Избр. На балладный лад

БАЛЛАДА О РЕКЕ ГЕРАКЛИТА

     Памяти Владимира Кучера

 Берегите берега,
 в них река, как сабля в ножнах,
 если только дорога,
 то она течёт подкожно.

 Веною сквозь сердце ГЭС,
 даже если барахлит,
 трётся высями небес
 о лодыжки Гераклита.

 Даже если вдруг инфаркт-
 трещина - и выкрик: "Лажа!" ,
 то, пульсируя не в такт,-
 нож турбины она лижет .

 Не войти два раза мне
 ни к Пилату, ни в палату,
 и на простыне -волне,
 будто на войне-солдату.

 Это времени река,
 саксофоном на изгибе,
 что ж, Володенька, пока!
 Эти фразы все избиты.

 Сколько тут ни саксофонь,
 сколько "Скорую" не кликай,
 вязнет в пробках белый конь,
 иконеешь чистым ликом.

 Значит, больше не болит
 сердце нежной темой Гершвина...
 Так учил нас Гераклит,
 оттого оно и горше нам.

 Оттого оно тем паче
 си минорней, си бемольней,
 оттого жена и плачет,
 став иконою намоленной.

 24.08.2010.

Баллада о падшем снеге

  Он ходит где-то с пистолетом в своей гламурной кобуре,
  а осень охмуряет лето, кружа деревья, как в бурре.
  А листья—лисьими хвостами на плечи, ждущие объятий,
  бредут сожженными мостами и им заказан путь обратный.

  Они летят и колобродят, они очнуться не  хотят,
  а он в ковбойской шляпе ходит и щурит мстительный свой взгляд.
  Проворней даже, чем Клинт Иствуд, чем Грязный Гарри, Блэки Джек,
  в упор расстреливает листья, чтоб кроны превратить в калек.

  Он—это ветер с побережья, клон лютых зим, антициклон,
  он –это отзвук безнадежья, крушащий мой корабль Циклоп.
  А ты – смешливей, чем Алиса, улыбчивей Кота Чеширского,
  идешь, пока он гладит листья рукой по кленам—против шерсти.

  А ты не знаешь и не ведаешь,  что сердце бьется в неводах,
  что дни, как в кольте пули-беды заряжены, но—не беда.
  А он уже его выхватывает, он взводит сумрачный курок,
  и небеса швыряют ватою, чтоб я от раны не истек.

  А он дымок сдувает с дула, а он уходит, шпорами,
  гремя, пока весь двор задуло, где я лежу за шторами,
   Я - твой нежнейший снегопад печальнейшего утра.
  Нет хэппи энда. И назад не ходит Кама-Сутра.

  Она вращает барабан кармического чуда,
  пока я  пьяный вдрабадан тобою—таять буду.
  Пока затопчут каблуки все гильзы неостывшие,
  пока, чернея от тоски, я буду весь притихший

  лежать, чтоб превращаться в грязь на войлочной обочине,
  и кость асфальтовую грызть тоскою озабоченный.
  Я падший снег. Я не могу вернуться к сути ангельской,
  и вот на этом, на снегу уже колеса  наглые.

  Они растащат, разомнут, во тьме сверкая фарами,
  моё желание прильнуть на гололед аварии.
  А я, тоскуя по тебе неистово и робко,
  ронять их буду всех в кювет, в автомобильных пробках
  сминать, крушить, бросать туда, где я— сплошное месиво,
  чтоб только знать, что навсегда с тобою будем вместе мы. 

  12, октябрь, 2006г .


Три лирических стихотворения

               
   
                1.
    Я байк оседлаю, уеду к тебе,
    глубинную  ночь пропуская сквозь жабры,
    ты будешь как будто буддисту - Тибет,
    как воздух  предгорий  глотаемый жадно.

    Я буду лососем, попавшим в струю,
    на смерть уходящим порой икромёта,
    а лучше уж зэком  во встречном  строю,
    когда ты тюремщицею искромётной

    проходишь вдоль строя, чтоб сниться зэка,
    чтоб на рецидив обрекать неизбежно.
    Я гнать буду свой мотоцикл на закат-
    пока не избуду, пока не избавлюсь.

    Пока  в икромечущих стаю войдя,
     я не задохнусь от  блаженного крика,
    пока не подхватит, смывая вода,
    молоки , чтоб тут же смешать их с икринками.

    Вот так он и гибнет  упрямый косяк,
    ведомый на смерть неизбывным инстинктом,
    а может быть, всё-таки малость скостят,
    и истина - чтоб  отрешённым быть   синкхом.   

    В кювет, как в Тибет, улетая, карёжа,
    и раму, и руль,  наскочивши на камень,
    как будто за бабу чужую-по роже,
     и ты отъезжаешь, и это нокаут.

    Но в миг тот, когда ты проходишь вдоль строя,
    глазами в глаза, проверяя , тюремщица,
    в мгновение это нас двое, нас двое,
    и мне , понимаешь , такое мерещится,

     как будто с тобой, уходя от погони мы,
    на байке летим, и ты сзади прижавшись,
    мне шепчешь: «Твоя!»…И расставшись с погонами,
    тебе не составить разбитых скрижалей

    уже воедино. И грохот, и дым
    и  пыхнувший дО неба огненный   факел…
    С тобою вдвоём мы в кювете лежим.
    И скалясь, шепчу я последнее: «Фак ю!»

               
                2.



  Твои синие позеленели, твои карие покарали.
  Топоры о плаху звенели. Голове моей с плечь- не пора ли?      
  Не пора ли смеяться крале, лить вино, мять  льняные простыни
  парусов,
  на засов сераля запершись. Не пора ли- с пристани?
               
  Вдаль зелёных твоих, кругосветных, бирюзово-лагуновых, рифовых,
  безответно твоих - заветных, как кружки на гитарном грифе.
  Не в графья ведь, поди,-любовники, не в полковники эполетовые.
   Это лето  танцует полночью, в небесах играя браслетами.

  Знать, пора мне в воронку радужки падать, мачты ломая хрупкие,
  для того, чтоб матросам страждущим  стать на дне океана трупами…
  Чтоб в кораллы вросли шпангоуты, чтобы дно обросло ракушками,
  чтобы стала русалкой голой ты, меж моими плавая пушками.

  Догнивать  сундукам с пиастрами, в ножнах саблям сгорать от ржавчины,
  бриллиантам гранями острыми погружаться в пески наждачные.
  Знать, тогда уже по ту сторону окажусь твоих Сарагасовых,
  твоих сине- зелёных – тронутых словно рукопись в Сарагосе

  медной патиной нежной прозелени, изумрудов сверканьем сумрачным,
  предвкушеньем  взошедшей    озими, змей неона свеченьем уличным.   
  Дело в сущности ведь не хитрое, если занавес взмыл над сценою. 
  Ну зачем они мне малахитовые? Ну к  чему они мне бесценные? 

  Ну к чему эти рыбки аквариумные? Эти аквамарина росплески?
  Ведь такие мы твари умные! Ведь не фресковые то росписи!
  Не орамлено  то- галерейное, не Мане, лепеча  по какому -то…
  Да и дело, конечно, крайнее утонуть в том рясковом омуте.

    3.
   
    Похоже, что вОрами приняты меры,
    стволы порассованы по кобурам,
    до киллерской пули -последние метры,
    под пяткой банана скользит кожура.

    Конечно же, это ужасная пытка-
    попытка хоть как-то ещё устоять,
    когда уже навзничь ты весь -без остатка,
    и оптика оптом берется сиять.

    Как будто бликующий солнечный зайчик
    к тебе скаканул - и прищуренный глаз
    вставляется щелью в большую мозаику,
    и лучик от блика, как будто игла.

    Немало валялось банановых корок,
    а надо же - все ж ты на ту наступил,
    за коей следил из-за спущенных шторок
    какой-то тебя заказавший дебил.

    И вот твой затылок проломлен бордюром
    всем дурам на радость давно  нелюбимым.
    Зачем тратить пулю?И портить прищуром
    лицо-ведь морщины ж потом по любому!

    Ведь кто заказать мог? Ну разве жена
    чужая, какая музейная Муза,
    когда недолюбишь какую-хана,
    хоть даже -секрет для законного мужа.

    И вот из винтовки, что собрана ловко
    из зонтика ручки и логики дамской,
    она тебе целится прямо в головку,
    конечно же с мыслию тайной:"Отдамся!"

    Но корка банана ей в помощь , конечно,
    и пуля помады -назад в патронтаж,
    а так бы , бесспорно, свинчаткой конической
    вогнала б себя в сексуальнейший раж.

    Но сказано -шкурка! Задёрнута шторка,
    и муж на диване, такой бонвиван,
    и думает Муза -куда бы заторкать
    рожка АКМа железный банан.

    К чему ей улика -ведь мчится следак,
    чтоб все ж поискать в этом руку хамаса ,
    а вдруг он увидит-зияет чердак
    откуда стреляли, чтоб все ж не промазать?

    Террор паранджи поражает прицельностью
    и это , конечно, воспел Голливуд...
    Но с Музой развод после сцены постельной,
    как будто  с похмелья болит голова.
   

   2012


Лолита и Гумберт

  Лолита Гумберта не любит, хотя и гладит, как торнадо
  просторы прерий на безлюдье, и говорит ему «Не надо».
  И от мотеля до мотеля мотаясь, он летит, как выстрел,
  и прячет  страхи в её тело, тоской  простыночку повыстлав.

  И от мотеля до мотеля  мотает их да так, что нет
  ему покоя. В самом деле. Как будто вслед – весь белый свет.
  Когда простерто её тело на чистых синих простынях,
  она опять – белее мела, как безразличие и страх.

