Ах, сударь, мне теперь не до жеманства

Сударыня, Вы - просто бесподобны,
Я Вами пьян, и мой удел – запой.
Вы беззастенчиво, безудержно утробны,
Но так чисты, ранимы... Боже мой...

В одной руке – смущения поводья,
В другой – распутства бешенная плеть,
Ну как в безумном этом половодье
Не утонуть, презрев земную твердь?

Естественность на пьедестале страсти,
Что может быть хмельнее из отрад,
И с чем сравнить мастодонтальность власти,
Которой – быть рабом безумно рад?

Быть вне границ, над суетой сомнений,
С открытой настежь, трепетной душой,
Желать – лишь бесконечности мгновений,
И – растворяться в глубине чужой.

И вырвав, c криком – будто нож из раны,
Пластая плоть на тысячи кусков,
У вечности – короткий миг нирваны,
Припасть губами к бархату сосков.

                Михаил Путник





Ах, сударь, мне теперь не до жеманства.


Ах, сударь, мне теперь не до жеманства,
наш вольный век подобен палачу.
И каждую ухмылку в сцене хамства
в ответ я тоже хамством оплачу.
Распутство - бред, внутри смущенья повод -
я никогда распутной не была,
а в голове ковал работу  молот,
чтоб избежать народного суда.
Утробна? Сударь, вам ли жечь сарказмом?
Вкусив мой стыд, вы бросились в запой.
Ваш страх подобен грешному оргазму.
Вы любите меня. Ах, Боже мой!
Так трудно верить мне в безумство это.
Смесь сладострастья с трепетной душой...
А может вдохновение поэта
вас измотало в забытье тоской?
Тогда оставьте поцелуй лукавый,
чтоб он застыл в улыбке нежных губ.
Вы заслужили поцелуй по праву,
но ваш жаргон, пардон, банально глуп.