Сонеты

Сонет о потере

Не проще ль потерять, чем уберечь
Пронзительный мой свет на маяке,
Глоток воды в протянутой руке,
Непостоянство и нелепость встреч?

И есть ли смысл раскапывать в песке
Чужие города? Иль пренебречь
И памятью  - иную помнит речь,
И улицами в жарком далеке?

Но, обернувшись в тающий платок,
Танцуя в мираже, как демон дня,
Мой разум ослабел и изнемог,

И только страсть осталась у меня,
Легка и плотоядна, как цветок,
Чьи лепестки бессмертие хранят.

Нет

Опять в хмелю кружится голова
У солнечно-безумного предела.
Чтоб, выходя из-за него едва,
Не ощущать упругих рамок тела,

Чтоб вспомнить первобытность торжества
Инстинкта над рассудком, одолела
Тебя не боль, но лишь мои слова.
И что с тобою станется, до дела

Когда дойдёт? Молчанье - не ответ.
Вот стон - уже похоже на молитву
И просьбу о пощаде. Слово "нет"

Взрывается и ртутью, и селитрой
В моих руках, отдаст холодный свет
И выскользнет из них опасной бритвой.

Икар

Разум мой, на минуту уймись,
Не терзай обгоревшее тело.
Сердце спит, а душа улетела
И глядит на меня сверху вниз.

На волнах, что качают, как приз,
На ладонях его загорелых 
Потихоньку теряется смелость
Умереть за побег и каприз.

Те короткие десять минут
До оплавленных восковых перьев –
Это сладостное изумленье,

За которое нас проклянут,
Это – болью на сердце, как жгут,
Замедляющий жизни теченье.

Пустыня

Сто тысяч бесполезных миражей
В союзе создают собой пустыню,
Безводную, где каменных ножей
Растут цветы, где путники застынут

В священном изумленьи перед ней,
Зияющей бесплодием вагиной,
И, проносясь в песчаных бурях дней,
Безумные уже наполовину,

Увидят рай. У каждого он свой:
Кто девственниц, кто мальчиков мечтает
Обнять в раю, кто – обнестись стеной

В саду страстей, но каждый забывает
Затем себя, пронзённый пустотой,
И миражи их кости поглощают.

На счастье

Чёрная кровь капает... Ай!
Это - текло в моих венах?
Спи, моя куколка. Засыпай.
Боль от пореза мгновенна,

Боль от судьбы - не проходит. Пускай
Станет ей актом измены
Бегство в простой, дешифрованный рай,
Не проникая за стены.

Выбери цвет для изнанки зеркал,
Для покрывала на гробе.
Только не чёрный. Ты слишком устал

Видеть мой сумрачный облик
В каждой прохожей. Бросаю бокал.
Это на счастье. Не трогай.

Раны

Если бы знала, кому из нас будет больней,
Я отдирала бы с кожей налипшую грязь
Из заблуждений, обиды, ненужных страстей.
Я порвала бы с тобой, ничего не боясь.

Если бы больше ранений осталось на мне,
Не на тебе - я терпела бы раны смеясь.
Сколько направлено метких, тяжёлых камней 
В сторону сердца, где эта фантомная связь

Всё еще дышит, пытается выжить вотще.
Мне её жаль, но дыхание обречено
На два последних рывка, а его ремесло -

Тело вернуть в неизменный порядок вещей.
Я окунулась в тебя и увидела дно -
Неглубоко. Не утонешь в потоке ночей.

Ложь

О непроисходящий симбиоз
Любви навек и честности в лице!
Тугая гравировка на кольце -
Никем не задаваемый вопрос:

Что будет, если мы умрем в конце
Дурного фильма «Счастье сорвалось»,
И хор (его фальцет многоголос)
Споет об Аде - сказочном дворце,
 
В котором нам отведена кровать
Из алых роз с шипами по краям,
(Ведь даже мертвым нужно где-то спать);

Влюблённых много побывало там -
Мне кто-то сможет точно рассказать,
Зачем мы лжём тому, кто дорог нам.

Янтарь

Всё происходит в раннем октябре.
Мой нервный гость, ты топчешься в прихожей,
Считая приглашение подложным.
Так мухи застывают в янтаре.

Потом проходят месяцы, и что же –
В янтарном мире жизнь без перемен,
Он истекает липкой, сладкой ложью.
Лишь к хаосу установился крен.

Так выйди же за дверь или останься,
Пройди на свет или сбеги во тьму.
Любые упоительные стансы

Прекрасны лишь как поводы к письму,
К признанию, какого не дождаться
Из нас двоих – увы, ни одному.

Апрель

Надежда на весну заиндевеет
Средь голых сосен, средь сугробов серых,
Но в городе - капели звонкий лепет
Приветствует рождение апреля.

На звуки солнце выглянет, ослепит
Сперва младенца-месяц в колыбели,
Потом по-матерински потеплеет,
Накормит малыша, и он окрепнет.

Так вырастет апрель - сильнее снега
И выше туч, грозящих непогодой.
До осени не остановит бега

Ручей тепла, несущего свободно
В простывший мир полуденную негу
И возвращенье красок небосводу.