  Когда простерто её тело на мятых простынях  натурщиц,
  оно, как  мысль пойти «на дело» и на безмраморье скульптурно.
  Скажи, Эдгара По землячка, мертвячка ты или живая?
  чья ты замучка и заначка и чья зелёная трава?

  Я побегу с тобой лужайкой, накрою мотылька сачком,
  козявок мертвых урожай—все на булавочках—торчком.
  Какие усики и лапки, какие краски на крылах!
  Те—как неоновые лампы, а те  - орнамент на коврах.

  Зачем же Гумберту вот эта энтомологии банальность?
  «Пежо» зияет из кювета, напоминанием финала.
  Оскал  зубастый радиатора, усталость гнутого руля,
  как бы останки авиатора, и надо начинать с нуля.

  Смотри глазами стрекозиными — казенных дядек ломота,
  как я копытами козлиными тебе подстукиваю в такт.
  Лечи меня или замучай—за счастье это и за честь—
  личинка будущих замужеств, которых впредь не перечесть.


 2007
  ***

  Переполненный автобус.Сонный люд.
  Этот люд не тот, а то бы ну на кой бы ему ляд
  притворяться пассажирами,в блуд впадать, нудеть Бичевскую,
  пахнуть сельдью, гидрожиром, быть кривее Лобачевского.

  Астронавты посленочия,ну куда же вы, куда?
  Нету силы, нету мочи. Остальное – ерунда.
  По отсеку бродит призрак. День. Солярис. Мудрый Лем.
  У меня, пойми, все признаки - ты – свеченье, вспышка  клемм.

  Нестабильное создание из нейтрино этих дней,
  снег приходит на свидание к осени. И тем верней
  будет, если  полусонный он придет. И в том отрада,
  словно город в невесомости повисает снегопада.   

  2007?

Краденые холсты

  А Маня была,  как с картины  Моне -
  чудесное красок мерцанье,
  когда на кино не хватало монет,
  мы крались подглядывать в бане.

  Там крали такие, что даже Монмартр
  в натурщицы взял бы, наверное.
  Коты завывали .Накатывал  март,
  даруя холсту сокровенное.

  Мы крали тех краль,  - к изумруду, алмаз, -   
  глазами. Взглянув на минутку,
  мы лезли назад. Замурованный лаз 
  в заборе  манил не на шутку.

  Не   Рембрант  лощеный, не  искристый Хальс,
  одни  Ренуара матроны!
  Мы резали – с треском промасленный холст,
  чтоб в сны уносить те рулоны.

  При первом же шорохе тут же - в бега,
  чтоб каждая стала преданием.
  Смеялись нам вслед балерины Дега
  Парнаса парной и  предбанника.

  Вот так и живи, коль с искусством на "ты",
  холстов шедевральных ценитель,
  храня в своей памяти эти холсты,
  их дивные краски и нити.

  И дни те, и ночи, когда словно Лувр,
  дразнили  нас окна ещё не,
  разогнанных  визгом испуганных дур,
  когда раскрывалось хищенье.
   
 2010-2012 г.г.

Ода пятизвёздочному

  Спасибо, Леонид Ильич-
  ты как коньяк с пятью звездАми,
  хоть был на вид ты старый хрыч,
  но тем дубовей вкус с годами,
  чем дольше в бочке заперт спирт,
  чем обручами крепче скован,
  а что во хмЕле разум спит,
  ну так чего же в том такого!

  Спасибо за мальчишник наш
  в общаге, где стукач сквозь слезы
  признался, что и он -алкаш,
  я с этой похвалы не слезу,
  поскольку если б не запрет
  на Пастернака с Мандельштамом,
  тогда б зачем бы рыл, как крот,
  стукач, пока ты речи шамкал?

  Если б не Суслов и не ты,
  тогда зачем бы мне жениться
  три раза? Да и остроты
  той не было бы с Солженицыным.
  А друг мой как и ты -герой,
  пять раз он слушал Мендельсона,
  воюя с книжною горой,
  настырней древнего масона.

  О чернокнижные дела!
  О многожонство из застоя-
  кого ждала, кому дала? -
  мы этой формулой простою
  поверили наш развитОй
  социализЬм наш дубоватый,
  а ты, разве с вакханкой той,
  в общаге не скрипел кроватью?

  Но чтобы потребить коньяк,
  который всё же пах клопами,
  любвеобилен , как маньяк,
  я шел Учителя стопами.
  Он тоже женщин не чурался,
  бровями их приворожив,
  и быть внимательным стрался
  пока был хоть немного жив.

  Совокупляяся с Трибуной,
  он мощный фаллос микрофонный,
  совсем как Муссолини буйный
  мусолил речью не для фона,
  а для того, чтоб облобызать
  могли Америку ракетой,
  и это тоже , так сказать,
  с маниакальностью отпетой.

  Вот в пятизвездочных уже
  теперь мы нежимся отелях,
  а ведь не лучше, а хужей
  нам стало- бодрости нет в теле.
  Легко ли, пятую звезду
  нести, как кляче - с грузом санки,
  хоть фигуристочка на льду
  ну прямо лебедем Сен-Санза!

  Пять звезд под горлышком-налить -
  и наслаждаться терпким вкусом,
  а ведь могли же Запад злить,
  а это тоже ведь искусство.
  Так спи в могиле вождь ленивый,
  настоянный застоем лет,
  покуда колосятся нивы,
  увы, тебе замены нет.

  Покуда виноград в давильне
  пускает, пенясь, пьяный сок,
  тебя припомню я невольно,
  твой баритонистый басок,
  твою танцующую челюсть,
  причмокиванья на весь мир...
  Какой спектакль! Какая прелесть!
  Ни дапть ни взять-Вильям Шекспир!


 2012 г.

 Баллада о пятилетнем плане

  У отца радикулит , он читает  Льва Толстого,
  оттого спина болит, что стране не до простоев.
  Оттого  меж позвонков  нерв зажат и хрящ надтреснут,
  что    ночами - у станков, а теперь в две смены -в тресте.

  У отца «Война и мир»  - нА сердце. Такая смута.
  Том зачитанный до дыр, папироса нервно смята.
  Он Болконским  сквозь дымы , сквозь «ура!» Аустерлица.
  Так вот воевали мы! Только полустёрты лица.               

  Сколько там не бюллетень, облигацию не гасят.
  На стене  от клёнов тень , будто  очередь у кассы,
  будто толпы тех французов, что пришли из дальних стран,
  главный инженер -Кутузов, верит в пятилетний план.

  И прораб Багратион  -на прорыв ведёт  пехоту,
  в магазине ботильон для жены купить охота,
  да халвы не на халяву, да сынку велосипед,
  пусть себе соседка Клава зазывает на обед.

  Ведь она ж беды хватила, жизнь захватывая в плен!
  Хахаль у неё водила.  А повадками - в Элен. 
  Вон в кирзухах Пьер Безухов, про опавший клён блажит.
  Это всё не показуха.Ломим мы.Француз бежит.

  За сараями, в крапиве –флешь на флеши – алкашня,
  вяленный язишко с пивом, рака хваткая клешня,         
  да шумком по за бараком драка пьяных мужичков,
  ногти - лаком , губки - маком,  да любоффь без берегов.

  Да пешнею лед колоть, как на той Березине,
  чтобы прикупить колгот и дочуре и жене,
  в пол-приглядочки стерлядку – не себе  в сковороду,
  ой, гулянка без оглядки! Знать, мамане на беду.

  Спину вылечить в Мацесте? На курорт, по профсоюзной?
  Справить сыну мотоцикл? Иль   арбузов -  кием   в лузу? 
  Но Кутузов скажет: « Ан, ты давай, вставай -ка , Коля!
  Сделай пятилетний план  потребленья алкоголя…»

  22.Август.2010 г.
***

               
  Ты мой  безликий инквизитор.
  я твой великий еретик,
  хоть неказистый, как транзистор, -
  торчу антенной среди пик.
  Среди лоснящихся ланскнехтов,
  и снящихся тебе  машин,
  над латным лязганьем проспектов
  с шуршаньем мышиным шин
  босой ступнею снегопада,
  опять –не в такт, опять не в лад,
  в сугроб  вмораживая падаль
  газет, я ничему не рад.
  Корпоротивных вечеринок
  давно противен жирный противень,
  на нем подобием личинок
  колбас нарезанная просинь.
  Жирна жратва, «Нарзан» не греет.
  И тарзанеет, что-то, зреет
  во мне по Фрйду иль по Юнгу…
  Не обещаю деве юной
  любови вечной на земле.
  Да и на кой такая мне?


 2010 г.

       «Эта женщина недописана…»
                Леонид    Губанов               

  От макушки до дома Макушина*
  по Ушайку влюблен я по-прежнему.
  Без утайки. Как в Ирку Мокрушину.
  Как при Хаустове. Как при Брежневе.

  Словно в сказке про дедушку Ленина
  с мандаринами, с апельсинами,
  я склонюсь над твоими коленями,
  обниму их с неистовой силою.

  От макушки до веток с гирляндою
  умыкнуть бы тебя- непорочную,
  вместе с комлем -хотя бы в Курляндию,
  в ночь каретную, дочь барочную.

  На колени Саскией Рембранта,
  чтобы глазки строила, киса,
  чтоб салазки, как лекции Ремаровой,
  чтоб, как с горочки, -знай записывай.

  Я приеду в Томск как-то трезвенький,
  позвоню тебе по мобильничку,
  а в кармане моем мавра лезвие.
  одевай што ль, давай, шубку беличью!

  Выходи што ль, скажу, дева-ягода,
  дева мужняя, будь Инессой Арманд,
  да какая в том тебе выгода,
  когда нож протыкает пустой карман?

  И опять домой на маршруточке,
  и опять «Не мой!» -маята одна.
  То не  басенки.   То не шуточки.
  Потому вот я и не пью вина.

  * Историческое здание в Томске

 2000 г.

