ещё борюсь с мотоциклом, всё ещё его пытаюсь положить влево, но уже понимаю – не удастся… не удастся!..
И вот – доехали! Вижу, как дуга приближается и цепляет-чиркает по столбу… всё! Дальше всё закрутилось молниеносно, фейерверком закувыркалось вокруг! Помню, что мотоцикл пошёл через руль, я пулей полетел вперёд. Мне вдруг пришла мысль: надо сгруппироваться, чтобы не переломаться. Я тут же сложился в комочек и бр-ряк!.. закувыркался по земле, ощущая, как слетает с колен, локтей и бёдер кожа, ощущая толчки и удары, от которых внутри всё подпрыгивает…
Вот, закончилось… сел… оглядываюсь… саднит и болит всё тело.
Локти на куртке разодраны, и штаны порваны, и на коленях, и сбоку на бёдрах. Откатился я метров на семь-восемь. Мой мотоцикл лежит на боку, и мотор его почему-то ещё работает. Выглядит он печально: ветровой щиток металло-пластиковый вывернут наизнанку, и лежит теперь на крыле переднего колеса – это я через него вылетал, догадываюсь я. Руль, мой широкий нестандартный руль согнут, и уперся ручкой газа в двигатель. Бензобак оторвался с рамы и лежит, удерживаемый болтом, на том месте, где должны быть сидения, а сидений-то нет: они лежат вон, в стороне. А вот и ещё проблема: из сорвавшейся с соска карбюратора трубки бензобака весело льётся струйка бензина! Значит, сейчас взорвётся-загорится, думаю про себя.
Вскакиваю и бегу к растерзанному мотоциклу – надо спасать: выключаю зажигание, и мотор работавший на остатках бензина в карбюраторе, замолкает – всё не взорвётся! Поднимаю, успокаиваюсь, и ставлю Яву на подножку.
Разглядываю бедную мою Яву – горе! Искалеченная вся, и мне её жалко, как живое существо, прямо – до невозможности! Стою, горюю. И вдруг вспоминаю: я ведь не один был! Совсем и забыл о моём пассажире! Где Вова?
А во-он он, метрах в десяти лежит. Лежит строго по ходу нашего движения – видать, летел ровно. Бегу к нему – меня пугает его неподвижность! Бегу и уже боюсь.
- Вова, ты как?
А Вова молчит. Лежит ровненько, ничё не вывернуто у него, руки-ноги, шея-голова – всё на месте, где и должно быть! Только вот лицо… белое-белое! Как у мёртвого. И тут я замечаю то, чего вначале не видел: шлем у Вовы разрушен! Та его часть, что прикрывает темечко, вся вдрызг! Провалилась вовнутрь в виде осколков. Я в панике! Всё – понимаю, кранты! И ему… и мне, как виновнику происшествия. Помню, что подумал: вот так нелепо и закончилась моя жизнь… всё… всё…
Трясущимися руками, расстёгиваю его шлем, и аккуратно ввожу вовнутрь, под шлем, руки, ожидая, что там – каша из крови и мозгов! А там – ничего такого! Сухо, череп ровненький. Слава БОГУ!!! Думаю, уже с облегчением. Что же с ним? Вдруг мысль: сломано основание черепа – это там, где череп крепится к позвоночнику. Знаю, что от этого часто гибнут люди, а Вова, судя по всему, влетел головой в землю. Провожу под шлемом руки вниз, туда, к шее – нет, и там ровненько! Что же он так не похож на живого?
И тут белое лицо Вовы стало оживать: открылись глаза, уставились на меня, и он сказал то, что я запомнил на всю оставшуюся жизнь:
- Да, я мечтал о смерти… но не о такой!
Как я был рад! Как я был счастлив! Что мы живы, что его не похоронят! А меня не посадят – это мне казалось, равнозначно смерти!
И пошли мы назад… в тот гараж, из которого выезжали мы недавно переполненные ощущением вечной жизни и счастья.
Вова шёл рядом, держась за мотоцикл, время от времени, останавливался и блевал, а это явный признак сотрясения мозга. И я понимал, что ничего ещё не закончилось, и могут быть ра-азные, очень разные продолжения…
Однако, и в тот раз – обошлось! И я подумал: кто-то меня бережёт…
А мотоцикл я наладил. Сделал-исправил всё сам, и счастливо ездил на нём ещё несколько лет.
* * *
Второй случай на мотоцикле был незамысловат и прост: я попытался пройти трассу мотокросса. Помните, я говорил раньше, что у нас слишком много оптимистов? Обратите внимание: на своём примере ещё раз подтверждаю.
Трасса для мотокросса была проложена на небольших горах, рядом с Абаканом, городом на правом берегу реки с таким же названием – Абакан. Трасса эта и поныне есть, практически в том же месте, где река Абакан сливается с Енисеем. Пару раз я видел, как летают эти бравые ребята на своих кроссовиках по тем самым ямкам и горкам, очень завидовал им и надеялся когда-то попробовать. А тут, подо мной такой классный аппарат, так почему не попробовать, а? Ну, и попробовал, когда там никого не было: не хотел быть посмешищем.
Первый спуск в низину и подъём пологую горку мне удались… и я осмелел. Решил, что можно и побыстрее. И поехал. Далее передо мной неожиданно разверзлась ямища, через которую проходила трасса: яма была глубокая, с крутым спуском и очень крутым подъёмом. Какое-то время я стол на краю – настраивался, сосредотачивался, примерялся – одним словом. Понимал я: если запаса скорости не будет, оттуда выехать на холм по трассе не удастся – слишком круто, ну, значит, и стал я набрать запас хода. Спустился вниз нормально, и, стоя на подножках, как в стременах, наклонился вперёд, до упора шлемом во вздыбившийся щиток, на скорости попёр вперёд и вверх! Вперёд и вверх!…
И ведь, почти доехал до верха… но тут мотоцикл, совсем как жеребец, оттолкнувшись от какой-то пустяковой кочки, вдруг встал на дыбы и ударил меня поперечиной руля в нижнюю часть шлема! От удара я откинулся назад, но не выпустил руля, и как будто завис, держась за него… какую-то долю секунды мы с ним так постояли, и тут повалился на спину мой конь… а на спине-то – я!
Я первым падаю в глубину этой ямищи и вижу, как мотоцикл, как будто, медленно и неторопливо, начинает валиться на меня! То ли я за руль удерживаю его, то ли он меня придерживает, чтоб не слишком быстро падал… непонятно…
Мы падаем… падаем вместе… и я понимаю, что сейчас будет! Но ничего поделать не могу. Я уже ударился о землю ногами, но они подогнулись и я валюсь на спину… тут и он догоняет меня и бьёт всем своим железом! Спасает меня только то, что я не выпустил руля – это позволяет мне как-то направить падение железного коня мимо себя…
Лежу, смотрю в небо, а небо – с овчинку, как говорят. Мне больно грудь, живот, спину – всё больно… сильно больно… но не смертельно.
Кое-как встаю и с удивлением отмечаю, что переломов, кажется, нет. И свидетелей моего позора – тоже. Всё это меня успокаивает. Сижу какое-то время возле лежащего без чувств коня, затем завожу заглохший мотор и еду, потихо-оньку, так…  а сам думаю: повезло…

БЕДНАЯ МОЯ ГОЛОВА…

Как я ни нырял, башкой вниз с крутых берегов рек и озёр, с деревьев и мостов в неизведанные воды, а как-то пронесло: и в дно не воткнулся, и ни на что не напоролся. А ведь были у меня знакомые, которым не повезло: один, мощный, красивый парень 17-ти лет, Володя Е. сломал шею и умер, неудачно нырнув с берега. И другой, которого я знал, взрослый мужчина атлетического сложения, погиб таким же образом. А сколько их разбивали головы и лица – не пересчитать. Сам видел, как на глазах всей нашей уличной компании, парень с нашей улицы – Генка С., воткнулся головой в дно, после прыжка в воду с полутораметрового обрыва. С которого, кстати сказать, я только что перед ним, успешно нырнул. Тогда мы сначала замерли в ужасе, увидев, как остановилось движение его тела вниз в глубину воды, и вытянутые вначале ноги, согнувшись в коленях, закинулись, чуть ли не к затылку… и он медленно завалился на спину! Мы уже бросились к нему, когда он, перевернувшись в воде, поднялся… и тут мы покатились от хохота: вместо лица у него была страшная, бесформенная харя из чёрного ила, в которой его руки проковыривали отверстия для глаз! Испуг наш сменился неудержимым хохотом – нервное напряжение, видимо, выходило таким образом. Однако, не взирая на благополучные исходы моих рискованных предприятий, моей бестолковой голове доставалось не раз и не два – полагаю, таким образом, до неё пытались достучаться и приучить думать.
Вот, к примеру: однажды иду из школы. Классе в пятом, я был тогда. Иду, значит, никого не трогаю, смотрю по сторонам и радуюсь. Радуюсь, что занятия уже закончились, и что до прихода родителей с работы у меня есть несколько часов, совершенно не контролируемого никем, времени. А, значит, и в лапту можно поиграть, и футбол погонять, и в заводской сад «хорька загнать» за остатками ранетки. Месяц был, думаю, конец сентября или октябрь, а в это время, в наших местах, ещё тепло, сухо – почти лето. Вот я и радовался… пока. Я ведь тогда ещё не подозревал о простой истине: человек предполагает, а Бог располагает… ну, вот и радовался.
Улица Садовая, в те времена, начиналась с двухэтажных деревянных бараков, построенных «Лесозаводом» для своих рабочих, и жили в них семьи тех самых рабочих. Мой отец тоже работал на «лесозаводе» токарем, и жили мы на этой же улице, только в своём доме и на другом конце улицы. Многих ребят здесь, и кто был старше меня, и своих ровесников, я знал, и меня знали многие… но, как оказалось – не все.
Иду я, значит, иду, и вдруг что-то происходит: ба-бах… и я на земле. Лежу и не могу понять – что случилось… Вот я сажусь, и сижу – оглядываюсь, стараясь понять, что произошло. А в голове звон стоит и больно в затылке слева. А по шее за левым ухом, щекочет что-то. Провёл рукой – кровь, много – вся ладонь. Оглядываюсь, рядом лежит кусок кирпича, размером с кулак моего отца, а кулаки у него – будь здоров! Та-ак, вот что-то и вырисовывается…
Поднимаюсь, верчу головой – никого никого на улице не вижу. Что за чертовщина? И тут слышу – хихикают где-то, поднимаю на звук голову и вижу: два гадёныша класса из второго-третьего стоят на чердаке барака и ухохатываются, глядя на меня. Заметив, что я поглядел в их сторону, они отпрянули за проём чердачного окна, но я-то уже понял, где враги и мчусь в первый подъезд этого дома. Я бегу, а меня душит обида – я ведь их даже не знаю, я ни в чём не виноват перед ними, зачем они это сделали?.. и ещё боль пульсирует внутри головы, и кровь течёт, аж на спине рубашка прилипает… В общем, я плачу и бегу наверх по ступенькам, так как во мне горит, нет, просто полыхает, жажда мести…
А они, дурачки, нет, чтобы бежать оттуда со всех ног через спуск второго подъезда, так нет, стоят и, выпучив глаза, смотрят, как я вылажу на крышу и приближаюсь к ним.
- А-ага-а! Кто кинул кирпич?! – спрашиваю их страшным голосом.
И один сразу показывает на другого. А тот стоит и смотрит на меня… а в глазах пустота, даже страха, как будто нет. Он тут же пытается меня запугать старшим братом своим, мол, встретит меня и убьёт! Но я без разговоров бью его кулаком в лицо раз-другой. Ударил несколько раз… и стало мне жалко его… Повернулся и ушёл.
Спустился вниз, подобрал с земли свою школьную сумку и иду дальше, а сам думаю: а если бы кирпич не попал мне в голову сбоку, и от того соскользнул-срикошетил на землю, а прямо в темя сверху… и всё! – понимаю – проломил бы черепушку! И увезли бы меня «на горку», куда всех свозят, или, в лучшем случае, стал бы местным придурком, как Кеша – дурачок с соседней улицы, над которым мы потешались...
* * *
Второй раз было глупо и не понятно: я сам промахнулся в очень простой ситуации. Вернее, потерял ориентировку в пространстве. Тогда мне было лет одиннадцать-двенадцать. Была опять осень, мы во что-то играли на своей улице, то ли в «выжигало» – была такая подвижная игра с мячом на скорость и реакцию. А может, это был футбол в одни ворота – наше изобретение. Это когда народу мало, а играть хочется, вот и придумали: двое на двое гоняем мяч, а вратарь один, и честно защищает ворота от всех.
Помню, что в тот раз разношерстная компания была, смешанная: и пацаны, и девчонки. Набегались-наигрались мы, и стали обсуждать ход игры, стоя возле полисадика одного из соседних домов. Стою спиной к штафетнику полисадика – что-то говорю, передо мной стоят они – слушают. Потом я слушаю, и захотелось мне опереться спиной на забор, который должен быть сзади, я в это твёрдо верю! И стал я спиной клонится назад на забор, в расслаблении от находящейся сзади надежной опоры… а забора-то сзади не-ету… он, подлец, уже повернул к дому. Зато очень удачно, прямо под завёрнутым крылом этого забора, лежал, наполовину вросший в землю, огромный, с два футбольных мяча, валун. Округлый, такой, гладенький из бело-розовых крапинок – до сих пор помню.
И я, как последняя жертва аборта, плашмя и точно затылком на него – ба-бах!
Как я промахнулся мимо длинного забора и так точно попал дыней своей на тот, сравнительно небольшой, валун – мне и сейчас непонятно… А дальше помню: сначала вспышка света, потом темнота, потом вкус крови во рту и носу, меня поднимают, а мне хочется лежать. Меня тошнит, прямо выворачивает и я полностью утратил присутствие духа – плачу, хотя рядом девчонки, перед которыми мы все старались казаться героями…
Довели меня до дома кое-как, с перерывами на «поблевать»… Два-три дня дома отлеживался. «Скорую» мать вызывала, а зачем – непонятно. Приехала тётя в белом халате, посмотрела на меня, потрогала голову и сказала, чтоб лежал и не вставал…
Но выжил и с ума, кажется, не сошел… в тот раз. Но это – вам виднее…
* * *
С прискорбием сообщаю: об мою голову два раза разбивали стеклотару. Разную.
Да-да, это правда. В первый раз это случилось, когда мы с родителями жили в Таджикистане. Учился я там в седьмом классе и «дружбу народов» познавал на практике. Можно даже добавить: на суровой практике.
Жили мы в русском посёлке, неподалёку от городка Орджоникидзеабад, километрах в двадцати от Душанбе. Это был, как его все называли: «посёлок КГЭС» – комплексной геологической экспедиции. Что она, эта экспедиция, искала – я не знаю, но думаю, что ничего путного не находила, потому что иначе мы бы всё знали и гордились тем… всё равно перед кем. Мы бы нашли перед кем…
Диспозиция была такова: мимо посёлка проходила асфальтовая дорога в Душанбе – большая редкость, для России тех времён (1966 год). С одной стороны к дороге спускались склоны плоских холмов, на которых разместился кишлак – деревня таджикская. Всё, как положено: глинобитные дувалы, за которыми сады и дома, а с другой стороны дувала узкие улицы, нет, даже не улицы, а улочки. Там даже машины не могли ездить. Но туда мы не ходили – не отваживались.
С другой стороны асфальтовой дороги в столицу, было всё остальное: Сад Академии наук Таджикистана – громадный сад, где было всё, что могло расти в этих краях. Рядом три искусственных озера, вернее пруда, последовательно передающие друг другу свою воду, пришедшую сюда по арыку с хорошо видимых отсюда громадных скалистых гор. На берегу первого из этих озёр и находился наш КГЭС-посёлок.
Был построен он из небольших уютных одноэтажных коттеджей на двух хозяев, и сам он был небольшой и очень мне казался уютным. Домиков там было 24 или 26, и был клуб, где стоял бильярд – вот и всё, пожалуй, если не считать «Ремонтную базу», на которой почти все наши родители и работали. Да, ещё была волейбольная площадка и турник, где по вечерам мы играли во всё подряд. Ребятишки здесь жили не в каждом из домиков, помню, что нас было всего 10-12, вместе с девчонками. Были, правда, ещё старшаки, лет так после шестнадцати, но у них свои дела…
Так вот, пацаны-таджики с нами постоянно воевали. Или мы с ними… из необходимости защищаться… ну, да сейчас уже и не поймёшь. Только мир у нас был редким гостем. Причина, я думаю, в том что мы разные: по мировоззрению, по понятиям, и ещё: они считали нас, всех русских, захватчиками. В любом разговоре у них был один «припев»: езжай своя земля!
Пацаны-таджики из кишлака считали своей территорию Сада Академии наук и гнали нас оттуда всегда, когда заставали там, а мы в отместку, когда наша численность позволяла, изгоняли их с «наших» озёр. Дрались и по-честному – на кулаках один на один, и «толпа на толпу», и камнями кидались (и попадали бывало), но всегда это были кратковременные летучие стычки, после которых все разбегались по своим территориям.
Вот там-то я и обнаружил, что от столкновения моей головы с бутылкой, бОльшие потери несёт бутылка. В одной из потасовок, незапланированной нами, а, возможно и ими, наша небольшая группа из 4-5 человек, пасшаяся на территории Сада Академии – очень уж хороши там были виноград и яблоки,  столкнулась с превосходящими силами противника. Ну, мы-то ясно зачем туда припёрлись – помародёрствовать, а они-то что там делали? У них, у всех дома всё это растёт. Может, просто это была их территория игр?
Как бы то ни было, встретились мы неожиданно. И, естественно, с их стороны прозвучало: пошли отсюда! Уходи своя земля! И нам надо было уходить, но не хотели терять лицо, а потому и не побежали, а стали медленно отступать, огрызаясь. Их было больше, и они, конечно, кинулись в бой, но и мы замахали кулаками… не бежать же позорно. А у кого-то из тех, в руках была авоська с литровой бутылкой молока – помните, были такие бутылки с широким горлышком? Как вы думаете, кому досталась та бутылка? Правильно. Мне.
Я его и не видел, того кто это сделал, он был сзади, когда на голову мне упал паровоз! Хорошо, что вскользь. Бутылка разбилась, молоко разлетелось во все стороны… и это остановило битву. Все стояли и смотрели на меня: упаду или нет. А у меня по роже и шее течёт кровь, я стою, держась за голову и молчу, не зная, что делать. Тут наш предводитель – Толя П. как заорёт, да как схватит с земли здоровенный сук, и к ним… а они не выдержали психической атаки, и все от него в рассыпную…
А я сразу после той битвы, бегом на озеро – надо же срочно застирать рубашку, пока не засохло, а то мать ругать будет…
        * * *
В следующий раз меня ударили по голове пластиковым пакетом, в котором лежала трёхлитровая банка из-под пива. Это было особенно обидно, так как в боевых действиях в тот раз я не участвовал, а даже и наоборот – пытался разнимать конфликтующие стороны. Вот, мне, как миротворцу, и дали.
Было это однако, году в 82-ом, прошлого века. Смотрю на то, что написал – и самому страшно: я ведь, уже историческая реликвия! Что-то вроде мастодонта. Работал я тогда в уголовном розыске, под началом Олега Козлова – начальника третьего сектора. Было лето, а у меня надвигался первый отпуск, на этой работе.
- Святое дело - сказал мне Олег, - надо проставляться!
Ну, надо, так надо. И позвал я их: его и Гену М. в привокзальный ресторан. Сам-то я по ресторанам не ходок, но ради такого дела… короче – «святое дело». Там ничего необыкновенного не случилось: пили водку, закусывали, разговаривали – просидели два часа, но пора и по домам. Мы и пошли… но Олегу «вожжа под хвост попала», как сказал Гена, а он всё знает.
И потащились мы в отдел. Зачем – убей меня Бог, не знаю. Ну, старшие идут, и я иду, одно слово – пехота, а «имям виднее». А между отделом и ж\д вокзалом, где мы мирно поужинали, появился первый в городе (и до сих – единственный) подземный переход на стыке улиц Щетинкина и Пушкина. Для всех он был тогда в диковинку, и оказывал просто магическое действие на нас: нам казалось, что мы – жители большого и современного города!
Может, по этой причине, может, просто у Олега зуд какой был, но, спустившись на своём пути к любимому отделу, Олег не смог пройти мимо двух подвыпивших мужиков, стоявших и спокойно разговаривавших в том самом переходе. Сейчас мне кажется, что ему хотелось отличиться и притащить двух пьяных в «дежурку» – дежурную часть городского отдела МВД. Вот он и зацепился с ними: пройдёмте – и всё! Только он был, по-моему, пьянее своих оппонентов. Я даже думаю, что именно это обстоятельство более всего оскорбило их. И они начали толкаться-сопротивляться. Вмешался Гена – у него тоже был уже какой-то стаж, и он ощущал себя милиционером, а вот я был в тот день настроен очень мирно и спокойно – впереди отпуск, счастливое время…
Стоим мы, пять пьяных мужиков, четверо из которых каждый свою правду другому доказывает. А я так просто стою – воевать не хочу! Да мне и кажется, что во мне надобности особой нет: два опытных опера против двух пьяных мужиков. Даже смешно. Гена с мужичком, чуть в сторонке стоят и пока что ещё мирно беседуют. Стою-смотрю и думаю-надеюсь: как-нють, обойдётся…
Не обошлось! Противник Олега упорно не шёл, куда нужно было старшему оперу. Вот, старший опер и дал ему «в рог». Для убеждения. И тут же получил обратку! Вижу, пора вмешиваться, а то наш худосочный, но ретивый начальник, огребётся по полной. Ну и влез я меж ними, и стал я их одного от другого руками отталкивать и удерживать, чтобы не сцеплялись… а тут над моей головой что-то лопнуло – бзды-ын-нь!! И меня качнуло. Во все стороны полетели стёкла – это, оказывается, Генин собеседник меня пакетиком приласкал. А в пакетике том, оказывается, была трёхлитровая качественная советская банка. Из-под пива. Не знаю, почему Гена допустил такое – может «зевнул», а может, нарочно: не понравилось ему моё «миротворчество». Но после этого «бздынь», сразу начались полномасштабные боевые действия, в результате которых мы всё-таки притащили «хулиганов» в отдел.
А дальше всё пошло не так, как мы предполагали.
Их – отпустили на все четыре стороны, а на нас завели служебное расследование, причём, в результате расследования, мне дали больше всех! Может быть, потому что я чуть-чуть потерпевшим не оказался?..
         
