В музее

                "Разворачивайтесь в марше!
                Словесной не место кляузе.
                Тише, ораторы!
                Ваше
                слово,
                товарищ маузер."
               
                В. Маяковский
               

Я иду через зал, с любопытством зеваки глазея.
За окном перезвон леденеющих капель дождя.
Вдоль облупленных стен череда экспонатов музея,
В кумаче Октября тускло светится облик вождя.

Комиссары ЧеКа в запылившихся кожаных куртках,
В гулких отзвуках плит слышен крик перекошенных ртов.
На зелёном сукне жёлтопузых патронов окурки,
Здесь хранится теперь револьвера лужёный остов.

- Господин револьвер, - в своих думах к нему обращаюсь,
- Вы теперь уж не тот и осанка, как видно, не та.
А когда-то с утра, выпив дома горячего чаю,
Вы спешили туда, где кипели дела, как вода.

Вы в подвалах сырых отработали долг свой по полной.
Ваш холодный металл самолюбие чьё-то ласкал.
Всех, кто были не за вырубали под корень топорно
И теперь сквозь стекло смотрит ваш проржавевший оскал.

Красных лозунгов кровь, как холодную вязь эпитафий,
Произносит старик, расстрелявший в тридцатых отца.
Несмотря на укор почерневших от слёз фотографий,
Свято мнит до сих пор - его совесть, как ангел, чиста.

Вы такому как он безоглядно и верно служили,         
Были преданней пса, хоть об этом никто не просил.
Расплевавшись свинцом, рвали вены и плоть сухожилий
У бесчисленных жертв на безбрежных просторах Руси.

Вы стреляли в людей и считали их вражеским сбродом,
Будь то юный кадет или бывшый седой генерал.
В гимназиста за то, что посмел быть дворянского рода,
В благородных девиц не желавших читать "Капитал".      

Вы стреляли в детей, как в мишени, в монахов, в учёных,
Кровь мешая и пот, словно в жерле огромной бадьи.
Вы вершили "закон", отправляя на смерть обречённых
Без суда, на глазок... Да и некогда было судить.

Господин Револьвер, я вас лично, конечно, не знаю
И в руках не держал, не палил, задыхаясь в дыму.
Вот смотрю я на вас и, конечно, в душе понимаю:
Ну какой вы палач? Вы прислужником были ему.

Я иду через зал, на немых очевидцев глазея.
В тихих скрипах полов слышен говор и смех палачей.
И в бессилье вхдохнув, обветшалые стены музея
Издают тихий стон, пробуждая дрожанье свечей.