 ***
 
  Видать, пора писать про осень.
  Про  армий страшные потери.
  Латунный лист в  патронник дослан,
  не в туне -и распад дейтерия

  пошёл.И в тУнике богиня,
  в меня прицелясь револьверово,
  не любит. Хоть -  филологиня
  да и вчера ещё ревела ведь,
 
  и так вот - бабою зарёванной,
  со мною жалась под зонтом,
  случайностью судьбой дарованной,
  но только стоит ли о том?

  Ведь надо прятаться по бункерам,
  по семьям нашим -недалече ведь,
  читать,болеть, писать для Букера,
  да раны старые залечивать.

  Да, знать, цепное оцепленье
  из бурых, рыжих и оранжевых -
  сумбурным будет отступление
  кооперативами гаражными.

  И вместе с латниками Кромвеля,
  ворвутся в город холода,
  и скверы, цепенея кронами,
  зимы сдадутся обладанью.

  Взрывной волной в теснинах улиц,
  катиться ей антициклоново,
  стоять деревьям, как обугленным,
  в обозах оставляя клёны.

  И двор , захваченный позёмкой,
  на милось снега тут же сдастся и,
  чтоб закрепить успех, предзимье
  усилит степень  радиации.

 2011 г. осень -2012 г.

ЗАПАХ СТЕРЛЯДИ
 (брошенная поэма)

 Кондукторша –стерва, а в сумке –то стерлядь,
 торговым работникам энска к столу.
 Всё это  из речки мы с папою  спёрли,
 и если б при Грозном-сидеть на колу.

 Набитый икрою народа автобус,
 откуда стерлядка- я вам не скажу.
 мы в прятки с властями, поймите, а то бы…
 Отец мой рыбалит, а я отвожу.

 Отец мой отважный пират браконьерства,
 и с ним буконьеры его –алкаши,
 и если по правде да  по-пионерской,
 то я бы самих бы их распотрошил.

 Но мамка –то тянет семейную лямку,
 и клямка в сарайке, конечно, молчок,
 о том, как , готовя природе  подлянку,
 точили  мы тот самоловный крючок.

 Из пробок бутылочных по попловочку
 на каждом коленце –давай не ленись!
 Чтоб сыну- основу, обнову для дочки…
 Иначе какая получится –жись!

 Мой старший братишка прической  стиляжьей
 форсил , и зауживал гачи штанов,
 и тоже бывал на рыбалке стерляжьей
 а то бы, конечно –не слушал «Битлов».

 Улов был  неплох, и одна за другою
 ракеты стерлядками – в бездну свою, 
 звезд полную – очень красивой дугою…
 «Великий могучий Советский Союз!»-

 и утром , и вечером радио пело
 а брат буги-вуги в приемник ловил,
 как папка наш рыбу. И в папочке дело
 уже рыбнадзор на него заводил. 

 Но слово «натырка», как в бублике дырка,
 попробуй, Иваныч, папаню поймать,
 такая вот с эпосом сущая лирика,
 прям, как у Хрущёва про Кузькину Мать.

 И кризис Карибский в семейном бюджете,
 генсековским  вылечишь ли башмаком,
 к тому же в природе такое броженье,
 когда мы на Обь – с пацанвой –босиком.

 А папка батрачил на стройке, в кабину
 запрятавшись крана, с его высоты,
 все видя, –и даже реки серцевину,
 в которой стерлядки, как будто кроты

 прорыли глубокие скрытые норы-
 их норов таков, чтоб ховаться на дне,
 но всё же отмычки придумали воры,
 для смычки.  Наверное уркам видней.

 Давай Сивка-Урка, выдумывай как
 Иваныча вам пересилить моторку,
 и рыбин рубины отпустит река,
 по ямам, как будто в ларцы позаторканной.

 А башенный кран, будто бешеный краб
 тащил в высоту с  кирпичами поддоны,
 когда бы все чёрная эта икра б,
 то, видимо б, озолотились чалдоны.

 Не твист танцплощадочный, свист по реке,
 пальба из ракетниц,-такая потеха,
 Иваныч   на   стерлядей:    «Шо це таке?»
 Вот тоже ведь рыцарь в лучистых  доспехах!

 Папане корячится, знать, протокол,
 как кол мне в тетрадку по русскому,
 ведь если писать, как я лето провёл,
 поколка получится гнусная.

 +++

 Однажды в студеную зимнюю пору,
 когда на реке –лед тетрадным листом,
 папаня мешочек-со стерледью -в гору,
 Иваныч его поджидал за мостом.
 
 Смешочки ли это – мешочки намёрзшие,
 но папку Иваныч догнать не сумел,
 чтоб тут же Фемида дела свои мерзкие,
 могла совершить. Всё буран позамёл,

 ему помогли за рекой ускорителя
 нейтронные пушки. И что тут не тронь,
 а всё человека дела-покорителя
 природы. Папаня мешочек - в схорон.

 О, физики квантовой чёрная магия,
 да было ли то? Или квантов фантом?
 И только теперь доверяю бумаге я
 секреты Минатома с рыбьим хвостом.

 Ведь целясь в поселок стволом ускорителя,
 за леса опушкой и призмой ВЦ,
 ИЯФ право взял на себя    повелителя
 с лукавой ухмылкой  на  умном лице.

 Побочных исследований заморочки
 про пятое, про измерение - отблески. 
 Икры осетров облучили  полбочки-
 и вот получили по Нобелевской.

 Папаня с дружками дискретными квантами
 в пяти измереньях являются,
 то – виски - в Техасе, то роджерс –по вантам
 на мачту крепить собираются.

 А то на квартире пиратский сходняк,
 барачное братство –вот оно,
 по рекам и фьердам-фантомный сквозняк,
 берсёрки из рода  из Ётуна.

 Замётано дело. Метель замела,
 иль кванты разъялись на кварки,
 но и средь учёных-такие дела-
 любили стерляжие шкварки.

 Что там отоварки! Заказов столы.
 Маманя, понятно, за сумку...
 Какой –никакой, а , конечно, колым,
 ну да и бутылочка куму.

 Кум, то бишь, известно, -мой крестный отец,
 по дням заявлялся воскресным,
 конечно же был фрайеристый подлец,
 за стерлядью  - с  пухленьким  кейсом.

 В обмен на «Аленку» - и я шоколад
 кусал среди   ламп осветительных
 на улке дразня   пацанов-шакалят,
 шуршаньем фольги ослепительной.

 Иваныч с приблудным каким –то ментом,
 лучом из заречья ушибленные
 стал тоже блуждающий всюду фантом
 с повадкой   индийского Шивы...

 2011


 НА СМЕРТЬ СМУГЛЯНКИ

 В самом деле в том подлянка,
 что ушел от нас Смуглянка*.
 Он не рокер,не плейбой,
 он ходил в воздушный бой.

 Не бесчувственный я пень-
 умер в городе Ирпень.
 Не летать ему уже,
 зависая в вираже.
 
 В бой идут лишь старики,
 и уходят...Не с руки
 оставаться им вне боя...
 Примет небо голубое.

 Он ещё покажет класс,
 ели только - с места -в пляс,
 если с выходом "Цыганочка",
 да к улыбочке цигарочка.

 Вот для девок загляденье,
 это вижу каждый день я,
 словно капелька сквозь лёд-
 в небе -ангел-самолёт.

 22.07.2011

 *На Украине скончался киноактер Сергей Подгорный, сыгравший роль Виктора Щедронова по прозвищу Смуглянка в известном фильме Леонида Быкова "В бой идут одни старики".

 С.Подгорный умер в ночь на 19 июля на 58-м году жизни в реанимации центральной больницы города Ирпень под Киевом, пишут украинские СМИ.

 С.Подгорный родился 1 января 1954г. на Украине, в поселке Буча Киевской области. После окончания Киевского театрального института имени И.Карпенко-Карого в 1976г. начал работать на киностудии имени Довженко.

 В 1973г. был приглашен Леонидом Быковым в фильм "В бой идут одни старики" на роль Смуглянки. После выхода фильма на экран в один миг С.Подгорный стал звездой. Позже он снялся в 55 фильмах, однако повторить успех так и не удалось: актер играл в основном роли второго плана, снимался в эпизодах.

 ***


С экстримом на стрёме,
 на площади людной
 с гитарой, а кроме,
 как будто и с лютней.

 Как будто бы трувор
 или миннезингер,
 пока что -не травля,
 и есть в магазине-

 пивко и закуска,
 и Сартр на полке,
 но всё же не пусто
 в резиновой палке.

 Там наша свобода,
 там музыка наша,
 и женского рода-
 Фемида-мамаша.


 2011

О СУЩНОСТИ ИСКУССТВА

 Играл на базаре и плошади,
 гитару за талию брал,
 пора бы, наверно, быть проще,
 неужто в искусстве аврал?

 Неужто иссякли талантами,
 и некому больше спевать,
 брацая струной, словно латами,
 людЯм что ли спать не давать?

 Они разбредутся с базаров все,
 стихом обуянны моим,
 и в сны погрузятся, как в заросли,
 какая там музыка им?

 Им надо бы что-то товарное,
 чтоб было на чём наварить,
 а музыка-штука коварная,
 тем паче -сплошной наворот.
 
 Он включит приёмник пластмассовый,
 чтоб боле не слышать меня!
 Вот так и неси, стал быть, в массы,
 искусство навроде Мане.

 Уж лучше в поля что ль бескрайние,
 в подсолнухи или в овсы,
 чем быть мне ушибленным краем
 железобетонной попсы.


 2011

ВРЕМЯ КРАСНЫХ ПОМИДОРОВ

 "Красные помидоры кушайте без меня"...
                Бормс   Чичибабин

 На дачах собирают урожай,
 конечно же, срывая помидоры,
 зеленые-немного полежат
 и покраснеют-вот, как братцы, здорово!

