Истории сумасшедшей Белки, которой мерещились люди

-Всё было прекрасно, пока она не подумала, что у них всё прекрасно. Наверное, сглазила, - Белка засунула нос в баночку с тёмными крупными листьями чая и принюхалась. Пахло лимоном, гибискусом и бессонной ночью. Почему-то нежданные гости чаще всего приходят вечером и напрашиваются на чай, от которого Белка долго не может заснуть.
Нежданный гость застенчиво развалился в плетёном кресле. Он, вроде бы, и не занимал много места, и вёл себя скромно, чавкая размякшим в чае печеньем, но всё равно создавалось ощущение, что гостем он был желанным, ожидаемым, и вообще чуть ли не братом троюродной тёти. Представительницу отряда грызунов это не особо волновало, так как кресло, стоявшее в уютной комнате и вмещавшее в себя костлявого представителя человеческого рода, не принадлежало Белке, как и сама комната вместе с домом. Хозяин же данного жилища лежал без сознания в коморке возле кухни, заваленный банками с солёными огурцами, и вдыхал ароматы хлороформа, пропитавшего чистый выглаженный носовой платок.
-Белка, а они расстались, да? Скажи, расстались? Но всё же было так хорошо, Белка. Ты же сама сказала, так? – гость взволнованно чавкал и шуршал пакетиком с печеньем, стараясь впихнуть его в себя как можно больше.
-Ты жуй лучше, подавишься ещё. Расстались, да. Потому что его любовь к одиночеству перевесила чувства к ней. Так бывает, ты чаем запивай, ага. И слушай.
Как-то она раскрыла ему маленькую тайну, о которой, наверное, никто никогда не знал. Она рассказала, что снежинки на самом деле – это маленькие желания, которые, исполнившись, летели на землю. И он принял эту тайну, она ему понравилась. И тогда Девушка рассказала ему, что общаться можно не только с людьми или кошками, а ещё и с горящими в домах окнами и фонарями, да. Наверное, люди для того и нужны – зажигать огни. Чтобы Девушка могла поговорить с кем-нибудь, когда её Любимый молчал.
-А почему он молчал? Ему же было интересно с Девушкой.
-Ты совсем меня не слушаешь, что ли? Он одиночество любил. Ты знаешь, что это такое? – Белка недовольно морщилась. – Всё же эти истории его не удержали. Да, они были красивыми. Да, он понимал чувства Девушки. Но ответных не испытывал. Так бывает.
-И кому тогда Девушка будет рассказывать свои тайны? – гость первый раз клюнул носом и попытался заснуть, но ему хотелось дослушать, и сон на минуту отступил.
-Да никому. Тем более, что снег перестал падать, а значит, желания перестали сбываться. Дома и фонари молчали. Они горели, светили, да. Но молчали. Ей больше не с кем было говорить. Однажды утром она встала и сказала своему отражению в зеркале: "Всё наладится. Всё будет хорошо. Нужно только немного времени". Только отражение промолчало. Больше попыток заговорить с кем-нибудь Девушка не делала.
Наконец сон подловил подходящий момент и радостно набросился на гостя, чей счастливый желудок был набит шоколадным печеньем. Гость не менее радостно опустил рыжую голову на плетёную спинку стула, сжал костлявые пальцы в кулак и засопел. Белка, привыкшая к подобным выходкам, в последний раз засунула нос в баночку с чаем и едва слышно прошептала:
-Они поймёт, что потерял, дорогая…поймёт.

***
-Она циник, злюка и вообще больна на голову. Она нам подходит.
-Я финик.
-Ты истеричка. И прекрати подслушивать.
-Снег больше не идёт. Это значит, что желания больше не исполняются.
-Что ты несёшь?
-Я это не тебе несу, так что заткнись.
-Ладно, молчу, больше не буду.
-Будешь.
-Как скажешь, финик.
-А как можно вымотать душу? Душа - это нитки? Свяжите мне что-нибудь. Где хурма? Говорят, она отлично вяжет.
-О, боги…



***
-Передохнем и передохнём. Две точки, а какая разница..хм..да, по сути, никакой, - Белка провожала своего старого знакомого. Он был высок, бородат, стар и пах гнилыми листьями и коньяком. Он молчал и слушал Белку, изредка бросающую реплики – обрывки своих мыслей, которые задумчивый грызун не всегда удерживал в голове.
Высокий бородатый лесник с полупустой бутылкой коньяка в рюкзаке был единственным, кто не требовал от неё историй, печенья и чая, и потому был желанным гостем в любом из позаимствованных ею домов. Больше даже новых сортов чая и ингредиентов для печенья, Белка ценила в этом человеке возможность спокойно помолчать. Что бы вам ни говорили о том, как важно найти тему для разговора, знайте: с человеком должно быть о чём молчать. Иначе однажды вы проснётесь утром, осознав, что темы для разговора исчерпаны, а молчание уж очень неловко, и побежите подавать заявление на развод.
