Зимний день

         В таежных краях затерялась деревня, окруженная со всех сторон  лесом.  Редким гостем бывает здесь продовольственная автолавка, да и то в хорошую погоду. А как уже  снега да метели закружат, так и вовсе никто не приезжает.
Бывает, конечно, когда дорогу укатают лесовозы.
Вот тогда может и «приблудит», словно приведение заезжая автолавка с продуктами и мануфактурой.   Тут уже здешним женщинам и раздолье гребут все  что есть…
                ***
-Вон сколько снега намело, - вставая с  теплой постели, проговорил  дед  Антип, обращаясь к своему домашнему любимцу-коту  по прозвищу «Ерофей».
Он спустил ноги и прямо всунул в валенки, что стояли возле кровати.  Прошел к вешалке накинул полушубок и, покашливая, пошел в  чулан, где лежали сухие березовые дрова на растопку. Кот почуял, что хозяин  на ногах, побежал, следом мурлыча, за Антипом.
Сиди в избе, пока приду, пробормотал он, и кот будто понял, не стал выходить из комнаты.
Вскоре  вернулся Антип и принес мелко нарубленные дрова. А теперь я в сарай по дрова принесу из поленницы, и он посмотрел на «Ерофея» словно тот понимал его.  Вот принесу дровишек да печь растоплю, а то за ночь остыла, добавил он.
Да и кушать, что-то надо приготовить.
Кот  замурлыкал. Знаю, знаю, проголодался, наверное,  и дед улыбнулся краешком губ.
Его баба Марья, с которой они прожили почти полвека, уже как два года умерла, и дед Антип остался один с котом и собакой по кличке «Ибрагим»
-« чудак ты дед поговаривали соседские мужики. Такую кличку дал собаке. А он только улыбался».
Злее и преданнее пса он не встречал. На охоте такая  собака на вес золота думал Антип, не то, что ваши, псы - шавки поговаривал он.
Он быстро растопил печь, и вскоре вся изба наполнилась теплым  воздухом, исходящим от печи. А теперь и приготовить можно что-то.  Он налил в чугунок воды и поставил на плиту.
- Что «Ерофей»  кашу будем,  есть,- обратился он к коту.  Тот потерся о ноги деда.
То-то же, погоди немного, сказал Антип.
А пока не мешайся  под ногами – вон, как хвост распушил, и дед легонько отстранил кота  в сторону, чтобы случайно не наступить на него.
Через час послышался  запах уже сварившейся каши.  Ну что дождался, спросил Антип у кота и пошел брать тарелку.
Вот сейчас накладу себе и тебе дам и он наложил кашу  себе в тарелку и отрезал ломоть хлеба. Хлеб он пек сам потому, как автолавка приезжала редко. Еще достал из бочонка солененьких  груздей и принялся за трапезу.
Под столом все, мурлыча и царапая  валенки Антипа, продолжал выпрашивать еду «Ерофей».
- Да погоди ты,- бормотал дед, вот остынет, и ты получишь.
Поучись кА у «Ибрагима терпению и он пригрозил коту ложкой.
Так и норовишь по лбу получить, пошучивал Антип.
Поев и облизав ложку, дед взял миску с лавки, куда он поставил остывать кашу. После понес в угол и положил на пол, где обычно ел кот.
- Вот теперь можешь, есть  ненасытный,- бросил он «Ерофею».
Надев тулуп, выйдя на крыльцо, он увидел, как из будки показалась голова «Ибрагима». Он потянулся, зевнул и, виляя хвостом, встретил хозяина.  Что дорогой и тебе пора поесть.  «Ибрагим словно угадал мысль Антипа, весело запрыгал возле него.
Дед взял небольшую кастрюлю и пошел в дом.
Ладно, и тебе сейчас принесу. Вижу что проголодался.
Вместе с кашей он принес и небольшую сырую кость с кусками мяса.
На кА  погрызи что ли. И он бросил возле будки кость.
И кашу не забудь, а то знаю я тебя.  Хитер ты брат, - сказал Антип и пошел в дом.
Тот понял тонкий намек хозяина, и только завилял хвостом в знак одобрения за «подарок».
В этом году снега намело как никогда.  Высокие кедры и ели напоминали богатых сибирских купцов в белых собольих шубах и в таких же шапках. Словно важно подбоченились, и  хвастались друг перед другом своими мехами.
Солнце,- выглянувшее из-за туч,- ослепляло, отражаясь в сверкающих снежинках. От такого яркого свечения Антип прищурил глаза.
Вот справлюсь с домашними делами, и пойдем в лес, будто другу он сказал Ибрагиму».
 Тот, грызя кость, после съеденной каши, взглянул на хозяина, и немного подумав, громко залаял и завилял хвостом.