МИЛИЦЕЙСКИЕ БУДНИ

Я забыл ещё пару эпизодов, из моих милицейских будней. Мне довелось проработать пять лет в уголовном розыске г. Абакана. Об этом есть рассказы в книге «Простые истории».
Один раз меня чуть не застрелили. Нет, не подумайте, что в схватке с бандитами. Это случилось обычным утром, при моём заступлении на службу. И сделать это мог пьяный опер, которого я менял на суточном дежурстве. Лесовой А. – его звали, и был он всегда, сколько его помню, весёлый и жизнерадостный. Случилось это в узком-преузком закутке-тамбуре, рядом с оружейкой, где нам выдавали пистолеты. Утром в воскресенье мы были вдвоём с ним в этом тамбуре. Он сдавал пистолет, а я получал свой. Видимо, ночью он пьянствовал, и теперь от него несло за версту и он еле стоял на ногах. Почему его не отстранил ответдежурный – вопрос не ко мне.
Получилось так, что мы с ним зашли одновременно, и теперь стояли, задевая друг друга то локтём, то плечом. При зарядке магазина, я, как нарочно, уронил один патрон на пол, ну и присел за ним. А этот мой «весёлый коллега» стоял справа от меня, и собирался сдавать оружие. Там порядок такой: надо 1 - отсоединить магазин, 2 - передёрнуть затвор, чтобы убедиться, что в стволе нет патрона, и затем 3 - нажать на курок, чтобы спустить пружину взводного механизма. Вроде просто… когда в здравом уме.
Ну а наш пьяный опер сделал всё не так. Не вынимая магазина, он передернул затвор, направил свой пистолет влево и вниз от себя, туда, где я, как раз присел за патроном, и нажал на курок! Ба-бах – рядом с моим виском и правым ухом прогремел выстрел! Пуля ударилась об пол, срикошетила в стену и от стены полетела в другую стену нашей каморки. Наконец, она вернулась, катясь по полу, к моей руке с зажатым патроном.
Вначале я обмер-остолбенел с протянутой рукой, но ареналин сделал своё дело, и я вскочил, поворачиваясь к нему, изрыгая адреналин вместе с матами… и  тут остолбенел. Меня «нейтрализовало» лицо дежурного в окошечке для выдачи оружия. Ответственный дежурный по оперчасти, майор Юган, смотрел на меня сонными пустыми глазами, лицо его было усталым, серым и равнодушным… и это было настолько непритворно, как будто ничего здесь только что не произошло! Как будто в уши не ударило волной, как будто моя жизнь чуть было не оборвалась. Ну, я и понял: тебя не застрелили – ну и радуйся… и неча бучу на пустом месте подымать. И я молча вышел.
Да, кстати, он – Лесовой, тогда прострелил себе ботинок, да так удачно, что в его ботинке по-касательной, возле мизинца левой ноги, появилась овальная дыра от пули, а носок, можете не верить – оказался цел! Вот какие везунчики бывают рядом с нами…
Были и другие серьёзные моменты. О некоторых я уже писал, и Вы сможете, ежели интересно Вам, прочесть в рассказах:
- «УСИЛИЯ ВОЗНАГРАЖДАЮТСЯ»;
- «ПРО ТО, КАК ИНТЕРЕСНО БЫВАЕТ ЗАГЛЯНУТЬ В СТВОЛ».
               
АВТОМОБИЛИ… АВТОМОБИЛИ…

В те годы, начала перестройки, я гонял машины из Европы в глубинку Сибири, где и сам жил – не самые лёгкие деньги. Но – честные.
Был август, и мы двумя машинами ехали из Литвы. В моём маленьком Форде с гордым названием «Орион», вместе со мной, едет мой первенец, сын от первого брака - Денис. Ему сейчас тринадцать, и у нас с ним полное взаимопонимание. Во второй машине мой двоюродный брат – Серёга Мосол. Мы мчимся уже за Курганом по территории Казахстана. Дорога в превосходном состоянии: ровная, прямая – располагает к быстрой езде. Уже вечер, безоблачное небо, Солнце валится за горизонт, едем около 120 км в час – нормальная крейсерская скорость.
На пути, справа от дороги, посёлок из кирпичных двухквартирных домов, а слева безбрежное тёмно-зелёное кукурузное поле. По полю в сторону шоссе едет огромный комбайн, цвета охры. Я его вижу и считаю, что и он видит на высокой насыпи шоссе наши приближающиеся машины. Поэтому и еду в прежнем режиме, не ожидая сюрпризов.
Зря я так думал. Бешенный комбайн, не сбавляя скорости, выскакивает на насыпь шоссе и останавливается, как вкопанный поперёк дороги – съезда на другую сторону дороги, к посёлку, здесь нет. А этот монстр занял собой обе полосы и стоит, раскачиваясь, кивая шнеком и своими громадными подборниками-вилами: вверх-вниз, вверх-вниз. Его устрашающе-торчащие вперёд вилы нависают над кромкой асфальта, за которой ещё метра полтора обочины, а дальше – всё, край высокой дорожной насыпи. Ужас наполняет меня: ведь мы в тридцати метрах и наша скорость – больше ста. Уже нельзя тормозить, и нельзя никуда свернуть – ничего нельзя, но надо как-то спасать сына. И я подаю автомобиль вправо, хотя я и понимаю, что наш «Орион» не помещается между вилами комбайна и кромкой насыпи. Ложусь на руль, надеясь, что голова останется при мне, и пролетаю под вилами проклятого комбайна…
Не знаю, как это удалось… это невероятно и необъяснимо! Я ещё там, в ситуации, и от ярости и адреналина просто закипаю. Торможу и останавливаюсь, с кровожадным намереньем ехать в деревню, куда направился, как ни в чём не бывало, тот безмозглый «труженик полей».
Но подъезжает и выходит ко мне из своей «Джетты» Мосол. Он смотрит на меня странными такими глазами и говорит:
- Его вилы над твоей крышей на пол спички были…
Я порываюсь ехать в посёлок: жажда мести горит во мне – «скотину» надо наказать! А Сергей убеждает:
- Он пьяный в лоскуты. Он тебя и не видел. А сейчас завяжемся с ним – сбежится вся деревня, проблемы будут…
Я маленько подумал, и мы поехали дальше. Едем уже не более ста, а я всё думаю и думаю о том. И, чем больше думаю, тем сильнее мне кажется, что кто-то нам только что сильно помог. Интересно: кто и в чём причина?..
Проехали буквально с час-полтора. Подъезжаем ещё к одному посёлку. Солнце уже почти село. Опять, справа село, слева – поле, традиция что ли здесь такая? Из посёлка, снизу, на насыпь шоссе выскакивает светленький «ушастый запорожец» и тут же глохнет. Останавливается, как будто уткнулся в стену. Он на нашей полосе в пятидесяти метрах впереди, а моя скорость – сто. Запаса дистанции едва хватает, и время для маневра в обрез: сколько могу, гашу скорость и ухожу на встречную полосу – благо там никого нет.
С трудом объезжаю этого «идиота», и с ненавистью смотрю туда, в его окно. А в «Запорожце» старик за семьдесят, и рядом такая же старуха. Сзади сидят ребятишки, двое, внуки, видно, лет по-десяти. У старика обезумевшее от страха, и совершенно белое лицо. И старуха с широко раскрытым ртом, видимо, кричит…
Утираю холодный пот со лба, а внутри озноб – что-то часто нас Судьба тренирует сегодня. Одно меня утешает: этих впечатлений и тем, в «Запорожце», надолго хватит…
 В тот раз удалось! И мы доехали без дополнительных проблем. А я всю дорогу думал: кого мне благодарить, кто мой Ангел-хранитель? И ещё вопрос: что-то я должен сделать?.. А, может быть это – сын, который рядом, должен этому миру?..
           * * *
Ну, как не любить машину, если она тебя спасает? Начинаешь думать о ней, родной, как об одушевлённом существе. Вот и мой «Ориончик», и в третий раз вынес меня из под косы… (не забыли поди, с чем «старуха» ходит?)
А было так: ехал я по улице города Абакана, которая в те времена не была такой прямой, как теперь. Был там изгиб дороги в 120 градусов. Коварны эти изгибы, о них иногда забывают. Был неплохой день, солнышко светило, весной попахивало – хорошо! И я был в хорошем настроении, мчусь около восьмидесяти в час – понимаю, что нельзя, что надо по правилам, а всё равно еду быстро, и как позже оказалось – это было то, что надо! Как раз подъезжаю к этому изгибу, и мне надо перекладывать руль чуть влево, чтоб не соскочить с дороги, а навстречу мне также мчится КАМАЗ с длинным кузовом – полуприцепом, загруженным пакетами красных кирпичей. У него, камазиста этого, видать, тоже было хорошее настроение, а может он просто спешил, но летел он – ого, как!
Это надо же было, встретиться нам на том повороте!
Помните, есть такие правила в физике: масса – мера инерции тела, или вот ещё… а, впрочем, я вам всё объясню своими словами. Любое механическое тело находится в движении, либо относительно земли, либо относительно другой системы координат, а, значит, обладает энергией движения – кинетической, как её называют знающие люди. И чтобы это движение прекратить или изменить, нужно приложить усилие – так? Так!
А теперь представьте себе, что вы сидите в ресторане за столом в самом углу, а к вам через весь зал, по проходу, мчится официант! Это, конечно, сложно представить, но вы всё ж таки попытайтесь. Вот он прёт к вам на приличной скорости, а на подносе у него стоят и закуски, и графинчик запотевший, и шампусик в ведёрке и бокалы – представили? Ну, вот ему пришло время поворачивать в ваш ряд, значит, куда вас засадил тот гад, что сегодня заправляет всем здесь, представили? А он, идиот, не тормозит и прёт… и прёт, и входит в поворот на очень приличной скорости – вот. Что будет? Догадались?
Да, всё полетит с его чёртова подноса в момент поворота! И полетит на тех балбесов, которые окажутся у него на пути! Это понятно?
Ну, вот и они, те кирпичи, исполнили те самые законы физики и механики! Хорошо так, исполнили, без отклонений, то есть машина-то уже повернула, согласно рисунка дороги и желания водителя, а они – нет! Они продолжали прямолинейное и равномерное движение, не обращая внимания на то, что все их братики, вместе с машинкой поехали на стройку, куда им всем и дорога!
А я увидел, как три или четыре ряда кирпичей, плавно снялись со своего места в крайней пачке, и направились в мою сторону. И я вижу опять этот замедленный страшный мультик, который мне уже показывали. И я понимаю, теперь – всё! Хана! Летят прямо в лоб! Ничего нельзя изменить!
Я прилёг щекой на руль, стремясь и надеясь защитить голову рулём, а сам продолжал наблюдать это захватывающее кино… самые последние кадры, как я понимал! Это длилось может секунду, может меньше, но я-то прожил за те мгновения в десять или в сто раз больший кусок времени.
И опять – пронесло! Смерть улыбнулась и пощекотала меня. Нежно, так, слегка…
Я оглянулся и увидел, как те кирпичи бьются о дорогу сразу за моим багажником. Разлетаются кусками в разные стороны и превращаются в крошево осколков. А если бы они залетели в салон моего «Ориона» через лобовое стекло? Нет сомнений – я стал бы фаршем! Вот так. Мне ещё раз показали, как она близка! В шаговой доступности…
                * * *
Через год с небольшим, мы с Сергеем Мослом возвращались на купленных авто, в этот раз из Финляндии. Он ехал на серебристом Крауне-европейце, а я на вишнёвом Вольво-245, здоровенный такой универсал. Была третья декада декабря 1993 года. Кто шоферил тогда, тот, думаю, помнит тот чудовищный гололёд на дорогах России. Насмотрелись мы тогда «ужастиков» на дороге – до конца жизни хватит. А нам предстояло это испытание от финского города Торнио, где мы купили в тот раз машины, и до города Абакана – места, где мы родились и где нам, вероятно, суждено прожить жизнь.
Ну, натерпелся я страху тогда, сверх всякой меры. Водительского стажа у меня всего-то – три года, а на всех шести тысячах километров предстоящей нам дороги, повсюду, слева и справа, разбитые и перевёрнутые машины, рассыпанные из них товары, а кое-где и трупы водителей, рядом со своими разбитыми автомобилями.
Помню, как Сергей, у которого было к тому времени 16 лет профессионального водительского стажа, подбодрил меня, прямо перед самым выездом из Торнио, сказав, задумчиво глядя мне в глаза: «Однако… не доедешь ты… по такой дороге…»
Лучше бы он этого не говорил: и напугал, и будто накаркал. Началось всё уже через час после старта из Торнио. Мы ехали четырьмя машинами: две машины в Волгоград и наши две. Одна из волгоградских машин, на глазах у нас, слетела со скользкой дороги, и несколько раз перевернувшись, и оказавшись на крыше, остановилась далеко внизу, под насыпью шоссе. Мы помогли перевернуть автомобиль на колёса, но вытащить на дорогу нам его не удалось. И уверовал я в его слова, и стал ждать своей очереди…
Случилось это в первой половине дня, на узкой, покрытой слоем льда, глины и воды, дороге между Самарой и Уфой. Мы двигались в пологом подъёме на Уральский хребет в нескончаемой колонне большегрузных фур. Все они ехали неспешно 40-60 километров в час, что нас никак не устраивало. И мы принялись их обгонять…
Между нашими машинами всегда был грузовик. Я шёл, конечно, вторым, слегка выдвинувшись к середине дороги из-за обрызгивающего меня до крыши колеса впередиидущей фуры. Так мне было удобнее следить за действиями Серёги. Дворники мотались по ветровому стеклу непрерывно размазывая грязь, а я старался не упустить момент, выжидал, наблюдая, как мой лидер, выскакивая из-за очередной фуры, резво стартовал и заскакивал в следующий «карман» между грузовиками. Тогда и я ускорялся и перемещался на освободившееся впереди место. И однажды я ошибся или меня просто заблокировали, но когда я выехал из строя и приблизился к промежутку между фурами, откуда только что выскочил мой ведущий, места для меня и моей машины там не оказалось. Я с тоской смотрел направо на огромные вращающиеся колёса грузовика, разбрызгивающие фонтаны грязи, и понимал, что приближается моя персональная и неминуемая катастрофа: дорога слишком скользкая и узкая, чтобы меня не зацепили встречные машины.
Облитый дорожной грязью до крыши и почти ничего не видя через, закидываемые колёсами фур, стёкла, я помчался догонять своего лидера. Я надеялся, что там, в следующем «кармане», возможно и для меня найдётся местечко…
Не вышло: через полупрозрачные разводы от мотающихся дворников, я внезапно увидел прямо перед собой, стремительно приближающийся ко мне свет его стоп-сигналов и мигание правого поворотника. Что делать? Я резко затормозил! Нет – я попытался затормозить. Но шипованные колёса не тормозят на льду… Ба-бах!!! Какая-то темнота…
Некоторое время меня, как будто, не было тут. По крайней мере, я не помню, что было сразу после удара. Обнаружил я себя сидящим, в своём заглохшем Вольво, на обочине встречной полосы, а Серёгин Краун, сильно пострадавший от удара, выбросило на обочину нашего направления. И вот, мы сидим в своих авто, почти напротив – через дорогу, и смотрим друг на друга… а между нами проносятся потоком машины.
Потом мы вышли из машин, и он подошёл ко мне.
Я – полный кувшин собственной вины! Ожидал, что он примется ругать меня, и был заранее готов согласиться со всеми обвинениями и оскорблениями. Но он меня поразил, сказав, опять также странно глядя на меня тёмными выпуклыми блестящими глазами:
- Повезло тебе… встречная «шестёрка» могла «в лобовом», тебя раздолбать в хлам!
Какая «шестёрка»? Я её и не видел. Оказывается, навстречу летела «шестёрка», с включенным светом, которая и должна была в меня неминуемо попасть после удара, когда мой Вольво отлетел-откатился через встречную полосу на обочину. Эта «шестёрка» должна была обязательно попасть в меня, но… странным образом не попала.
А я почему-то ничего этого и не видел…
* * *
Был и ещё один необъяснимый и удивительный эпизод в этой незабываемой экстремальной поездке. В Омске мы с братом потеряли друг друга – так случилось, что в потоке машин его выхватили-остановили гаишники. А я не смог остановиться в том густом потоке, и теперь еду один по равнине.
Вторая половина дня – трудное время для меня. Как раз в это время я всегда начинаю засыпать. Это со мной бывает в любой поездке. Для борьбы со сном я набираю с собой кофейных зёрен и грызу их. Когда это не помогает, я громко пою дуэтом с магнитофоном, хлопаю себя по щекам, тру и дёргаю свои уши – в общем, развлекаюсь, как могу. Так было и в этот раз. Мне даже показалось, что я тогда всё-таки отогнал сон…
Впереди идёт Камаз-фура. Неплохо идёт, не меньше ста. Я, сперва пристроился за ним, но в подъёмах он меня держал, гружёный, тяжёлый. Раз – подъём, два – подъём, и решил я его обогнать. Совсем уже стал пристраиваться на обгон, но тут опять стало ровно, и он разогнался. Я, уставившись взглядом в его заляпанный грязью зад, еду и еду, постепенно цепенея и отключаясь. А скорость наша: 100 или 110 км\час. Магнитофон мой – орёт, но как-то так, будто из ваты. Я тру глаза, тру уши – помогает только на одну минуту. Я силюсь не моргать, а глаза – закрываются и слипаются. И вот, я – моргнул… 
А когда открыл глаза – впереди пустая дорога, Камаза передо мной нет! Исчез! Это, как удар электротока. Я, прямо, подпрыгнул. Завертел головой и увидел тот Камаз метрах в двухстах позади себя. По коже мороз, волосы дыбом и сна как не бывало…
           * * *
Конечно, каждый из этих случаев – просто случай. Случай-случайность, каждую из которых можно легко объяснить. Но, все они, выстроенные в ряд, а их поболе десятка – это что-то другое…
И я задумался – ведь было над чем. В голове стали появляться предположения и мысли, стали выстраиваться схемы: процесс пошёл. Выходило, что кто-то и зачем-то сохраняет мою жизнь. Возможно, я что-то значу в этой, выстраиваемой кем-то схеме. Или, может быть, важен и необходим кто-то из моих детей, рождённых или ещё не рождённых. А, может быть, я должен что-то сделать в этом мире… например: о чём-то сказать, о чём-то важном для всех…
А потом пришло… я написал книгу, которую назвал: «САГА. НА ГРАНИ ИСТИНЫ». Писал я её почти три с половиной года, каждый день, с четырёх часов утра – что-то будило меня в это время, и просыпаясь, я уже знал, что сейчас напишу! На Сагу времени было у меня до семи-восьми часов, когда нужно было мчаться на работу – от обязанностей гражданина и отца меня никто не освобождал. Зато какие были эти часы!.. Я был счастлив. По-настоящему, как никогда! А ночами я летал… почти каждую ночь…
Засыпал часов в десять вечера и … улетал, улетал, как тогда двадцать лет назад…
Очень важные вещи теми ночами кто-то вложил в мою голову… вот я их и сообщил вам. Так как воспринял…