Но сегодня, услышав историю о Девушке, лесник задал Белке первый вопрос. Он спросил, что бы она сказала Любимому Девушки, встретившись с ним.
-Я бы посоветовала ему не менять номер телефона. Мёртвые иногда звонят, - перебирая чайные листочки, представитель грызунов задумчиво посмотрел на своего спутника.
И тогда лесник задал свой второй вопрос, удивив Белку ещё сильнее:
-От чего же умерла Девушка? Ведь она не была больна, да и силы жить и справиться с уходом Любимого у неё были.
-Были или не были – какая разница? Иногда люди умирают от тоски по кому-то.

***
Белка спала. Белке снились звёзды. Они тоже спали. Но странно – продолжали светить. Белка думала. Как можно светить, если ты спишь? А может..может, звёзды и не спят? Уже целую вечность светят – и не спят. Откуда же у них тогда силы? Наверное, на самом деле они очень маленькие, и чья-то небрежная рука просто просыпала эти светящиеся колючки на дно тарелки-вселенной. Но Белке не хотелось верить в тарелку. Она видела вселенную-бездну. Она знала, что бывают глаза-бездна и душа-бездна. Но также она знала, что это просто маленькие чёрные дыры, сквозь которые видно вселенную. Существа с пустотой внутри. Хорошо, что в этой пустоте есть маленькие колючие звёзды.

***
-Белка, расскажи про свободу.
Новый гость был тосклив. Гость был гостьей. Гостья ничего о себе не рассказала, но её грустные светлые глаза шептали о расставании с любимым нелюбящим человеком. Белке было всё равно, она много видела опечаленных и расстроенных. Белка знала, что Время зашивает раны и вместо утраченного сердца всегда поставит новое, которое будет любить ещё сильнее прежнего. Время учит терпению. Белка подлила чая с ромашкой и подвинула печенье, усыпанное орехами. Под ногами невидимых грибников трещали опавшие листья, над головой вымокших деревьев трещало громоздкое небо. В тесном сыром доме трещали сломанные часы гостьи, остановившиеся тонкой длинной стрелкой на тройке, а толстой – на семёрке.
- Играла спокойная музыка. Она стояла у окна, наблюдая за машинами. Снег медленно таял. Город просыпался вместе с весной.
Ей хотелось вырваться. Окно открылось, в комнату влетел поток прохладного воздуха, и она почувствовала, что снова дышит. Сердце быстро забилось, пытаясь, как и она, вырваться на волю, дышать свободно, разбив те оковы, которые кто-то, уходя, забыл забрать с собой. Воздуха было так много, что его просто не хватало.
Белый, тающий снег сверкал на солнце, играя и переливаясь. Будто пытаясь поймать её улыбку и убежать, скрыться. Где-то о чём-то громко разговаривали птицы, перекликались, обсуждая прохожих и наступающую весну. Чёрным пятном на белом снегу  выделялась кошка, спешащая по своим делам и не замечая суетливых прохожих. По дороге наперерез машинам пробежала собака, гордо подняв голову и вильнув хвостом. Движение возобновилось в привычном ритме, кто-то, проскакивая красный сигнал светофора на большой скорости, мчался дальше, кто-то же, как ни чем не обременённая черепаха, плёлся по дороге, мешая дорогим иномаркам.
Просыпались магазины, таблички с надписью «Закрыто» переворачивались, двери открывались сквозняком. Сплетницы-старушки рассаживались по лавочкам, и, соря семечками, обсуждали соседок, соседей и их детей. Молодые пары выплывали из подъездов, мёрзли, жались друг к другу и, улыбаясь, шли куда-то. На площадках носились шумные дети, кидая снежками друг в друга и скрываясь за большими елями, кричали, веселились, не думая о заботах взрослых, не понимая, зачем все эти глупости, если можно просто ЖИТЬ. На лавочках сидели молодые мамы с колясками, обсуждали своих мужей и проблемы, немного придумывая и приукрашивая свою и без того насыщенную жизнь.
Она сидела на подоконнике, свесив ноги, и наблюдала за всем этим. Городская жизнь, медленно перетекающая в тёплый март, казалась ей чудом. Она улыбнулась и незаметно растворилась в прохладном весеннем ветре.

***
На маленькой старой тумбе с потёртой полировкой стоял аккуратный светильник с отколотым уголком, стоваттная лампочка сонно мигала, пытаясь осветить тёплую комнатку, заваленную книгами по биологии и астрономии. Посреди уютного хаоса, устроившись на собственном рюкзаке и подперев рыжую голову, сидел уже знакомый Белке гость. Проведя несколько бессонных ночей в раздумьях о Девушке и её Любимом, гость изъявил самому себе желание вернуться к Белке за второй порцией историй, да и повод быстро нашёлся:
-Но вот же снег опять выпал, значит, желания сбываются?
