Травма окончание

    При  исполнении  служебных 
           обязанностей  в  СА      
   Посвящаю  добрым  людям  и 
     моим  боевым  товарищам.


Казанский  госпиталь  нас  встретил
Какой – то  нервной  суетой.
Я  равнодушие  заметил,
Когда  в  палату  шёл  с  сестрой.
Здесь  люди  были – «половинки»
Лечились,  травмы  получив.
А  их  давили  дисциплиной,
О  травмах  будто  бы  забыв.
И  мне  на  костылях  в  дежурство
Пришлось  по  очереди  встать.
В  ответ  на  чьё-то  самодурство,
В  палате  мыть  и  убирать.
Едва  срослось  бедро  больное,
На  правой  слабенькой  ноге
Я  нёс  на  ней  ведро  большое,
И  швабру,  всё  в  одной  руке.
В  другой  костыль.  И  смех  и  горе.
Но  что  поделаешь,  приказ.
Ведь  я  солдат.  Не  будешь  в  ссоре
С  сестрой,  что  презирала  нас.
С  врачами  ссориться  не  будешь.
Наверно,  лучше  умереть.
О  том,  что  ты  больной - забудешь.
Здесь  ты  обязан  всё  терпеть.
Я  не  стерпел.  Я,  вдруг,  сорвался.
Скажу  Вам,  дело  было  так:
С  обходом  к  нам  прийти  собрался
Какой-то  «форменный»  чудак.
И  вот  сестричка  забежала,
И  торопясь,  почти  в  надрыв,
В  постель  улечься  приказала,
Как  будто  счас  раздастся  взрыв.
Как  будто  бы  в  сию  минуту
Решится  вся  её  судьба,
Лишь  от  того,  что  делать  будут
Таких  же  десять,   как  и  я.
«Поскольку  тихий  час – лежите!
Хотите,  нет,  должны  вы  спать!
Постель  быстрее  разберите,
И  побыстрее  все  в  кровать!».
«Осталось  пять  минут  всего-то,
Потом  уборка,  как  всегда».
«Всем  лечь  и  спать,  мотопехота,
И  нечего  мне  возражать!».
И  дверь  прикрыв,  в  другой  палате,
Свой  «шухер»  стала  наводить.
А  я,  всё  так  же,  на  кровати,
Сидел  и  думал:  «Как  мне  быть?»
Ведь  разобрать  постель  не  просто,
Стуча  по  полу  костылём.
А  уж  заправить  очень  сложно,
И  мне  же  мучиться  потом.
«Нет,  пять  минут  всего  осталось,
И  тихий  час  наш  пролетит.
Да,  книжку  почитаю  малость»…
Но  тут  сестра  опять  бежит.
«А  ну  ка,  ляжь  быстрей,
                солдатик!
Идёт  обход,  сказала  вам!».
А  я  ответил  ей,
                «как  братик»:
«Постель  я  заправляю  сам. 
На  костылях  топтаться  сложно.
Через  минуту  всем  вставать.
Я  книжку  почитаю.  Можно,
Чтобы не  трогать  мне  кровать?».
Сестра  к  постели  подскочила,
И  дёрнула  рывком  матрас.
Постель  под  койку  завалилась.
Со  мной  такое  в  первый  раз.
Такое  хамство!   Ненавижу,
Я  хамства  просто   не  терплю.
Я  глохну  от  него,   не  слышу 
Что  сам  кому-то  говорю.
Ну,  и  послал  сестру  я  на  …
Про  дисциплину  позабыв.
Нет,  не  был  парнем  я – рубахой,
Но  то,  что  надо,  «объяснил».
И  эта  «кобра»  обалдела,
И,  вдруг,  заплакала  она.
И  так  беспомощно  глядела,
На  всех,  но  больше  на  меня,
И  я  остыл,  в  мгновенье  ока.
Но  дело  сделано  уже.
И  не  прошло  большого  срока, 
Стоял  я,  вскоре,  на  «ковре».
Сидел  майор – наш  врач – уролог,
ИО  начальника  сейчас,
А  рядом  с  ним  стоял  «психолог»,
И  не  сводил  «с  больного»  глаз.
Сестра  стояла  с  ними  рядом.
Уничижительно  глядя.
Мне  бы  сдержаться  было  надо, 
Но  снова  понесло  меня.
«Я  к  вам  явился  по  приказу,
Больной  Владимир  Огневец».
Он  ухмыльнулся,  начал  сразу:
«Ты  что  хамишь  тут,  молодец!
Тебя  мы  лечим,  поправляем,
Работаем,  не  покладая  рук,
А  ты  по–свински  поступаешь,
Сестру  хотел  взять  на  испуг!
Что  скажешь,  хам  неблагодарный?».
И  я  ответил  тут  ему:
«Ты,  врач  бессовестный,  бездарный,
Ты   сам  сидишь,  а  я  стою.
Вас  ненавижу,  вы  фашисты!
Вам  только  мучить  рядовых.
Мне  бы  оружие,  я  быстро
Твоих  бы  огорчил  родных.
Ни  совести  у  вас,  ни  чести,
Никто  ничем  мне  не  помог.
Вам  на  моём  бы  сейчас  месте
Быть  без  своих  здоровых  ног.
Мне  был  обещан  стимулятор,
Чтоб  нерв  задетый  подлечить.
Кто  главный  здесь  организатор,
Кого  я  должен  материть?
Нет  в  госпитале  аппарата,
Так  в  институте  он  стоит.
Туда  возите,  если  надо
По  той  методике  лечить.
Сидите,  наглые,  смеётесь.
А  что  вы  можете  вообще?
Ещё  с  обходом  своим  прётесь
В  мой  тихий  час,  мешая  мне».
И  я  увидел,  что  ухмылку
Майор  с  лица  как  будто  стёр.
«Психолог»  встал  ко  мне  затылком,
А  медсестра  была  как  чёрт.
Стояла,  ноздри  раздувая,
Бросала  взгляды,  как  огонь.
Я  вспомнил,  как  она  босая,
По  коридору  шла,  как  конь,
В  легко  накинутом  халате,
В  глухой  ночи,  когда  все  спят.
Она  была  в  одной  палате,
Где  офицеришки  лежат.
Мест  было  два,  одно  пустое.
Вот  и  «спала»  она  на  нём.
А  впрочем,  ей  один  и  двое,
Всё  бара - бэр  и  нипочём.
И  здесь,  у  этих  под  защитой,
Ждала  расправы  надо  мной.
Но,  видимо,  я  так  открыто
Готов  был  броситься  на  бой,
Что  врач – майор  был  озадачен,
И  в  замешательстве  сказал:
«Ну,  что  солдат,  тебе  удачи.
Свободен!  (шёпотом) -  достал.
Иди  к  себе,  и  успокойся.
А  мы  подумаем  пока.
Иди  в  палату  и  не  бойся».
Я  вышел,  хлопнув  дверь  слегка.
Пришёл  в  палату  и  готов  был
На  что  угодно  в  тот  момент.
И  матом  крыл  судьбу  свою  я
За  чёртов  тот  эксперимент.
Зачем  ломать,  что  не  зажило,
И  нервы,  словно  лыко  драть?
И  без  того  мне  плохо  было,
Кому,  зачем  мне  угождать?
Но,  что  поделаешь,  сорвался.
Больной  по  сути  человек.
А  на  другой  день  я…
                прощался,
С  больными,  как  и  я,
                навек.
У  них  своя  судьба,  иная,
Но  как-то  нас  свела  она.
Тебя,  Валера,  вспоминаю,
А  ты,  наверное,  меня.
Ты  посочувствовал  открыто,
Не  побоялся  за  себя.
И  твоё  слово  не  забыто –
«Наплюй  и  береги  себя».
Я  стал  уверен  и  спокоен.
И  дожил  до  седых  волос.
Но  так  уж  человек  устроен:
Всё  мучает  меня  вопрос –
«Прав  был  ли  я?».
…Всё  так  же  спорю,
Не  за  себя,  так  за   других,
И  потому,  имею  долю,
Какой  не  радую  родных.