 И вот я разрезаю спелый плод-
 и вижу мякоть красную, пахучую...
 Так пусть же славит трудовой народ
 державу нашу сытую могучую!

 Краснеют помидорины мигалок,
 как бы из "сердца бычьего" салат,
 народ валит к базару и мангалу,
 где помидоры сытым быть сулят.

 А гниль пойдёт для площаднЫх пикетов,
 для лацканов чиновных пиджаков,
 в трибуна плод метнёт девчёнка в кедах-
 а может гей-еси -и был таков.

 Но семена в асфальт укореняясь,
 взойдут могуч-паслёновой батвой,
 заслоны полицейских, - вот и завязь,
 а там -гдядишь -решительный наш бой.

 2011

 МАДЖОХЕД

 Тут я да вот два ветерана "афгана",
 да кепка для сбора потёртых монет,
 да маркета супер шныряет охрана,
 к тому ж я обличьем, как есть, маджохед.

 Но сказано ж, рядом ребята-афганцы,
 не танцы, а песни - наш репертуар,
 поэтому кто же прихватит поганца,
 творящего только лишь за гонорар.

 Сойду ли за "духа" или за писаку,
 а может за чуждых по духу каких,
 пока вакалист отлучался -красавец,
 я всё же пропел свой ковбоистый стих.

 Не стих всё ж народ, а галдел недовольно,
 монету на случай держа в кошельке,
 а вот за "братишку" ему было больно,
 хотя и струна поплыла на колке.

 Фальшивила "банка". Он пел про Герат,
 Пандшер , где "вертушки" валились в ущелье,
 медали -в два ряда, как будто парад,
 чаму ж я не рад? Ведь для нежных ушей

 про маму ,что ждет, а сыночка -то в "цинке"
 везут-ну куда все же будет минорней,
 неужто такой непроезжий ты циник,
 что будешь скрываться в ботве помидорной

 от этих проблем и орать про мустанга,
 про Джона, индейца, ковбойский салун...
 Ну ладно. Я спорить, конечно не стану...
 За братство "афганцов". Накатим. Салют!

 Для девочки в кедах-мы все маджохеды,
 афганец иль кантри поющий мужик,
 бывало ходили с гитарой в походы,
 тепрь же народу ну не до музЫк!


2011
ЗАКОН БУТЕРБРОДА

 Я в застолии ел будерброды,
 с лососиной зернистой икрою,
 ну а где-то свершаются роды,
 мужики матом власть эту кроют.

 Речь держали степенные люди,
 мужичок пол-буханки отъел,
 две деревни лежали на блюде,
 у коровы случился отёл.

 Обфуршетился я деревенькой,
 доедая погост на краю,
 объедаясь жратвой даровою,
 от которой, увы, не поют.

 Доедаем уже до последнего,
 поразмазав по буттеру брот,
 так уходят -лихие бесследные,
 как наследный горячечный бред.

 Нету брода у этого рода,
 и мужик у того огорода
 по закону , поди , бутерброда,
 в грязь упавши отекшею мордой,
 сбит в кювет , налетевшею "Маздой".


 2011

 НЕМЕЦКАЯ ДЕРЕВНЯ

 
 Главдух, как Бах, поля как фуга,
 басами пышет колбаса.
 Рубаха потная. Подруга.
 Подпруга слабнет. Торбаса
 сносились. Но сдаваться рано.
 Пока что есть в ладонях сила-
 не танками Гудериана,
 а тракторами да косилками
 повоевать. Куда девать
 поволжских немцев,если Гитлер
 да Сталин, да такая мать
 да и допит последний литр-
 и нечем закусить в Кремле.
 "Неужто нет в моей земле
 призводителей сосисек?
 А ну подать немедля список!"-
 изрёк Иосиф - и уже-
 ты оказался на меже.


 Казах с хохлом -вот с ними майся
 в степи бескрайней меж озёр,
 конечно, это вам не Майсен,
 но и не под Орлом позор.
 Ты не позёр, ты просто Бауэр
 да фроинд Бохман  -свинопас,
 да с вами жонушки напару-
 что просятся в иконостас
 доски почётной у конторы,
 и есть на что ведь посмотреть,
 не окружения заморы,
 не в "Тигре" заживо гореть.
 Не по мордам под Сталинградом,
 а всё как раз наоборот...
 По Красной площади с парадом?
 Нет лучше с маслом бутерброд.
 Он лезет в рот, как танк в окопы,
 где ждёт его мотострелок,
 пришёл учетчиком Прокопыч-
 с победой без обеих ног.

 Телок мычит. Да куры квохчут.
 Да в стайке хрюкает кобан,
 чего ещё года пророчат?
 Отпал с  подбрюшья Казахстан,
 не танками Гудериана
 отрезанный, а просто так,
 и не допИты полстакана,
 и сердце тикает не в такт.
 Тряхнет ли землю с Байконура
 взлетающая ввысь ракета,
 завоет ли барбос в конурке,
 сидевший на цепи всё  лето.
 Свечение ль Семипалатинска
 на удивление быкам,
 рогатые -ума палата,
 всё чувствуют-наука нам.

 И, как ковыль по тем обочинам,
 как снег январский- седина,
 гадалка как-то напророчила,
 в сорочке, мол,-и вот те на-
 сбылось...Но блазнится ночами,
 но снится...Бледными свечами,
 свечением лучей ренгеновских
 (понятно в этом мире бренно всё),
 но видишь ты себя в том танке,
 в сраженье том - в таком томленье!-
 придав горячечность болванке,
 ты бьёшь по тем , кто пьет в Кремле,
 кто, словно на кол бунтаря,
 на вилку наколов сосиску,
 к началу где-то января
 тебя добавит всё же к списку.

   
 2011

 РЕЧИ ВЕЛЬМОЖ

 Корявые речи губернских вельмож,
 тычком по зубам, как в подрёберье нож,
 в них правды уже не найти ни на грош,-
 и ложь колосится , как спелая рожь.

 Её обмолотят , свезут в закрома,
 её  раздадут просто так –задарма,
 где в ящик почтовый, где- в телеэкран,
 чтоб  больно пекла она солью на рану.

 Солирует косноязычный политик,
 на вид он как будто бы и аналитик,
 и брутто и нетто брутальных речей,
 в сюжет запекут. Ну а ты - получай!

 С газетных листов он блистает умом,
 глистом заползая  в твой маленький дом,
 враньём размножаясь, как будто в кишечнике,
 на гнили смердящей , червями киша.

 Он, в общем, трибун, он почти Муссолини,
 (вы критикой что ли ему насолили?)
 и будет , конечно же, тут же казнён,
 лишь выяснится – он воровал из казны.
   
 А он воровал, но считал, что берёт,
 но вышло, конечно же, наоборот,
 и вот  контрразведчик –берет - в оборот,
 и думает публика : «Вот ведь урод!»

 И если попался уже на крючок,
 с речами кончай -и отныне молчок.
 Ведь это не речи уже -показанья,
 для "дела" с шнурками тебе в наказанье.

 Другим в назидание: надо делиться!-
 у особняков перекошены лица,
 и дезою тычут страдальцу в глаза
 да так, что трепещет ландшафтный дизайн.

 Его упакуют  СК с  ФСБ,
 пусть челядь ликует, мол, «Так вот тебе-
 и надо!»  Напрасно и это, похоже,
 на речи коряв, но ведь всё же вельможа!

2011


РЕКВИЕМ ПО КУХОННОМУ СТОЛУ

 Я кухонный стол выносил на помойку,
 и грусть мою вы непременно поймёте,
 ведь я был юнцом, когда папа купил
 тот стол, что пустил я сегодня в распыл.

 Ломал его фомкой как будто бы вор-
 женою был вынесен тот приговор,
 и вот  он  как  будто поставленный к стенке
 стал рушиться , падая навзничь со стоном.

 Хранитель  мышей, вермишелей  и круп,
 подстреленной лошадью падал на круп,
 чтоб  с мусором прочим  валяться вповалку,
 когда наконец да отправят на свалку.

 Как будто бы минуло разом сто лет,
 не в луже ли крови на этом столе
 я сам  был распластан , как  будто на плахе
 в  отглаженной  тёщей посконной рубахе?

 Верните котёнка  в ручонках дочурки,
 верните щеночка в уютной конурке,
 на детских зубах пусть хрустят макароны,
 сухарики, что золочёней короны.

 Верните мне шорох мышиной возни,
 вареньем из банки мне губы мазни!
 Верните мне запах  цветочного мёда
 и моду  на прошлого века   комоды.


 2011
 
БАЛЛАДА О ТОРАКТОРИСТЕ СИЛЬВЕСТРЕ СТАЛЛОНЕ
 
 Округлое поле размером в сто га,
 рогатые бродят по склону,
 как шапки богов- золотые стога-
 пастух, как Сильвестр Сталлоне.

 Сильвестр Сталлоне сидит за столом
 и горькую пьёт , чтоб напомнить,
 как задал он жару. Ну что ж поделом,
 вот так же гуляли наркомы.

 Сильвестр Сталлоне в кожане и бум-
 пистоль в кобуре деревянной,
 Гражданскую всё ж вспоминать мы не бум,
 и так ведь вон взгляд оловянный.

 Победа -к победе- до кучи - и вот
 мы снова сгребаем солому,
 пусть ныне и присно качает живот
 чтоб пресс получился-Сталлоне.

 Давай пресс-подборщик,вяжи ка в тюки,
 всех тех, кто не Рэмбо и против.
 Мы силос прессуем. Пшеничку-таки
 молотим и разум не прОпит.

 Теперь он пошёл в трактаристы поди ж,
 и пашет себе на "ДжонДире",
 ведёт борозду, соблюдая падеж,
 скота падежа нету в мире.