-Нет, это просто небо выпало в осадок.
Белка знала, что гость вернётся. Про Девушку она рассказывала редко, почему-то именно эта история задевала человеческие сердца и заставляла задуматься. О чём? История сама выбирала слушателей, Белка была только проводником. И слушатели никогда не подводили, все они возвращались и пытались доказать то ли Белке, то ли самим себе, что дома и фонари не замолчали, что небо продолжает сыпать желаниями, что тайны, которые знала только Девушка, до сих пор живут. А Белка же каждый раз, выслушивая отчаявшихся найти выход людей, думала о том, что, быть может, не всё ещё потеряно, и в душах людей живёт сострадание и желание помочь.
-И всё же, - говорила она позже леснику. –Всё же я склоняюсь к тому, что мои гости, привыкшие, что всё всегда заканчивается хорошо, не могут смириться с мыслью, что в этом мире не бывает идеального завершения. Всегда есть хоть какая-нибудь мелочь, которая сидит в душе, как червяк в черешне. И тогда  нужно допустить, что и их мечты могут не сбыться. Поэтому они возвращаются, чтобы доказать мне, что не всё потеряно, что Девушка скорее всего нашла своего Любимого, они вместе встретили старость и умерли в один день в возрасте как минимум двухсот  пятидесяти лет. Они не могут даже мысли допустить о том, что у такой истории не может быть счастливого конца. Любовь к одиночеству ни к чему хорошему не приводит. А безответная любовь к человеку – уж тем более.
Рыжая голова слегка покачиваясь, поглядывая парой взволнованных глаз на Белку. Быть может, юноша догадывался, что он далеко не первый, кто вернулся, чтобы поговорить о вновь выпавшем снеге, но, конечно же, он, как и все, думал, что предложит что-то принципиально новое. Но что бы ни говорили об уникальности каждого человека и индивидуальном видении мира, спасение Девушки все видели именно в счастливой жизни с Любимым. Почему же никто не допускал мысли, что именно так и должна была закончиться эта история. Хотя, быть может, растянувшиеся тонкими нитями размышления гостей сошлись в одной из далёких точек параллельной Вселенной, и история со счастливым концом всё же имела место быть.

***
В глубине своей ореховой души, за тяжёлыми шторами цинизма, Белка была романтиком. Не романтиком-меланхоликом и не романтиком влюблённым, а романтиком-наблюдателем. Белка любила наблюдать времена года. Иногда, оставляя своих гостей досматривать тревожные сны, она отправлялась в Город. В Этот День перед самым рассветом к Белке зашла сонная растрёпанная Весна и пригласила её в Нигдемск.
В Тот Час Белка сидела на ветке длинного старого тополя. Рассвет медленно пробуждался. В соседних домах горели одинокие окна, стиснутые другими – тёмными и спящими. Где-то мелькали люди, пили согревающий чай, шоркали тапочками и сонно ударялись об углы столов и табуреток. Именно в такие минуты истинная сущность человека, стряхнув с себя маску жестокости и эгоизма, робко выглядывает наружу, чтобы хоть несколько минут, а иногда даже часов, подышать свежим воздухом спящего утра. В минуты рассвета всё замирает, все движения становятся аккуратными, мягкими и необязательными, и кажется, что чуть тёплое солнце так и останется спать за своим уютным зелёным холмом, лишь немного освещая небо. Но, увы, рано или поздно, утро должно наступить.
  Проезжали редкие машины, тихо шурша шинами, чтобы не разбудить спящие дома, они ехали медленно, будто боялись спугнуть рассеянный свет в окнах. Дорога была усыпана мелкими каплями,  жаждущая пробуждения, она вела куда-то своих путников, вела уверенно, зная, кому куда нужно, она связывала в себе множество плетений. Прочные, как канаты, прямые и аккуратные, тянулись заасфальтированные дороги, немного приподнимаясь и разбрасывая в сторону пыль. К ним иногда прибивались маленькие, узкие тропки, петляя среди высокой  выжженной травы. И, кажется, будто эти дороги были здесь всегда, ведя каждая в свою сторону.
Небо стремительно светлело, приобретая всё более светлый оттенок, оно будто пыталось вырваться из нежных и ласковых объятий ночи навстречу новому, и такому не похожему на прежние, утру. От чёрного, глубокого, пронизывающего насквозь всю Вселенную, цвет перетекал к синему, прохладному. Небо всё ещё было усыпано звёздами, когда несмелые лучи солнца осветили горизонт, отгоняя ночь, а цвет его стал меняться, перебирая цветовую гамму.  Свет расползался по небу вместе с солнечными лучами, а само солнце, уже выглянув, заливало все окна, дома, улицы ярким сочным цветом. Он будто проходил насквозь, наполнял спокойствием и желанием жить.