Ну, ну, - давай вот доедай, и прогуляемся по свежему хрустящему снегу, а то, поди, застоялся…
Кот уже съел содержимое миски.  Он, уткнув мордочку и свернувшись калачиком,  лежал на половице возле печи и дремал.
Какие сны он видел, никто про это не знает.
А может ему снилась  «лихая молодость».
Вот уж жизнь кошачья,- увидев спящего кота, произнес Антип,- не то, что у «Ибрагима».
Он взял метлу и отряхнул валенки от снега после улицы.
Тяжела зима видать будет? Как скажешь «Ерофей». Тот только повел ухом и продолжал спать.
Да что с тебя взять. И за то спасибо что в доме мышей нет.
Вон давеча Игната встретил, так говорил, что заели мыши, а его кот только и знает, что спит да ест. Совсем разленился - язвить его душу.
А ты у меня молодец, хоть и «старичок».
Пусть спит,- он дело свое туго знает,- подумал Антип…
                ***
Сразу за деревушкой начинался  лес. Антип, идя на широких лыжах, шел уверенно. «Ибрагим», утопая в рыхлом снегу, забегал,  вперед  выискивая заячьи следы.
Ишь, как резвится,  глядя на пса, думал он.
Словно бело-серебристое полотно с миллионом  ярких  снежинок  лежал снег, будто сама снежная королева расщедрилась в это утро.
Случайно прыгнувшая белка с ветки на ветку стряхнет белую шапку снега, и он словно серебристо-искристый дождь обрушился  на проходившего рядом Антипа. Вот ведь егоза и не сидится то ей в своем дупле. 
«Ибрагим» почуяв  белку, подбежал к дереву и начал лаять.
- Да, брат ты мой,- высоко сидит и не по твоим зубам, смеясь, проронил он.
Мороз был небольшой и в лесу была такая тишь, что было слышно, как дятел стучал по дереву.  То  хрустнет ветка под тяжестью нависшего снега и снова, будто в заколдованном замке с его снежными причудами.
Вот сколько лет хожу  по лесу, и каждый раз не перестаешь удивляться его игрой и переливами.
Летом своя музыка, весной своя с ее звоном и таяньем и первыми проталинами.
Осень всегда завораживает необычной позолотой и легкой грустью. А вот зима ею можно любоваться бесконечно – она словно калейдоскоп  -  каждый раз видишь ее новую неповторимую. То «хрустальную», то «пуховую», то «ажурную».
Эх, года только не вернешь, подумал Антип. Люди меняются и тайга с ними. Такова видать жизнь.
Выглянувшее солнце на некоторое время разбросало свои ослепительные лучи на снегу. От этого снег стал еще ярче, словно тысячи звезд  гирляндой  вспыхнули огоньками заставляя гореть весь лес, ряженый в снежный кафтан.
Будто сказочный волшебник руководил всей этой снежной феерией. Это была  феерическая мелодия, которую мог слышать только человеческий мозг и душа.
«Ибрагим»  учуял заячий след забежал вперед и громко лаял.
Да ладно тебе бегать пошли  домой.
\Антип вспомнил,  как отошла к Богу его Марьюшка, так «Ибрагим» долго грустил. Бывало, из будки не вылезет,  а только воду попьет и обратно в будку. Сильно тосковал. Думал, что помрет ненароком.\
Из-за деревьев показался «Ибрагим» он  подбежал и лизнул руку хозяина. Хватит, прогулялись пора, и домой и он развернул лыжи на ту же лыжню, по которой он шел сюда.
Теперь пес бежал рядом, изредка забегая, и тут же возвращался к хозяину.
Как думаешь,- глядя на собаку, говорил дед,- зиму переживем?...
Знаю, знаю, что хочешь сказать – переживем.
- Правильно  думаешь,- одобрил Антип взглядом. А вот по весне, как снега сойдут, мы сходим на могилку к Марьюшке.
Посмотрим, как она, цветочки посадим, да могилку поправим.
Собака только виляла хвостом, показывая, что со всем согласна.
                ***
В доме было тепло и уютно.  Дрова  в печи догорали. Кот встретил мяуканьем хозяина, спрашивая, как там в лесу.
- Как, да как,- ответил Антип. 
Совсем  не так, как дома да на половице возле печи и сел на лавку снимать валенки.
Он прилег на топчан  возле печки и, согревшись, уснул.
Только сумерки в зимнюю пору наступают быстро. Кое-где между тучами проблеснут вечерние звезды, будто зажженные спички в ночи и тишина. Затихла деревенька и только в некоторых домах светит огонек, говоря о том, что там бьется жизнь.
Эх, тайга, тайга, сколько в ней мудрости, волшебства и нехоженых троп.
А сколько неразгаданных тайн.