Сказка про ёлочку

       - Магия-то? – он усмехнулся и поправил угли в костре. – Ну, тут всё просто: для одних она есть, а других – нет.
       - Это как? – недоверчиво спросил кто-то из парней.
       - А так же, как с совестью: для кого-то это – сила и закон, а для кого-то – досадная выдумка и звук пустой.
       Народ примолк, обдумывая эту двойную крамолу. Картошка ещё не доспела, и за неимением гитары самое время было для разговоров да страшных историй.
       - То есть если я в неё не верю… если я её не приемлю… То она меня и не касается вроде? – слегка напряжённо спросил Санёк, глядя в огонь.
       - Вроде, - кивнул он. А когда Санёк уже как будто выдохнул и расслабился, добавил: - Только магии пофиг, если ты её не приемлешь. Как и совести. И однажды тебе всё равно придётся держать ответ.
       - Перед магом?! – в свете костра не было заметно, что Сашка сбледнул, но от себя-то что скрывать…
       - Перед совестью, - поправил он Сашку. И, не давая расслабиться, добил: - А вот магу это уже будет неинтересно…
       - Это как? Почему? – опять повторил кто-то. И потребовал: - Пример приведи! Доказательство!
       - Приме-ер… - чуть улыбнулся он. – Как в школе? Так вы ж вроде взрослые?
       - Ну и пусть как в школе… - парни готовы были признать себя салагами, даже перед присутствующими девчонками, лишь бы получить от него ответ. Вот и всегда так было, ещё в школе: если он чего хотел, народ рядом наизнанку выворачивался, лишь бы угодить ему. Справедливости ради надо признать, что он для этого ничего особенного и не делал. Он просто был, жил, приходил и уходил – а мы сами всегда к нему липли…
       - Ладно, двоешники, - уступил он. И предупредил: - Только рассказчик я плохой. Если что – картошкой не кидаться.
       - Договорились! – засмеялись ребята и сели поплотнее, примолкли, глядя ему в рот… А девчонки таращились уже влюблённо, враз поглупевшими блестящими глазёнками. Ну, курицы… поди, на что-то уже надеются, планы небось строят, Мендельсону в гробу опять покоя нет…
       - С чего же начать-то… Несколько лет назад был я наездом в родном городишке. Требовалось уладить кое-какие дела с наследством, в общем, неважно… А случилось это под самый Новый год, и конторы все уже были распущены на выходные, и ничего у меня решить за два дня не вышло… Вот так и пришлось мне задержаться ещё ненадолго. И встречаю я возле нотариальной конторы старого приятеля. В детстве мы росли вместе, в один класс ходили, за одними девочками ухаживали…
       Наши девчонки тут же принялись строить ему глазки и посылать томные взгляды. Вот не дуры? Он же старше чуть не вдвое. Хотя… бабам виднее, от кого рожать, у них вроде чутьё…
       А он смотрел в огонь и стараний этих не заметил вовсе.
       - Ну разговорились, как водится – где ты да как ты. Выяснилось, что он давно мать похоронил и потом жил семь лет у отца, пока и тот не помер.  В контору наведывался узнать – как да что теперь с его квартирой… Семьи приятель не завёл и как услышал, что я тут по схожим причинам да тоже один, так и вцепился – мол, поживи у меня, тошно мне одному Новый год встречать. Отказываться мне было не с чего, согласился я. Купили мы разносолов к столу, затеяли готовку всякую. Вижу – повеселел мой приятель. И всё подходит к окошку да в палисадник с улыбкой поглядывает… Ну, я и спросил – что ты там увидел такого весёлого? А он мне и показывает: "Видишь, - говорит, - ёлочку? Правда, хороша?" Смотрю – стоит там в сугробе ёлочка, метра два высотой, да такая ладная, веточка в веточку, нарядная вся в снегу, как в мехах, и в лунном свете блестит, ровно улыбается… 
       Он и сам улыбнулся, только грустно так…
       - Вижу, говорю. «Так вот, - отвечает приятель. – Эту ёлочку отец для мамы сажал. Ну чтобы у неё каждый год-два была на столе маленькая ёлочка, не покупная, а своя. Он её трижды успел спилить на новогодье, прежде чем мама умерла. И когда я к нему переехал, чтобы он один-то не остался после её смерти, хотел отец эту ёлочку и для меня спилить… А я не дал. Пусть, говорю, растёт. В память о маме. И выросла вон какая ладная, а то пень пнём была… Вот теперь я на неё каждый Новый год и любуюсь, будто вместе с родителями Новый год встречаю, а она всё краше…»
       Народ заёрзал, скучно им стало, но он продолжил:
       - Это всё присказка была, а теперь сама сказка. Ближе к полуночи перетаскали мы всё, что наготовили да накупили, на стол, раздвинули шторы… Ну чтобы ель ту видно было… - он замолчал.