***
Перед Белкой сидел необычный Гость. Его было два. Два поражённых стрелами Амура в филейную часть представителя человеческого рода. Он был умён, высок, немного упитан – и в этом красив. Она была хрупкой, как самка богомола, но сильной, как челюсти бегемота. Вдвоём же они дополняли друг друга, как лев-вегетарианец и аппетитный упитанный жираф. Белка и на этот раз стала проводником между самостоятельной историей и двумя трогательными слушателями.
-Тяжёлая болезнь под названием «безответная любовь» у всех протекает по-разному. Кто-то впадает в глубокую депрессию, теряется в тине, притворившись водорослью. Со стороны кажется, что этот человек и правда приобретает цвет растения и его интересует, как бы поскорее умостить ризоиды и поближе прижаться ко дну, чтобы холодным течением не унесло в неизвестные воды океана. Встречаются, конечно, личности, которые перестают деградировать и мокрые, но довольные собой, выползают на холодный песчаный берег… ну а дальше куда? Я, конечно, понимаю, водоросль посидел недельку, а то и месяц в водичке, обнаружил нехватку воздуха, выбрался на поверхность,  побултыхался, позадыхался для виду, да и начал жизнь сначала. А вот таким личностям, которые в первые же минуты начали делать судорожные попытки вздохнуть под водой, им-то что делать? Они, выбравшись на берег, проблему не решили, безответная любовь так и осталась в сердце, подпитываемая надеждами. Вот сиди и думай, что и как дальше.
Естественно, не всех такая участь ждёт, есть ещё много типов больных. Самый редкий вид – это борцы. Чаще всего гордые.  Как говорится, не позволяют втаптывать себя в грязь. Они делятся на три части. Первые – борцы за любовь. Они во что бы то ни стало добиваются расположения любимого человека, каждый раз готовы придумать что-то новое, лишь бы с фантазией нормально было. Ради любимого они свернут не только горы, но и шею. Но излишняя назойливость надоедает, а, следовательно, и несчастные любимые, раздавленные сильным чувством, стараюсь бежать как можно дальше. Но не всегда. Бывают случаи, когда борец добивается своего и «обретает счастье» с любимым, но иногда не любящим их человеком.
Итак, второй тип борцов. Они забывают. Забывают и делают всё, чтобы забыть. Чаще всего им это удаётся. Такие борцы в большинстве своём реалисты и понимают, что с любимым человеком им ничего не светит, насильно, мол, мил не будешь. Инстинкт самосохранения развит у них хорошо. Некоторые из них прикрываются гордостью, мысленно себя уговаривают, что «не очень-то и хотелось». Конечно, при таком раскладе, гордость будет гасить огонёк любви, пусть и медленно, но не безрезультатно.
Третий тип поспокойнее. Люди такого типа продолжают идти по жизни рядом с любимым. Они упрямы, несмотря на обиды и боль, продолжают лбом разбивать стены в надежде, что следующая стена уж точно будет последней. И в итоге они либо добьются расположения объекта воздыхания, либо, совершенно естественно, не добьются.
Ну вот, нашли вы свою любовь. Начало у каждого своё, но, когда проходит время, чаще всего, отношения становятся спокойными. Но не смотря это тихое после бури море, ссоры есть.  Иногда большие, с истериками, питьём валерьянки, громкими словами о смерти, и мыслями о ненависти и разрыве отношений. В большинстве случаев считаешь виноватым не себя. Ладно, будет всё равно, кто виноват, главное, помириться. А если ты, зная, что не виноват, не собираешься просить прощенья? В таких случаях мелкие ссоры покрываются слоем припоминаемых обид, резких слов, и мыслями о том, как бы сделать побольнее.
Что же делать? Конечно, говорить с любимым, пытаться найти «общий язык», изменить что-то. Но менять нужно в первую очередь себя, ведь в ссоре виноваты оба. Нужно прислушиваться к тому, что во время ссоры говорит этот самый человек, а когда замечаешь проявление тех качеств, которые ему не нравятся.  Да, естественно, этим дело не кончится, чтобы ссор стало меньше, нужно подтолкнуть любимого к мысли, что и ему пора пересмотреть взгляды на жизнь, «да и вообще…».
Хотя присутствие негатива в любви явно, оно всё же не говорит об отсутствии любви, понимания и тому подобного. Мне лично кажется, если бы не ссоры, было бы полное безразличие между влюблёнными, к словам друг друга, мнениям. Да и меньше всего разногласий у людей похожих, а многие знают по собственному опыту, что всё-таки противоположности не столько притягиваются, сколько гармонично дополняют друг друга, - Белка отвернулась от умилённых возлюбленных.