                С УВАЖЕНИЕМ, ВИКТОР РУСИН.
……………………………………………………………………

        КРАТКИЙ КУРС ИСТОРИИ В ИЗЛОЖЕНИИ ДЕДА ЗАХАРА

Вот ты всё недовольничаешь, мил-друг, власть табе стала не мила, брехать не дают, понимаешь! И врачи, по-твоему, стали плохи. Оттого, будто, и людей в больницах много помирать стало… или вот ишшо, намедни, ни с того и ни с сего, взял и сообчил мне: мастера пообнищали мастеровитостью, а потому мы всё подряд и прокакиваем. И самолёты-то разучились-перестали делать, и ракеты космические у нас всё время то падают, то не туда летят…
Больно приметливый ты, однако. Приметливый, да не сообразительный. Забыл, небось, что группы по экстремизму по всей стране образовались? А как думаешь, зачем?! И не соображаешь, что лучше бы табе помолчать, а то ведь проснёшься как-нибудь однажды в бараке, на свежем воздухе, а кругом – разнотравье, хвоЯ… да гнус. А оттель назад далеконько будет: не докричишься, не дозвонишься… так-то внучЁк…
А я вот табе так скажу, мил-друг: не видал ты лиха, ох, не видал! Вот, в ранешние-то времена как бывало: на работе мы по две смены вкалывали, как папы-карлы недоедали-недосыпали, чтобы, значит, вам, варнакам, светлое будущее построить. И ведь строили, и ведь было оно – светлое будущее… в наших головах. А вы, гляди-и-ка – недовольные ходите! И всё-то вам, едрён-корень, не так! Послушай мене: не дразни лиха, пока оно тихо! Мало ли чё…
Ну, а таперь давай-ка, по пунктам, как есть. Власть табе чем не мила? Бреши – чо хош на своей кухне – никто табе слова не скажет. Это табе не 37-й. И живи, пожалуста, как хош, да как умеешь – свобода!.. ну так ведь? Добивались жа этого, када комуняк сбрасывали, али забыли всё? А может вы хотели, как в Ливии: сидеть днями, да в нарды играть, и ишшо пособия получать, за какие в других странах по десять часов и шесть раз в неделю работают! А вам, значит, не пофартило? Вот вы и разобиделись, выходит?! Вы, однако, и впрямь решили, что недра здеся принадлежат народу, то исть вам – голытьбе?! Поверили, значица, пропаганде? И местный Мухомор, будто с вами вахлаками, мол, сам поделится? Да токо нам не тот, понимаешь, Мухомор попался. И фамилиё у его не на Кэ, и не на Лэ была… а на Ё… понятно? И он, этот Ё, такую жизню преподнёс своему совейскому народу – мало никому не показалось… Ну, ты хотя бы загляни в науку такую – статистику, она, собака, знает всё. Так про неё говорят. Скоко тама указано нонче народишку-то осталось в Расеи, апосля его справедливого управления, а? А как мыслишь, случайно такое али нет? Может, это усилия властей наш народ как-то недопонял, да увольняться стал поманеньку?.. Может, оне, вахлаки, чегой-то недопонимают из мудрой политики партии власти и её правительства?
А давай-кось, оборотимся и глянем назад-то, да увидим: откель ноги-то здеся растут! Нонешние-то управители, энти – двое из ларца, откель и как выросли, задумывался о том? Дак, я табе разобъясню...
В те времена, када ты ишшо под стол пешком ходил, поднялась большая буза в нашем отечестве. Вторые на первых попёрли, захотелось имям, понимаешь, сладкого поболе хапнуть! Оне, хотя и номенклатурные, но были «вторые», то исть – обиженные. Первые-то их, болезных, к кормушке не шибко подпускали, вот оне и оголодали, понимаешь, потому и кинулись – а как же? Всякий, небось, кинется, коли кажный день будет видеть, как евоный вчерашний кореш трескает икру ложками, да на лучших курортах с лучшими бабцами загорает. А как это сделать? Да только одним способом: столкнуть, значит, первых-то… и от кормушки отогнать, да пристращать, чтоб назад не повадно было лезть. Ить, кормушка-то одна, а рыл-то скоко? Ого! – на всех не хватает…
Ну, вот значица, кинулись оне, и всё у их получилось: забрали и власть, и Кремль, и всю страну. Ну и принялись, с голодухи-то, наминать щёки и набивать карманы, да так во вкус вошли, что и не остановить… И тут жа, пока не поздно, давай всё делить меж собой – а как ты хотел: для того ведь прогоняли и чморили комунявых, чтоб, значитца, денежные потоки развернуть, понимаешь, в свою сторону. Смекнул? Ну вот, ты представь себе, все оне, кто тудой попасть намерился, чего в голове-то своей держат, а? Небось думаешь: о народе заботы, да хлопоты. Ага – как бы не так! Оне, глядючи на своих предшественников, у которых всё есть и имям за то ничего и никогда не бывает, мечтают вот о такой же точно жизни возле кормушки! Да-а, вот так вот: возле кормушки, да под прикрытием иммунитета. Слыхал када-нють про иммунитета? Да откуда табе – зелён ишшо. А ентот иммунитет и есть главное достижение демократии, када у тя всё есть и ни за что не отвечаешь! Великая сила – демократия. Чой-то мя потянуло кудай-то на сторону…давай-кось назад выгребать.
Тут семья, понимаешь, в Кремль пришла… этого – Ё… а ты хоть знаешь, как по-итальянски-то семья? Во-от, то-то и оно: всему тебя учить надобно, ничегошеньки-то сам не догоняешь. Ну а семью кто возглавлять должон? Правильно – пахан. Он ведь кто, пахан-то? Он, перво-наперво: офис-менеджер по-вашему. Гарнизатор, в общем. Вот он и гарнизовал всё там: своим – всё, чужим – ни хрена! Правила у них такие – тут уж не поспоришь. Ну, самые сметливые и кинулись под семью-то, в надеждах… И не обманулись, понимаешь. Кто раньше джинсы мыл, али жигулишками слегка приторговывал – те вскоре рублишки-то мильярдами считать стали. И такая тут камарилья в главной ставке началась – прям, пир во время чумы. Какого только дерьма мы тама не видали тада… на деньги, понимаешь, все оне слетелись и сползлись…
Да, ишшо вот что: ты, мил-друг, не думай, будто ктой-то там плохой, а вот другой-какой избранник – хороший! Нет етого – все оне тама одним цветом и запахом. Тут, мил-друг – система! Слыхал небось? Есть такое слово – система. А значит это то, что всё в ентом кучерявом месте завязано в один клубок, который почище змеиного будет. Ну, ты вот сам представь себе: как тако возможно, чтоб в банде, где дела творят, был добрый-незамазанный человек? Ну, то исть совсем ничем и никак: не тырит, не грабит и не убивает, как все остальные… и что? Кто ж его там потерпит? Ведь он и сдать могёт! Вот, и в этой ба…, то исть, в системе – все замазаны должны быть! На то она, брат, и система. Во-от, в обчим… и пошла у них жизня: ни в сказке сказать, ни пером, значитца, описать. Хотя пером можно, конечно, попробовать, но ведь не успеешь… Опричники больно шустрые, да и скорость стука у нас опережает скорость звука… И вот ведь что интересно: опричников разных у нас много, и отгрызают оне справно бо-ольшой кусок от национального пирога, а страна наша, в это же время, загибаться поманеньку стала. В самом прямом смысле: завод за заводом, фабрика за фабрикой, хозяйство за хозяйством. Видать, не о том заботятся опричники-то, как считаешь?
Ну, от безнаказанности или от чего другого, народишко наш, прямо, сошёл с ума. Это и походило на бешенство. Один от другого, форменным образом заражались: токо взглянет, как энтот за три дня работы, по разграблению родного заводишка, ухватит себе на пол жигулей и всё… сам тут жа бегом бегит – тоже хочет ухватить. Прям, наваждение!.. а самое-то обидное в чём? Да, в том, что накапливали да строили всем народом, а разграбили да обогатились токо самые наглые и бесстыжие. И так было везде в нашей родине…
А тем, кому воровать нечего было, ну, там учителям, да врачам с санитарками, тем совсем скучные времена настали – тех все жалели. Все, можно сказать, без исключения. Особливо энти, которые возле Ё тусовались. Но токо словами, токо словами… Так и было: одни – воровали-жировали-пировали, а другие – зубы на полке держали. Edem das sainem, понимаешь! Что означает: каждому своё! Ты не смотри, что у мене три класса образования, я ить, скоко книг перечитал, када телевизоров-то не было, что-то же от того и осталось.
Так вот, вернёмся к нашим баранам, как говорил нам один руководящий товарищ. Мил-друг, а ты хоть догадываешься куды всё подевалось? Ну, эти разобранные заводы да фабрики… то исть: наши основные фонды. Так я табе скажу. Откуда знаю? Сам видел. А было так: ездил я однажды погостить на Байкал, в городок Слюдянку. Это в самом южном уголке Байкала, значица. Так вот, через тую Слюдянку проходит Транссиб – можно сказать: позвоночник нашей Родины. Ну, и что ты думаешь? По ему, на восток, без интервала перегруженные поезда днём и ночью шли! Как думаешь, чем перегружены они были? Сообчаю: металлом с тех самых заводиков и фабрик, можно сказать – скелетом нашей убитой промышленности! Но и не только. Ишшо шли поезда с лесом: по шестьдесят вагонов в поезде, набитых с шапкой отборным лесом! И так мне обидно было всё это видеть! И за страну обидно, и за её обманутый народ!! Догадываешься, куды везли-то это всё? Географию надо было в школе учить, внучЁк! В Китай везли, там больше некуда… Один великий гражданин, наш с тобой соотечественник, между прочим, когда-то говорил: могущество России Сибирью прибывать будет! Хрен, вот! – не угадал… Могущество Китая Сибирью прибывает! Так-то вот, мил-друг…
А таперь я те открою страшную тайну, токо ты никому, ни-ни…ну, готов? Мы сами во всём этом виноваты! Мы что, не понимали кого нам подсовывают, када Ё всуропил нам приёмника свово? Мы, чай, не догадывались, для чего энто делается? И с какой он начинкой? В стае волков овечек не бывает! И праведников среди воров – тоже. И ежели кому пахан и доверит жизню свою, так он того крепенько за яйца держать должён! Как думаешь? Во-от, то-то и оно…
А ведь приняли, как родного. Согласились, промолчали. То ли по глупости, то ли от равнодушия. А таперя, вот читайте, пожалуста книжечку «Путин. Коррупция». Не хочу сказать, что писал тую книжицу праведник. Знаем мы его издавна: нет, не белый лебедь! Больше того – сам вор. Но изобличает – профессионально, зная тему изнутри, ничего не скажешь. Ежели обобщить конфигурацию: в той помойке, чем был во времена Ё Кремль, ничо доброго быть-то и не могло! И как этого молчаливое большинство не смикитило? – мне непонятно. Может от равнодушия, может от глупости – таперь ужо не понять, но, вот: пожинаем плоды! Вся страна стала помойкой! И опричники никак с тем не борются. Потому что: сами в теме. А ничем другим и не объяснить! Не объяснить, почему известные негодяи становятся губернаторами! Почему они негодяйствовали, воруя на глазах у всех, а не сидят там, где им положено. Мало того, те опричники, что должны были их стреножить, у энтих губернаторов таперь в замах ходют – это как?!
Жить мине осталось – раз плюнуть, но об тебе, мил-друг, я горюю. Как-то вам на нашей помойке выжить удастся?  Ой, труден будет ваш путь, милые мои. И выбор не богат: или вы все вместе чистите «авгиевы» конюшни и родина ваша расцветёт… или живите, как жили… не напрягайтесь… больше пейте… и жизня ваша быстро пролетит…

                С тем позвольте откланяться. Дед Захар.
…………………………………………………………………………

ЗАЧЕМ МЫ ЕМУ
Или
БЕРЕГИТЕ ЕЁ, ПУЩЕ ЖИЗНИ…

Вот и прошла Жизнь… и не плохо прошла…
Всё было: и радости, и горести, и счастье заходило к нам… да и горе не проходило мимо. Жизнь шла и шла, но и мы не стояли… ведь и мы всё это время жили, мы выбирали куда двигаться и шли. Выбирали то, что могли, то, что хотели, то, к чему были склонны мы или готовы. И не всегда правильно делали мы выбор, потому что такие мы: не принципиальные, эгоистичные, часто трусливые – короче: своя рубашка ближе к телу! Так ведь? Я не ошибся? Не оболгал нас всех, по дурости своей?
Все мы строили свою жизнь, как могли. Вспомните, мы строили её из тех возможностей, что были перед нами… а потом, зачастую, глупо и не справедливо обижались на Бога… на судьбу… на соседей, на мужа или жену… в общем – обижались! Потому что это проще и легче. Ведь так трудно обвинить себя в своих неудачах… и трудно, и обидно, а зачастую, просто невозможно! Ведь обвинить себя – это переступить через собственное ЭГО, а это для многих – невозможное дело… почти самоубийство.
Но, для тех кто достаточно разумен, переступить через самомнение, через эгоизм и гордыню – это единственный вариант. Тот вариант, который позволит идти дальше. Не по тротуару города или родного посёлка, а по жизни, как единственному пути развития своей нетленной Души.
Мне жаль тех, кто не понимает, как устроен наш мир, кто не знает его приоритеты, т.е. его наиболее важные ценности и их значимости. А потому, он не может делать правильных выборов на перекрёстках своей личной истории, а потому и забредает часто туда, откуда потом трудно или просто невозможно, выбираться. Оглянитесь на свою жизнь, вспомните яркие примеры из многих чужих жизней, и увидите: так оно и есть. Помните, есть такая еврейская поговорка: если бы я был таким умным, как моя жена потом… и, продолжая мысль: разве бы я так поступил…
Потом мы все понимаем, что и как надо было делать, а до того?.. Почему мы попадаем в проблемные ситуации? Очень просто: потому, что не знаем как надо, или не думаем, в той мере, в какой требуется.
Здесь и те, кто верит в Бога, но надеется, что если сам он залезет в дерьмо, не обращая внимания на правила и законы, то его вытащат оттуда высшие силы (за то, что он ставил когда-то свечку в церкви, или помолился и попросил накануне Создателя). Здесь же и те, кто не верит в существование Бога – единственного архитектора этого Мира, и те, кто не понимает значимости и места личной Души человека в нём самом и в устройстве всего нашего мира…
Может быть я вам открою новость, но Мир – это сбалансированный механизм, машина, снабженная законами, правилами, физическими константами и запретами. И в этой машине всё взаимосвязано этими самыми законами и правилами, которые работают, как шестерни, рычаги, приводные ремни, все вместе передающие нужные движения и усилия в нужном направлении. Всё взаимосвязано! Очень умно устроенная машина! И не удивительно – автор-то кто!
Одно не очень понятно: мы-то, люди, зачем Ему, Творцу и Создателю?
Я много раз задавал этот вопрос множеству людей… и большинство не могло ответить. Некоторые давали ответ, к примеру: чтоб Ему лучше понять себя. Другие считали: чтоб служить Ему. Как служить? Ходить и молиться? Восхвалять Его?
Всю жизнь об этом думал… и вот что надумал: мы нужны Ему только настолько, насколько способны взрастить в себе единственный продукт, который Он нам дал (на время) – нашу Душу. Ту самую, через которую мы можем считать себя Его детьми, ту самую, которая есть частица и ребёнок Духа! Помните из писания: Бог-отец, Бог-сын и святой Дух. О нём речь.
Другими словами: наше существование вполне утилитарно и мы – одна из деталей того механизма! Мы – горшки, условно говоря, в которых растёт то единственное, что требуется Ему от человечества! И оно настолько важно для Него, что Он терпит наши безобразия, наше скотство и подлости, которыми переполняется мир. Почему Он так терпелив к нам?
Ответ прост: значит тот продукт, так нужный Ему, очень важен в Его Замысле. Для чего? А этот вопрос совсем не прост…
Я, размышлял над этим всю жизнь, и возможный ответ изложил в своей книге: САГА. НЕ ГРАНИ ИСТИНЫ.
Не претендую на 100% попадание, но полагаю – близко к десятке. Кому интересно, прочтёт в Саге, в главе 5, «НАД МИРОМ».
Исходя из представленной доктрины, можно понять и другую сторону жизни: раз мир создан до последнего фотона единым Творцом, то и врага для Создателя здесь быть не может. Создающий сам решает: что полезно, а что вредно для его затеи и, конечно, «лёгким движением руки» устраняет камень с дороги, «по которой едет его колесница». Не так ли?
Исходя из сказанного, выходит, что тот, кого мы, с подачи церкви, считаем дьяволом, на самом деле таковым (врагом Господа) не является!
А кто же он? – спросите Вы.
Начальник ОТК – отвечу Вам понятным языком. Кто не знает: ОТК – отдел технического контроля – термин из прошлого. Этот самый начальник и создаёт условия, проходя или не проходя через которые, мы попадаем в число пригодных Творцу для дальнейшего использования или не пригодных к тому. Всё ровно? Нигде не перекосил, не соврал?
И последнее: понимая это, сказанное мной, цените и дорожите своей Душой! Больше жизни дорожите ею!
……………………………………………………………….

ВОСПОМИНАНИЯ АВАТАРА
или
НОВЫЙ КОДЕКС
НА ПЛАНЕТЕ ЗОЛОТОГО ГНОМА
Сказка для взрослых

 ЧАСТЬ 1.

В далёкой галактике, в самом конце одной из её спиралей, жил да был Золотой Гном – небольшая скромная звездочка, которой удалось создать свою семью – небольшую планетарную систему. И система эта была очень даже славной и миловидной, и состояла из нескольких вполне себе пристойных планет, некоторые из которых вполне могли приютить Жизнь, как того и хотел наш Великий Отец. И Золотой Гном, был весьма доволен своей работой, ведь он угодил Отцу… а что может быть лучше этого?...
Золотой Гном, как всякий добрый родитель, внимательно присматривал за своими чадушками и заботился, как мог. Он обеспечивал им и тепло, и безопасность, оберегал от бродячих комет, рыщущих в округе, и от беспризорных останков планет-неудачников, и от вредоносных излучений соседних звёзд, и вот, наконец, он дождался, когда на одну из его замечательных планет младшие дети Отца из далёкой галактики, завезли и посеяли Жизнь, так необходимую Отцу.
Ответ на вопрос: зачем она нужна Отцу? – Золотой Гном не знал… да и не важно это ему было – Отцу лучше знать… а дело звезды простое – обеспечить нужные условия для выполнения Замысла. Так протекало его время, и он был, конечно, счастлив, ведь он оказался нужным Отцу …
А Время-река текла и текла, забыв о своих границах, забыв о своих истоках, забыв о том, что всё имеющее начало, прибудет когда-то и к своему концу. Эта необозримая река, как и всякая река, просто наслаждалось тем, что она есть, что она свободна… в пределах Великого Замысла… и посильно участвует в нём.
Зато материя и пространство, омываемые рекой Времени, под воздействием Законов, написанных Отцом, всё время изменялись, развиваясь и преобразуясь они двигались по дороге, предписанной им, двигались, чтобы результат был достоин приложенных усилий.
На третьей планете Золотого Гнома, случились перемены! Здесь происходили очень-очень важные дела: в морях и океанах, в чашах вулканов и глубоких пещерах, на склонах гор и расщелин – везде без остановки разрасталась и развивалась Жизнь во всех возможных её проявлениях и вариантах…
Ну, а об этом вам будут рассказывать мои аватары, которым повезло прожить несколько дней или жизней на третьей планете…



ВОСПОМИНАНИЕ ПЕРВОЕ

Первое, что я помню, это удивительная картинка: раннее прозрачное и влажное утро в лесу с огромными деревьями, с росой на всём, куда ни упадёт взгляд. А я вижу мир наоборот: над головой у меня, близко-близко, гладкая маслянистая поверхность воды, в которой отражается всё, что рядом. Она, поверхность эта, не ровная, выгибается кверху кое-где из-за травинок и кустов, торчащих из неё, и прогибается под тяжестью лежащих на ней листиков, букашек, водомерок и прочих соседей моих.
Они мне не опасны и потому я спокоен и счастлив – есть от чего: ночь я пережил, у меня ничего не болит и всё, что было у меня вчера, мной пока не утрачено. Воздух, я ощущаю, тёплый, насыщенный ароматами цветущих растений, влагой и запахами гниющей в воде листвы, не несёт сигналов опасности, никто не подкрадывается, никто не хочет съесть меня – и я рад этому и вполне счастлив. Я маленькое существо, вишу под своим листом, смотрю на мой мир, и у меня нет никаких причин для грусти, потому что даже голода я пока не испытываю.
Утро становится всё светлей, сквозь деревья и клочки ночного тумана сюда, ко мне, начинают проникать наклонные колонны золотистого света, и этот мой мир откликнулся: заискрился-засветился изнутри, заиграл всеми цветами радуги, которую я уже однажды видел в своей жизни – после дождя. Особенно красиво смотрится здесь сеть из паутины: она вся покрыта мелкими каплями влаги – это туман оставил её, и теперь каждая из капелек играет и сияет в пришедшем с неба свете. Красота! Но сеть – это опасность. Обычно её не видно и потому можно задеть её, запутаться и всё: сразу придёт это многоглазое страшилище, пронзит голову своими жвалами и жизнь тут же закончится. Я это знаю, но об этом не думаю – надо жить и радоваться, ведь жизнь коротка. Особенно у таких маленьких существ, как я. А сейчас я просто получаю удовольствие оттого, что жив, что прекрасный рассвет и нет близкой опасности. Во мне бурлит ощущение: я счастлив, молод, здоров и готов к встрече с молодой здоровой самкой, чтобы продолжить жизнь.
Кто я? Я и сам не знаю. Я житель этого леса, чуть затопленного тёплой застоявшейся водой, житель, который готов состязаться за возможность жить и продолжать жизнь. И мне очень нравится жить.
Это воспоминание жило где-то глубоко-глубоко внутри меня, но вот сегодня утром, на рассвете, оно зачем-то всплыло из тёмных глубин памяти и то, что я уже почти совсем забыл, ожило под закрытыми веками, засверкало, заиграло яркими красками, нахлынули ароматы, звуки просыпающегося леса!
Это так ярко, сильно, вкусно – я переполнен!
Кто послал мне этот подарок – не знаю. Зачем? Возможно потому, что в последнее время я много думаю о смерти… и меня нужно было подбодрить? Может быть и так. Но сейчас меня не интересует причина, по какой всплыли эти воспоминания – я наслаждаюсь! Наслаждаюсь, как давно уже не мог. Потому что тугие и тяжёлые мысли постоянно ворочаются в моей голове, и мысли эти, как тенета паутины в старом непроветриваемом чердаке висят повсюду! Она липкая, серая от пыли и внутренней своей мерзости, она сплетается, становится прочнее и всё больше походит на железные цепи, опутанный которыми я погружаюсь всё глубже и глубже… в бездну…
Но не теперь! Сейчас я явственно раздвоился: один лежит, сложившись в калачик на своей постели и сквозь полуприкрытые веки разглядывает этот удивительный и вполне реальный мир, о котором он почти забыл. А другой, который может быть моим первым воплощением, переживает мгновения осознания себя и своего существования, красоты этого мира… и счастье того осознания переполняет его!
Ему хорошо, и мне – хорошо! Мы оба – счастливы!
                * * *
Время – понятие относительное.
Когда живёшь, оно бежит-летит, как ветер, и, кажется, что у того ветра скорость с днями и годами становится всё быстрей и быстрей. Возможно оттого, что я над этим думал, однажды ночью мне приснился чудный сон, где я был малой частицей чего-то в воронке с водой.
Вначале, когда я только родился (в тот раз), я плыл возле самого бортика воронки, а события проходили мимо моего просыпающегося сознания с неспешностью каравана: важно и размеренно. Но дальше, словно в мультипликационном фильме, время сменялось всё быстрей, и вот, я уже в середине своего физиологического пути: тут уже наклонные борта моей воронки высоки, а я всё плыву по максимально возможной окружности, вдоль конуса воронки. Но длина той окружности (длительность очередного года жизни) стала уже значительно короче, да и скорость моего движения значительно увеличилась – это потому, что отпущенный мне объём жизни (жидкости в воронке) уменьшился и конус воронки на этом уровне, имеет уже другой радиус вращения, ведь часть отпущенной жизни уже прожита.
Вот ещё прошло тридцать лет. У меня перед глазами гладкая внутренняя поверхность конуса, поднимающегося куда-то вверх, и теряющаяся там, в дано уже прожитых годах. Эта поверхность теперь мчится мимо меня со скоростью поезда: всё мелькает и сливается, а где-то там впереди и внизу, что-то происходит! Я слышу шум – там сливное отверстие, там то место мимо которого никому из рождённых не удаётся проскочить!
Мне любопытно, как это будет? Какие будут ощущения и переживания – этого у меня в воспоминаниях, почему-то нет. Явственных нет, есть какие-то неопределённые картинки и сюжеты, но насколько они имеют отношения ко мне – это вопрос…

ВОСПОМИНАНИЕ  ВТОРОЕ

Достаточно явственно и даже детально, помню одну картинку: я стою перед кем-то важным. Он, то ли князь, то ли мандарин, начальник. Не гляжу на него – по этикету мне положено смотреть только вниз. Я и смотрю вниз перед собой, и вижу свои руки, сложенные на эфесе меча. Рукава моей одежды из плотной красивой ткани восточного рисунка, скорее всего, это шёлк из Китая. Под моими ногами чистый пол, видимо это дворец хозяина. Тот, перед кем я стою в позе почтения, мне что-то говорит, и я подтверждаю коротким поклоном своё согласие, через каждые несколько слов. Я – воин, и мне сейчас была поставлена задача, которую я обязан выполнить любой ценой – это закон, и не обсуждается. И ещё: я понимаю, что это – последняя задача в моей жизни… но ни сожаления, ни горечи не испытываю. Так надо. Так принято здесь: жизнь не дороже дня.
Потом, я куда-то скачу и со мной несколько всадников…
Вот мы попадаем в засаду – нас уже ждали. Началась жестокая рубка… и я рубился сколько мог, но я не бог… я, как и все: делаю, что могу. А боли нет. Или я её не помню. Просто – наступила тьма и за нею свет…
Кто говорит с нами в эти часы? Он передаёт нам какие-то знания, основанные на наших и чужих воспоминаниях, он говорит так, что иногда ясно, а иногда нет. И когда – нет, я думаю, это значит, что мы не готовы понять сигнал, значит, не доросли душой или умом.
Были и ещё несколько фрагментарных и ярких, хоть и непонятных воспоминаний в виде странных снов. Причём, события, всплывающие из памяти, не подвержены хронологии. Почти всегда присутствует оружие – это не удивительно, ведь человечество воюет столько, сколько существует. Кто-то даже высчитал, что только по известным нам свидетельствам, человечество за свою историю не воевало (если суммировать всё время мира) менее ста лет! Но это, скорее всего неправда! Хотя бы уже потому, что были времена, когда континенты в потоке времени плыли обособлено друг от друга – кто там учитывал и кому сообщал?
И мне кажется, одно ЭТО характеризует нас гораздо хуже и страшнее, чем самых хищных зверей! Эта кровожадность, замешенная на ненависти к себе подобным, лишает нас всякого права считаться разумной расой… и тогда вполне понятно, почему с нами не хотят иметь дело другие разумные расы Вселенной.
А однажды, уже в следующей жизни, я ночью бегал по крышам сросшихся домов Лондона или Стокгольма. Я убегал от викингов – волков моря. Их было много, не меньше двадцати, а нас только двое, и бежать вместе нам не имело никакого смысла. И потому, в самом начале той истории мы потеряли друг друга из виду, и каждый сам спасал себя. Больше я о нём, своём спутнике, ничего сказать не могу. Единственное, что мне вспоминается, так это их громкий торжествующий рёв на крыше одного из домов на другой стороне улицы, из которого я сделал вывод: не повезло ему.
Преследовали меня коренастые и широкоплечие, волосатые и звероподобные войны. Одни были с короткими широкими мечами, другие с секирами на недлинных рукоятках, у всех ножи за поясами. Страха, как и сомнений, они не знали – это было видно по их поведению: только весёлая злоба и азарт, удаль и показное бесстрашие – это всё что они проявляли. Одеты они были кто в кожаные панцири-нагрудники, а кто в кольчуги. У многих рогатые шлемы и щитов они не носили – то ли вовсе не боялись смерти, то ли были очень уверены в себе. А зря. У меня был арбалет и я тогда неплохо умел стрелять…
Меня в этой страшной погоне какое-то время спасало только одно: хорошее знание местности. Я точно знал, как и где бежать, знал переходы с одной крыши на другую, возможно, я тут вырос или жил. Используя эти знания, мне даже удалось проткнуть двоих из них. Первого – стрелой, после чего я бросил арбалет за ненадобностью, а другого, молодого и резвого, клинком в темноте чердака, где он неосмотрительно догнал меня.
Эти успехи очень подбодрили меня, мне даже показалось, что у меня есть шанс. Я в него стал верить ещё и потому, что те потери, которые я нанёс этим двуногим волкам, хоть и не остудили их пыла, но всё-таки заставили преследовать свою жертву, то есть меня, осмотрительнее… и между нами появился заметный просвет.
Почему они гнались за мной – я не помню сейчас, а гадать не хочу. Но раз гнались, значит, им это было нужно. Как я умер в тот раз – это я тоже не помню, единственное, что вспоминается – это то, что уже перед самым рассветом, когда восточная часть неба стала серой, в меня попали из лука.
Выстрел был так себе: стрела пробила мне бок, и если бы не волки, если бы не погоня, к новой луне я смог бы снова одеть латы… но расклад был не тот… догнали меня и перебили руку, которой я держал меч…
Потом куда-то тащили… видно, к ярлу своему…
* * *
Сколько раз приходилось воплощаться – это закрыто для меня. Да, я и не стремился никогда проникнуть за завесы дозволенного. Закрыто – значит так надо. И я их и не звал, те воспоминания, они сами внезапно и без повода приходили ко мне из глубин памяти. Обычно во сне. Когда сознание дремлет…
И в этот раз был будто бы сон! Но такой явственный и свирепый, такой жестокий и реальный, каким не бывает даже и сама действительность!
После него, поднявшись посереди ночи, на 33-м году жизни (более 20-ти лет назад), я реально страдал от тех страшных переживаний. В тот раз меня колотил озноб, а тело было измученным-изжёванным и влажным от пота. Острота тех, пережитых только что, событий, была такова, словно та жуткая действительность была многократно реальней нашей!
Было ли то переживанием аватара, или это нечто иное, я не знаю…
Но было так…