Орион

Под чёрным солнцем и ущербною луною
Тревога мчится окольцованной голубкой,
Как  злая весть, отосланная мною
На небеса о тяжести проступка.

И вся беда, что был он слишком хрупким
Для рук моих, снабжённых тетивою
И стрелами, но в грязных переулках
Его чужие руки закололи.

Я не успею, кровь не остановишь,
Безжизненное тело распростёрто
Передо мной:  прекрасней всех сокровищ.

Тебе дано потом восстать из мёртвых,
А мне – лишиться разума всего лишь,
Следя за траекторией полёта.

Сонет аминазину

Я медленный сонный огонь, я тяжёлое небо,
Я та, кто врывается в сны своего близнеца.
И, легкий туман между «был» и «как будто бы не был»,
Ты - то, что позволит любому дойти до конца.

Налет на сетчатке - из пыли, дрожащ и серебрян,
Два сказанных слова меняют весь абрис лица,
А вместе с глазами становится мир поколеблен
И жарок, как пуля из редкой породы свинца.

Смотри на меня, не теряй же из вида мой парус
В пространстве и времени, разоблаченных тобой
До схем и молекул, его удержать не пытаясь

На глади воды, но следя за ее глубиной,
Чтоб я не всплывала из мрака, с тобой оставаясь,
И больше не видела снов, напоённых бедой.

Улыбка

Я видела себя в твоих глазах:
Изысканная прелесть нарциссизма,
Все тени поглощающая призма,
Игра свечей на льющихся слезах.

Есть обаянье в легком фанатизме
Перед любимой. Подавляя страх
Остаться одному, ты слишком близко -
Танцуй же на дымящихся углях!

Сколь много было варварских племён,
Не одарённых страхом и познаньем,
Захваченных по одному в полон.

Ты не таков. Сарказм воспоминанья
Живет в тебе бок о бок со страданьем,
И тонких губ рисунок искривлён.

Оттепель

Ничто не отразилось в зеркалах,
Когда любви остановилось сердце.
Мы, в дом ее зашедшие согреться,
Почувствовали ненависть и страх.

Холодный ветер, дунувший извне,
Разбил приюта карточные стены,
И с ветром прилетели перемены,
Несвойственные ранее весне.

Растаявшею грязью под ногами
Любовь лежала, таяла, и в ней
Мы ни одной черты не узнавали...

Лишь нежность, не утихшая вполне,
Заставила дотронуться губами
Твоей щеки, расслабленной во сне.

Конечная

Конечная. Дурное имя
Для станции и для любви.
Но, как теченье дней ни назови,
Мы все равно становимся другими.

Возможно, нас - тех, кто любили -
Уже не стало, новыми людьми
Наполнился перрон, и не зови
По имени меня. Не ройся в пыли

Былого счастья. Столько долгих весен
И осеней, и озера, и сосен -
Все падает в ликующую грязь.

Не жди меня из наступившей ночи.
Ночник луны туманом обесточен,
Лишь рельсы вдаль уходят, серебрясь.

Норны

Мучительно чего-то лишена,
Я спотыкаюсь на ровнейшем месте,
Когда, из постоянства или мести,
Как сброшенная кожа, сожжена

Единственная нить; остался крестик
От вышивки в лоскутьях полотна.
Как ни крути, судьбы веретена
На всех не хватит, даже если вместе

Окутать нас - объятием прощальным
Мы подменяем подлинную тайну,
Единство плоти - зеркалом кривым.

А норны ткут. И только одеяло
Заметит, что тебя уже не стало,
Что ты уже присоединился к ним.

Кладбище сердца

Закутываясь в черную чадру,
Я хоронила заживо - уснувших
Для сердца моего. А поутру
Зеленый ветер потревожил кущи

У кладбища, и души на ветру
Запели жалобной свирелью о минувшем...
Не дай мне, Боже, если я умру,
Остаток вечности напевы эти слушать.

И впредь я закрываю мертвым рты,
Разинутые в поисках ответа,
Хватающие ломти пустоты.

И пусть моя любовь умрет бесследно.
Мы, встретившись у роковой черты,
Не вспомним и не осознаем это.

Свет и тьма

Кружится боль. И тенью средь теней
Ты выброшен, как хнычущий котенок,
В безвременье, где мир еще спросонок
(И здесь темно, а там - еще темней,

А под твоим затылком лед так  тонок),
И тьма сочится холодом - но в ней
Сияющие лезвия огней.
Прожекторов мерцают миллионы,

А ночь все длится. Звон ее ключей
Перемежает сдавленные стоны.
Прожекторов сознанье и свечей,

Теряемое в длящихся колоннах...
Застынет тьма, сознания ручей,
И - в нем полузатопленный котенок.

Невинность

Невинность существует для того,
Чтобы порок обрел себе жилище:
Она, встречая радостно его,
Других гостей к себе уже не ищет.