Вот уж чего она не любила даже больше недосказанных историй – проявления чувств при посторонних. Любовь – это личное, чувства – они на двоих. По этой же причине Белка не любила кино и книги про любовь. Кто-то считал её циничной, но грызуна это не особо волновало. Точнее, не волновало вообще. С этими мыслями она вышла из комнаты, скрипнув половицами, и отправилась на поиски лесника.

***
-Он всегда её спрашивал: «И чего тебе не хватает?», - Белка зевнула и сморщила нос. – Как будто для счастья достаточно просто времени, проведённого вместе.
-А что она отвечала?
-Конечно же, говорила, что её всё устраивает.
Гостья сморщила нос точь-в-точь как Белка, хмуро поёжилась и громко отхлебнула чая.
-Я знаю, Белка, что твой рассказ не о нём, ты пустых людей в свои истории не пускаешь, - гостья хитро посмотрела на собеседницу и зашуршала разворачиваемой конфетой. – Да и не стала бы ты с конца начинать. Давай, мохнатая моя, удиви меня.
Белка удовлетворённо засопела, поставила полупустую чашку и подвинулась ближе к маленькой девушке, разглядывая её большие круглые серьги. Гостья приходила не в первый раз, и на ней снова были замысловатые украшения, притягивающие взгляд маленьких беличьих глаз.
-Она часто просыпалась по ночам и долго сидела перед замёршим окном, разглядывая спящий город, специально не включая свет в комнате, чтобы улицы её не заметили.
-Белка, а какое имя ты ей дала? – перебила девушка.
-Имя? – мохнатый комочек задумчиво перебирал браслеты на тонкой руке гостьи. – Её звали Панда.
Панда была самым счастливым существом на свете, живя под боком у Того Самого Человека, Который. Вселенная любит тех, кто ничего у неё не требует и сам создаёт своё Счастье, поэтому с удовольствием подкармливала их Маленькими Приятностями. Любовь же Панды и Того Самого была со Вселенной примерно одного возраста и масштаба, она пропитывала воздух, собиралась мурашками на руках и звенела серебряными колокольчиками в мыслях влюблённых. Только вот Панду мучил Ночной Город. Он пристально заглядывал в её глаза, будто намереваясь рассказать какую-то завораживающую тайну, но потом зевал и поворачивался на другой бок, укрывшись туманным одеялом. Ближе к рассвету Панда взволнованно шептала Тому Самому Человеку:
-Каждый день мой маленький город будит меня картинами и светом, что заползает под веки. У нас нет плотных штор и не висят жалюзи, а звуки пробираются даже через пластик, на девятый этаж. Они шуршат шинами и асфальтом, они мяукают и скулят, они шепчут, я знаю, они постоянно шепчут моё имя. Чего они просят? Не понятно. То ли шагнуть с подоконника и утонуть в этих голосах бездонных улиц, то ли прислониться к ледяному с утра окну и слушать, слушать...
Он бережно обнимал её ледяные плечи, заворачивая в цветастое одеяло и отпаивал сладким чаем. И тревога отступала, не закрывая, но прикрывая за собой дверь, чтобы иметь возможность вернуться в следующую ночь, когда Город снова посмотрит на Панду асфальтовыми глазами. Наверное, в душе каждого человека живёт своя Тревога, она не мешает, не оставляет за собой грязные тарелки и всегда моет руки с мылом. Только вот Панде она мешала Творить. В маленьком деревянном сундучке, который назывался Душой, у девушки лежала целая Вселенная историй, они протягивали ручки Панде и с детской радостью ложились на бумагу, уютно умостившись буквами в клетках тетрадных листов. Тревога же, забираясь в мысли, взволнованно оглядывала Истории, и они испуганно жались друг к другу, всё сильнее забиваясь в угол маленького сундучка. Тот Самый Человек, Который знал об этом, не был обеспокоен, нет. Он кормил Панду сухофруктами и арахисом в глазури и прижимал девушку к себе так сильно и нежно, что казалось, будто он хочет спрятать её между сердцем и рёбрами, чтобы Тревога никогда не добралась до любимой. Только…
-Я знаю, чем закончится твоя история, Белка, - гостья вытащила из-под подушки маленькую монетку и протянула её грызуну. – Ты коллекционируешь монетки, мохнатая. От них ты узнаёшь истории. Панда и Тот Самый Человек, Который коллекционировали города. Тревога не просто оглядывала содержимое Души, она приносила свои истории. Те самые, о которых молчали ночные улицы.

***
Знаете это чувство, когда песня разрывает душу на мелкие кусочки воспоминаниями, знакомыми эмоциями, разбитыми зеркалами. Казалось, прошлое ушло, растаяло, как лёд на пальцах. Но в сердце вольётся мелодия, войдёт с ним в резонанс – и всё возвращается в памяти, задевая самые тонкие струны, на которых всё так же лежат окровавленные бинты. Время не лечит, оно просто уводит дальше от тех сражений и битв, что порвали душу. Оно даже не накладывает швов и не лепит пластырь, у Времени на это нет времени. Оно должно тащить нас, вырывающихся, больных, бьющихся в истерике, вперёд. Куда-то дальше, за поворот, чтобы мы не видели больше нашего прошлого. Время только прокололось в одном – оно забыло, что Высшие Творения могут играть на раненых струнах.
