Интернационализм продажная девка коммунизма

Интернационализм – продажная девка коммунизма.

Случилась эта история в далеком 1983 году, когда я только-только поступила в замечательный, недосягаемый и страшно интернациональный Университет дружбы народов.
Первое, о чем нас предупредил ректор на общем собрании, было требование соблюдать крайнюю степень расовой толерантности, в том числе ни при каких обстоятельствах, даже в обыденной речи не употреблять таких слов как черный, цветной и иже с ними.
- Нужна тебе черная краска, - распинался ректор, - попроси темно-серую.  Хочешь покрасить волосы в черный цвет, скажи, что хочешь стать брюнеткой. Помните! И в аудитории, и в магазине, и в парикмахерской студгородка рядом с вами может находиться человек, для которого эти выражения прозвучат оскорблением.
На ту беду, была у нас еще одна общественная обязанность. Мы должны были «обращать в коммунистическую веру» других иностранных студентов, из вражеских стран Европы и США, которые обучались русскому языку в соседнем институте им. Пушкина. Для этого нам предписывалось вызывать их на товарищеские спортивные соревнования и проводить разъяснительные беседы. Ну, время такое было…
Это, собственно, преамбула.
Теперь амбула.
По заданию партии и правительства знакомимся с вражеской баскетбольной командой из США и приглашаем ребят к нам на тренировку. Враги-то они – враги, но маскируются знатно. Улыбаются, девушек на разминке не толкают, галантно придерживают дверь…. Словом, одурманивают нас капиталистическим развратом.
После тренировки идем в столовую. Занимаем длинную очередь. Перед нами стоит одинокий африканец-очкарик с подносиком и что-то тихо напевает. Ну, стоит и стоит. Американцы на него смотрят беззлобно, продолжают кокетничать с юными коммунистками.
В это время заканчивается пара, и в столовую врывается огромная орава оголодавших студентов. А всем хорошо известно:  увидел однокурсника или земляка  - пристраивайся к нему в хвост.
Мы не успели оглянуться, как перед нами выросла толпа чернокожих братьев, человек, эдак в двадцать, и вожделенные сосиски с зеленым горошком отодвинулись от наших желудков еще минут на сорок.
Мы робко пытаемся возразить: «Мальчики, дескать, имейте совесть! Мы здесь стоим уже битый час и очень бы хотелось успеть пообедать до начала третьей пары». Африканцы нас игнорируют, хохочут во все горло, толкаются и  продолжают навербовывать в свою блатную очередь новых членов.
Мы не успеваем оглянуться, как самый высокий капиталист-американец, (Джон, по-моему), со всего размаха лупит подносом по голове ближайшего африканца и со словами: «Слышишь ты, жопа черномазая, быстро отошла и стала в конец очереди!», замахивается для второго удара.
Как по заказу, ровно напротив нас, только в преподавательской очереди, стоят ректор, проректор, парторг и три декана…
Немая сцена.
Африканцы, мгновенно став на голову ниже ростом, тихонько сматываются всей стаей в конец очереди, а Джон галантно протягивает руку к вожделенной стойке с тарелками: «Плиз! Леди из фёст!»
На полусогнутых быстро берем что попало…
Но, самое потешное заключалось в другом. Видели бы вы выражение лиц наших партай-геноссе! Куда ни кинь – всюду клин! С одной стороны налицо расовая дискриминация, а с другой – нельзя орать на идеологического противника, которого ты сам же и взялся перевербовывать. Лица у руководства были как тот свекольный салат, который они, точно так же как мы, взяли практически не глядя и на полусогнутых.
Примерно неделю мы ждали отчисления из универа.
Но обошлось.
И лишь много лет спустя, на вручении мне диплома, парторг отвел меня в сторону и рассказал со смешком: «А, знаешь, красавица, что эта ваша «жопа черномазая» вызвала в свое время экстренное заседание всего парткома, пяти дополнительных заседаний партбюро факультетов и даже закрытое пленарное заседание всего президиума Брежневского райкома?»
Вот так мы пообедали…
Больше из меня шпионку делать не пытались. И, слава Богу!