еле ощутимое
листва горчит, а лужи режут губы.
Прослойка ветра показалась грубой:
достала нерв и вышибла слезу.
Деревья – как хребты прозрачных рыб,
плывущих ввысь от солнца и до солнца,
и тянущих из недр вселенский стронций,
и всё что можно там ещё нарыть.
Шумящий лес мазутом отдавал,
морской волной и корабельной краской,
и плыл, качаясь, в дедовские сказки,
в которых я себя давно искал.
Лиман напоминал кастрюлю щей
(холодных, но – разбавленных речушкой),
а может быть – ноябрськую юшку,
заваренную в августе вообще.
Пространство, словно перезревший фарш,
сочилось не случившейся грозою,
ввысь, загружаясь этим влагостоем,
срывались караваны жёлтых барж.
И я, смакуя этот винегрет,
почти созрел, чтоб смачно плюхнуть мордой,
но, повинуясь застонавшей хорде,
я распрямился и пошёл на свет…
Свидетельство о публикации №112122405024