 Ни птичьего гриппа, ни даже свинного.
 Он входит в салун придорожный.
 Вот это кино! Слышишь, парень, свинец,
 в патроне. И будь осторожней.

 Он кольт вынимает. Он жмёт на крючок,
 не давши обитчикам спуска,
 и вот два индейца -навеки -молчок,
 к тому ж остывает закуска.

 И виски пока не допиты ещё,
 и бык опростался на склоне,
 надует значительно впалые щёки
 быкастый Сильвестр Сталлоне.

 Солома. Полова. Да стан полевой.
 Молотит в углу телевизор.
 Сюжет не досмотрен и до половины-
 всё это, коненчо же , мизер.

 И снова на трактор. Народ трудовой
 идёт , подкрепясь, из столовой,
 и с поднятой гордою ввысь головой
 меж ними -Сильвестр Сталлоне.

2011 г.

 ДОЯРКА КЛАУДИА ШИФЕР

 Доярка-Клаудиа Шифер,
 ну до чего ж она стройна!
 Шофёр - не шАфер.Пахнет "Шипром".
 И ёй, конечно, не до сна.

 К тому ж на крыше треснул шифер
 и льётся через щель луна,
 и всё же Клаудиа Шифер,
 на сене с ним...Хоть и жена

 шофёра на пороге скоро
 как тут- с заточенным серпом,
 и будет вой. И будет ссора.
 И драка около сельпо.

 Хотя тот серп -всего лишь месяц,
 над станом дальним , полевым,
 и стон органнный - фугой высясь,
 оповепщает жизь -живым.

 Да и на фотке пожелтелой
 где крестик из бурьяна выпер,
 вне этой жизни оголтелой
 всё та же -Клаудиа Шифер.

 2011

ФРЕЙД И РИМАН

 Фрейд с Риманом опять ушли в поля,
 и ну гонять небдительных тётёрок,
 из ружей из охотничьих паля,
 меж философских наших перетёрок.

 На самом деле. Что эдипов  комплекс?
 "Иди ты!"- скажет вам  в сердцах свинарка,
 и убежит , стыдясь, на свинокомплекс,
 светясь румянцем празднично и ярко.

 Опять-таки и кривизну пространств
 всё формы у свинарки подтверждают,
 и можно ненароком впасть в прострацию,
 и в пасть теории попасть, хоть и не ждал.

 Всесильный логос и психоанализ
 бессильны,коль она обгеометрена
 в объятьях. И в стожочке - не она ли?
 Иль то приснилось? Иль и вправду- ветрена?

 Тетёрку ты в ягдташ скорей уторкай,
 жене отдашь. Но кривизнцу миров,
 хоть старший сын и получил пятёрку
 по физике, ты вновь пройти готов.

 На том же поле. С тою же свинаркой
 в стогу, поставленном за тридевять земель,
 ты болен ею, словно дозой нарка,
 и как Снегурочкою ясноглазый Лель.

 Всё происходит с нами, как на сцене,
 сны явью стали, физика - поэмой,
 когда б мы знали подсознанью цену,
 избавились от лишних бы полемик.

 Ушли б в поля -к стогам, сквозь нуль-пространство,
 чтобы насмотреться трепетных осин,
 чтобы любила девушка простая,
 а большего ты, Зигмунд, не проси.

 От физики до лирики полшага,
 и если разыгрался архетип,
 то вся природа будто бы общага,
 повсюду в ней маниакальный тип.

 Ты повторишь студенчества уроки,
 античный миф вложив в уста крестьянки,
 ведь яровые подошли и сроки
 пришли для пьянки на лесной полянке.

2011 г.

ШТУРМ
 
 Когда деревеньку штурмует спецназ,
 тогда неуместен - к столу ананас,
 и ненормативы  в эфире.
 Как громко бы бабы не выли, а вилы
 уже не помогут, и грабли едва ли,
 а жили ведь, вроде бы, в мире.

 Доили.Скотину кормили сенцом,
 но вот ваших кур накормили свинцом,
 в походный котёл отправляя.
 Когда надоели сухпай и галеты,
 тогда б боровка порубить на котлеты,
 пусть кОбель хвостом не виляет.

 Колодец отравлен. И тёлка копыта
 откинув, лежит.И вино  недопито,
 а в окна врываются - в масках.
 Жених -под столом. И невеста визжит,
 на блюде пока поросенок лежит,
 но двое таращатся- в касках.

 Усядемся, брацы, за праздничный стол,
 накатим, как водится, граммов по сто,
 да зубы вонзим в поросёнка,
 ведь это лишь только ученья-не более.
 Невеста смеётся. Жених из подполья
 да с четвертью-в ней самогонка.

 Нет -то не граната, а курицы ножка,
 в окрошку пикирует мощная ложка,
 банан-не рожок автомата
 зажат в кулаке у лихого бойца,
 и чтоб повторить ратный подвиг отца,
 он должент осилить салата

 немерянный бруствер, затем мощный дот
 второго.  До третьего дело дойдет,
 когда есть десерты у Вали.
 Зачем воеваить, если лучше жевать,
 а там, как с невестой жених -на кровать,
 с Валюшею -на сеновале.

 Пока всё же рота штурмует. И НАТО
 Наташу-невесту не даром когда-то
 в шпионки из девушек перековав,
 надеется -это гнездовье террора
 не есть декорация кино-хоррора,
 а -враг. И заложена мина в кровать.

 И как только Женя с невестой возляжет,
 так взрыв все салаты по стенкам размажет.
 Не знает несчастный жених,
 что Ната-шпионка, лишь робот из НАТО,
 пластит и пластмасса- все эти шпинаты,
 вот так , брат, бывает у них!

2011


ЗУБНАЯ БОЛЬ РОССИИ

 

  Открою том истрепанный, засаленный.
  История не знает сослага…
  Зачем стреляла в Трепова Засулич?
  Ну как бы так, чтоб всё же не солгать?

  Красавица? Ну как сказать. Быть может.
  Почти что даже, может, Анна Керн.
  И по рождению –не то чтобы вельможа,
  но и конечно  всё –таки не чернь.

  И вот  в горячей муфте револьвер,
  почти как в ящике  мой бум-пистоль дуэльный,
  Дантесом  в кабинет-к барьеру- Вера-
  и взгляд загадочный  блестит  из под вуали.

  Здесь нужно всё же сделать отступленье,
  градоночальник *Пушкина почтил,
  воздвигнув памятник.Девица в исступленье
  и - в наступленье. Вот уже почти
   
  что вынут револьверчик, и взведен
  курок-урок преподнести арапу!
  Обаксельбантен он и озвездён.
  Прекрасный китель. Бакенбард каракуль.

  На спуске пальчик- пуля из ствола
  летит, и выстрел грохотом кареты-
  бумс! Но градоначальник , как скала,
  бронежилетят орденов караты.

  Но Вере ли Засулич пожалеть
  создателя сети водопроводов?
  И вновь-на спуск.Звени оркестров медь!
  Гудите трубы питерских заводов! 

  Ликуй студент, сходя с ума в тюрьме,
  от розг спина - синее, чем каналы,
  идя на дело Вера  на трюмо
  оставила ТацИтовы анналы.

  И в антраците прошлого, как будто,
  сквозь зеркало, как сквозь стекло экрана,
  она увидела  себя отважным Брутом,
  сражающим  зловредного тирана.
   
  Но если  бес бы Трепову в ребро,
  как Александру нашему второму,
  а то свинец как Сан Сергейчу, кро-
  ме того ещё бы хоть полштофа рому.

  -Да што фы! Што фы! – говорил хирург,
  на Микки Рурка, вроде бы, похожий,
  пошарил щупом,и, не вымыв рук,
  скорей заштопал  генералу кожу.

  Присяжных на арапа не возьмешь,
  они  кого захочешь обдантесят,
  а в зал суда сам Фёдр Михалыч вхож,
  да и недавно только от дантиста.

  Оправдана девица и к тому ж
  возведена почти что в Жанны Д*Арки.
  Когда бы дети, да семья, да муж,
  когда б бойфренда щедрые подарки!..

  Зубная боль России –терроризм,
  на стенку стенка, выстрелы дуэльные, 
  вот так, за каждый мало-мальский «изм»,
  и платим. Ну а чем вы недовольные?



  *Кроме того, что градоночальник Петербурга Трепов отдал приказ сечь розгами сидевшего в тюрьме студента Боголюбова, который не снял шапки перед начальством, он ещё и поставил памятник А.С. Пушкину  и проложил водопровод на Васильевский остров.


 Анахронизм
                Владимиру Назанскому

 Как сумрачный скелет в музее историческом—
 обзор протекших лет…Но дело не в количестве
 рассеянных зевак, пометок в книге отзывов;
 душа, как бивуак—кочевье зыбких образов.

 Куда они спешат, текут, сочатся, льются,
 сплошные, как диктат законов эволюции,
 чей давящий напор –вперед, вперед – без тормоза?
 Ну кто во льды затер от днища и до камбуза

 трехмачтовые сны? Кто проломил бока им?
 Попробуй прикоснись—застыли твердым камнем,
 обточенным слегка волной с песком… Пока ты шел
 по берегу, - накат волны, гремя, сгребал окатыши.

 Музейный сор и хлам - щепа, ракушки, записи
 размытые, весла обломок,  зелень окиси
 на  колоколе том, что нам звонил отплытие,
 закованные льдом научного открытия.

 Какой анахронизм висеть под потолками,
 взирая сверху вниз и щериться клыками,
 иль бивнями торчать на диво посетителям,
 иль мачтами - в лучах приборов осветительных!

 Улика прошлых эр—весь от хвоста до черепа,
 от киля и до верхней палубы – ну чем там
 теперь заполнен ты? Твои глазницы, клюзы—
 зиянье пустоты растраченных иллюзий.