       - Ну? – не выдержали ребята.
       - Вот и ну. Не было ёлочки. Один пенёк и следы под окном… Сугроб-то так себе, неглубокий был. Приятель мой за грудь схватился и молча так и сел. Потом цапнул шапку да куртку, ноги в валенки сунул – и бегом наружу. Я за ним. Он на следы внимательно глянул – как раз лёгкий снежок прошёл, всё чётко было видно. Две пары их было: за забором – от валенок подшитых, топтался там кто-то. А тот, кто спилил ёлочку, носил ботинки с приметным таким рисунком. Понимаете, они это сделали нагло, быстро, там стволик-то был – сантиметров восемь в диаметре… Перемахнули через палисад – и ходу. Домой. Ёлку, понимаешь, наряжать… Мы по следам их до самого дому проследили – недалеко оказалось, через двор всего – а там они разошлись: Валенки куда-то свернул, а Ботинки – по хвоинкам стало ясно – ёлку к себе потащил. Посмотрел мой приятель на окна – куда унесли, в какую квартиру, пойди найди… А и найдёшь – чем докажешь, что это твоя ёлка? Да и всё равно погибла ёлочка…
       - Ну и?! – терпения ребятам не хватало.
       - Да ничего особенного. Выбрал мой приятель один след от ботинка, обвёл его кружком, плюнул туда и сказал: «Ни днём, ни ночью не знать тебе ни покоя, ни радости, ни удачи, пока не одумаешься да не покаешься».
       - И что?! – с придыханием спросил Сашок.
       - А не знаю, - пожал он плечами. – Мы домой пошли, Новый год встречать, чуть не пропустили же…
       Ребята были разочарованы. Они-то ждали страшной истории или хоть морали… А ведь была мораль, и страшная история тоже была, только они их не заметили. Заметил Сашка. Да я. 
       Потому что приврал мой друг про приятеля – с ним самим это было. И это он проклял елового воришку. И уехал на семь лет. Вчера лишь вернулся, ко мне опять заглянул. Устроили мы с ним на поляне за домами посиделки у костра, на огонёк набрели окрестные ребята. И этот приплёлся… Сашка. Не мог не прийти. Для него костёр этот и затеян был. Это у него, дурака, семь лет всё из рук валилось. Вот он, сидит теперь, глаз поднять не смеет. Я, когда понял, что это он тогда ёлочку украл, намекал ему, намекал, надоумливал – пойди в храм, покайся, да где там! Мы ж атеисты, мы ж ни в чёрта, ни в Бога, ни в кочергу, ни в свечку… Прямо-то я сказать ему не мог, слово дал. Вот и маялся Сашок. Только сейчас до него доходить начало. Сидит, головой крутит, ищет… А зря. Ушёл мой приятель. Как всегда – вот он был, а вот уже и нет его.
       Я всё же оглянулся. Но в сумраке за пределами света от костра попробуй разгляди чего… тем более если и нечего разглядывать-то…
       Ребята разгребли слой углей, приподняли старое ведро – там, в золе, томилась картошечка, выкатили на пробу пару штук, разломили – и поплыл над поляной нестерпимо вкусный аромат… Вскоре ели все, местами недопечённую, местами – обуглившуюся, обжигаясь и пачкаясь, присаливая и нахваливая…
       И только Сашке картоха в рот не лезла. Он, наконец, понял: магия, как и совесть, – есть. 
       Ну и слава Богу…