Истории, рассказываемые Белкой, в какой-то мере пережитые ею самой, играли на струнах её души вот уже, наверное, целую вечность или около того. Быть может, никто никогда не задумывался над тем, с какой лёгкостью Белка раскладывала перед гостями кусочки чьих-то давно прожитых жизней и прошедших чувств. Никому не приходило в голову, что истории – это когда-то яркие ниточки в шарфе её вечной жизни.
Белка по-своему, по-беличьи, усмехнулась. Она ведь тоже когда-то была человеком.

***
Белка знала, что такое время. Белка знала, что его на самом деле нет. Люди давали имена Прошлому: Вчера, На Прошлой Неделе, Месяц Назад. Белка же не видела разницы между тем, что произошло минуту назад и тем, что случилось во времена динозавров. Всё уходило, исчезало, оставшись только в словах и памяти. Невозможно заглянуть в Прошлое, невозможно обернуться назад и рассмотреть хоть что-то. Куда бы ты не взглянул, перед глазами будет только твоё Сейчас, с каждой секундой, с каждой мыслью превращающееся в Прошлое.
Белка знала, что такое Будущее. Она знала: есть только мечты и фантазии, которые мало кому удавалось воплотить в Сейчас именно такими, какие они есть в воображении. Будущее бессильно металось, пытаясь подстроиться, измениться, уловить миг, когда Настоящее сворачивает на другую дорогу и ускользает мимо. Будущее надвигалось огромной бурлящей волной и скатывалось морской пеной к ногам Настоящего, которое никогда не сможет войти в воду, чтобы поймать волну.
Белка знала самое главное: вечность – это не срок.
Вечность. Что такое вечность, Белка? Это всего лишь Сейчас. Пока есть оно, будешь и ты. Вечно. В этой минуте. С этой мыслью. Сейчас. Вечно.
***
-Белка, сегодня я первый нарушу тишину, - лесничий заворачивал в фольгу вяленую рыбу и холодные, немного подсохшие бутерброды. -О чём задумалась?
-Иногда хочется побыть в тишине. А иногда хочется, чтобы тишина побыла в тебе, - она перестала неосознанно перебирать лапками предметы на столе и уткнулась взглядом в даль. -Тогда мне казалось, что в моей голове есть главная рубка с пультом. На нём очень много кнопок - генераторов чувств. Слева - чёрные, синие и фиолетовые - тоска, грусть, паранойя и тому подобное. Во главе пульта сидит большой таракан. Когда ему скучно или просто нечем заняться, он со всей дури молотит по левой стороне пульта. Я знаю, лесничий, только ты можешь это понять.
Я была маленькой и грустной. И совсем ещё не Белкой. Он был маленьким и тихим. Тогда ещё человеком. Всё начиналось очень мило, по-детски. Как в сказке. Только автор этой сказки был взрослым и циничным. Спустя много лет я пыталась найти этого автора, но пришла к неутешительному выводу: мы с Лисом сами писали эту историю. Поначалу такими влюблёнными, такими наивными. Мы верили в светлое будущее и в вечную жизнь вдвоём, вместе, рука об руку и всё такое. Но единственное, что мы смогли – это свести друг друга с ума. Мы заняли слишком много места в жизнях друг друга, отняли слишком много сил, оторвали слишком большие куски от своих сердец, чтобы подарить друг другу. Глупо вышло. Однажды мы поняли, что вопрос "ты меня любишь?" сводит его с ума. Оба знали: врал, конечно, - но продолжал отвечать "да".
Лесничий, - Белка заёрзала и принюхалась. -Знаешь как понять, что люди любят друг друга? Посмотри в их глаза, там светит одна и та же Вселенная. Моя вселенная была опустошена. Когда-то цветущие любовью и нежностью поля были выжжены и покрыты руинами и пеплом. Его вселенная была полна жестокости и безразличием ко всем, кто не он. Королевство его души, предназначавшееся мне, было раздавлено, сломлено и кричащим от отчаяния комком боли отправлено в мусорную корзину. Я понимала: у меня скоро совсем не останется сил. Меня держали грубостью и хамством, натягивали верёвку - чтобы не вырвалась. И я стояла, я не разбилась, пока не перерезали мой поводок – иди куда хочешь. Но когда космос пуст, от него лопаются сосуды.