 Пока ещё стоишь бушпритом, позвонками ли,
 и все ж теперь ты лишь тот экспонат в кунсткамере,
 который не велят руками трогать походя…
 Но можно бросить взгляд—была, была эпоха  да

 куда-то утекла, сползая со шпангоутов…
 Катодный блеск стекла. И прошлым  нашпигован тот
 вал, который здесь расшибся о витринные
 льды, без остатка –весь...Печальные смотрины!

 Что это за ОНО? Клюв птицы, зубы ящера…
 И тоже заодно –под глыбы льда давящего?
 Анодной вспышкой всплеск—созданий  неопознанных.
 Расплющен юрский лес с громадными стрекозами.
 
 Внизу – базальт и мел, спрессованный ракушечник,
 всё остальное смёл  ледник, как крик кликуши
 сметает всё, круша, когда бунтует палуба,
 все ж усомнясь, что  шар -Земля…Ведь не пропали бы,

 когда от стертых карт не отступились в ереси…
 Тогда б вернулись в порт, хотя бы даже через
 дыру в Земле пройдя, попав  с морозу - в тропики…
 Ну а теперь куда? Азбука Морзе…Тапки

 музейные обув, и чтя археологию,
 блуждаю  среди букв, слежу генеалогию…
 Да, этот вот крылан лягушки той приемник;
 так аэроплан и ламповый приёмник

 роднят металл и мысль создателя  фривольного,
 и оба рвутся ввысь - кто крыльями, кто  волнами…
 С анода на катод-одним сплошным свечением…
 Урода жрет урод, хрустя им как печеньем.

 Но вот грядет ледник потопом кристаллическим…
 И я пока не вник - в могучее количество
 тех гибелей, утрат случившихся - так вроде бы
 сплошь  хладокомбинат просторы нашей Родины.

 Мне непонятно все ж - зачем ?– и это главное-
 суп из моржовых кож венчал вот это  плаванье,
 зачем   ушедши вдаль, ты  льдом уперся в днище,    
 а позже доедал второе голенище?

 Ты извлечен из льдов до Хама с Иафетом,
 до позвонка, до львов на пушечном лафете,
 до ржавых ядер, до застежек  дряхлой Библии,
 до радости с бедой, до шерсти жесткой, вздыбленной

 пришествием конца, внезапной катастрофой…
 Есть кость…А нет лица…Оборванные строфы…
 Глазницы есть. А глаз-нет, лишь одни пустоты…
 Скажи в последний раз - ну  кто ты или что ты?

 Ты принимал в борта удары абордажей,
 ты гнался по пятам судьбы своей бродяжьей,
 ты бивнями бодал соперника  клыкастого,
 ты столько повидал  зверей и стран   пока с того   

 ты борта не упал, внезапно сбитый  в этот
 нечаянный  подвал, где белый флаг билета,
 на шпажку наколов, ты входишь  в  экспозицию
 и где из всех углов –то рыба, а то птица!  И

 чучело совы здесь служит билетершей…
 И с этой головы облезлой пыль не стерта.
 И этот вот кафтан - ровесник тех челюскинцев,
 стал лакомым питанием для гусениц малюсеньких.

 И моль, свиваясь в мысль, струится сквозь глазницы…
 Я ей скажу:  “Уймись! Все это только снится!”
 Здесь трюм, а не подвал, пустое чрево мамонта…
 Доска. Тоска…Подвел толь нюх, а то ль винта

 не очень быстрый ход. Льды напирают с полюса.
 Оборван  тонкий лот. И то ли кто-то, то ли сам
 я весь в шерсти  ложусь сюда,  чтоб спать в уединении,
 под толщу дышащего льда…Грядет обледенение.

 Наполз ледник. Не вник—я, как совместились в плоскости
 скарб капитана, мой  дневник, труп мамонта, для краткости
 смороженный с крылом совы, с журнала бортового
 обрывком, шляпой с головы почти ещё живого

 мечтателя… Сквозь льдов века—взгляд  глаз  кристально-тускл…
 Как  блеск клыка, как хлад курка пред тем, как жать на спуск.

 26, ноябрь,2001 г.


БАЛЛАДА О СТАРЫХ СТАНКАХ

 Я видел-ржавые станки
 на свалках тихо умирают-
 и дряхлые, как старики,
 о чём - то нам напоминают.

 О чем? Что шестерни обломаны
 и провода пучком - наружу?
 Что мы теперь все сплошь-Обломовы,
 и безразличие на роже.

 Я видел-мифом Джона Фрезера,
 ни в чём, конечно ж, не повинный,
 шёл перелеском старый фрезерный,
 влача чугунные штанины.

 Брёл не воспетый меж берёзами
 могучий латник -пресс заржавленный,
 как бы в бреду от передозы,
 и было откровенно жаль его.

 Токарный ковылял, бескнопочный,
 обезмоторенный, нелепый,
 как будто вырвался из пыточной,
 или расстался с Пенелопой.

 Они, как рыцари тевтонские
 не выдержавшие осады,
 тонули, лёд ломая тоннами,
 и шли на дно -рудой осадочной.

 Когда бы в переплав на колокол,
 чтобы -гудело над державою-
 а то , как с посохами калики,
 чтобы распасться пылью ржавою.

 Когда бы вновь комбайны, танки,
 когда бы пятилетки -заново,
 но распадаются останки,
 как будто кости динозавров.

 Чермета лёгкая пожива,
 но что там медь, латунь, железо!
 Всё втуне. Речи  наши лживы
 и все потуги бесполезны.

  30.01.2011

 ***
 Ем свой хлебушек,свой стих мну,
 ну зачем тебе на ту войну, внук?
 Ну зачем тебе стрелять в журавля,
 если под крылом поля, гля...

 Этот журавлиный клин -длинн,
 и меня, наверно, клинит, Нин,
 посмотрю на журавля  я,-
 значит, круглая земля моя.

 Коль на колесе гнездо -в нём
 ждут птенцы и я смотрю -нем,
 как Баталов, как Расул - ввысь
 вот баталия моя - жись.
 
 Я в колодезь свой ведро -плюх,
 этот мир всё же не так плох,
 только б слушать журавля скрип,
 словно скрипочки твоей всхлип.

 Только б видеть мне в воде ковша,
 как мелодиею -в высь- душа,
 только б хладную глотать синь,
 где  не тонет журавлиный мой клин.

 То не кровью между светом - тьмой,
 это кровлею застрял дом мой,
 в небесах меж облаков, где
 лишь расходятся круги по воде.

НА БИТВУ С САРАНЧЁЮ

 Ну что ж ты, Александр! На битву  с саранчою!
 В Неведомский уезд. В Тудыкские края.
 Идальго-ты. А  степь – черна, как сарацинов               
 полки. И победить их –вот маята твоя!

 Над злаками треща в хитиновые фалды,
 куда они летят? Кто полководец их и
 к чему  здесь денди лондонские? Изысканные фаты?
 Чтоб тростью с набалдашником срубать цветы гречихи?

 Зачем здесь байронизм? Онегинские строфы?
 Штиблеты-зеркала? Дуэльный пистолет?
 Коль колос весь изъеден и бледен, как дистрофик.
 И с этою напастью борись ты хоть сто лет,


 но не родит земля, и русский бог убогий,
 воспетый князем Вяземским, одетый в епанчу,
 переодетый даже в твоих элегий  тоги,
 собой являет ту же, Сашуля, саранчу.

 Усы его торчат. А челюсти, побеги
 сжирая, шевелятся. И слышен жуткий хруст,
 пошибче Пугачева тотальные набеги…
 В том можешь убедиться, лорнируя сей куст.

 На нем крылатых тварей, как щеголей на Невском,
 как на Фонтанке ловких гусаров-прощелыг,
 до Натали охотников... А вот стреляться не с кем!
 С одними ты сквитался. Другие –прощены…

 Один из всех остался –повеса венценосный,
 красавчик Николай…Несноснейший паша…
 И сводник Бенкендорф строчит ему доносы,
 что, мол, жена поэта юна и хороша.

 Как мужа устранить? Брюзгу и рифмоплета…
 Дать порученье что ли Кутузову подстать?
 Пусть отрастит хитиновые крылья для полета,
 чтоб в войске саранчи ловчей было летать.

 Ты, словно мавр ревнив, как он – такой же пылкий.
 На лире благозвучной бряцаешь невпопад.
 Они ж, вонзая в фалды свои ножные пилки,
 перепилить тебя ну так и норовят!

 Ког да б ты был каким юнцом среди юнцов,
 бретёром записным , а не простым арапом,
 тогда б, поди, тебя не тронул Воронцов
 оставив стих читать прекрасным бессарабам.

  Когда б  ты был простым жучочком колорадским
 в пижаму обрядясь, вгрызался б в  хлорофилл ,
 о, как бы ликовали они бы и злорадствовали…
 Но в войнах насекомых ты,  словно грек  Ахилл.
               
 Пусть силы не равны. И в панцире есть дырки.
 Быть может эпиграмма сатрапа заведет-
 пошлет подальше в степь…И «Ниву» на подтирки,
 гневясь на пасквилянта, конечно, изведет.

 21.07.2002г.

СЕНОКОС ПО-БАЛЬЗАКОВСКИ
 
 Генсек был по годам -Гобсек,
 а я то -ну юней Люсьена,
 провинциал...И ответсек
 меня послал писать о сене.

 Да, заготовка сена шла
 для в репортаже заголовка,
 сколь та ремарка ни пошла-
 болела с похмела головка.

 Но проявляя героизм,
 я выехал в поля родные,
 конечно, -это всё трюизм-
 зароды да валки сплошные.

 Как в поле чистом -лист в сто га,
 я  за столом в своей мансарде,
 и по листу плывут стога,
 но нет ни строчки -вот досада.