ВОСПОМИНАНИЕ  ТРЕТЬЕ

     - Серое, почти чёрное, небо, которое, кажется, никогда не знало звёзд. Я стою совершенно один и у меня есть такое чувство, и даже уверенность, что здесь, в этом мире, всегда так. Это не ночь вовсе, как может показаться. Это – такой особенный сумеречный мир, мир, который существует где-то совсем рядом с нашим. Он такой же настоящий, как и наш, только он – параллельный. Как сюда попал и зачем я здесь – мне непонятно, но есть для этого какая-то причина, и я стою, осматриваюсь.
     Знакомый пейзаж. Это очень похоже на те места, где я родился тридцать три года назад. Так и есть: в отдалении лысые, покатые холмы, переходящие в горы, такие же лысые и неприветливые, а под ними изгиб широкой реки, отблескивающий в призрачном свете небес. Холмы, горы и река совершенно такие же, как и в нашем мире, а на этих холмах, и на том же месте - небольшой посёлок. Он очень похож на тот, который в нашем мире назывался сладко и не правильно – Сахарный. Посёлок такой же, как и у нас, два десятка убогих бараков двух- и одноэтажных, но он иной: здесь совсем нет частных домов. Одни бараки. И ни в одном окне посёлка, почему-то, нет света. То ли там давно не живут, то ли что-то случилось и живых там не осталось. От всего этого веет тоской, безнадежностью, и мне становится страшно. Я начинаю понимать, что то место, где я сейчас нахожусь, не Земля, вернее не совсем Земля, а какая-то её отдалённая неудачная копия, может, это один из возможных вариантов развития нашей планеты?..
       Жутковатая картинка в серых тонах оживляется: в большом доме, стоящем особняком, ярко освещёны высокие окна. Дом этот – дворец, на фоне окружающего его убожества. Он – вне посёлка, и место занял лучшее - на берегу реки, там, где у нас, в нашем мире, пристань. Смотрю на это издалека, от изгиба реки, на берегу которой и стою. В чёрной, водной глади чётко отражаются яркие огни и силуэт дворца. А я вдруг понимаю, что мне нужно идти туда, в сторону тех тёмных, убогих домов, только пока не знаю - зачем. Там я должен буду сделать что-то такое, что изменит жизнь мою, и может быть чью-то ещё. И это важнее всего остального, что было в моей бессмысленной жизни. Подчиняясь этому приказу, иду в сторону посёлка по берегу свинцовой реки, вдоль широкой излучины, увязая ногами в иле и песке.
     Воздух неподвижен и спёрт, как в могиле. Он – густой и больше похож на воду, потому и в лёгкие вливается с трудом. Ещё труднее его оттуда вытолкнуть. Чем дальше иду по берегу, тем глубже проваливаются ноги и каждый шаг - то по щиколотку, а то и по колено. Но вот, наконец, пришёл: передо мной высокий щелястый забор из старых, не струганных досок. Мне даже показалось, что дальше, к посёлку – не пройти: кому-то не хочется пускать туда посторонних. А там за забором, в каменном дворце – свет и вечный праздник. Там - хозяева жизни. Там нет места таким, как я. Да и я не сюда шёл, мне, зачем-то, надо в тот тёмный, жуткий посёлок. Обхожу стороной огороженную территорию и иду вдоль забора в поисках прохода к посёлку. Наконец нахожу узкую дыру в заборе и, с трудом, обдираясь о колючки и щепки, пролажу в неё.
      Теперь я, скользя и спотыкаясь, тяжело иду вверх, сквозь сетку мелкого дождя. Передо мной горбатая дорога, мощёная булыжниками, осклизлыми и поблёскивающими своими спинами в тусклом, мертвенном, разлитом вокруг, свете. Что за свет, откуда он – непонятно. Кажется, будто светятся красновато-серым сами небеса. Воздух, всё гуще и дышать становится всё труднее, только я иду всё выше и выше. И вот я уже не могу удерживать своё тело вертикально. Или склон такой крутой, или я так ослаб? Я – задыхаюсь, теряю силы и оттого склоняюсь вперёд и вниз всё сильнее. Мне кажется, что на мне лежит огромный груз. Но, уже и согнувшись, и опираясь мокрыми, в глине, руками в осклизлые булыжники, которыми выложена дорога, я всё ещё иду, или уже ползу, скользя взглядом по влажной брусчатке. Силы кончаются.
      Но я всё-таки дошёл. Передо мной барак: длинный, двухэтажный - чёрные окна. Часть окон разбита, однако понимаю: здесь, внутри, живут люди. Просто они забыли - кто они. Они забыли важное, что они – люди. Они давно не знают электричества – у них свечи. Они многое чего не знают или когда-то забыли. Тусклый свет их свечей виднеется сквозь грязные, никогда не мытые окна. Кругом запустение, мусор и грязь. И безнадёжность, как покрывало, как и это странное небо, накрыла всё вокруг.
      Захожу в барак через единственный вход и поднимаюсь сразу на второй этаж. Длинный, через весь барак коридор, от стены до стены, а концы коридора упираются в проёмы окон. Пусто. Десятки дверей – все закрыты, но из-за них слышны голоса. О чём они там говорят? Где-то ругаются, где-то спорят, где-то спят – везде живут. Зачем я здесь? Ведь зачем-то я сюда шёл? Я – не знаю. Стою, думаю – нет, не могу вспомнить. Что-то очень важное выпало из головы. Что?? Я выхожу из барака.
      Стою возле стены никому не нужный, одинокий и несчастный. С неба моросит мелкий, тёплый дождь, а за тучами полыхает невидимая луна. Или это не луна. Какая-то она странная, эта луна - не земная. Из-за неё тучи светятся красноватым светом. А может здесь солнце такое?..
      Далеко внизу, в призрачном сумраке - река, отсвечивающая своей чешуёй. Одиночество, безнадежность и дождь обнимают меня. И горечь переполнила душу. Ей, душе моей, больно и я теперь точно знаю, где она прячется, моя душа. Она посередине груди, там, сразу под сросшимися рёбрами, от ключиц до подвздошной впадины – там теперь и щемит. А кругом мир – чуждый и неприветливый. И всё – не так! Не так!
       Я возвращаюсь в барак. Опять поднимаюсь по старой, выщербленной лестнице на второй этаж, и иду к окну в конце коридора. Стою и смотрю: передо мной склон, круто спускающийся вниз, где в призрачном сумраке – широкая, тёмная речная долина. За серебрящейся рекой темнеют кусты, деревья, и опять река. А за рекой - горы, такие же лысые и унылые, как и те, на которых этот посёлок и я. Правее чудятся мне развалины другого посёлка, того в котором я когда-то, давным-давно, родился и вырос. В этом странном мире он почему-то не выжил.
      Всё, пора – решаю я. Отворяю створки окна, в которых нет стёкол, и встаю на подоконник. Стою недолго – сомнения исчезли. Да, пора! Прыгаю изо всех сил, отталкиваясь ногами от подоконника и широко раскидывая руки. Сзади кто-то кричит, но я не оглядываюсь – мне уже не до того. Я стремительно падаю вниз, в глубину и, вдруг… остро ощущаю, что мне хочется дотянуть до реки! Свидание со смертью нужно отложить. Вытягиваюсь, изо всех сил, выгибаю грудь, опираюсь на руки и… начинаю планировать. Тут же, вдруг понимаю, что я могу не только задержать падение или изменить его траекторию, но смогу и вверх.
Пробую: прогибаюсь сильнее в груди, вытягиваю вперёд и вверх руки, сильно напрягаю живот и грудь… и получилось! Изнутри, там, где пластина разделяет грудь и живот, возникает подъёмная сила. Я весь напрягаюсь до кончиков пальцев широко разведённых рук и – лечу! Лечу по крутой вверх, воздух рычит вокруг, а радость вскипает и переполняет меня. Всё поёт внутри от счастья: я могу летать. Я летаю, летаю…  И буду всегда летать!
      Пора назад, к тем, кто в бараках. Я сегодня научу их летать, научу их быть счастливыми. Я покажу им, как можно жить и ничего не бояться. Вот, оказывается, для чего я здесь! Всё, возвращаюсь. Легко разворачиваюсь под облаками, снижаюсь и влетаю в то же окно, из которого совсем недавно я прыгал, переполненный недоумением, горечью и отчаянием.
      Влетаю слишком быстро - там, в коридоре, народ. Они ждут меня, о чём-то оживлённо говорят, спорят, жестикулируют, показывают на меня пальцами. С разгона пробегаю несколько шагов по коридору, сталкиваясь с ними плечами, и останавливаюсь. Я говорю им, что я такой же, как и они, и, что сегодня я понял, как можно жить без страха и как научиться летать…
У меня не хватает слов, чтобы рассказать им, как это прекрасно. «Попробуйте, и у вас получится» - говорил я им. Но они только смеялись, качали головами, и никто не захотел.
       А я, желая подбодрить их своим примером, побежал к окну и рыбкой выпрыгнул наружу. Сначала я опять быстро падал вниз, и даже испугался, что не получится у меня полететь, но, раскинул руки в стороны, сильно напрягся и – полетел. Почти сразу ко мне приходит понимание, что теперь уже можно не напрягаться – полёт стал для меня таким же естественным, как дыхание или сердцебиение. Я – совершенно счастлив! Я летал для них, как птица: легко и радостно, а они смотрели раскрыв рты, но глаза их были, как у кукол - мертвы.
      Я летал и летал, а мелкий дождь ласково облизывал меня. Когда я вернулся в барак, в то же окно, они уже разошлись по своим комнатушкам. И я понял, как велик их страх. Страх – их господин. И тогда, в отчаянии, я закричал: «Я могу научить вас летать - вы станете свободными…» Но никто не вышел из сотен дверей, зато загрохотали тяжёлые сапоги на лестнице, и в коридор вбежали солдаты. Они бежали ко мне… они хотели меня схватить. За что? – промелькнула мысль. Я повернулся и побежал в сторону окна, а они мчались следом, тяжело дыша и топая тяжёлыми сапогами, подбитыми железом.
       Я добежал, успел. Прыгнул и полетел сразу легко и свободно, а сзади звучали крики, полные страха, изумления и злобы. Я прокричал им, в отчаянии: «Люди! Почему вы так ненавидите?!»
      Я летел по тёмному небу, а мне некуда было лететь! Меня никто не ждал - я был не нужен здесь никому. И тут я заметил, как из-за туч вынырнул небольшой вертолёт. Он шёл, рыча в мою сторону, и я сначала думал, что это случайность. Но он включил прожектор и стал им обшаривать пространство, желая отыскать меня. И тогда я, сколько было сил, помчался прочь от него. Я попытался скрыться за сопками. Однако, луч прожектора поймал меня и осветил. И тут же я услышал басовитый треск крупнокалиберного пулемёта. Всё! – понял я, и почувствовал, как моё тело сотрясают и рвут раскалённые пули, а внутри у меня разгорается страшный огонь…
      … Я стоял на полу того же грязного барачного коридора, только не ощущал под собой ног. Их, как будто не было, или вес мой сильно уменьшился. Я даже поглядел вниз, туда, где должны были находиться ноги, но там, ничего не было. Вернее: подо мной, на грязном затоптанном и заплёванном полу, лежала маленькая кучка то ли трубок, то ли косточек тонких и обугленных, и клочков чего-то, что ещё дымилось и тлело. Что это? Что же это?? И вдруг я понял: это – я!
Это всё, что осталось от меня! И в душе у меня стало так горько и обидно, так защемило в груди, что я заплакал безутешно и горестно, как ребёнок. Всё – кончено! И ничего уже, никогда не будет у меня. Ни полётов, ни того счастья. Ничего. Всё было зря. Ничему я их не научил, и никому не смог помочь. И ещё мучил меня вопрос: почему всё так?...   
      С этим открываю глаза – темнота. Ночь. В горле горький и болезненный тугой ком – наверное, от рыданий. Тишина, мама спит – значит, я не шумел. Поднимаюсь со старенького дивана и выхожу на кухню, чтобы записать этот удивительный «сон», который страшнее и горше всякой яви…
      Мне – тридцать три. Я недавно потерял семью, работу, квартиру – всё в течение одного лета 1985 года.  Теперь живу у мамы, в её однокомнатной квартире. Так сложилось. И не везде, и не всегда я виноват. Видимо, где-то, на каком-то перекрёстке, я не туда свернул, сделал что-то не то, и не тому или не той руку подал. А в последнее время я много думаю о смерти. И вот, похоже, она пожаловала ко мне в гости. Пока во сне.
      Сижу на кухне, записываю свой сон и не могу отделаться от ощущения: слишком всё реально, чтобы это было сном. Я был где-то только что, и там ещё хуже, чем здесь. Там вообще – страшенная безнадёга и мрак. О чём же этот жуткий сон? К ведьме надо – думаю, пусть разгадает этот сон: что предвещает он. Хотя мне уже и сейчас кое-что ясно. Я понял, что мне показали цену и смысл жизни, той единственной и неповторимой, подаренной нам Создателем. И ещё – мне дали надежду…

ЧАСТЬ 2.      
 ВОСПОМИНАНИЕ ЧЕТВЁРТОЕ

Где это было? когда? Может, всё было вчера, может, миллион лет назад? Может, ничего уже от того мира не осталось, а может, он здесь, а я в нём? Что это за мир, из какой реальности и как я туда попал – ни на один из вопросов ответить мне нечего. Единственное что могу сказать: этот мир есть, он находится на третьей планете Золотого Гнома, и я там был не гость. Я там прожил полноценную жизнь…
Прожил в той жизни я уже почти что весь отпущенный срок. Поэтому ценность жизни для меня с каждым днём стремительно приближалась к нулю. Осталось доделать кое-какие свои дела-делишки, и всё, дальше только пустота (которую некоторые называют словом – отдых). Когда-то, давным-давно, я тоже знал, что это такое отдых… но вот за давностью лет, позабыл. Да и вкус к тому потерял. А сейчас я занят только тем, чтобы донести до вас историю наших ошибок, чтобы и с вами такого не случилось…
* * *
Мне не верится, что Создатель хотел сотворить именно такой мир.
Мне кажется, что у него что-то пошло не так с нами. Ведь наш мир – это мир хищников. И в этом нет ничего, сколько ни будь оскорбительного для представителей нашего мира. Другими словами: с этим все здесь согласятся. Да и как тут не согласиться, ежели мы не только пожираем других живых существ, но также готовы сожрать себе подобных: их честь и свободу, их имущество и семьи, а иногда и их самих, как пищу! И это было! и это непрерывно происходит здесь у нас!
Почему мы стали такими – большой вопрос. Может, потому что исходный материал оказался ненадлежащего качества, может, ангел-куратор нашей планеты недосмотрел – гадай, не гадай, а случилось! Правда, попытки выправить вектор развития «Третьей планеты» были не раз: и пророков присылали нам, и мудрецов с их учениями, и умные книги с верными правилами имели все народы планеты – а ничего! Как были хищниками, так и остались ими до последнего дня. Как это могло произойти? Пусть разбираются в этом те, кому положено по статусу… а мне приходит на ум простая и неоспоримая мысль, как приговор: неудачный проект уничтожают!
И кто-то ночью, незнакомый мне, слова отчаяния на ухо прошептал:

ОТЧАЯНИЕ  НЕБЕС

Отчаяние небес –
                Армагеддон Земли!
Мы путь сквозь тёмный лес
                осилить не смогли…
Мы заблудились глупо –
                здесь страшный бурелом,
Здесь нет пути назад,
                вот-вот погибнет дом!..
Тот дом, что дал Отец,
                чтоб счастье здесь растить,
Творить добро и жизнь,
                и Души не губить!
Но как-то вышло так,
                что мы забыли суть:
Как правду сохранять,
                куда держать нам путь…
Забыли мы себя,
                в безмерной суете,
Душой мы – дети Бога,
                но мы уже не те…
Забыли мы Его,
                того, кто нас любил,
Нам некогда любить
                – на то не хватит сил!
Мы силы все потратим,
                не чувствуя вины,
Мы словно кукушата
                – не можем без войны!
Но выбирая ВОЙНЫ,
                не надо забывать,
Что на Любовь Творца…
                не стоит уповать!

Я не пророк и не мудрец, но раз пришло ко мне, то что важно для всех, я должен, как и всякий проводник, передать это вам… всем, кто захочет услышать. И я прекрасно понимаю: ни те, кто раньше был, ни более мудрые и великие, чьей миссией было: изменить мир – никто не смог кардинально изменить направление движения нашего мира и развития человечества! И мне ничего не изменить в нашем мире… но может быть в вашем… хоть что-то переменится…

КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ НАШЕГО МИРА

Наша планета изумительна и прекрасна!
Так прекрасна и так удобна для жизни, что это являются поводом для иных разумных миров, чтобы завидовать нам. Планета начинена громадным количеством всяких нужных нашей цивилизации вещей: металлов, материалов, энергоносителей. А это говорит о том, что Творец с любовью смотрел на нас, когда начинал здесь свой Проект.
Ещё более в этом убеждает то, что Он дал нам прекрасные тела: сильные и гибкие, красивые и выносливые (если, конечно, правильно относится к ним). Создатель дал нам и весьма неплохой мозг – мощный и экономичный… правда, большая часть населения нашей планеты не использует его по назначению, или использует, но не в полной мере и не в должном качестве. И вот отсюда (и только отсюда!) вырастает большинство наших проблем…
Проблемы, проблемы и проблемы!
Одни настоящие и реальные, такие, как засухи, пожары, дефицит воды, дефицит еды, разные страшные кризисы!
И другие проблемы – выдуманные или осознанно создаваемые лукавым умом тех, кто хочет жить неизмеримо лучше всех, кто хочет всегда быть над всеми, попирая башмаками весь этот мир и вытирая их с улыбкой обо всех остальных. Сюда, к проблемам вполне рукотворным, можно отнести такие как: экономические кризисы, политические кризисы, социальные кризисы, большая часть которых организуется созданием дефицитов еды, воды, топлива… ох, что-то я повторяюсь… практически – слово в слово! Вам не кажется? Отчего же это такое?.. 
В действительности же на нашей планете есть всё и в достаточных объёмах. А когда чего-то вдруг не хватает – так это результат вполне осмысленной деятельности и скоординированных усилий небольшой группы негодяев, желающих держать за горло всех остальных на «Третьей» планете. Поверьте, это так! Ведь когда все рычаги и рули корабля в одних руках, тогда нет, и не может быть, неконтролируемых процессов на таком корабле…
* * *
Мы здесь, на нашей «Третьей», не только хищники. Почти все мы – страшные-престрашные эгоисты! И эгоцентризм наш, как и наша жадность, практически не знают границ!
Все здесь знают: у тебя заберут всё, что ты не сможешь или не захочешь отстоять! Брат готов убить брата за долю в наследстве, сестра сестру – за жениха, жена мужа – ради получения его денег, муж жену – за то же самое или за обретение «свободы». И все они ненавидят и боятся всех других, чужих. Потому что те, чужие, ещё более беспощадны будут к ним, как, впрочем, и они ко всем чужим. Я даже подозреваю, что процветающие здесь эгоизм и жадность, безграничны… и выходят далеко за пределы нашей Вселенной!
Хотите наглядный пример? Вот пример, как доказательство сказанного: в годы наступления капитализма, как новой общественно-экономической формации, несколько семей пришлых ростовщиков сговорились вести дела сообща. И решили вести их так, чтобы взять под свой контроль не только развитие общества в странах, где они обосновались, но также и подмять под себя экономику всех без исключения развитых государств планеты.
Каков масштаб и замысел?! И что вы думаете? Нашим злодеям затея удалась! Шо вы, шо вы: на все 100 проце-ентов!
Позвольте Вас спросить, а как у вас, в вашем мире? Не случалось такого конфуза у вас?
У нас начинали они вкрадчиво и мягко, на кошачьих лапах подкрались! Начали с того, что стали давать в долг нашей бесстыжей аристократии и на очень хороших условиях. А когда последние привыкли к лёгким и сладким деньгам, они сделали свой следующий шаг, который без помощи этой прикормленной элиты сделать бы не смогли никогда! Сукины дети встроились в процесс реального производства и товарообмена. Они сумели разрушить прямые торговые связи между производящими и сотрудничающими партнерами, сумели влезть между ними, придумав хитрую схему, по которой, кредитуя производителей, заставляли их выплачивать себе ссудный процент, который позже их сторонники-апологеты назовут «научно» – прибавочная стоимость!
Постепенно они действительно подмяли под себя всю экономику стран проживания (сами-то они «не ме-естные», приезжие, хоть и вовсе незваные)! Создав такую удобную для себя банковскую систему, которая словно верёвка на шее – затягивается только тогда, когда это необходимо держащему верёвку, они стали диктовать свои условия всем… и даже стали финансировать правительства этих стран.
Особенно их услуги пригождались накануне и во время войн и конфликтов, где они финансировали все воюющие стороны, извлекая прибыль из каждого ружья и пули, из каждого убитого и раненного! А так как это оказалось очень и очень выгодным бизнесом, то эти «приезжие», используя все свои немалые возможности, стали пододвигать-подталкивать все страны, имеющие не решенные и спорные вопросы, к более активным действиям! Понятно – к каким.
Повспоминайте и Вы из своей жизни, может чего и на ум придёт из жизни вашей планеты…
Доказательство обнаружить хотите?
Проверьте, кто на вашей планете финансировал большие войны. История всё помнит, всё это где-то хранится, а Вам нужно всего лишь – поискать!
Или вот ещё способ: возьмите 200-300 самых прибыльных, с самым высоким оборотом, кампаний, и отследите: кто-о это там хозяин?!
Вы очень удивитесь (а может и нет), когда увидите всё одни и те же лица… я думаю, что и на вашей любимой планете будет очень похожая ситуация! Почему я так думаю? Потому что наши планеты идут по одному пути и развиваются одинаково… а это может происходить из-за того что и у вас, и у нас «носители «разума», если так можно их назвать и как они сами о себе считают, сделаны из одинаковых материалов.
Ка-ак Бог тут мог так промахнуться – мне непонятно!
А здесь вскоре ещё одна беда назрела-случилась: «хозяевам» нашей планеты, кто-то из их советников сказал: посмотрите-ка сколько ненужного люда народилось! И не только на удаленных материках и островах, но и по всей нашей «Третьей», не такой уж большой, планете. Непорядок! И планета завтра не сможет всех прокормить и напоить – а они, все эти «лишние едоки», привыкли, понимаешь, есть и пить каждый день…
И где-то, как это ни прискорбно, эти крокодилы правы. Такова тенденция и ситуация – не поспоришь. Вопрос возник, вопрос надо решать… но как? Есть ведь разные пути: можно постригать ногти… а можно отрезать пальцы…
И тогда решили «хозяева» жизни начать «сокращение штатов»: они поручили учёным своим, и те создали в тайных лабораториях разные страшные болезни, которые вдруг, как будто из ниоткуда, появились и стали косить те народы, медицина которых не выросла ещё из зачаточного состояния. Или народы, где есть серьёзные проблемы с перенаселённостью. Так было у нас на «Третьей»! А у вас такого не было, случайно? Вспоминайте, вспоминайте…
Это было только начало «освобождения территорий». Другим учёным «хозяева» поручили создать методику внутреннего разложения и растления тех народов, которые на взгляд «хозяев» не являются дружественными, или, к примеру, владеют уж о-очень богатыми и сладкими территориями. Территориями, которые, по мнению «хозяев» следует забрать себе!
И учёные, чьё кредо – «чего изволите» – были рады постараться! Они создали требуемое без особого труда. Они заменили ценности и ориентиры – для покорного и бездумного большинства, поманили лёгкими деньгами тех, кто мог что-то здесь решать – и всё! Это оказалось вовсе нетрудным делом совратить и развратить тех, кто поголовно одержим жадностью, властолюбием и гордыней. Легко! Кого-то они купили за деньги, как морковку на базаре, кого-то общими усилиями подсадили на трон, чтобы после рулить им, купленным и покорным, в нужную сторону. Кто-то понимал, что делает и делал, а кто-то делал… от небольшого ума и по совету продажных советников! И всё-то у этих сволочей получилось!
Так хорошо получилось, что даже страшно становится! Они ведь заразили своей гадостной идеологией не только предателей первого поколения, но и следующих за ними, тех, кто были тогда пособниками у первых: их ближних помощников и приспешников. Не знаю уж как у вас, а у нас: следующие за «первыми» гораздо гнуснее будут… Эти ничего не стесняются, и уж они-то главное дело своих «хозяев» до конца доведут! Вот увидите…
И осталось нам всем совсем немного: пару шагов, до точки невозврата! До той точки на нашем пути, после которой многих народов уже не будет вовсе, а другие станут рабами тех – «лучших и избранных».
Кто эти «лучшие», спросите вы? А это народы «золотого миллиарда». Есть у нас такая градация! Ведь все народы на «Третьей планете» делятся на две очень неравные группы, примерно: 1:10. Один – это группа «золотого миллиарда», это опора «хозяев», те, кто с ними заодно!
А все остальные, те самые «10» – это рабы, если говорить просто и по существу. Рабы – для краткости, но ведь их предназначение именно таково: добыча материальных благ и обслуживание нужд и потребностей «хозяев».
А заодно и опору «хозяев» – тот самый «золотой миллиард», тех самых – «лучших и избранных», которым должно принадлежать всё на «Третьей» планете…
Оглянитесь и присмотритесь повнимательнее, дорогие мои: не увидите ли вы таких же примет и у вас?!