В глухом плену у сердца своего,
Ты отдал все и оказался нищим.
Порок - огонь, чье злое ремесло -
На месте пашен выжечь пепелища.

За звонкий смех, за жилку на виске,
За взгляд, не отличающий предметы
От их теней, за жизнь на волоске -

Она сама - подобие кометы! -
Ты отдал все. Спроси себя в тоске:
Что есть любовь и не порок ли это.

Совокупность времени

Наступит время праздников и стонов,
Придет пора для света и амбиций,
И для цветенья крови во влюбленных,
И для полета непоющей птицы.

Но ты не жди, пока в часах песочных
Прольется все, чему судьба пролиться -
Все это тонет в трубах водосточных,
Мешая с грязью тонкие страницы

Твоих вчера, моих не-будет-завтра,
Лишь наше здесь, как хрупкая плотина,
Выдерживает натиск динозавра

По кличке «Смерть», чьей пасти гильотина
Поделит на «всегда» и «невозвратно»
Мгновенный мир, божественно единый.

Герильяс

Я не скажу врагам ни слова правды.
В тяжелом небе слышны отголоски
Далеких войн Парижа и Гранады,
Рукоплесканье тамошних подмостков.

Я не открою тайны наших кладов
Ни фонарю на ближнем перекрестке,
Ни статной Смерти в одеянье гранда,
Ни волнам рек – возлюбленным матросов.

Я лишь хочу понять – о, кем вы были,
Неся погибель, голод и проказу,
В мечтах о чести не сдаваясь были,

И, отдавая должное приказам,
Лишь эту землю истинно любили,
Которая всех вас укрыла разом.

Сияние

Мне снились восхитительные сны.
Луна плескалась высоко над крышей,
Шептала, убаюкивая: «Тише,
Не стоит так стонать, мы не одни».

И кроны тополей, сиянием полны,
Под слабым ветром листьями колышут,
Роняя пух в мою постель неслышно.
Лунатики на крышах влюблены.

Как теплое парное молоко,
В мой сон мечты и страхи просочатся,
И станет так пронзительно легко,

Как будто все, что называют счастьем,
Голубкой белой вылетев в окно,
Ко мне наутро будет возвращаться.

Сорванные крылья

Так солнечно и пусто на ветру
Живущей с осознанием потери...
Как лес забрать у раненого зверя
И посадить на цепь и в конуру.

Прозрачен мир, и я в него смотрю,
Не находя ни радости, ни веры,
Нет сил летать, желанья падать первой
Или толкать того, кто на краю.

Озноб пробьет до позвонков под кожей
Дрянное тело – крыльев и когтей
Не вырастет, а значит, непреложен

Закон Вселенной этой, для людей
Звучащий так: «Для смертных невозможно
Счастливым быть. Бессмертна только тень».

Клаустрофобия

Мой ужас перед замкнутым пространством
Навеян клеткой из твоих объятий
И опасеньем, что за все заплатит
Моя судьба печальным постоянством

Бездарных сцен, разыгранных в антракте,
Улыбок, раздаваемых авансом.
Как фокусник, иллюзиями властвуй
Над залом. С восхитительным коварством

Змеи в ладони, подпускаешь ближе,
Намного ближе, чем позволит выстрел,
Веревка или яд. Ты осторожен.

И выдыхая резко: «Ненавижу»,
Я обниму так нежно... и так быстро
Достану нож из потаенных ножен.

Бессмертие

Как относительно бессмертие цветов –
Их запах устремляется в нирвану,
Их лепестки собой украсят ванну,
Их стебли упадут на чей-то гроб...

Как относительно бессмертие меня –
Я не умру, но жить не буду тоже,
Не старясь и не делаясь моложе,
Один и тот же яд в себе храня.

И этот яд когда-нибудь, прорвав
Резервуар души, наружу хлынет,
Не разобрав, кто виноват, кто прав.

Тогда меня крылами тьма обнимет,
Обугленные трупы разбросав,
И розу сердца лезвиями вынет.

Разлука

Безумие не ведает стыда,
Лишь разум ищет поводы для муки.
Смешной и стыдной горечью разлуки
Наполнена холодная вода,

Свинцом переполняющая плоть,
Текущая сквозь жилы и запястья,
Несущая мое больное счастье
Туда, где невозможно превозмочь

Любовь и голод. Слитые в одно,
Они терзают сжавшееся сердце –
Два зверя хищных в сумраке ночном.

Отчаявшись когда-нибудь согреться,
Я говорю себе, что ты был сном,
В чужом краю заблудшим чужеземцем.

Бессонница

Бессонница – лишь видимый намек,
Что ты уже не дружишь с этим миром,
Тебе скрываться больше не по силам
От будущего, знающего срок.

Поскольку сны не лгут, не видишь их,
Ведь ложь теперь становится бесценной,
Объятия любые станут пленом -
Бессонница не выдержит двоих.

И я кричу. На черно-белой пленке,
Где на качелях девушка с котенком,
Для звука места нет, как для меня.

И потому, ладонями подавлен,
Мой крик не долетит до ваших спален
И не раздует от свечи огня.