 И Сена пахнет под окном
 совсем не так, как в поле сено,
 и цифры планов, как бином,
 меня пугают откровенно.

 Но заявился Растиньяк
 опохмелить меня винишком,
 и сократились расстояния,
 и отступили полки с книжками.

 И вдохновенный, как Бальзак,
 плоды утраченных иллюзий
 я стал грузить в большой рюкзак,
 чтобы попользовались люди.

 Машинописные листы,
 как бы валки - в стога- сверх плана,
 а следом черные пласты
 уже, конечно, для романа.

 Так я, как будто ОнорЕ,
 в своей норе творил полотна,
 с отсеком обмывая кре-
 пко полеты мысли беспилотной.*

 Силен укос, могуч зарод-
 на первой полосе, с любовью,
 чтоб мог задумчивый народ
 жевать то чтиво по-коровьи.



 * Мне надоело ждать, когда же вдруг
   лоб осенит взлёт мысли беспилотной...
   
 (Анатолий Соколов.)

 2011
 
БАЛЛАДА О КУКУРУЗЕ

 Откуда только всё же брАлись силы?-
 косил комбайн – ломились кузова,
 мы  для совхоза буртовали силос,
 чтоб на ковёр декан не вызывал.

 Мы поднимались с самой ранней рани,
 как крепостные. Это вам не БИН!*
 И шофера, ну сущие дворяне,
 на нас смотрели с высоты кабин.

 Филологини – барышни- крестьянки,
 спешили, как на бал, с утра –на ток,
 и я мотал огромные портянки,
 чтоб  сунуть ногу  в кирзовый сапог.

 Декан грознее даже самодежца-
 попробуй сачкани, когда ты дюж,
 куда ж, скажите, каторжному деться,
 прикованному к гирям волокуш?

 И было нам втройне троим всем горько,
 что всё ж справчёнку раздобыл подлец
 бугай здоровый Укорихин Борька,
 её подсуетил ему отец.
 
 Учились мы по Тютчеву и Фету
 тем чутче созарцать и обанять-
 грузовиков сплошную эстафету,
 умом  Россию всё же не понять.

 И как жрецы ацтекских пирамид,
 стояли мы на силосном бурту,
 а ниже открывался дивный вид,-
 являя неземную красоту.

 И зернами квадратными в початках
 толпились избы, будто, кто их сжал,
 и хлыщ какой-то в лайковых перчатках
 к имению на бричке подъезжал.

 Его встречали девушки сенные,
 с поклонами, с улыбками -украдкой,
 одну из них  узнал все ж со спины я,
 мы с ней в стогу лежали до утра.

 Тёк пот между  горячими лопатками
 как  будто кровь с клыков богов-уродов,
 крестьяне полусонные лопатами
 картоху ковыряли в огородах.

 Нахлёстывали  кукурузы волны
 на  поле, на просёлок, дальний лес,
 и  видел я- на парусах, на полных,
 нас плыл завоевать Эрнан Кортес.

 * БИН(Биологический интситут), корпус Томского университета, где расположены филфак и истфак.

 2011


БАЛЛАДА ОБ ОТОПИТЕЛЬНОМ СЕЗОНЕ

 А отопительный сезон,
 как открепительный талон,
 когда не остаётся выбора,
 когда колонка уже набрана,
 и кандидат сезонных дат
 уже пошел в электорат.

 И слышен гик гикакалорий,
 известны явки и пароли.
 В котлах бурливых площадей
 пар гнева. Морды лошадей,
 овса, конечно, не доевших,
 а ведь куда-то ж надо ехать?

 Но босс пленен в безмерной пробке,
 нет вовсе то не кинопроба
 блокбастера "Октябрь-2",
 он тащится едва-едва,
 как ферзь средь пешек пешеходных,
 предмет заветных дум народных.

 Народ-урод и недород,
 и заморозки в огород
 пришли, как бы в Москву французы,
 вот и ведёт неоКутузов,
 чтоб учинить Бородино,
 такое, понимашь, кино.

 А пар дымами Шевардина
 по трубам прёт.Так Алладина
 готов был осчастливить джин.
 Застрял в колонне клонов джип.
 Трёт лампу алчущий "Газпром"
 и прибыль чувствует нутром.

 Дензнаки-деза. Дорожают
 услуги. Бабы не рожают.
 Пенсионеры -без зубов,
 шахтер выходит из забоев.
 В зобу элеторат злоба,
 опять вещает Павел Глоба.

 Но вот в форсунки всунут прыск,
 неэкономия и риск,
 дать прежде времени парку,
 но ты давай, Махно, паркуй
 тачанку возле "Горэнерго",
 а то оно- уж больно дорого!

 Ведь всё равно обманет счётчик,
 в котлах, смотри, как кони скачут,
 им трубы узкие тесны,
 к тому ж не близко до весны!
 Смотри, как кумачеет пламя
 вновь о России мандельштамя!

 В колесах хлипкая грязца,
 в колосьях хрупкая гнильца,
 не пить с лица, айда на площадь,
 речами молотить и плющить!
 Но жар поспел, но жаль пострел,
 не добежал до перестрел...

 "Горгаз", конечно , не погас,
 он ломанулся , как Пегас,
 чтоб скаканули прибыля,
 и даже без Чернобыля!
 Открою фортку. Весь -в жаре-
 а то ведь вымерзал Парнас.
 Такое, милые, у нас
 тысячелетье на дворе!
   

 2011

 БАЛЛАДА ОБ ОТЛЕТЕВШЕМ ВРЕМЕНИ

 Мне кажется порою, что салаги
 с корявых не пришедшие полей,
 в другое время сгнили бы в ГУЛАГе,
 переродясь в дебелых дембелей.

 А я сбежал салагой в самоволку
 не  журавлём в России небеса,
 в шинели без ремня – пугливым волком,
 а на ногах, как гири, –торбаса

 кирзОвые. На Омской пересылке,
 где  так же и Колчак, и Достоевский
 мурыжились… « А все ж не закосил ты!»-
 сказал мне позже ты. Что достаётся

 кому... Геройство-вам, а мне-  обозы.
 Кто – в штрафники, а кто –то - в писаря…
 Часы с гражданки…Тяжкая обуза.
 Домой их сплавить надо втихаря. 

 Гамзатов подвернулся в ближнем книжном
 и, вырезав в нем по размеру дырку,
 под взглядом почтальонши дивно нежным,
 туда я свои часики затыркал.

 Летела в Н-ск с часами бандероль,
 в то время, как меня несло на Запад,
 шпионка - мама назвала пароль –
 и выдали с браслетиком назад.

 Расстройство для сержантов –дембелей-
 салага, а ничем не обраслечен,
 и  потому  от  злобы  дебилеют,-
 да и наряд на кухню обеспечен.

 И вот я в карауле на часах,
 штык-нож тревожной стрелкой -к «акаэму».
 И что же? Вижу в звёздных небесах
 парят  мои  часы совсем по Лему.

 Стекло от циферблата –  шлем пилота,
 браслеты – крылья звёздных батарей,
 да , созданы, конечно, для полёта,
 и плац, и  танк, и   даже БТР.

 О, тики-, мои, -таки позолоченные!
 Вас папа аккуратно заводил.
 О вы, секунды временем заглоченные,
 уж лучше б в караул я не ходил!

 2011

 ПОСЛАНИЕ: ВЯЗЕМСКОМУ ПО ПОВОДУ ДУЭЛЕЙ

 Стрелялись мы. Стрелять вслепую,
 когда ты даже и бретёр,-
 напрасно только тратить пулю,
 иль кушать средство для бритья

 вместо шампанского. Хоть пена,
 конечно, тоже через край,
 и кайф такой же, несомненно,
 и благосклонность светских краль.

 Когда тебе твой враг до фени,
 хоть даже если ты в туза
 и попадал - в фуражке финики
 и думы про твоих пейзан,

 про недород, про сенокосы,
 про цены на твоё зерно-
 ну что тут глазки, губки, косы,
 и прочее как есть кино.

 Что тут корсеты, и корсажи,
 мазурочная болтовня,
 коль Чаадаев вон-посажен,
 и недовольна вся родня.

 Конечно, брошена перчатка,
 конечно, честь уязвлена,
 и млеют бабы на печах,
 в слезах красавица жена.
   
 Но нужно ль было  ей вертеться,
 кокетничая на балу,
 едрень-мегрени  тёщи, тестя,-
 в рассчёт , конечно, не беру...

 Когда в стишке не хватит фенек,
 чтоб уничтожить наповал,
 я обсосу последний финик,
 и косточкой, как я плевал,

 бывало, меж дерев когда-то
 в Михайловском -в туза стрелньУ...
 И пусть трясутся секунданты,
 жалея бледную жену. 


 2011
 
БАЛЛАДА О ПОНИЖЕННОМ ГОНОРАРЕ
 

 Редактор был смазан с утра, как не новый редуктор,
 а я был обязан на полосу дать репортаж,-
 куда подевались с прилавков простые продукты? -
 при том не впадая в излишне-сплошной эпатаж.

 С трудом он держал на лице своём скорбную маску,
 чтоб  шестерни всё же не вылезли из-под губы,
 и выдав заданье, шепнул сердобольному Максу,
 чтоб он приглядел из подзорной за мною трубы.

 Но мне ль озадачиться в трюме вознёю мышиной,
 когда  у прилавков волнуется электорат,
 и вот на всю полосу мой заголовок аршинный,
 а главный, понятно, хорошей сенсации рад.

 Ведь я обнаружил напару с народным контролем-
 народу на ужин не выдан  армянский коньяк,
 кило апельсинов(замок с цифровым был паролем),
 всё это затырил завскладом-опасный маньяк.

 А кроме - и палку , понятно, злодей-сирвилата.
 Затем, чтоб по блату дочурку в торговый впихнуть,
 кумекал ворюга-ума-то, поди шь ты ,  палата,
 а  жизнь ведь такая - за пряником следует кнут.

