Давай поиграем?

Даввай поиграем?
Я буду прикасаться к тебе - шепотом, а ты будешь отвечать - взаимностью.
А потом мы потеряемся где-то в тенях подглядывающей весны и забудем все первые истины.

- Это как снежинки на ресницах...
- У тебя красивая улыбка. Пойдем пускать с крыши - пленки из разломанных кассет?
- А кто ты?
- И сама не знаю.
- Тогда пойдем.

Смешно. Как будто солнце щекочет тоненькой кисточкой. Меня легко рассмешить, главное только чтобы было чем.
У нас так замерзли пальцы, что было больно до слез. А мы смеялись - тихо. И мои губы от смеха превратились в кроваво-ледяную корочку. А твои слезы - хрустальными капельками разбивались об асфальт, падая с семнадцатого этажа.

- Ты похожа на зимнее солнце и осеннее безумие в одном флаконе. И это здорово.
- А ты похож на французский парфюм и это... весело?

Ты смеешься очень красиво. Мне нравится твой смех, но я не скажу - ты и так знаешь, но почему-то смутишься, а нам это ни к чему.
Мы просто стоим на краю крыши и смотрим толи вверх, толи вниз. А горизонт забыл себя за облаками. Унесли его птицы. Теперь у птиц - дома из горизонта.

- Здорово, правда?
- Правда. Эйфорично...
- Наверное скоро Апокалипсис.
- Глупая, - улыбаешься ты, прикрывая глаза внезапному порыву ветра с осколками льда, - если так будешь ждать, он не наступит.
- Я не жду. У меня затяжная предапокалитическая­ эйфория длинною в пару вечностей.
- Точно не наступит. Придется вечно быть счастливым.
- Ну спасибо, удружил.

Мы стоим молча, как старые друзья. Знаем друг друга - столько жизней, а познакомились вот - впервые.
У нас еще две целые кассеты, но разломать пластмассу вряд ли хватит сил - руки не слушаются совсем.

- В следующий раз одевай шарф и перчатки. Ты музыкант, хоть и маленький, тебя беречь нужно.
- Хорошо. И ты себя береги.
- Непременно...


А потом мы растворились в лучах сумерек и мерцающая темнота укрыла нас друг от друга.

И... я кажется забыла спросить как тебя зовут.