Рябина - поэма в прозе

(поэма в прозе)


  …Рябина цветет у ворот, две березы, боярышник… Неподалеку шумит бор. Где-то здесь живет соловей и поет каждую ночь. Дети в нашем доме растут под его пенье. Два мира и две жизни: дореволюционные портреты предков, шпага латышского прадеда (когда мой брат, Алеша, прикасался к ее эфесу, мальчику казалось, что он слышит звуки органа, – странно), армянская парча, персидская циновка – дух давно ушедшей дворянской культуры, а рядом – прялка прабабки, разукрашенная причудливым орнаментом, – память об особом крестьянском мире, со своими христианско-языческими традициями. И фронтовые фотографии… В руках у деда – гармонь.
  …Рябина цветет у ворот. В Полесье говорили, что ломать нельзя это дерево. Изредка делали из него посохи-обереги — от деда наслышалась.
Я просыпаюсь оттого, что на рябине сидит воробей и чирикает себе что-то про весну. Выхожу во двор – кормить кур пшеном и клевером. Заодно несу лакомства для пса и прибежавших из леса белок. Буду собирать в бидон березовый сок. Пить его по утрам, умывать им лицо. Дедушка попросил принести еще и березовые почки. Сделаем отвар. Для отвара нужно найти: бессмертник, зверобой, ромашку…
 … Рябина цветет у ворот. Под яблонями самовар пыхтит на столе. Рядом – самаркандский сундук – дань востоку. На самоваре – специальная кукла. На скатерти игрушки из глины стоят. Их выжигали мои сестры. Одного медвежонка, помню, – удалось сделать и мне. Бабушка придумала, что у всех игрушек в руках должны быть корзиночки. В корзиночках – сахарки.
  На яблочный Спас баба Катя печет пироги. Мы с дедом уходим в луга. Дуб, под которым обедаем, похож на Древо Мироздания. У этого дерева я спрашиваю совета по любому поводу. Дед говорил, что дуб лечит, как и береза. Братца моего, Андрея, старик носил к этому исполину, читал молитву, когда ребенок заболел. Бабушка, медик, не противилась. Она сама поила нашего «голубоглазого совенка» святой водой и отваром из трав.
  …Рябина цветет у ворот. Калики идут с посошками из рябины по земле, злых духов отгоняют и чары черных кудесников. В Полесье песни слагали о рябине. Она тоже лечит. Болею, слабею – дед несет в лес, к разросшемуся кусту рябины. И сквозь него проносит. Да так, чтобы лицо мне не поцарапать, не задеть глаз ветками. И молитву при этом читает. А спустя сутки хворь проходит. Тайны народного знахарства передавались из поколения в поколение в роду деда.
  …Рябина цветет у ворот. В белорусских песнях рябина – это дерево тоскующей женщины, любовных печалей. Но, все-таки, и надежды. Рябина у ворот… И вот они на столе, красные ягоды рябины, с мороза, – в комках сена – так вкуснее. На моей деревянной ложке (у каждого ребенка у нас в семье была своя деревянная ложка с узорами) – гроздья рябины – причуды судьбы. На столе – хлеб да соль. Соль — это солнце и любовь, а хлеб — земля и благосостояние, – слышала я каждый день за столом. Дед стелет длинное белое полотенце с кумачово-красными узорами, – рушник. Это чистота космического пространства, линия земной судьбы – читала я в дневнике деда. «Руки жениха и невесты обматывали полотенцем в старину», – замечает бабушка, обнимая деда за плечи.
  …Рябина цветет у ворот. Снова горькая, летняя. Красная, как узоры на поясах, воротниках, рукавах… Маленькие солнца вечерние, рубины лесных дев. Раньше и заговоры, и молитвы возле рябины читали… А я сижу в кресле и вшиваю в сарафан красные бусинки. Буду выступать на утреннике с частушками. Засыпаю под мерное тиканье часов. Снится вишневых садов белоснежное кружево – платок, связанный бабушкой. Луга пахнут медом. Ветер уносит моего летучего змея, друг детства сматывает леску. И змей опускается в траву. За лугами – поля ржи… и снова вишневые сады. А небеса там широкие и синие, словно глаза ангела моего… Или, как у нас с братьями, в детстве… — дедовы внуки.
  …Рябина цветет у ворот. Над дверью в мою комнату — подковка и петушок — еле заметные символы-обереги, дань прошлому. На окне – ваза с полевыми цветами и веточка вербы, с Пасхи… За окном – бор-богатырь. Где-то живут друзья, любимые люди. И те, кого еще не встретила. Дорожкою от самолета ангел в небе лыжню прокладывает…
  …Рябина цветет у ворот. Вторю утренним птахам – свистулькой в виде соловья, сделанной дедом. Около кормушки поджидает меня мой друг, скворец. На крыльце братья расписывают скамейку. Сестры разводят краску. Мой мольберт стоит на крыше – пишу дальнюю колокольню. Это, наверно, – предчувствие далекой, светлой любви – детское чувство, истинное. Осенью рябина особенно печальна. Возле нее, в траве, резвятся котята. Плывет по воздуху благовест – над березовой рощей, где весной всегда паводок. Над колокольней – журавлиный клин.
 … Рябина цветет у ворот. Скоро лось сбросит рога. В чаще дедушкин табак дымит, когда идешь по лесной подстилке. Костры, сухие листья… Вдохновение приходит по ночам, забирается на чердак, зажигает керосиновую лампу, садится на колени и… толи молится, толи поет вместе с ветром за окном. В моей летней комнате-келье – дверь на крышу. Там ночами появляется соседский кот, садится мне на колени и слушает, как я пою что-то себе под нос, глядя в осеннюю темень. В лесу воет матерый волк, словно вторит моей песне. Я видела его глаза за кустами, но волк никогда не трогал меня. Я была принята в его стаю – так считал дед. Целый год выкармливала волчонка, приходившего к лесничеству, – оставляла кости с обеда у старого пня. Наблюдала, как волчонок ест их. А матерый, вероятно, – за мной… Дед стоял рядом, с ружьем. Но так его и не использовал. Лес принял нас обоих.
  …Рябина цветет у ворот. Бог расписал небо фресками – зарницами. Господи, научи меня, недостойную!.. Но молчит Господь… Дедушка, сыграй мне на гармони, – еще прошу я иногда во сне. Но молчит гармонь. Утром выхожу гулять по росе, в луга. И молчу, глядя в небо, прислушиваясь к шороху в траве. И дальнему колокольному звону. «Лучшая поэзия – молчание», – писал в своих духовных стихах-песнях, которые мы наигрывали с братьями на гитаре, иеромонах Роман. И продолжал: «Лучшее молчание – моление». А время идет каликой перехожей, в лукошке несет наши самые чистые сны и желания.
  …Рябина цветет у ворот…
 Не я ли это?..