 И снова, вишь, –пряник. К тому ж, не с пустыми руками
 вернулся с задания акулопёр,
 вот так проглянуло как будто бы между строками,
 что те колбасу и коньяк я, конечно же, спёр.

 Звонок по вертушке, когда уже главный за смазкой,
 чтоб  между зубцами накапать у шкапчик  полез,
 и голос  каленый, как будто из стали дамасской,-
 ему обвиненье, и вот вам- на сердце порез.

 Сотрудник, сотрудник, когда бы ты был легкотрудник!
 Угар новостроек – был пряник,  а вот он–и плети удар!
 И ты, поспевавший воспеть эти блудные  будни,
 теперь оклеветан. И снизят тебе гонорар.

 Да, Макс , ответсек наш, не мог уследить за дарами
 данайцев, которые всё-таки втюхал завсклад,
 догнал  он его и меня , уходивших дворами,   
 к тому ж обещая ребёнка устроить в детсад.

 Маркиз бы де Сад  да и тот бы, конечно бы, дрогнул,
 к тому ж удалился со сцены народный контроль,
 и я опустил в репортаже большую подробность,
 да и эпатажа поменьше, хотел - так изволь!

 Насчёт апельсинов –не помню. Коньяк же мы приговорили
 на детской площадке, нарезав при сём колбасы
 на чистом блокноте , в который , конечно , нарыли,-
 в порядке обслуга и  точно фурычат весы.

 А мимо тащили авоськи герои минувших,
 далёких уже пятилеток с талонным пайком,
 казалось всё те же крестьяне в протёртых онУчах,
 пока коньячком мы мартен раскаляли тайком.

 Понятно, что вместо кнута уготован был пряник
 завскладу, но был возмущён проверяющий люд,
 что двое каких-то насквозь проспиртованных  пьяниц,
 колбаску и цитрус  стащили с начальственных блюд.

 Быть может, рванули б мы даже и шибче китайцев,
 готовя   к прилавкам   могучий державы  прорыв,
 когда б не дары с упрежденьем коварных данайцев,
 испортивших кайф аппетита чуть-чуть до поры.

 Когда бы не в ведомость хмуро внесённое Максом
 снижение цифры – вот посвист того же кнута!-
 когда б  меж зубами  не гнило застрявшее мясо
 и от апельсинов не пуТЧИло низ живота.


 2010

 МОНОЛОГ ВЕТЕРАНА ВОВ

 Надену тот пиджак, что с планками,
 да выйду в скверик на разведку,
 где бабки -бледными поганками,
 и подаянья просят ветки.

 А то ведь на танцульки бегали,
 и вдруг как бы корой кленовою
 покрылись.Даже взгляда беглого
 мне хватит,чтоб понять - хреново им.

 Теперь все сплошь как есть на пенсии,
 и много плОтют в ЖКХ,
 а то ведь распевали песни,
 были вместилищем греха.

 Теперь не внуки даже -правнуки,
 вот в партизанские б леса,
 какие тут- конфетки-пряники,
 и дорожает колбаса!

 И напирает враг прилавочный
 как будто тот Гудериан,
 чуть только к пенсии прибавочка,
 и тут как тут - сплошной обман.

 И вот иду себе размеренно
 мимо базаров не спеша,
 и вроде бы всего немерено...
 Да взять бы в руки ППШ!

 Пока гремят и салютуют,
 накатим снова в три наката,
 смотри ка, как враги лютуют,
 вчера похорнили Катю.

 Катюшу. Кате на таблетки
 всё ж не хватило в белом нале,
 и всею лестничною клеткой,
 её соседи поминали.

 О наше взятие Берлина,
 после бомбёжечек ковровых...
 Не повторить ли нам , Галина?
 Подруга дней моих суровых?

 2011


 БАЛЛАДА О ШИНЕЛЬНОМ ХЛЯСТИКЕ

 Бывают же на божьем свете страсти
 в жизни армейского салаги-неофита,
 так  на ученьях я посеял хлястик,
 что пострашней локального конфликта!

 Понятно, он на пуговке болтался
 как  ГДР с Варшавским договором,
 и выглядел, конечно,   не батально
 и не воинственно. Но чтобы стал я вором!

 Да. Каюсь. Но  когда боеспособность
 стал проверять наш неуёмный ротный,
 так бросилась ему в глаза подробность,
 что чуть не довела до  спазмы  рвотной.

 Ну что там хлястик? Кто к спине приляпал
 милитаризма глупый пережиток?
 И все ж шинель –без хлясткика –нелепость,
 когда боец в атаку побежит.

 И вот, как тать в ночи, – в соседней роте
 я хлястик спёр, что правильно едва ли.
 Иль зря когда-то с римлянами готы,
 на этих землях насмерть воевали?

 Да, там где  сам Манштейн с Гудерианом,
 глядели вдаль, чтоб овладеть пол-миром,
 где  БМП и танк гудели рьяно,
 я прятался, увы, по капонирам.

 Казалось, Конев, Жуков, Рокоссовский
 смотрели с осуждением, когда
 жуком таким  совсем не маршбросковским
 тянул я ротной связи провода.

 Хотелось  быть и боевей, и лучше,
 форсируя  овражьи ямы, речки,
 чтоб генерал, насколько помню, Лушев,
 мог доложить о том главкому Гречке.

 Чтоб знал наш всеми досточтимый маршал-
 при хлястике опять боец упертый,
 что в котелке есть гречневая каша
 и гуталин не кончился в каптёрке.
   


 2010

 РЕСТАВРАЦИЯ ПОЛОТЕН В ДРЕЗДЕНЕ

 Я шёл брусчаткой в ротном строе плотном,
 как будто бы объевшись рафинада,
 иль насмотревшись на картин полотна.
 Ну а чего ещё, скажите, надо
 для  рядового, чтобы - чин по чину?
 Тем, кто не курит, -вот ведь службы козырь!- ,
 и пусть не говорят про дедовщину –
 две пачки полагалось  той глюкозы. 

 Конечно, в месяц. Золотые  годы!
 К тому же плюс - ни много и ни мало
 дойчмарок на карманные расходы.
 Всё это настроенье подымало, 
 ведь  мы могли напиться лимонада
 да и, хрустя печеньем, попижонить,
 ну а чего ещё, скажите, надо,
 когда к тому же Тициан с Джорджоне?

 Ведь нас, поймите, не для променада
 сам замполит водил в барочный Цвингер,
 а для поднятия- и это тоже надо! –
 культуровня. Хоть прост майор был с виду,
 но Рубенса, понятно, от Ван Дейка
 мог отличить . Жену старлея Лиду
 от медсестры санчасти. О, злодейка,

 судьба, что сердце рвёт на части,
 как Черчилль с Рузвельтом златобагетный Дрезден!
 Принять же в реставрации участье, -
 ну кто себя такой мечтой не дразнит?
 И  вот "Венерой спящею"*  Джорджоне
 нам снятся ночью командиров   жёны.
 И больше всех средь них обнажена
 старлеева дорожная жена.

 По Рубенсу - и красок не жалея!-
 после того, как холст спасал солдат,
 конечно же- сплошная Лорелея.
 Когда за реставрацией следят
 в самом Кремле, - не вышло б аморалки,
 чего попало здесь не намараешь,
 к тому же  подземелия схорон
 весьма попортил телеса матрон!

 Я, запершись в каптёрке, рисовал
 в альбомах дембельских, с сержантами в обнимку
 Венер и Нимф с Вакханками вповал,
 и дембелей меж ними-  снимок к снимку.
 Прервал процесс взъярившийся стралей,
 да и майор, похоже, с замполитом,
 когда шмонали ушлых дембелей,
 неверно оценив мою палитру.

 Глядя на то, как на плацу горят
 к шедеврам  все приравнянные жёны,
 у тумбочки я стойко нёс наряд
 вне очереди,  признанней  Джорджоне.
 И служба мне казалась рафинадом,
 и лимонадом липким, и печеньем,
 ну а чего ещё, скажите, надо,
 легко в бою, коль тяжело в ученье!


 8. май. 2010 г.

ТРАНС ТРАНССИБА
 
 Транссиба глубочайший транс-
  Курган,Татарск, Мошково, Чахлово,
  чай с сахаром в купе с утра
  да за окном -озёра -чакрами.

  Оцепененье цепких линий,
  кондуктор, лузгающий семечки,
  да поезд, словно кундалини-
  прям из крестца да через темечко.

  Багры столбов, бугры могил,
  локомотив зелёной рыбиной,
  да по купе сосед-монгол,-
  всё это и зовётся Родиной.

  Да эти пойманные в сеть
  высоковольтных линий - просеки,
  да на столе вскладчину-снедь,
  да изб златистые карасики.

  Молодка с вязкой чебаков,
  вписавшаяся в грань стакана...
  Как бы из глубины веков
  возлюбленная Чингисхана.

  Как заждалась твоя Бортэ
  у юрты -юная жена!-
  как грузовых машин борта,
  златого нового зерна.

  Его уже опять чеканят
  монетой солнечной, имперскою,
  в колосьях тех, что в гербе канут,
  в крыло орла воткнутся перьями.

  Ты в том утонешь океане
  степном, как армии тонули,
  непокаянно -окаянные,
  уже истратившие пули.

  Вокзал, как скифский мавзолей.
  Перрон -последним полем битвы.
  И чем конвоя крики злей,
  тем набожней накал молитвы.

  Здесь с полумесяцем кресты,
  как якорь, зацепились за небо,
  здесь от версты и до версты
  всё разом начиналось заново.

  То план путейца - инженера,
  или мечта  переселенца...
  Здесь вам не Рио де  Жанейро,
  а труд, слезой пересолёный.

  2012