Никто не был виноват. Никто, кроме нас. Но мы не хотели признавать ошибку. Да и что уж было толку: сколько времени понадобится, чтобы на обожженной лавой долине снова появилась жизнь? Даже будь у нас это время, мы с Лисом были слишком далеко друг от друга, чтобы можно было хоть кончиками пальцем уцепиться. Мы остались одни в море тоски и отчаяния. Только вот он был в лодке в нескольких метрах от берега, а я беспомощно пыталась не утонуть в самой середине океана. Не умеешь плавать – иди по дну.
Лесничий протянул рассказчице самый приличный по его мнению бутерброд и нагретую алюминиевую кружку с зелёным чаем. Он никогда никого не утешал, считая, что бороться с бурей эмоций так же бессмысленно, как пытаться запихнуть ураган в спичечный коробок.
***
-Знаешь, что печально? –Белка зажмурилась. -Я могу попросить тебя быть со мной честным и искренним, я могу попросить тебя о чём угодно, даже любить меня. И ты можешь пообещать, и я могу тебе поверить. Печально, что до самой глубины мы всё равно не будем честными. Потому что всегда хотим оставить для себя второе дно, с самым сокровенным. Вся фишка в том, что здесь не стоит измерителя глубины искренности. И так со всеми. Даже с Теми Самыми Людьми, Которые Часть Тебя.
-А ты бы чего хотела, Белка? Залезть в чужую шкуру и утонуть в ней? Или вовсе не втиснуться и задохнуться. В этом-то вся и суть, что ты до конца не знаешь, доверять ли человеку. А у него есть право решать, до какой черты быть с тобой честным. Ты можешь всю свою вечность размышлять об этом, но так и не прийти к выводу. А можешь спокойно ждать, вдруг ответ сам тебя найдёт. Перестала бы ты жить переживаниями, Белка. Ты как ёжик, который колется сам о себя.
-Не так уж много я и хочу. Всего лишь любить до безумия. Знаешь, как это, лесничий? Это когда ты - стакан из тончайшего стекла, до самых краёв, до натянувшейся водной плёнки, наполнен коктейлем из безразмерной дикой нежности, нервной ревности и желания быть в любимым всегда-всегда. Легковоспламеняющийся коктейль. Больнее всего тонким стенкам стакана, на который давят изнутри - чувства и эмоции, снаружи - стереотипы и вечные заботы. А когда мы начинаем понимать всю шаткость нашего положения, в хрупкую тонкую душу закрадывается животный страх. И мы, будто зажатые сроками строители, с нечеловеческим рвением начинаем возводить вокруг себя защитную стену. Проблема лишь в том, что в спешке мы загоняем себя в угол и накрепко замуровываем, не оставляя просвета даже для капли кислорода. И в этот момент любовь становится мукой. Мы бредим от двух крайностей одного чувства: страха потерять и страха неискренности. Мы подозреваем, роемся в личных письмах и встречах, что происходят без нашего ведома.
-Белка, но мы ведь так редко действительно находим ложь.
-В том и дело. Найдя её, мы торжествуем: мой страх оправдан! Но когда сомнения не обретают почвы под ногами, мы застреваем в тягучей едкой подозрительности. И скажи мне, что происходит в этот момент с любовью?
-Любовь – чувство чистое и чистоплотное. Я бы на её месте бежал со всех ног, отряхиваясь на ходу.
-То-то и оно.
***
Из запотевшего крана на акриловую поверхность ванны стекала тонкая струйка ледяной воды, изредка постукивая по находящейся на пути крышке от зубной пасты. Из комнаты чуть слышно мурчала музыка, и, мягко ступая по паркету, разгуливала по сонной ещё квартире; на кухне сопел чайник, прикрывающий своей блестящей тушкой одинокую макаронину, распластавшуюся возле газовой конфорки; в ванной же хмурая Белка приводила себя в порядок после порции смутных сновидений, накрывших беспокойством очередную безлунную ночь. Холодные капли, ударяясь о поверхность ванны, звонким раздражающим эхом отзывались в чутких беличьих ушках. Маленькая мохнатая лапка метнулась к покрытому каплями барашку и резко повернула вправо. Кран подавился, закашлялся, задыхаясь, и последняя тяжёлая капля застыла в воздухе, так и не сорвавшись вниз.
Белка была не в духе. Болела спина, на погоду ныла больная лапа, настроение сжималось под тяжестью серого неба. Гость же больше молчал да курил. Сигареты пахли вишней и дорогой комнатой с грузной мебелью из красного дерева, крытого лаком. Гость и сам чем-то смутно напоминал часть этого мебельного гарнитура, но у Белки не было настроения задумываться над этим, и единственным спасением оказалась припасённая на особый случай история.