КАК МЫ СТАЛИ ТАКИМИ?
КАК МЫ ПОЗВОЛИЛИ ИМ ЭТО СДЕЛАТЬ С НАМИ?!

Мы сами во всём виноваты. Только мы сами. В каждом нашем неуспехе! В каждой нашей ошибке! Мы виноваты в нашей мягкости и слабости, в нашей лени и глупости, в нашей трусости и равнодушии! Которые, все вместе, и привели нас в то положение, в котором мы находимся сейчас.
И не надо кивать на обстоятельства, или на козни Врага Бога, на то, что «сила солому ломит», на то, что нам надо растить детей и заботиться о родителях. Никто за нас наши проблемы решать не будет! Так было и так будет! Никакой «добрый дядя» не придёт сюда, чтобы всё сделать для нас. Только мы сами должны сделать это! Только жёстко охраняя и отвоёвывая наши права и свободы, наши интересы и возможности!
Только так и никак иначе!
Но мы – законопослушное большинство, всегда предпочитали не рисковать, отмолчаться, спрятать голову в песок поглубже… а дивиденды от жизни получать за счёт кого-то, кто разгребёт за нас все эти завалы! Или просто, обеспечив свои интересы, подаст нам сирым «на бедность».
Я ни в чём не ошибся? Поправьте меня, если что не так.
Зато они, те, кто правят нами, отлично понимая психологию «жвачных», не упустили своего шанса и подмяли слабаков. Это факт, с которым не поспоришь!
Вот, к примеру, возьмём ситуацию: стадо овец и стадо бизонов. Сравните: смогут ли пастухи контролировать вторых, также как первых? Также указывать им: где пастись, а где нет, стричь их, при желании, или гнать на убой? Ответ простой – нет. И причина такого ответа ясна: одни смирились, а другие – нет! Так вот сложилось у нас, на «Третьей планете», но, что-то мне подсказывает, что и у вас не лучше…
…Но, если я ошибаюсь, и у вас всё ещё не так плохо, как у нас, тогда вам надо понять эти простые вещи… и принять решение, как жить дальше: как овцы… или как-то иначе!

ЧАСТЬ 3
ЗАВЕРШЕНИЕ ИСТОРИИ АВАТАРА
или
ПРЕДЛОЖЕНИЕ НОВОГО ПУТИ

Я иду по древней долине, лежащей между пологими безлесыми горами. Они словно велюровые: жёлто-зеленовато-бурые от растущей на них травы. Где-то недалеко справа пойма некогда большой реки, ныне сплошь заросшая красно-бардовой травой. Эта трава здесь теперь повсюду. Она любит воду, как и я, она любит тепло и свет, как и я, и там где воды достаточно, трава эта высока и сочна, и растёт густо и дружно. Вот бы люди так жили, вот было бы славно и хорошо! – думается мне. Но так у нас не бывает. У нас, если есть что-то чего много и чего хватит на всех, то это тут же заберёт кто-то самый сильный и наглый, или самый жадный и бесстыжий, или крайне подлый и безжалостный. Почему так?
Почему! Ради того, чтобы безнаказанно унижать другого, многие здесь готовы убивать? Почему! Из-за бумажек, называемых деньгами, из-за возможности их отнимать у других, убивают и близких и дальних, и взрослых, и стариков, и детей?
Может это здесь на генном уровне?
Может, мы безнадежно больны и фатально неисправимы?
А как же тогда Божий Замысел? Не мог же Он ошибиться? Или мог?
Вопросы в моей голове, как пчёлы в улье, гудят и гудят не смолкая. А в последнее время эти пчёлы рвутся наружу – тесно им там. Когда просыпаюсь утрами в своей постели, они жужжат и звенят в правом ухе – видно решили, что здесь и будет им выход. А может, это звонит чей-то телефон и кто-то настойчиво каждый день вызывает меня для какой-то очень важной беседы? Кто он? И что хочет сказать… я не знаю… и не знаю, как снять эту трубку, чтобы спросить его: что он такого важного хочет мне сказать, что его так беспокоит, что он начинает звонить с самого раннего утра и зуммер этот не замолкает весь день? Ты прости меня, неизвестный, но я не знаю, как снять трубку, чтобы тебя услышать…
А вокруг меня красная, даже багряная трава, сочная, крепкая, похожая на кустарник – я её раньше здесь не видел, во времена своей юности и взросления. Никто такую траву не видел в наших краях. Что-то изменилось… но что? И что это нам принесёт? А я чувствую: что-то приближается, и оно – огромное, непонятное пока, загадочное… или не столь уж и загадочное для тех, кто умеет думать, понимать и слышать.
Может быть, и Вы заметили это новое: сейсмоактивность нашей планеты возрастает с каждым годом больше и больше(!) – чей это знак? Кто мог его нам послать, и в чьих это силах?
Вихри, ураганы и смерчи с каждым годом, всё страшнее и страшнее! И они из тёплых широт планеты уже перебрались в те края, где их никогда раньше не бывало! Теперь и у нас ураганы ломают взрослые, здоровые деревья. Кто же мог послать нам это предупреждение?
Льды на полюсах – кондиционер нашей «Третьей планеты», тают, и скорость этого таяния всё ускоряется! А ведь ЭТО вскоре принесёт громадные изменения в климате всей планеты, в очертаниях границ всех её материков, в затопление многих обжитых территорий. Что, в свою очередь, принесёт новые изменения в жизнь всего населения планеты. В установление нового и, скорее всего, недружественного нам климата с засухами, ураганами и наводнениями. А значит: привычные пищевые культуры, выращиваемые традиционно, перестанут быть основой пропитания населения! И что дальше… Вы понимаете?
А дальше, человечество, с его привычками и наклонностями, начнёт воевать! Уже не за право купаться в роскоши и командовать всеми, как сейчас это делают некоторые, считающие себя избранными, народы. Начнут воевать за элементарную возможность выжить! И войны эти будут страшны и безжалостны. Сильные уничтожат слабых и примутся друг за друга. И очень скоро, судя по всему, мир человека сложится, как карточный домик…
Никто уже не спасёт вас и ваших детей! И время это близко, оно возле нашего порога… если мы не предпримем решительных мер.
* * *
А я всё иду по знакомой долине, и чем дальше от поймы реки, тем меньше этой удивительной травы – посланницы-багряницы. Здесь, вдали от поймы, уже вполне знакомая растительность: клинья зелёной и жёлтой травы перемежаются меж собой, а между ними проскакивают то тут, то там, вкрапления кустов с фиолетовыми блестящими листьями. На них и ягода бывает, и тоже ярко фиолетовая – говорят, очень лечебная. От чего, от каких болезней – это я не знаю. Мне это не очень интересно, может быть, потому что сам я почти никогда не болел, и теперь воспринимаю мир трав только как декорацию: глазами… обонянием… и глаза мои видят красоту. Даже теперь, когда в моей жизни нет никаких поводов для радости, а это так часто бывает в последнее время. Возможность видеть красоту живой планеты, наполняет меня радостью и спасает от ощущений горечи, депрессии и одиночества.
Что же надвигается на наш мир? Я думаю и думаю об этом… и чем больше думаю, тем яснее передо мной стоит ответ: мы должны измениться! И это надо сделать как можно быстрее!
Отчего так сложилось? Все хотят любить и все хотят быть любимыми! Так ведь? Это – несомненно! Так почему же все или почти все, несут в себе зёрна нелюбви и даже ненависти к этому миру, к тем, кто ходит рядом с ними по тем же дорожкам и в те же двери?! И это так! А иначе история планеты была бы совсем другой. Отчего так!? Трудный вопрос и ответ на него непрост. Может быть, дело в том, что мы все переполнены эгоизмом?
* * *
Всё чётче в этой «картинке мира» просматривается: мы не оправдали Его надежд! Мы – плохие дети Бога! И нам посылают «чёрную метку»…
Оглянитесь и Вы, присмотритесь – что происходит вокруг!
Неужели же те «ценности» ради которых Вы живёте и творите свои дела, стоют жизни вашей и жизни ваших детей и внуков?! Ведь то, что происходит вокруг, это не шутки Бога – это Его последнее предупреждение!
Придёт день, когда станет просто поздно… поздно молить и каяться, поздно обещать и клясться. Тогда уже никто для нас, и ничего изменить не сможет! Ваши слёзы и слёзы ваших детей уже никого не тронут… а мир наш рухнет!!!
Надо! Надо меняться, пока что-то ещё можно изменить в этом мире, в его судьбе… в нашей судьбе! Надо меняться и каждому из нас, и всему нашему обществу!

ВСЕМ ИЗВЕСТНЫЕ ФАКТЫ…
НО С ДРУГОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Не знаю, как на вашей планете, а у нас общественное сознание страдает сразу всеми формами психических расстройств и это настолько явно, что не требует каких то особых доказательств. Почему так происходит? Может, мы от рождения такие, а может, это происходит оттого, что ТАК надо кому-то, каким-то очень важным и влиятельным «игрокам» на нашей планете? Подумайте только, как это удобно, игроку за столом, иметь всегда под рукой один-два козыря «в рукаве», о которых тебе хорошо известно, а им, твоим противникам – нет! И он, тот шулер, достаёт те карты тогда, когда ему удобно. В нашем случае, мало того, что он всегда сам сдаёт, и сдаёт так, как хочет, но ещё и имеет «в резерве» свой козырь! Вот, в таких условиях с нами ведут игру, и мы в ней, конечно же, не имеем никаких шансов на выигрыш.
Кто он, этот игрок? Это те господа, что сумели договориться во имя идеи – управлять миром, попирая его.
Если смотреть на наш мир с этой точки зрения, то становится понятным, почему это нездоровое состояние постоянно поддерживается в обществе? Ведь это даёт такие прекрасные возможности и поводы отвлечь внимание людей от трудностей существования и связанным с этим вопросами: «кто виноват и что делать»? Это позволяет им моментально и безотказно переводить внимание подконтрольных масс на чудовищные события «случающиеся» вокруг: убийства, изнасилования, катастрофы, то там, то здесь, на чёрные дела организованной преступности или на некие иные страшные дела в своих и других странах! Это так хорошо отвлекает внимание «электората» от истинно важных для него вопросов: почему так несправедливо и подло устроен мир?
Или: почему, к примеру, миллиардеры становятся всё богаче, а работающие на них – всё беднее? Почему кризис – только для бедных, а богатые всё богатеют? Этих вопросов много… а где же ответы?
Все эти «шоу» жизненно важны для тех, кто нам морочит мозги – отвлечь наше внимание от насущных дел и переключить его на любые другие яркие, броские и удивительные дела…
И мы стоим, как стадо пингвинов и смотрим, как фокусник машет перед нашими клювами факелом. Смотрим, и не можем отвести взгляд… Мы – не просто пингвины, мы – рабочий скот для них… Обижайся, не обижайся – так мы себя ведём, и позволяем им делать это с собой, потому они так о нас и думают.
При таких условиях, когда массы тупы и покорны, когда они послушны, как скот, так просто и удобно делать всё, что нужно им, нашим хозяевам-факирам, главная начинка которых: гордыня и жадность!
Главный принцип любого факира – отвлечь внимание охмуряемого. Можно, например, вбросить через средства массовой дезинформации что-то об инопланетянах, или о приближающемся астероиде, или раздуть скандал с участием неких «первых» лиц. А под прикрытием этих «сенсаций» можно очень многое организовать: поднять цены на топливо, которые к этому времени уже пятикратно превышают его справедливую себестоимость, или поднять цены на продовольствие, хотя никакой реальной нужды в этом нет, или организовать экстренные и не очень популярные акции «скорой помощи»!
Можно, например, провести маленькую победоносную войну у всех на глазах, чтобы все понимали – «кто тут хозяин». Или организовать молниеносную десантную операцию со своих кораблей на территорию небольшой суверенной страны! И здесь не столь важен повод, как важен шумный и наглядный результат! Проглотят и переварят, хоть и понимать будут, что нарушены все нормы международного права.
Их множество, таких примеров – наглого хамского манипулирования сознанием общества и беззастенчивого попирания Закона государствами, находящимися в услужении у мировой закулисы, и считающими себя «смотрЯщими на нашей планете».
И, наблюдая все эти безобразия, только глупый не догадывается, что миром управляют отнюдь не дяди с экранов из, всем известных совместных международных организаций… а совсе-ем другие люди из совсе-ем другого места…
Когда-то мне открылась простая истина: всё не так, как кажется!
А Вам так ещё не кажется? Присмотритесь повнимательнее…
Вернёмся к нашему больному… и что же мы видим? А видим мы: хорошо организованный хаос! Значит, это кому-то надо! Так? Так!
Маленькие, забытые Богом, страны поставляют во все остальные страны мира наркоту… и чувствуют себя прекрасно. Как так?
А вот – так! Значит, это кому-то надо!
Зато в центре огромного культурного материка-анклава, где население чуть ни поголовно высоко-образованное и крайне культурное, можно сбацать бомбардировочку мирных городов и полное подавление некой, вполне цивилизованной страны, которая, из-за преувеличенного представления о международной законности, решила, что она настолько суверенна, что способна сама решать все свои проблемы! И эти «бомбардировочные процедуры» совершенно не коснулись соседнего карликового государства, где местная шпана организовала ужасающий любого нормального человека бизнес: они на поток поставили похищение и разборку на органы людей!!! Чтобы продавать!
А правозащита почему-то молчит! Как так?
А вот – так! Значит, это кому-то надо!
Напомню: на том же самом материке-анклаве, несколько десятков лет назад, один крутой парень затеял большую бузу. Подговорил другого такого же отморозка из соседней страны, и вдвоём они напали на весь мир – подмять его решили!
Они налево кинулись и всех там погрызли! И направо пошли и там почти всех покрошили, приготовились последних независимых от них сожрать. И на севере, и на юге все под них легли! И даже помогать стали. Таким крутым – тот парняга всем казался!
А вот под боком у него, в самом центре того анклава, была оч-чень аппетитная страна-кубышка, в которой ВСЯ верхушка нашего мира хранила свои «непосильным трудом заработанные» деньги!
И ведь это было так легко, безопасно и близко!!! ЗА ОДИН ДЕНЬ, РАЗ – и всё: было ваше, стало наше! Но нет, туда, тот лихой парень не пошёл. А почему? Догадываетесь?!
Правильно! Значит, это кому-то надо! Или, наоборот – не надо!
Так кому же? А, наверное, это надо тем, кто в те времена этим цепным псом и рулил, тем, кто и сейчас рулит новыми крутыми парнями! Успе-ешно так рулит и ими, и всем этим «организованным хаосом»!
А вы как думаете?.. Не забыли ещё:
- всё не так, как кажется!

МИРОВОЙ МОНСТР

Назовём его – Мировой монстр. Кто-то говорит о нём – «мировое правительство», кто-то – мировая «закулиса»… кто – как, но суть одна: это безжалостное чудовище о двенадцати головах, переполненных гордыней, жадностью… и страхом! Страхом за сохранение и нерушимость устоев, которые оно создавало веками на нашей планете, страхом за сохранение своего положения, которое отнюдь не гарантированно. Они ведь понимают: если народам станут совершенно ясны причины их трудностей и корни их зол, то народы эти запросто сметут своего врага! Слишком несопоставимы силы: миллиарды здесь – и какие-то тысячи там!
Но есть одно слово – ЕСЛИ. Это слово – то малое, что отделяет наш мир от возможности жить в справедливости, жить так, как должен жить Человек! Если мы сможем осознать реальность ситуации, если мы захотим всё изменить и сможем научиться понимать друг друга, тогда – всё! Ничто их не спасёт. И они – те головы чудовища, тоже это понимают и сделают всё, чтобы не допустить прихода новых времён. ВСЁ! Без исключения!

* * *
А теперь давайте поглядим, что тут рядом, происходит, прямо за вашим окном. Хочу напомнить вам о некоторых эпизодах, о части из которых вы знали, а о других, может быть, и не слышали, но все они вполне знаковые и открывающие настоящее положение дел на нашей прекрасной и несчастной «Третьей» планете.
О маньяках что-нибудь слыхали?
Скорее всего слыхали, но если даже призабыли, то советую в «паутине» набрать слово «МАНЬЯК» - вам там вывалят такую гору! – будьте уверены. Гора эта будет отвратительна и мерзка, но это есть! Оно рядом с нами. И с этим надо что-то делать!
Вы только посмотрите, что они творят:
ДЕТЕЙ! насилуют и убивают десятками! Себе подобных убивают из желания развлечься или для того, чтобы их сожрать! Убивают по всякому поводу и без повода, убивают просто, заходя с оружием в школу, или изощрённо долго и мучительно, затащив жертву в своё логово! Убивают поштучно и десятками!
РАЗВЕ ЭТО ЛЮДИ?! – это не риторический вопрос.
А они есть и они действуют! А с ними нянчатся правозащитники и политики, им создают особые условия (за наш счёт, за счёт налогоплательщиков, между прочим), их лечат и хорошо кормят, развлекают в камерах Интернетом и телевизором, лелеют как заслуженных ветеранов. Потом, иногда выпускают… а они опять! Насилуют и убивают, насилуют и убивают… детей!
Значит, это кому-то надо! Вдумайтесь!
Значит – это тоже фактор фокусника: вот он есть, пальчик, а вот его нет!
Что же делать с этими маньяками и с нашими «факирами»?
Понимаю отлично, что мне не простится! Знаю, что делают за подобные заявления-посягательства на устои этого мира! Их много – нераскрытых убийств и пропавших без вести. Но всё-таки спрашиваю вас: могут ли они, те о ком говорю, называться ЛЮДЬМИ?! Есть ли такое право у них?
Они не имеют права называться ЧЕЛОВЕКОМ! Так считаю я.
А общество имеет право и, более того, оно обязано очищаться!
Я и о тех уродах-маньяках, и о «факирах», кто эту систему создал и использует. Полагаю, рассматривать их всех надо не как людей, и даже не как зверей – нечего животных обижать и напраслину на них возводить. Существа эти не могут быть классифицированы, как «человек разумный»! И относиться к ним нужно так, как они того и заслуживают!
Это правильно, это целесообразно, это справедливо!
И поэтому я предлагаю следующее:

ВЫВОДЫ, КОТОРЫЕ МОГУТ ВСЁ ИЗМЕНИТЬ
На «ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЕ» должны существовать два  Закона:
1. КОДЕКС ЗАКОНОВ ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СООБЩЕСТВА
2. ЗАКОН ДЛЯ ЗАЩИТЫ И СОХРАНЕНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА.
        …………………………………………………………….

Следует незамедлительно ввести обязательную процедуру пересмотра и оценки статуса, определяющего состояния фигурантов всех криминальных событий с целью определения исследуемых субъектов на их принадлежность к виду «человек разумный», к ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ СООБЩЕСТВУ.

Для оценки статуса предлагаю принять за основу следующее:

1. ЧЕЛОВЕК – это не только внешний вид, его обличие, способ передвижения и общения, но и его внутреннее содержание, а это: базисные моральные установки и нравственные устои, приводящие к уважению и соблюдению фундаментальных Законов и Принципов ЧЕЛОВЕЧЕСТВА. Все они известны.
2. ГУМАННОСТЬ ПРАВОСУДИЯ – это основа отношения к каждому ЧЕЛОВЕКУ, статус которого подтверждён (смотри пункты 1, 3 и 4);
3. обязательное определение статуса ЧЕЛОВЕКА. До установления статуса «Специальной Комиссией Соответствия» ни один из подследственных не может быть подвергнут суду. Субъекта, умышленно нарушившего Закон, до расследования его преступления, следует подвергнуть исследованию «Специальной комиссией соответствия»,  с целью установления его статуса, на предмет его психофизического состояния и принадлежности его к ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ СООБЩЕСТВУ;
4. состав «СПЕЦИАЛЬНОЙ КОМИССИИ СООТВЕТСТВИЯ» определяет выборная группа – «СОВЕТ ГРАЖДАН», состоящий из представителей регионов (краёв и областей), избранных по месту проживания, путём всенародного добровольного голосования.
5. Члены «СПЕЦИАЛЬНОЙ КОМИССИИ СООТВЕТСТВИЯ» избираются из числа представителей регионов.

Специальная Комиссия Соответствия – должна быть единственным органом, определяющим субъекта на принадлежность, или отсутствие таковой, к ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ СООБЩЕСТВУ.
Специальная Комиссия Соответствия, в своей работе должна опираться на «КОДЕКС СОСТОЯНИЯ», и определять, по какому Закону следует судить преступника.

«КОДЕКС СОСТОЯНИЯ» СУБЪЕКТА.

«Кодекс состояния» определяет внутреннюю сущность субъекта, и тем самым его право на справедливый суд.
ЧЕЛОВЕКОМ НЕ МОЖЕТ СЧИТАТЬСЯ ТОТ, КТО:
1. осмысленно (умышленно) убивает ДЕТЕЙ ЧЕЛОВЕКА;
2. испытывает к ДЕТЯМ ЧЕЛОВЕКА и реализует сексуальную страсть;
3. поедает плоть ЧЕЛОВЕКА;
4. реализует в своих поступках безмерную и ничем не оправданную жестокость, чем демонстрирует ненависть к роду человеческому;
5. действием или бездействием предаёт жизненно-важные интересы всего ЧЕЛОВЕЧЕСТВА;
6. такому субъекту следует присваивать статус «- 1». Этим самым он не рассматривается, как ЧЕЛОВЕК. Форма защиты от него только одна – прекращение вредоносного существования субъекта со статусом «не человек», «-1».

Наша планета, на 60-70%, находится под контролем «Мирового Монстра» («М-М»), за исключением двух крупных государств, способных ещё противостоять врагу. Одно из которых, наше. Но оно уже склонно подчиниться «М-М» и «влиться в мировую культурную элиту», влиться в структуры, обслуживающие «М-М».
Следует заметить, что те, кто считает себя элитой в этом государстве, не понимают, что элита «золотого миллиарда» никогда не примет их в свои ряды, и не захочет считать их равными себе. У них правило простое: кто-то сидит за столом, а кто-то должен обслуживать…
Другое государство – это древний восточный народ, проживающий по соседству, чётко осознающий себя и свои интересы без дежурных прикрас, которыми очаровали-обольстили многих иных (рассуждения о демократии, о мировых ценностях и проч.). Этот народ не желает быть управляем враждебным Мировым Монстром.
Начать процесс очистки планеты, возможно будет, опираясь на эту державу, которая сумела сохраниться и не позволила себя поработить.
              ДОЛГАЯ ДОРОГА НАЧИНАЕТСЯ С ПЕРВОГО ШАГА.

ПОСТСКРИПТУМ:
А одну тайну я, всё-таки, смогу вам открыть.
Мир человека – это замкнутая автономная система. Всё, что здесь производится, здесь же и потребляется. И деньги, в том числе. Они не испаряются, не сгорают, не высыхают. Если они теряют свою покупательную способность, значит это кому-то надо! Надо для реализации целей того, в чьих руках печатный станок. Это – понятно.
И вот, когда в этой замкнутой системе у кого-то денег, как платежных возможностей, вдруг не оказывается, это значит только одно – они перекочевали к кому-то другому! К кому-то в этом же мире. То есть, инфляция, девальвация, банковский кризис – это самый элементарный и бесстыжий способ банкиров и «М-М», обобрать ближнего и дальнего своего!
А чтобы обиженные и оскорблённые не пришли и не создали всяческий дискомфорт для мошенников и плутов, обобравших их, есть ещё один механизм власти:
у нас эта структура власти называется «Дом Бога».
Служители этого «Дома», от имени Бога, уверяют нас:
- вся власть от Бога;
- злоба – привилегия дьявола;
- надо прощать и вам простится;
- ударили Вас по левой щеке – скажи «спасибо», и подставь другую.
Они, «служители Бога», в действительности служат власти и совместно с нею решают все свои проблемы за счёт «стада божьего».
Вот и всё…

  …………………………………………………………………………..               

1. В ПОИСКАХ ЛОГОСА
( ЭКСТРАПОЛЯЦИЯ вдоль линии логики.)

ЛОГОС (греч.) – слово-мысль Создателя (Новый Завет), запустившие реализацию Замысла, т.е. это воплощение Мысли Бога.
Экстраполяция – это предугадывание поведения некого процесса, описываемого простым графиком-линией, соединяющей точки замера-отсчёта в известных периодах и дающей представление о том, как будет вести себя линия графика (линия поведения процесса) в периодах, не охваченных достоверными сведениями о проходящем процессе.

Наш Мир болен, он просто сошёл с ума!
Только этим можно объяснить происходящее на Земле! Только так можно объяснить поведение некоторых представителей этого мира, тех, кого мы будем далее называть – человекообразными (а они действительно, очень похожи на людей). Возможно, это покажется кому-то невежливым, но это просто необходимо для отличия их, человекообразных, от настоящих людей, от тех, кого создал Бог для воплощения своего Замысла на планете Земля. И ещё: они очень опасны! Для всех без исключения. Опасны тем, что делают каждый свой день, делают, переступая через все законы: и божьи, и человеческие. Опасны для каждого из нас сегодня, и для всех нас – в перспективе.
Разберёмся, кто же они такие, эти «человекообразные».
Они не отдельный вид, как могло бы показаться из их поведения, и геном у них такой же, и биология со строением у них те же, что и у нас, но всё же они – другие. Другие по начинке.
Они – это те, кто решил для себя, раз и навсегда, что мир создан исключительно для них, для их удовольствия и потребления, и ни для чего более! Они – непременные, законченные и закоренелые материалисты. Даже если они говорят, что верят в Бога – не верьте им, они притворяются, чтобы быть похожими на людей. Это их мимикрия. Их дела – вот что главное, что изобличает их!
Главные ценности человекообразных – это три «кита»: Я, МНЕ, МОЁ. На этих-то скользких «китах» всё и построено у человекоподобных: их мировоззрение и их оценки окружающей действительности, и их поведение и все поступки, которые они совершали, совершают и ещё совершат.
Главные ориентиры всех человекообразных – это прибыли любой ценой! Это рост личных банковских счетов, а вместе с этим, рост их влияния в окружающем пространстве и, конечно, их рост в глазах таких же, как и они сами, человекообразных прямоходящих. Впрочем, и в глазах всех остальных, кого они вовсе, нисколько и никогда не уважали, этот статус тоже немаловажен – позже я поясню, зачем им это надо.
А пока что, оглянувшись вокруг, мы видим жестокий мир хищников на планете Земля. Это суровый, свирепый мир, где больший всегда поедает меньшего, а сильный поедает слабого. Это мир, где более сильные двуногие хищники отбирают у менее сильных и менее удачливых собратьев, кого они вовсе и не считают таковыми, всё, что только можно у тех отобрать. Это мы видим каждый день по телевизору и в интернете, из газет и книг, и, конечно же, наяву. Нам приходится наблюдать (нам просто навязывают) этот бесконечный парад амбиций, парад всей этой суетливой и нечестивой братии, парад их гордыни, бесстыдства и самолюбования. Это всегда демонстрация их влияния и финансовых возможностей, и в общем, всё это – парад обладания, обладания и обладания! Безграничная ярмарка тщеславия! Несчастные забыли (а может и не знали никогда?), что вовсе не для того был подарен им этот мир, эта жизнь, Душа и Любовь!
Хотя, стоп! Тут я погорячился: не всем подарено. Кое-чего у них нет, и не будет никогда… а жаль. И это чистая правда – очень жаль!
Очнитесь, человекообразные! Уверяю вас: Создатель есть! И вы об этом обязательно узнаете, правда, ничего нельзя уже будет изменить. А что Бог не выдумка, а самая, что ни на есть реальная реальность, это подтверждается бесчисленным количеством фактов и событий, имевших место на нашей планете, это зафиксировано различными способами, в разные времена и у разных народов Земли. Заметим, кстати сказать, что эти непреложные факты и события совершенно неспособны объяснить со своих материалистических позиций ни наше «высокоучёное» научное сообщество, ни ограниченное сознание иных людей, просто не желающих увидеть очевидное. Хотя, за что их винить? Ведь упорное нежелание увидеть и принять Истину, является ни чем иным, как признаками запрограммированного, «зашоренного» интеллекта. Тут надо пояснить: у лошадей бывают «шоры» – кожаные пластины, установленные хозяином, чтобы закрыть ей (лошади), какую-то часть обзора, не обязательного с точки зрения хозяина, для лошади. Вот и здесь, мы видим либо это явление, либо просто исполнение программы, заданной кем-то или чем-то. Не исключаю, впрочем, что так работает хитрый механизм «чистилища», то есть: «отделение зёрен от плевел». К этому мы ещё вернёмся.
Для доказательства очевидного (смешно звучит, не правда ли?), могу добавить следующее: есть прекрасная умная книга, и называется она – «Доказательства существования Бога». Тем, кто её ещё не видел, сообщаю, что это сборник высказываний (доказательств) мудрейших людей планеты Земля: академиков национальных Академий наук, лауреатов Нобелевской премии разных лет и разных направлений, признанных мыслителей разных эпох и стран, посвященных одному, но очень важному для всех нас вопросу: как же устроен этот удивительный Мир?
Они, эти лучшие умы планеты, предъявляют увиденные ими доказательства существования Создателя, и предъявляют их внятно, с высот своего интеллекта, опыта и полученных знаний. Прочтите эту книгу: в любом случае – не пожалеете!
Ярчайшим доказательством существования Бога, как мне кажется, является наличие у нас такого удивительного свойства и основополагающего для человека фактора, каким является Душа. С фактом существования Души, полагаю, сегодня никто не станет спорить! Или, всё-таки есть?..
Ну, здесь всё просто: в ком она есть – тот о ней знает. Ведь она не молчит: она то радуется, то горюет и болит, то требует справедливости! А уж в ком не бывает ничего этакого, так – извините, всё написанное здесь не для вас… Кстати, у большинства человекообразных её и нет, Души-то, а есть что-то эдакое неразвитое, зачаточное, слегка замещающее её на уровне инстинктов и рефлексов.
Так вот – о Душе. Как к ней, к Душе, ни относись, она упрямо не желает прятаться за очень «научными» и по необходимости придуманными ныне терминами: подсознание, эго или как-то ещё. Душа, не считаясь с мнением науки и её корифеев об её отсутствии, проявляет себя то в виде света ауры (и здесь её уже научились фотографировать), то при совершении ею автономных путешествий вне, принадлежащего ей, бессознательного или бездыханного тела, пребывающего какое-то время, к примеру сказать, в коме (помните: сколько их, вернувшихся и поведавших?) Ещё она может проявиться, обозначаясь в виде сверхъестественных и не объяснимых, казалось бы, знаний о близком или далёком будущем отдельных людей, и даже целых народов! Взять эти знания неоткуда нашему бренному телу (согласитесь: так ведь?), и только Душа, с позволения Творца, может у некоторых любимчиков Его, прикасаться к Информационному Полю, где Создатель хранит все свои Знания об этом мире. И те сверхъестественные и удивительные знания, принесённые оттуда, являясь прямым доказательством наличия Души, проявлялись многожды и у многих же землян. Таких же, как ты и я, и об этом нам тоже много писали и говорили. А главное-то доказательство – они, те принесённые пророками знания, подтверждались действительностью! Полагаю, перечислять имена и осуществившиеся предсказания (пророчества) не надо, они и так всем известны…
А это всё она, голубушка Душа, её проявления, её деятельность…
Так, что же такое – Душа?
Очень просто – это Дар нам от Создателя, подтверждающий наше с Ним родство, это частица того Великого Духа, что созидает Мир. И с нашей помощью, в том числе…
Но не спешите так уж радоваться, дорогие мои, потому что этот Дар, одновременно, ещё и наш «крест»! Да-да, крест… и совсем не лёгкий…
Душа-то нам дадена не в довесок к безвозмездному и, одновременно, бесценному Дару Создателя, который мы именуем – Жизнь.
Так не бывает: бесценный и безвозмездный! Здесь Вам любой материалист скажет: нарушается, мол, Закон сохранения энергии, и он будет прав. За всё надо платить свою цену! Нам дана Душа, как цветок или, вернее сказать, как луковица-семя драгоценного цветка чем-то очень важного для Творца, и вероятно, имеющего неоценимо большую значимость в Его Замысле, чем мы можем себе представить… И дана-то Душа нам с одной только целью: для взращивания и воспитания её до нужных кондиций, в течение всей нашей жизни (жизней).
Это – единственное, для чего и зачем мы все Ему, Великому Творцу, нужны!
Единственное!
Ещё кое-что важное о нашей Душе-голубушке. Возможно то, что я Вам сейчас сообщу, окажется недостающим, фрагментом в вашей личной картине мира. А называется этот важный фрагмент: МАЙКЛ НЬЮТОН «ПУТЕШЕСТВИЕ ДУШИ».
Разговор сейчас пойдёт о книге английского автора, профессионального доктора-психоаналитика Майкла Ньютона, исследовавшего, с помощью метода погружения в глубокий гипноз, прошлое своих пациентов. Книгу Вы сможете без труда отыскать в Интернете. Рекомендую всем, очень любопытный труд, который может в корне изменить ваши личные взаимоотношения с жизнью (и со смертью).
Вкратце суть дела такова: пациент погружается в глубокий гипноз, не утрачивая, при этом контакта с доктором Ньютоном. После чего, доктором пациенту задаются вопросы о прошлом, о том, что было до его последнего рождения. И они, люди, находясь в гипнотическом сне и не имея возможности придумать или солгать (как это принято у нас), вспоминают… где и когда они рождались, кем были в своих прошлых воплощениях и как заканчивались их жизни. Рассказывают в подробностях, в рамках логики и опыта существующего мира, приводят события и факты, вполне доступные проверке в исторической ретроспективе. Описано здесь также и то, что происходит с Душой в фазе «небытия», в то время, когда Душа не воплощена в тело, а находится в состоянии обучения и подготовки к следующему воплощению. Написано всё без претензий на умствование и, так ненавязчиво и безискусно, что есть внутреннее ощущение истинности представляемой картины. Поэтому я не вижу никаких серьёзных причин отметать эти удивительные сведения, которые могут оказаться одним из важных и недостающих звеньев. Попробуйте и Вы прочесть предлагаемый материал, а прочтя, примерить его в своём сознании качестве одного из фундаментных блоков в модели Мироздания.
И я не оговорился: именно фундаментный камень Мироздания, так как Дух и его дитя Душа – вот единственно важное для Творца в этом Мире! Это, наверное, то, ради чего всё было затеяно! А всё остальное: материальная Вселенная, её законы и запреты, микро- и макромир – всего лишь декорации и необходимые условия для развития сюжета, ежели хотите… Как вам такое?..
Хотя, памятуя некогда сказанное: «пути господни неисповедимы», быть может, что «взращивание Души» - это один из этапов сложного пути, в цепи превращений к конечной фазе Замысла…
Об одном попрошу: не спешите, пожалуйста, с выводами.
А теперь давайте попробуем рассудить разумно и логически. Начнём с того, что попытаемся сложить исследуемую ситуацию в нечто, похожее на уравнение, которое могло бы описать существующее положение дел. Начнём?
Он, наш Отец и Творец, дал нам:
1 Жизнь – громадный и неоценимый Дар, со всеми её возможностями и радостями, праздниками и буднями, стремлениями и достижениями;
2 Любовь, как главную радость жизни. И Любовь эта многообразна: к детям и родителям, к жене или мужу, к нашему миру и его красоте… И свою Любовь, Отца к чадам своим, дал Он нам в том числе;
3 Разум, как Дар необходимый и главный инструмент человека в выборе верного пути и правильного принятия решений;
4 Право выбора – Право, возносящее нас на уровень свободного существа и приближающее нас к Богу. Это Право на каждый день и час нашей жизни, Право, дающее нам возможность строить свою жизнь и преобразовывать мир вокруг себя;
5 Душу – главный Дар, носитель личности. Чтобы мы могли ощущать себя людьми и Его детьми, а главное предназначение Души: чтобы лелеять в ней Любовь. Думаю: Душа – это дом Любви.
Как Вам этот неоспоримый набор свидетельств Его высочайшей Любви к нам?
Так одарить может только истинно любящий родитель!
И что же? Неужели этих неоценимых Даров мало для того, чтобы мы раздумывали исполнить ли свою часть соглашения с Творцом? Помните, мы говорили об уравнении, а всякое уравнение всегда состоит из двух частей, которые соединены знаком равенства. Так вот, первая часть уравнения нами составлена, состоит она из пяти членов-пунктов – это то, что нам дано Богом в этой жизни. А теперь пора перейти ко второй части уравнения: то, что мы должны Ему (вернуть, заплатить) за полученные блага, не так ли?
И что же мы должны, спросите вы?
А очень просто: взрастить Душу и вернуть её Создателю в надлежащем виде! Ничего другого Ему от нас не надо, всё остальное у Него есть и без нас. Он ждёт от нас только одного: цветок Души чистый, не изгаженный во чреве мира страстей и недостойных чувств, не запоганенный на грязных дорогах, которые мы, ослабев, иногда выбираем.
И это всё!!! Это всё, что Ему нужно!
Так разве ж это несправедливый «контракт»?
А теперь всех, кто оказался вместе со мной в этой точке пути, прошу пройти и далее по дороге, которая может привести нас к пониманию сути мироустройства, или, как говорили мудрые: к моменту Истины.
Итак, мы договорились: БОГ ЕСТЬ! И мы знаем, чего Он от нас ждёт.
………………………………………..

2. ЭКСТРАПОЛЯЦИЯ ВДОЛЬ ЛИНИИ ЛОГИКИ

Мостом, который может привести нас к верной позиции в осмыслении архитектуры нашего мира, нам послужит давно изученный и хорошо проверенный способ исследования некой ситуации или представленной к решению задачи. Способ предполагает выполнение нескольких условий, и вот они, эти непременные условия достижения успеха:
- задаться целью и не отступать от поставленной задачи. Искать и сами решения, и промежуточные ответы, приближающие нас к желанному решению;
- понять механизмы взаимодействия и мотивации субъектов ситуаций, а также сил, участвующих в процессах;
- выстраивать модели и конфигурации возможных решений, заменять и замещать те из них, что не подошли (не встраиваются в конфигурации);
- использовать метод экстраполяции (додумывать там, где не хватает достоверных данных), угадывая ход кривой, описывающей весь процесс, дописывать её на основе логики и анализа.
…Вот и стал я пытаться угадывать, стал я пытаться выстраивать…
Правда, первые двадцать-тридцать лет плоховато получалось – опыта и ума не хватало. Да, ещё время в те годы мои, значило для меня слишком много: молодость и расцвет сил – не лучшие помощники в таких делах. Но потом пошло всё лучше и лучше, а к исходу пятого десятка лет, с момента старта моих размышлений, что-то такое стало проявляться в голове, что даже показалось, будто понял я, как устроен этот мир…
Исходил я из совсем простой истины: у материи, неорганизованной законами и запретами, не знающей правил и ограничений, нет, и не может быть, своей воли, и только Божественная Воля – единственная причина события, под названием «Большой Взрыв». Ничем иным, кроме вмешательства Творца, Его Замысла и Энергии, нельзя объяснить событие, которое наша наука красиво называет – БОЛЬШОЙ ВЗРЫВ! Кстати сказать, теория этого самого «Большого взрыва» неплохо вписывается в то, что происходит сейчас во вселенной, ну, может за исключением таких «пустяков», как ускорение разбегания галактик, тёмная материя, тёмная энергия, ну и ещё кое-чего…
Однако вернёмся к моменту Создания Мира, и к вопросу о полярности этого мира. Задумайтесь, прошу Вас: раз всё, до последнего фотона, появилось усилиями и Волей Создателя, так откуда же взяться здесь чему-то  противоречащему, или даже активно-враждебному самому Творцу и Создателю, и Его главной игрушке – Замыслу?! Не получается что-то... и стал я думать…
И пришёл к простому выводу: а нет никакого врага! Нет, и не было! А есть только некие «руки», «манипуляторы» или, может быть, законы, как хотите это назовите, но все они принадлежат… кому бы вы думали… а Ему! Да-да, Ему – Творцу и Создателю, скульптору и ваятелю, архитектору и строителю! И те, кто исполняет Его Волю, те же «руки» и «манипуляторы», стараются каждый на своём месте изо всех сил – ведь у них просто вариантов нет. Картина эта, в общем, несложная: есть правая рука, а есть – левая. Есть пряник, а есть и кнут. Есть сито, а есть и тот, кто просеивает, отделяя зерна от плевел в этом, казалось бы, сумбурном мире. Ведь Ему, Автору Замысла, нужен только первосортный материал, самый лучший! А как этого добиться? А просто…
Сначала нужно показать всем: что такое хорошо и что такое – плохо! Верно ведь? А иначе – не поймут, и не будут знать: куда им идти-то. И для этого необходимо в массы принести идеи и правила, устраивающие Главного в этой игре. Такие предписывающие Правила, которые позволят тем, кто способен проникнуться ими и следовать им, стать именно такими, какие и нужны Главному Режиссёру. Вот Он и отправлял к нам то одного, то другого.
А здесь местные-то, по простоте своей, чуть-чуть не догоняли тему: то насмеются и прогонят посланцев, то искалечат, а то и просто убьют. И ведь, что характерно, даже когда чего-то и ухватят они краем своего сознания, то вскоре всё забывают напрочь или переиначивают как-то, как «имям удобно», и чаще, как выгодно. Такие вот, не шибко годные к обучению, попались Отцу нашему детки. Ничего я тут не соврал вам?.. тогда дальше пошли.
Давайте-ка вспомним, сколько таких посланцев было. Ой – много, мы-то ведь не всех помним и не всех знаем. Можно сказать, только тех и помним, кто умудрился как-то дожить до каких-то свершений, то есть, до результата. И потому остались в истории.
Ну-ка: Заратустра, Будда, Лао-цзы, Конфуций, древние еврейские пророки, за ними Иисус Христос, потом – Магомет… ну и… всё, кажется? О современных не будем – там ещё не всё ясно. А сколько таких, что только начали, а кому-то их «начинание» поперёк стало! Кому-то из старшаков, из тех у кого один «бог о трёх головах», и имечко у ентого бога почти китайское – Я-МНЕ-МОЁ! И молясь этому трёхголовому, они, конечно, никого другого слушать и слышать не захотят! Не так ли? Ну и понятно чего им надобно: иноверца заткнуть надобно любой ценой. Только так, а как иначе! Вот и затыкали по всей планете Земля! И затыкали, и топили, и вешали, и всё остальное делали, чтобы сохранить своего трёхголового.
Ну, вот и поставь себя-то на Его место, на место Верховного, как тут быть: бить или не бить?! Поставь и подумай… Ну и как? Что-то не получается без битья, да? Выходит, что отсев шелухи – вот путь для отбора лучших! А, значит, нужон кто-то, кто эту функцию станет исполнять. Догадываетесь, куда клоню?
Вот мы и подошли к левой руке. А она-то оказалась очень и очень нужна… и важна в построении той ситуации, которая бы устраивала Его и отвечала бы Его планам. И Творец не унывал, отправляя ещё и ещё посланцев своих… и несли они его слово, и кто смог услышать – тот услышал, и кто мог понять и принять, тот – принял, и кто хотел стать ближе к Нему, тот и стал!
А остальных, может, спросите вы?.. А для остальных – Левая рука. А как же?...
Остальные – это его специализация, его прерогативы… или скажем по-современному – его интересы. Он, этот, кого мы называем «Левой рукой» не злодей, как о нём думают простаки. Просто он делает свою работу, для которой он и создан. А чтобы ту работу хорошо делать (а по-другому ему и нельзя), он и старается выявить слабые и незрелые Души, чтобы не допустить ошибки. Для этого он и создаёт ситуации, в которых каждый проявляется во всей красе, со всеми своими «прыщиками» и «бородавками». И не надо его осуждать, скажу я вам. «Неча на зеркало пенять, коли рожа крива!» - помните, наши мудрые предки так говаривали. Вот он и есть тот проявитель и то зеркало…
Ну, теперь-то уж догадались, о ком это говорим. Да-да, о нём, о специалисте по отсеву плевел от зёрен, о Сатане. Как он появился и откуда – это долгая история, и говорить мы здесь об этом не будем, могу только адрес назвать, где об этом можно что-то прочесть и даже подумать…
Адрес простой и короткий: «Сага. На грани Истины». Автор – Виктор Русин.
Кстати, ежели у вас хватит воли и мужества прочесть эту книжку, вы узнаете ответ на простой, но очень важный вопрос: зачем мы Ему, Творцу и Главному режиссёру, нужны? Зачем Ему нужны наши Души? Хоть и выглядит это как два, но на самом деле, это один вопрос. И ответ будет простой… хотя, может и не правильный… но вы разберётесь.
Да, пока далеко не ушли от темы, хочу добавить вот что: я искренне полагал, что это моя метафора, рождённая мной, о «веяльщике», и об «отделения зёрен от плевел». Очень уж хороша была, на мой взгляд, метафора – внятно объясняла мысль. Но, читая намедни Евангелие от Луки, (а ранее я уже прочёл «Благую весть» от Матфея, от Марка и от Иоанна), я вдруг обнаружил, что это до меня уже говорил Иоанн-креститель (Луки 3-16,17). Дословно с 16 стиха: «…Но Иоанн отвечал им всем:
- Я крещу вас водой, но идёт тот, кто сильнее меня, и я недостоин развязать ремни его сандалий. Он будет крестить вас святым духом и огнём. В руке у него лопата для веяния, чтобы вычистить гумно и собрать пшеницу в хранилище. А мякину он сожжёт в неугасимом огне!»
Вот вам и она, «левая рука», веятель, только в метафорическом образе лопаты… каково?.. Заметили, я всё ещё двигаюсь в поле экстраполяции вдоль линии логики, и по-моему «попадаю в цвет».
Что будет с остальными – может, хотите спросить вы. Ведь хотите же?
Полагаю, есть тут два пути. Один – воспитание и улучшение Души, как это и показано в книге М. Ньютона «Путешествие Души». Другой – это утилизация, по причине непригодности материала, вернее, негодности той энергии, из которой она, испорченная душа, состоит. А утилизация энергии – это процесс чисто технологический, необходимый и вполне целесообразный, как вы считаете?..
Так вот, то, что большинство человекообразных считают своей «душой», просто не дотягивает по своим качествам до оной, нет тех кондиций и нет того запаса Любви. Заметили, я это слово написал с большой буквы? Так это, чтобы отличали от того, что ныне стало принятым вкладывать в слово «любовь». И вот тут непростой вопрос может возникнуть: как это случилось, что у одних есть Душа, а у других её – нет?
А тут, кажется мне, это ни что иное, как прерогатива нашего собственного выбора. Помните, нам подарено «Право выбора»? А для чего, как вы думаете?
А потому, что Отец держит нас за равных, давая возможность решать:
- кем нам быть? Негодяем, героем или никем-никакеем.
- куда идти? Вперёд, налево или направо, вверх, к любви или вниз, к ненависти.
- и какое будущее нам выбрать? В гармонии, мире и Любви… или в «крысиных бегах», проводя свои дни, в сражениях за богатства, губящие Душу и приносящие сытость телу и ущерб несравнимо более важному – Душе.
Для того это так устроено, чтобы мы САМИ решали, и САМИ выбирали-определяли будущее своё и своих детей, своих внуков и своей крови – здесь я говорю о всех возможных (при правильном выборе) потомках.
То, что происходит в мире сейчас: с человеческим обществом, с нашей моралью и нравственностью, проще сказать, с нами – это то, что может отвратить Его от Земли, от нас… а дальше что??  ОТЧАЯНИЕ НЕБЕС???