Белка рассказывала о себе. Она изливала душу кому-то чужому, постороннему, с безразличием взирающему на неё. И душа лилась, вырывалась шумящим водопадом, обрушиваясь словами и разбиваясь ледяными брызгами. Быть может, гость сочтёт её жизнь не достойной внимания. Белку это не волновало. Да и поздно уже было останавливаться – история рассказывала сама себя. Буквы прыгали по стенам, рассаживаясь на полках, залезая в кувшины и вазы. Слова выли и причитали, улюлюкали и шипели на гостя, расползаясь длинными предложениями на шторах и старом ковре. Комната оживала, она дышала запахами из далёкого прошлого, ставшего со временем ещё ярче и чётче. Комната пылала и горела теплом и слабостью, она растворялась и таяла. И гость таял, и таяла Белка.
Она говорила обо всём. О том, как не спала в тихий час, будучи ещё маленькой и ничем не обременённой. О том, как, роняя огромный букет цветов, шла к своей первой учительнице, зажав в левой руке ладошку своей будущей подруги. Белка окуналась в запахи тех дней, вспоминала нарисованных простым карандашом котов и листы бумаги, исписанные давно уже забытыми именами. Память захлёбывалась, слова вылетали быстрее, чем старые успевали освободить уши гостя. Белка вспоминала обидчиков и тех, кто когда-то так больно ранил её, - и прощала. Отпускала каждого, кто оставил даже самую маленькую зубочистку в её маленьком сердце.
Белка вспоминала старые рецепты, восстанавливала забытые навыки, отыскивала в закоулках своего подсознания потайные кладовые и личные дневники, исписанные детским почерком. Она вырисовывала город, в котором когда-то жила, и страны, в которых так и не побывала. Она осыпала комнату морской солью и гладкой серой галькой, она кричала голосами вечно голодных чаек. Гость вдыхал воздух холодного рассвета в горах и затхлый запах старого гнилого подвала, к которому вели тонкие деревянные ступени. Мелькали дома, квартиры и старые отклеенные на стыке обои, мелькали времена года и тяжёлый шкаф с оторванной ручкой. Звенели разбитые стёкла, звенели тарелки и чашки. Пахло то любимой манной кашей, то ненавистным супом из ухи и варёными грибами. Пахло и звучало всё, что рвалось из белкиных воспоминаний, долгими годами подпирающее хлипкую дверцу памяти изнутри.
И не было уже ничего. Ни гостя, ни Белки, не было комнаты, в которой они сидели. Из крана не сочились больше надоедливые капли, так как и самого крана не было. Не было ничего, что не являлось частью ушедшей уже много зим назад жизни маленькой мохнатой рассказчицы.

***
Иногда не остаётся ничего кроме воспоминаний. Шум колёс за окном стягивается тонкой стрункой где-то за пределами восприятия, тело замирает, а взгляд устремляется в дома и улицы, которые остались далеко в прошлом. Там был свой шум машин, свой цокот каблуков и шуршание ног по асфальту. Там были свои голоса и запахи. Их никогда уже не воскресить и не почувствовать снова, не увидеть тех лиц и не насладиться прикосновением тех рук. Они остались только в голове, то размываясь в совершенно мутную кашу, то проявляясь настолько чётко, что кажется, вот оно, прошлое, здесь, и я – в нём. Но это только кажется. Никогда уже не повториться чему-то ушедшему. И сколько ты ни бейся о стены, сколько ни кричи на полную луну, что мешает уснуть, итог один – ты остаёшься здесь. В настоящем. С самим собой наедине.
От этого нет спасения, от этого нет таблеток. Вы можете обратиться к врачу, и, возможно, он даже назначит лечение иглоукалыванием или массажем с маслом из еловых шишек. Но память вашу он залечить никак не сможет. Не зашьёт кровоточащие ранки, не прогонит болезненные воспоминания. А вы мне скажете, лучший доктор – это время. А я вам в ответ покажу вашу самую скрытую боль, тех людей, которых, возможно, и нет уже в живых, те улицы, что давно застроены яркими магазинами с кричащими вывесками, те годы и минуты, что давно отмотаны синей изолентой хрупкого жестокого времени – вашего доктора. Времени, которое ушло. А воспоминания – остались.
Вам, должно быть, не приходит в голову, что это ваше настоящее тоже только часть воспоминаний. Через неделю или через год вы сможете только вспоминать то, что происходит сейчас. Секунды капают, за ними не уследить. Не остановить всё и вся, чтобы дать себе оглянуться по сторонам и хорошенько запомнить этот миг, жадно вдыхая запах духов и жареной картошки с улицы.
И прочтённое здесь – тоже прошлое. Каждая буква – отмеренная единица ушедшего. Эти строки можно перечитать, скажете вы, и мне нечем будет возразить. Но в одном я буду права: у нас есть только воспоминания и этот настолько короткий миг, что его даже нельзя ни с чем сравнить. И если данный миг существует пока существуем мы, то покалеченная память со временем стирается, ссыпается и крошится, как старый кирпич в стене покосившегося сарая.