ОТЧАЯНИЕ  НЕБЕС…

В отчаянии небес –
                Армагеддон Земли!
Мы путь сквозь тёмный лес
                осилить не смогли…
Мы заблудились глупо –
                здесь страшный бурелом,
Здесь нет пути назад,
                и вот погибнет дом!..
Тот дом, что дал Отец,
                чтоб счастье здесь растить,
Творить добро и жизнь,
                и Души не губить!
Но как-то вышло так,
                что мы забыли суть:
Как правду сохранять,
                куда держать нам путь…
Забыли мы себя,
                в безмерной суете,
Душой мы – дети Бога,
                но мы уже не те…
Забыли мы Его,
                того, кто нас любил,
Нам некогда любить
                – на то не хватит сил!
Мы силы все потратим,
                не чувствуя вины,
Мы словно кукушата
                – не можем без войны!
Но выбирая войны,
                не надо забывать,
Что на Любовь Творца…
                не стоит уповать!
 
                С УВАЖЕНИЕМ, ВИКТОР РУСИН.
…………………………………………………………………….

ЗАВЕРШАЮЩАЯ ЧАСТЬ САГИ «НА ГРАНИ ИСТИНЫ»

                ГЛАВА  5.  НАД  МИРОМ.
                СТРАТЕГИЯ  ВЫСШИХ  СФЕР.

В том истинно заветном месте, где Волею Творца
Из гранулы Его Сознания Цвет Замысла созрел,
Бутон которого раскрывшись, начало Миру положил,
Господь сынов своих собрал на Круг Великих и сказал:
   - Сыны мои, во время Зеро
     Здесь Мир в огне родился!
     Таким, как Я его задумал, он ожил,   
     Мой Замысел в реальность воплотился
     Свод важных правил Я в него вложил.
     Увидеть вам позволю зарождение
     С момента Зеро, сиречь, от Нуля,
     И Времени потока пробужденье
     И перемены завтрашнего дня…

                *  *  * (картинка - руки)

     Как вы могли заметить, Мир был другим:
     Свирепым, огненным, жестоким,
     Где Разум средь огня был гостем одиноким.
     Для воплощенья Замыслов моих
     Свирепый этот мир - неприменим.
     И оттого он изменялся миллиарды лет,
     Согласно строгой Матрице Законов,   
     Под Сводом Правил, Линий, Кодов, 
     Которых изначально лучше нет!
     Законы были идеальны! До поры… 
     До столкновения с разумной плотью,
     Что создал Я для воплощенья замыслов своих.
      И вот они, кто мог лежать бы под ногами
      Глиной непотребной до скончания времён,
      Кого Я счастьем Разума и Жизни одарил,
      Кого бессмертною Душой вознаградил,
      Теперь послушно и беспечно идут на поводу
      У недостойных и даже низких чувств,
      Которым прежде и названий я не знал!               
      Они пропитаны отравой корысти и эгоизма;
      Гордыня, жадность и тщеславие – вот причины,
      Почему поступки, мысли и дела неблагодарных,
      Порою, невозможно угадать!..
      И это сильно усложняет Путь
      При достижении наших целей!
      Жизнь во Вселенной, жизнь Материи и Духа –
      Вот Цель для вас и средство для меня.
      Процесс не бесконечен, ограничен
      Длительностью жизни вещества,
      А также и моим терпеньем -
      Нет бесконечности ни там, ни там!
      А потому, оставив все сомнения,
      План Замысла сейчас открою вам,
      А вы, сыны мои, сумев его понять,
      Разделите заботы - по талантам,
      И поспешите тотчас исполнять!

       Итак, задача в том, чтобы посевы
       Зёрен Разума, вкраплений Жизни
       На избранных планетах дали всходы.
       Многообразность Разума я обеспечил сам,
       А повседневную работу на моих полях
       Сыны мои, теперь я поручаю вам!
       Ты, САТТИ, старший сын, тебе доверю
       Обучение грядущих братьев всех,
       Как я учил тебя когда-то, но помни заповедь:
       Без войн и крови к нам придёт успех!
       «Скорей!», ты часто говорил - «скорей».
       Не надо, это ЗАБЛУЖДЕНИЕ!
       Дорога эта будет пусть длинней,
       Но качество продукта выше станет,
       И светлых Ангелов грядущих дней
       В пути ко мне ненастье не застанет.
       Сыны, внимайте мне: планеты не губить!
       Питомцев, братьев ваших младших,
       Подобно псам, друг с другом не травить.
       Неспешно помогать в развитии народам:
       Этапы и процессы их пути - не ускорять,
       Меняя длинный караван веков на годы.
       Вождям, ведущим их, согласно нашим целям,
       Оказывать и помощь, и поддержку.
       Формировать правительства планет,
       Намеренья которых совпадают с нашим планом.
       Дозреет изобильный урожай, и протеиновая жизнь
       Из нынешней, почти безумной, алчной, агрессивной
       Естественным путём перетечёт в другую форму –
       Чистой, светлой мысли и любви, не знающей границ!

          О  СТРАТЕГИИ  И  СТРАТЕГЕМАХ…

       Как звенья бесконечно длиной цепи,
       Века необозримой чередой,
       По мере удаленья от Начала
       Сплетают вязь событий меж собой.
       Крепка причинно-следственная связь,
       Неразрушимы цепи этой звенья,
       Как ни запутана событий вязь,
       В исходе Замысла не может быть сомненья.
       В тот день и час, когда им суждено,
       Чему предписано – то будет!
       Свершиться неизбежное должно:
       Экстрактусов число прибудет!
       Экстрактусы, а проще - Ангелы мои,
       Экстракт вы множества народов, 
       С планет, прошедших путь свой в книге Бытия,
       Вы сумма миллиардов душ – носителей и Духа, и Ума,
       Вы та сума, в которой опыт поколений всех эпох   
       Сложился в Суперличность, как велит им Бог!
       Все качества той личности для нас важны.
       У нас уж был пример, способный обучать:
       Многообразие несовместимых форм -
       Не лучший способ, чтоб коктейли получать.
       Нельзя антагонистов смешивать в одном сосуде:
       Благие составляющие их, готовы здесь образовать,
       То горький эликсир, то сладкий яд,
       Которые сам кубок могут оплавлять!
       Но этот результат, конечно, крайний самый,
       Грозивший превратиться в  FINISH  FULL,
       Хоть это первый результат, но по большому счёту,
       Определивший всю игру - важнейший POOL!
       Процесс изготовления добротного коктейля -
       Процесс, вялотекущий сотни тысяч лет,
       Он сопряжён с трудами и терпеньем,
       Здесь прав на неудачу просто нет.
       Предвиденье – расчёт точнейший,
       Провиденье – подарок от меня 
       И право судьбы изменять, меняя
       Обстоятельства, условия и даты –
       Вот три кита беспроигрышного гейма
       И все гарантии успеха Стратегемы!
                *  *  *
       Судьба народов и племён, решающих судьбу планет,
       Истории хитросплетенья - определяется в конструкциях,
       На сеть весьма похожих, иль даже пирамиды из сетей.
       И те же леера, которые крепки должны быть –
       В них прочность и благополучие всей сети,
       И вертикальные шнуры - значенье их немаловажно,
       Здесь родословные важнейших всех Героев!      
       А главное - узлы сети: события, фигуры в них –
       Вот в чём фундаментальная основа сети!
       Здесь каждый узел важен, и фигуранты все его важны.
       Вам фигурантов по талантам подбирать,
       Враждебных им существ, способных навредить
       Или разрушить сеть, руками их врагов - убрать!
       Решать проблему навсегда и чисто,
       Не оставлять врагов в наследство
       По принципу: враг нашего врага – наш друг,
       А важность целей тех - оправдает средства!
       Центральных фигурантов базовых узлов,
       Прошу всех вас – беречь особо!
       От времени зачатия, зарожденья, созреванья,
       До достиженья цели - следить придётся в оба.
       И лишь потом опеку можно будет снять,
       Не тратить попусту ни памяти, ни силы
       Секунды более чем надо, чтоб понять,
       Что исполненье замысла уже случилось!
       И здесь цена ошибки высока безмерно,
       А ваших памяти, активности и сил -
       Возможностей сума - отнюдь не безразмерна.
       Вот потому Я б всех вас попросил:
       До подвига героев им отцами стать!
       Их мало опекать – их нужно воспитать,
       Так как Амона и Сет-Ха,
       Иль выбрать путь другой:
       Изъять из мира на сто лет,
       А может, на год-два изъять,
       Внушить идею, воспитать,
       Заставить выучить все строфы,
       Затем уж миссию Судьбы начать…
       И только после их послать,
       Иль на Олимп, иль на Голгофу!      
       А вы, сыны мои, должны
       Используя свой Разум и Дары мои,
       Соткать ту сеть настолько идеально,
       Чтоб можно было б ей фотон поймать
       И будущее рассчитать детально!
       Не нарушать размерность сети,
       В согласном хоре не соврать,
       Событий вязь – судьбы корсеты
       Не смять, не спутать, не порвать.
       При мнимом праве выбора пути,
       Сомнительной инвариантности судьбы,
       Скажу ещё для большей внятности,
       Что есть в истории Времён такой пример:
       Прокруст и его ложе для Героя,
       Когда гнездо в сети потребует Размер,
       Тот должен соответствовать ему,
       Чтоб избежать судьбы изгоя.
       Ну а изгоя мы заменим на Героя,
       Способного задачи все решить,
       Предначертание своё - исполнить,
       Уместно и достойно Дело завершить,
       И опыт этот надо помнить!
      
    О  БРАТЬЯХ  ВАШИХ - ТЕХ,  КОГО  РАСТИМ…

       Теперь о тактике выращиванья бластул:
       Любовь и ненависть – энергий проявленье,
       Питающий источник бластул ваших,
       И цветом разнятся, и качеством, и вкусом,
       Вздымаясь от поверхности планет, содержат
       Поле бластул в надлежащем состоянии.
       Они неравноценны, эти чувства:
       Любовь и горечь-скорбь утраты
       Любви, любимого, любящего тебя –
       Всё это чистая и светлая волна,
       Как лучшая из песен Бытия!
       И лучшая из всех для Созидания!
       И ненависть - как плод ущербного сознанья,
       Продукт обиды, чести униженья,
       Предательства, обмана ожиданья,
       Способная убить, растлить и отравить!
       Чтоб не оставить на поверхности её,
       Не заразить смертельным ядом всех,
       Ещё оставшихся нетронутыми ею,
       Те бластулы должны её втянуть,
       Всосать, отфильтровать от яда,
       Затем переболеть, переварить
       И поглотить - себе во благо.
       И вот теперь последний штрих:
       Отныне в этом месте будет Ставка!
       Здесь будет Резиденция моя,
       Где буду ставить цели вам
       И принимать доклады Я.
       Здесь буду разбирать дела и ждать
       Прихода Ангелов армады,
       В рога трубящих, мир оповещая,
       О завершеньи первой части Стратегемы!
       И это будет означать ещё одно:
       Начало крайнего, последнего витка,
       Последний шаг - пред завершением
       Вселенского проекта …
                … Да, вот ещё, чуть не забыл:
       Я имя дам тебе, экстрактус номер два,
       Сын мой, от имени планеты, что родила тебя,
       Ты будешь зваться – Ту, и будешь
       Младшим братом Сатти, а значит
       И любить и слушать его станешь, как меня!
       Тебе же, Сатти, поручаю дать имена
       Своим питомцам, что ты привёл с планет.
       И эти имена, наступит время,
       Восславит не один поэт! 
       Ты также имя дашь и всем другим,
       Впоследствии грядущим,
       По дну Реки пока ещё бредущим,
       И имя той реки когда-то будет - Стикс.
       Их будет много в нашей галерее,
       Чей лик и имя станут святы для одних,
       Кому поклонятся народы и планеты, а иных -
       За бога примут, но зато других,
       Враждебные для первых племена,
       Объявят чёртом, даже наважденьем
       Придумают для них плохие имена,
       Иль назовут досадным заблужденьем.
       Намечен генеральный курс - Я всё сказал,
       Что должен был открыть и то, что пожелал,
       Надеюсь, в полной мере преуспел
       И каждый слушавший понять сумел. 
       Теперь, мой славный Сатти, твой черёд настал
       Питомцам имя дать и принять пьедестал,
       Чтобы стратегию и курс наш продолжать
       И  благоденствию народов помогать…   

                ДОМИНАНТА  САТТИ

         - Назначить имя, как судьбу – то не пустяк,
           Раз мне поручено, пусть будет так:
           - Сэт и Амон! – вот имена им.
           По этим именам их будут знать,
           И именами сими будут призывать
           На тех планетах, где во славу Бога,
           Создателя и нашего Отца,
           Трудиться и служить им предстоит:
           Формировать Мораль, закон и быт,
           Начертанное в Книге Судеб исполнять
           И новые страницы в Книге начертать.
           А всем другим, по мере их рожденья,
           Формирования, талантов проявленья
           Я имя после дам, теперь же я хочу понять:
           Из речи братьев всё узнать,
           Насколько точно осознали   
           Как те задачи им решать,
           Как их слова Отца проняли.
           Вот ты, мой друг Амон, скажи:
           Довольно ль ясно видишь ты
           Судьбу свою - дальнейший путь?
           Куда стопы намерен повернуть,
           И как служить ты будешь Богу,
           Какую выберешь дорогу,
           Как дальше станешь воплощать,
           Высоких Замыслов божественных печать?..               

                СОН  АМОНА

                - Я в юности далёкой видел дивный сон,
                Возможно, чудной сутью - вещим станет он:
                Как будто далеко – на тонкой грани
                Жизни странной, Смерти и Любви
                Я встретил путника, бредущего вдали…
                Он был почти раздет, голодный и босой,
                Без радости в лице и признаков надежды,
                И я, боясь обидеть или прослыть невеждой,
                И всё ж любя весь мир и сожалея всех,
                Не ведающих этих чудных благ,
                И счастья обладанья счастьем,
                Спросил его, робея и слегка смущаясь:
                - «Ты кто, мой друг, скажи?..»
                А он ответил мне занятно:
               - «Я, братец, то же, что и ты,
                Душою только чище и опрятней.
                И в мыслях, главное, смелее,
                И, что для нас немаловажно,-
                Я думаю значительно честнее».
                - «Зачем, мой друг, ты здесь?
                И для чего вся эта спесь,
                Что вызвало волну негодованья:
                Мой голос, вид или обида непризнания?» 
              - «Я думал, это ты меня позвал,
                Зачем – пока не знаю сам.
                Обиды за себя здесь нет,
                И непризнание не волнует,
                Лишь данный чувствами обет
                В душе моей ещё бушует.
                Я тот, кого назвали - Путник,
                Я был, как тень Его и спутник,
                До проклятого дня, когда
                К планете Тумм пришла беда,
                И я, палимый сожаленьем,
                С желанием исправить всё,
                Отбросив прочь свои сомненья,
                Тогда припал к стопам Его.   
                В отчаяньи и гневе вопрошал,
                В надежде изменить Судьбы предначертанье,
                И, видно, так вопросами Его достал,
                Что изгнан был бесславно за портал!»
                - «Остановись, мой друг, не всё здесь понял я:
                Кто этот – Он, и что здесь за беда?
                Насколько знаю я, беды такой здесь нет.
                И в чём похожи мы – хочу узнать ответ».
                - «Мы – посохи Судьбы, её проводники!
                И ты, и я, но всё же, больше – ты.
                Пока что в этом смысле, ты только эмбрион,
                Преодолеешь всё: падёт к ногам твоим и этот бастион! 
                Событий караван на поводу твоём идёт,
                Не дремлет время - этот день грядёт,
                Несёт с собой он радости побед,
                Но с ними груз неисчислимых бед!               
                Хоть помыслов благих сейчас полна
                Душа твоя, и полон до краёв любви сосуд,
                Остановись и оглянись, и ты поймёшь сполна,
                Какие беды всем твои победы принесут!
                Твой путь Судьбой назначен рядом с нами,
                И ты обязан эту истину понять!
                В реальности вневременной, что именуют снами,
                Прошу мои слова как истину принять…» -
                Он начал страстно и с мольбою говорить
                О том, куда идти, как думать и как жить,
                О пользе компромисса и о зле гордыни,
                Я помню фразу, он сказал:
                - «Могли бы жить доныне…»
                Ещё подумал и сказал:
                - «Амон, мой юный друг!
                Ты появился здесь не просто и не вдруг,   
                В масштабах Тумм – ты важная фигура,
                Настанет день и ты здесь станешь – гуру!
                И полпланеты вдруг склонится пред тобой,
                Доверят жизнь тебе, и счастье, и покой.
                Но твой покой тогда уйдёт, как сон,
                Как детства миг, далёким станет он.
                И дни твои настанут вдруг короче,
                И даже прирастив к ним крылья ночи,
                Их всё равно уж будет не хватать,
                Чтоб выбрать путь, решение избрать.
                Ведь тех решений будет миллион,
                А верный путь – один, и как узнать - где он? 
                Могу помочь тебе, ты - выбери меня
                Своей подсказкой завтрашнего дня,
                Быть посохом твоим в дороге,
                Позволь мне разделить твои тревоги
                За судьбы Родины твоей,
                И за число её счастливых дней.   
                Лишь от того зависят её дни,          
                Кого ты изберешь себе в проводники!..»

                Его запутанный, чудовищный рассказ
                Меня до глубины души тогда потряс:
                Сквозь сон я чувствовал души озноб,
                А тело раскалилось до кипенья
                И пот ручьями заливал мой лоб,
                Когда знакомый голос заронил сомненье:
           - «Ну, вот и я, с трудом успел,
             К началу, правда, не поспел.
             Кого я вижу! Наш фантом -
             Прекраснодушный  Путник!    
             Так понял я, что ты покинул Дом,
             Стоишь один теперь, на перепутье.
             Ты - отблеск нашего Отца,
             В его стадах последняя овца,
             Как ты посмел прийти туда,
             Где быть не должен никогда!
             Как ты решился в эту ночь
             Судьбу планеты превозмочь?
             Без дозволения Отца!!
             Изыди прочь с порога и крыльца!
                … Теперь, мой юный друг, прошу тебя
                Поверить вновь в мои слова.            
                Сейчас ты слушал песни соловья,
                Так мог бы спеть тебе и я…
                Но я, в отличие от соловья,   
                Готов лить пот с тобою в три ручья.
                И вместе мы с тобой построим дом,               
                Родятся дети внуков твоих в нём.
                Прославишь имя ты своё на все века,
                Пока под окнами течёт Судьбы река.
                Ну а теперь поверь, что это сон,
                Что ты болел - болезнью вызван он.
                Воспоминание кошмара ночи -
                Отягощает память, душу ознобит,
                И зачастую жить мешает очень,
                А потому - он должен быть забыт!»...

           - Тогда я всё забыл, но всё же иногда,
           Когда в окно души моей скреблась беда,
           Или ночами душными и в полнолунье
           Всплывали в памяти полузабытые слова…
           Казалось мне: я что-то начинаю понимать,
           О ценности того, что не сыскать, не наверстать,
           Упущенных возможностей для счастья.
           Что в будущем на Тумм придёт ненастье,
           И что поток Судьбы - не повернуть уж вспять!
           А внукам нашим то ненастье не унять…
           Теперь, когда я здесь и слышал слово Бога,
           Познал я Истину, открылась мне дорога,
           Увидел сеть гигантскую из лабиринтов судеб -
           Возлюбим их носителей, и каждый счастлив будет!
           Любовь и свет мы понесём в их дом,
           Чтобы добро и радость поселились в нём.
           Чем больше доброты мы в мир сей принесём,
           Тем бластул аура светлее воссияет,
           И отразит к поверхности планет добра лучи,
           И зло под тем лучом - растает!
           А то, что растопить не удалось,
           Накроем мы заботой-покрывалом -
           Так надо сделать, чтобы не сбылось,
           Чему произойти не предстояло.   
           Дорога наша здесь и сложна, и проста,    
           Хотя она, как слово Путника, понятна и чиста:
           Творить добро повсюду и всегда,
           А уж стреножив зло - особенно тогда! -
           Достоинство хранить, не потерять лица, 
           И свято помнить все слова Отца…

             ДИАЛОГ САТТИ  И  СЕТ-ХА
 
       - Теперь, Сет-Ха, твой час пробил.
         Я знаю, Путник тебя тоже навестил,
         И тоже обещал и помощь, и поддержку,
         А, может даже, он тебе сулил
         Всю жизнь оплачивать твои издержки.
         Но ты, сын мой Сет-Ха, умён,
         И много дальновидней, чем Амон.
         Чем «Путанник» тебя прельстить хотел,
         И что предпринял ты, чтоб он не преуспел?
         Ещё хочу узнать о том, как станешь ты
         Осуществлять Отца Всевышнего мечты?

- Отец небесный мой, прошу, меня прости:
Тогда не смог Сет-Ха достоинство спасти…
От обольщенья добротой и искушения любовью!
В тот вечер за упрямство был наказан я тобой -
А тут и он явился…  и присел вдруг к изголовью…
Я был тогда в пути - страдал на тяжком переходе,
Я разрывался между адским пламенем ночей,
И светлым небом, ясным, чистым на восходе.
Метался я от детских снов к недетским, липким грёзам,
От чистых помыслов души к безумным диким грозам.
А ты меня покинул! - на наказанье осудив сурово,
На одиночество и боль - за необдуманное слово.
Но ты ведь знал, что я в пути – на переходе,
Что это всё, как дым, со временем – проходит…
Та боль – ужасней не бывает, но одиночество - страшней всего!
Вот тут и он - с любовью, добротой! И я расплакался у ног его…
А он с колен меня поднял и начал тихо утешать,
Расплёл волос пучки, которые в отчаянии я рвал,
Больную душу добрым словом - стал сладко пеленать.
От слов его надежда ожила, и боль из жил ушла,
Совсем прошла, как будто никогда во мне и не жила.
И я, покинутый малыш, забыв, кто я…
Томимый горестным предчувствием утраты,
Затих и тотчас обратился в слух,
А он стал говорить и голос его глух,
В глуби души моей негромко зазвучал…
Он смежил мне глаза, и был он, как причал
Для лодки, в бурном и свирепом океане,
Когда вокруг шторма иль льды в сплошном тумане…
Он медленно и нараспев свой монолог начал,
Как мама детку в люльке, разум мой качал:
            - Бедный, бедный Сет-Ха,
            Как несчастлив твой путь!
            В теле бренном твоём никуда не свернуть
            С той жестокой тропы, что избрал за тебя
            Твой суровый патрон, никого не любя.
            Кто измучен рожденьем своим и Судьбой,
            Получив от неё шестизначный конвой -
            Тот конвой, что ведёт его через века,    
            Каждый знак в свою сторону – наверняка!
            Он рождался при мне, и я слышал их стон,
            Тех шести, из которых и создан был он.
            Я тогда его горько и тщетно жалел,
            Но помочь ему так и не смог – не посмел!
            Да и чем же помочь я тогда б ему смог
            Ведь случилось всё так, как задумал сам Бог.
            Может, Он и задумывал… вовсе не так,
            Да вмешался порок: каждый каждому – враг!
            У порока того целых тысяча лиц
            И разносят его словно тысячи птиц.
            И теперь Сюзерен, надо прямо сказать,
            Кроит мир под себя, и нельзя не узнать
            Руку эту, портного, что Рок породил
            В боли, муках и страхе…
                да любви вот - лишил.
            Он – желанный сын Бога, обожаем почти,
            Только искры любви в нём самом не найти.
            Я боюсь, что и ты на таком же пути:
            Не любить, не жалеть – лишь до цели дойти!
            Цель достигнуть желаешь, кратчайшей из троп,
            Только краткость тропы привести может в гроб,
            Кровью цели залить, душу в прах обратить-
            Навсегда от себя Бога взгляд отвратить!..»
               
Затем затих мой гость ночной, и глядя
Будто вглубь души моей - молчал,
Потом добавил пару фраз и говорил, хоть тихо,
Но показалось мне, как будто прокричал:   
           - «Ещё, Сет-Ха, ты можешь потерять
             Его любовь - духовное наследство,
             Коль станешь верить про себя,
             Что цель оправдывает средство!»

Он много говорил в ту ночь,
Он говорил - а я ему внимал,
Хоть многого тогда ещё совсем не понимал.
Потом сказал про чьи-то беды,
Про то, что беды эти вызваны победой,
То ли лукавого ума над благом примиренья,
То ль ненависти и гордыни - над высотой смиренья…
Когда же попытался разбудить во мне смирения черты,               
Сказал, как будто плюнул:
            - «Виновником тех бед частично будешь ты!
              Бывает так - нелепо сбудутся мечты:
              Ты забираешься так долго и упорно,
              Наверх той сладкой и желанной кручи,
              Куда всегда ты вожделел взойти!   
              И вдруг, забравшись…  замечаешь ты -
              Что ты - король навозной кучи!
              И руку некому подать в ночи.
              А годы все становятся короче:
              Бессмысленнее дни и холоднее ночи.
              Ты выиграл всё! И всё же проиграл -
              Судьбу свою: начало и финал!»

И тут так страшно его голос прозвучал!
Что я заплакал горько вновь, и Путник,
Будто бы смутившись, опять мне ласково сказал:
              - «Не плачь, сынок, не дорогого стоят слёзы…
              Слезами мир не изменить - не устранить угрозы.
              А надо просто возлюбить и ближних всех, и дальних,
              Обиды нужно все простить, изгнать унынье и печали.
              Нам нужно строить светлый мир,
              В котором по заслугам б привечали!
              Где зависть, подлость и златой кумир
              Отпор всемерный бы встречали…»

- Таких прекрасных, умных слов
Малыш Сет-Ха не слышал никогда.
В душе его надежда ожила, а гость,
Утешив малыша, сказал тогда,
Что не пришла ещё на Тумм беда…
Поверив этому, утешился и сам,
Сказавши пред уходом на прощанье:
              - «Я понимаю цену слов,
              И тщетность многих обещаний,
              Так мир устроен: где любовь,
              Где доброта и дружбы чистота –
              Всего лишь часть двояковыпуклого мира.
              Его другая часть всегда темнее ночи,
              И добрым жить там трудно очень.
              И всё же помни этот разговор:
              Закон инвариантности судьбы -
              Ведь и вода бывает выше гор!
              Быть может и для вас
              Смягчится приговор!»

И он ушёл, как я не звал и не молил его остаться,
А я остался! Хотя и мог уйти…
И грустного пути избегнуть мог пройти…
Что сделано – тому возврата нет,
Сбылась Судьба – раскаянье здесь неуместно,               
В судьбе планеты главный и ужасный след
Оставил я!..
                - Душа скорбит и в ней от горя тесно!
Душа сочит кровавыми слезами,
                лишён я счастья это позабыть -
Увидеть смерть народа своего нетленными глазами!
И если б живу быть, то, несомненно,
                готов Сет-Ха за то себя убить! 

            И всё же ключевое слово здесь – Судьба!
            Судьба планет, народа, личности судьба.
            Она – служанка Бога, как и я,
            И в этом совершенно я уверен!
            Теперь, перешагнув через себя,
            Возвысившись над Эго, я намерен
            Всей будущею службой доказать, 
            Что, как и прежде, Сет-Ха любит Бога,
            Питомцам путь поможет распознать,
            Их выведет на верную дорогу,
            Научит души их в пути не растерять.
         
                НАПУТСТВИЕ  САТТИ

          Отменно сложенная речь! – есть и слёзы, есть и меч,
          Но только смысла, в смысле мыслей – здесь немного.
          А я просил вас изложить, план ваших действий обнажить,
          Чтоб можно было б Нам понять: как поняли вы Бога…
          Про сорняки с полей, надеюсь, вы слыхали?         
          Про свет и тень? И про кулак из стали!
          Про то, что сеть Судьбы хрупка,
          Нежна и сбережёна быть должна -
          Вы помнить всё ещё не перестали?!
          От этого зависит Свет и данный мной Отцу обет:
          Исполнить всё, что нужно, чтоб застали
          Армады Ангелов Всевышнего Отца,
          Не грустным, не теряющим лица
          От гнева, разочарованья иль печали!
          А посему: в течение ста лет
          Я ежедневно жду вас на обед!
          Но так как вам обедать ни к чему,
          Прислушаться придётся к слову моему.
          А я найду, друзья мои, что вам сказать,
          Что делать вам, напомню, как считать
          Ваш результат, настолько ль он хорош иль нет!..   
          И я надеюсь, вам ста лет - с избытком хватит на обед.               
          А тот, кому обед покажется невкусным,
          Тот может жалобу Создателю подать!
          На то, что я не прав, иль ментор я не слишком-то искусный…

Остановись, сын мой! Не нужно так активно нападать.
Они всё слышали и лишены способности что-либо забывать.
Им нужно время дать: обдумать всё, переварить и воспринять,
И только после - качество доктрины можно проверять.
Теперь же пусть идут знакомиться с тем миром,
Что Я для воплощенья Замысла создал,
Где суждено трудиться им и стать кумиром,
Чтобы в Час Истины увидеть нам Финал…

                АНГЕЛЫ  и  АНГЕЛЫ.
               
Ангелы, бесконечно разнообразные, как и планеты, порождавшие их, как и сообщества народов, слившиеся в конце своего протеинового пути в единой и божественной сути. Светлые и тёмные, прекрасные и не очень – Ангелы, растящие Ангелов. Они и есть истинные дети Его, подручные Господина своего и Отца – Создателя всего сущего. Они дороги Ему и столь же необходимы в Замысле: опекают миры и цивилизации, зарождающиеся во всех уголках грандиозной Вселенной. Долгий путь, начатый Вседержателем, всё продолжался и не достиг даже ещё и середины своей, а истекли уже миллиарды лет.
Закон маятника обещал миру ещё какое-то время на расширение сцены и кулис, и время это для всех живущих было огромным, почти бесконечным. Но не для Создателя и Детей Его. Чистая энергия – их плоть, и она не знала старения, не боялась страшного Времени, перемалывающего в своих вечных челюстях всю материальную плоть мира: планеты и звёзды их обогревающие, цивилизации, как дивные цветы распускающиеся на сообществах планет в разных уголках Вселенной. Только они, носители Высшего Разума, могли и имели право, видеть все превращения Мира: его расцвет и его конвульсии, принять его последний вздох и последний вскрик. Ангелы - любимые дети Бога, похожие на Отца, не более чем мы на них, и им предстояла другая дорога, другая судьба и другой финал. Сколько же их?.. – Легионы! Столько же историй, характеров и судеб.   
Благополучные планеты – это планеты, сбалансированные по составу и численности, не отягощенные взаимными претензиями населяющих их народов, и это лучшие «теплицы» для выращивания светлых Ангелов. Это миры, где разумные действительно – Разумны, где все недоразумения и конфликты разрешаются в диалогах и переговорах, где нет варварских нравов и обычаев, где не убивают, не насилуют волю и тело, где помнят – кто они и зачем.
Главный продукт таких миров – бластула светлого Ангела. Но таких миров единицы. Гораздо больше других миров, тех, с которыми не желают общаться Миры Истины и Разума (МИР). Это миры, населённые относительно разумными существами, имеющими преставление об устройстве мира, знающие что-то о Принципах и Законах, но не желающие или не умеющие их исполнять. Это проблемные планеты, вроде нашей.
В некоторых случаях проблемные планеты бывают с трудной судьбой. И тогда Ангел может оказаться не очень светлый и даже не очень Ангел. Его бластула, создаваемая обществом, основанном на насилии и пропитанная тёмными страстями,  никогда не сможет стать совершенным телом светлого Ангела. И даже если общество, поражённое недугом, нашло в себе силы и выздоровело, то и тогда любое число поколений, последующих после первого, отказавшегося от насилия и убийств, не способны полностью исправить ситуацию. И даже тогда аура Ангела, рождённого таким миром, не может стать безукоризненно светлой, потому что в нижних, глубоких слоях её обязательно будут просматриваться тёмные струи разных оттенков – наследие бурной молодости цивилизации.
Такие Ангелы иные. Они наделены сложными характерами, хотя положение и обязывает их быть добропорядочными и законопослушными детьми Создателя. В свою очередь, воспитывая и выращивая младших Ангелов - исполнителей их Воли на курируемых ими мирах, в общении с ними они неизбежно передают им и многие свои качества. И тогда из особей особой одарённости, которые проживают свой протеиновый период и подготавливаются к роли младших богов на своих планетах, бывает, вырастают странные боги, внушающие трепет вместо любви, и страх вместо уважения.
В той части космоса, которая принадлежит раптэрам и инсектам, Экстрактусы всегда получались совершено не похожими на Ангелов из секторов «МИР». Их качества прямо вытекали из материала. Здесь, как и предписано Творцом, сконцентрирован был прижизненный опыт и свойства личностей, которые и являлись составляющими бластулы будущего Ангела. Ауры их, конечно же, светились, ведь энергия Разума и Духа наполняла их. Но это были холодные тона - от светло-голубого до фиолетового, перемежающиеся жёлтыми и тёмно-фиолетовыми, почти чёрными, полосами. Выглядело это весьма устрашающе. И функции их зачастую бывали соответствующими. Правда, в своём секторе происхождения и ответственности они успешно служили Ангелами-кураторами цивилизаций, а вот в секторах «МИР» только «Ангелами специального назначения».
Задачи ангельского спецназа - это принудительные, силовые изменения в сетях причинно-следственной связи для вывода цепи событий из нежелательных или тупиковых ситуаций. Специальные задачи ставились им Ангелами-кураторами миров. И спецназ решал эти задачи всегда быстро и изобретательно, используя свой огромный интеллект и прижизненный опыт. Сомнений они не знали никогда, да и знать не могли, как не могли они знать чувства жалости или сострадания по природе своей. И ещё: не было у них таких сдерживающих факторов, как гуманизм, доброта и любовь.   
У них, у Тёмных Ангелов, среди прочих их нелёгких забот были ещё две деликатные функции. Они были чистильщиками миров и тюремщиками для «душ безнадежных», для тех, о ком всегда вспоминают живущие с ужасом и отвращением. Тёмных Ангелов и стали считать «силами Зла» те, кто сами были Злом в своей протеиновой жизни, те, чьим врагом они были, и чьи безнадежно испорченные души могли бы отравить бластулу будущего Ангела. Эти уродливые подобия душ, покинувшие в назначенный Судьбой момент своих хозяев, всегда были начинкой пропитанных грехом, отъявленных грешников и негодяев. Им никогда не дозволялось слиться с родственной бластулой. По требованию Кураторов миров, их встречали Тёмные Ангелы при приближении к формирующейся бластуле, здесь их захватывали и уносили в тот же момент в то жуткое место, которое мы все именуем – Ад!
                *  *  *
Страшнее УЖАСА - то место! Гигантская аспидная дыра – приют погибших душ. Исхода нет оттуда никому, фотон и тот - покинуть ту тюрьму не в силах! И слипшись там в гигантский ком, в тоске и ненависти в нём, обречены все души те в горячей душной тесноте - ждать завершенья Замысла Творца, моля пощады у Отца, и зная, что пощады нет, молить о смерти, как о благе. Там в чёрном пламени дыры нетленным душам вечно тлеть, как в углях догоревшего костра придётся тлеть сырой бумаге.
А Тёмных Ангелов конвой, свободный нынче от забот, вокруг тюрьмы жестокой той - приказов новых молча ждёт…
Приказы отдавали им Кураторы цивилизаций. Они включали функцию, лишь Тёмным Ангелам одним присущую – предупреждение нежелательных, трагических рождений Эрзац-ангелов, на выкидыш простой весьма похожих. А вместе с выкидышем тем, досрочную и неестественную смерть носителя Души и Разума - планеты-инкубатора, Куратором, так вожделенно-опекаемый объект.
Виновником событий тех, повлекших гибельный для бластулы исход, всегда бывали сами полуодаренные, кому Дар жизни предоставлен был, да только напрочь мудрости лишённые. Бывало это раз иль два, и лишь в начале долгого пути, где длинный караван эпох Истории без караванщика, без Ангелов-хранителей, был вынужден идти.
Ну а теперь, Кураторы цивилизаций-инкубаторов отменно всё решали сами, а если сами что-то не могли или набор их главных качеств запрещал, так с помощью «спецназа» безотказного все возникающие трудности решал.

МАЯТНИК – РАЗ,  МАЯТНИК - ДВА…

Только вакуум, абсолютный вакуум, где нет никакой материи и никаких её следов в виде излучений и частиц, только он – чёрный. Вернее, кажется чёрным, потому что не способен отразить никакого излучения. А во Вселенной абсолютного вакуума не бывает. Вернее, он есть, но только там, за границей материального мира, за той границей посверкивающей, аспидно-чёрной, слегка вогнутой стеной, которая ещё раздвигает границы нашего мира. И это пространство, наполненное излучениями и энергией, всегда искрилось и сияло во всём существующем разноцветии диапазона волн.
Материя, однажды рождённая для праздника жизни, в восторге и упоении развивалась и непрерывно трансформировалась миллиарды лет, руководствуясь полученными от Создателя Законами. А Законы эти предписывали неуклонное движение: от простого к сложному, от элементарного к системному, и всё это требовало энергии, энергии и энергии. И она была, но была отпущена в той мере, которую назначил ОН.         
               

                вселенная
                радиус             
 
Антивселенная

Схема циклической трансформации мироздания. Маятник Вселенной.
               
Вселенная, изумительная и прекрасная в своём великолепном разнообразии, окружала место рождения Цветка. То – Центр Вселенной, Вершина Мира и Ставка, где Он созерцал.
А стена призрачного огня всё ещё раздвигала горизонты Сущего, хотя уже не так энергично и эффективно, как прежде. Ведь Энергия, отпущенная на рост и развитие этого Мира, уже заканчивалась. Да и время приближалось к середине своего пути, к Зениту Проекта, точке «М» - максимального расширения радиуса и объёма Вселенной.
Маятник событий вскоре достигнет положения паузы и покоя, перед обратным движением своим, и тогда радиус и объём Вселенной начнёт уменьшаться с каждым последующим мгновением, и с каждым следующим миллениумом. Но пока баланс энергии отпущенной и потраченной неуклонно приближался к точке равновесия и к последующему отрицательному сальдо, за которым неизбежно, наступить должна будет следующая фаза - фаза сжатия и старения Мира! Процесс такой же сложный и продолжительный, как и фаза роста. Но в этой фазе изменятся значения некоторых основных базовых констант. Совсем немного и еле заметно. Однако это будет знак!
И тогда, изливающие свет и материю Центры галактик, как механизмы образования Мира, как региональные генераторы Энергии, Материи и Пространства (на фазе роста Вселенной), медленно погаснут, как гаснут всегда глаза живущего с приближением смерти.
И станут светлые глаза Вселенной чёрными дырами, и это будет знаком и приглашением к мрачному финалу, начала Трагедия умирания материи и возврата её к кратковременному моменту исходного состояния. Того состояния, с которого всё начиналось когда-то по велению Творца, и в которое всё обратится, когда придёт миг Зеро-минус.
Страшные Чёрные дыры станут могилами Материи, Времени и Пространства и тогда наступит фаза всеобщего коллапса. Придёт их время, время Чёрных Дыр, и съедят они всю материю-энергию своих анклавов, всосут её всю без остатка, стремясь в точку Зеро. А затем и сами, подчиняясь Законам Создателя, в чудовищном прощальном хороводе, исполнят танец и песню Смерти.
И сольются все чёрные дыры в гигантскую, непроглядную каплю протовещества. И это нечто, уже не обладающее никакими свойствами вещества, в корчах и судорогах сожмётся до «точки-0» на шкале радиуса, и, проскочив сквозь этот «ноль», как сквозь врата, свершит свой первый шаг от точки Зеро-минус обратно - по временной шкале, к моменту Зеро-плюс.
Случилось так. что маятник, свершив свой путь, в обратную дорогу снарядился. И этот миг опять - Началом может стать! Началом для решительного перевоплощенья всех Законов, Принципов, констант и знаков всех, той новой и другой Вселенной.
Да, может! Когда на то лишь отблеск Его Воли будет. И в сей момент, как Чудо - Цветок другой перед Творцом родится, и знаменует он перерожденье Мира! И в этот миг всё снова повторится, но только в новом измерении, где всё – наоборот: и знаки всех частиц, и Мира этого Законы, и время тотчас заспешит в обратном направлении, уже в Пространстве-Минус – к моменту зарождения Цветка к восторгу-радости Создателя-творца.
И время Новых приведёт! Армада Ангелов придёт - в тот мир уже опять цветущий, для Исполненья Замыслов грядущих, …но это будет День другой Его Истории.
А пока… фигуры Ангелов, совсем как облака. Одни – светящиеся чистым белым, другие – разноцветьем в переливах, и все они многообразны  и чисты, пред ликом Господа стоят без суеты. Закончился большой их сход, и лишь один из всех уж знал Исход. Но Он пока молчал…

                СЛУЖЕНИЕ!

Бездонный сияющий космос. Кругом, куда ни кинешь взгляд, скопления света большие и малые, яркие и не очень. Всё это излучающая энергию материя, всё это звёзды, скопления звёзд и галактик, как суть материального мира, как локомотив Вселенной. А их продукт - это энергия в диапазоне волн от ноля до бесконечности, та энергия, которая обеспечивает протекание всех процессов, предписанных Законами Творца.
Закончен саммит, и Создатель благословил любимых чад своих на труд великий, снабдив их сводом правил точных выращивания бластул беспорочных, способных Светлых Ангелов телами стать и замыслы Творца до наступленья мига Истины всемерно воплощать.               
А они, сыны Его, ещё какое-то время были неподвижны после беседы с Отцом. Стояли в ожидании новых слов и напутствий, но их более не было. И замерли они в предчувствии расставания, и в преддверье долгой разлуки. А затем, легко набирая скорость, двинулись каждый в свою сторону, в свой сектор Космоса, определённый ему под надзор и опеку.
И только два маленьких и не очень ярких облачка, бывших когда-то людьми, вместе бок о бок, удалялись от Ставки Создателя. Это Сет и Амон, бывшие кумиры и вожди своих народов, бывшие противники и даже враги. Теперь в новой ипостаси младших Ангелов двигались они к месту своей службы, в галактику, кем-то названную странно «Дорогой пролитого молока», к «Золотому гному», который позже назовут обидно - «желтым карликом». Здесь уже требовалось их присутствие, потому что произошло нечто, что требовало вмешательства кураторов. Случилось нападение «Четвёртой» планеты на более успешную «Третью», уже освоенную раптэрами.