Но  там,  по  улицам  Казани,
Я  шёл  с  вещичками – солдат.
Шёл  осторожно,  но  ногами,
И  радовался,  не  болят.
Лишь  бы  опять  не  поломались 
От  перегрузки,  на  ходу.
И  мысли  из  сомнений  брались,
«Вдруг  до  вокзала  не  дойду».
В  трамвай  я  сел,
                сам,  без  подмоги,
И  гордо,  как  орёл,  смотрел,
На  тех,  кто  еле  тащит  ноги.
Нет,  не  таков  я  свой  удел
У  жизни  видел  необъятной.
Но  вот  вокзал,  прощай,  трамвай.
Ходить  по  городу  приятно!
Пешком   пойду,  а  ты – езжай.
У  кассы  я  остановился,
Достал    билет  военный  я,
И  на  минуточку  забылся.
Дорога  вдаль  звала  меня.

Состав  подали  ближе  к  ночи.
День  в  ожидании  прошёл.
И  вот  я  еду.
                Дремлют  очи;
В  окне  простора  не  нашёл.
Не  знал  тогда, 
                что  поезд  в  темень
По  расписанью  уходил
Не  просто  так.
                Что  выбор  время
Скрывал  секрет  живых  могил.
Тех  самых, 
                что  в  земле  зарыты,
Но  смотрят  в  небо  остриём.
В  глубоких  шахтах 
                лесом  скрыто,
Что  появляется  огнём.
Сплошная  мощь  таилась  рядом.
Жаль,  разрушительной  была.
И  здесь  служили  мы – солдаты,
Чтобы  в  ночи  спала  страна.
Я  задремал,  в  сон  провалился,
Проснулся,  выходить  пора.
Из  утра  город  появился!
Приветствую,  Йошкар – Ола!
С  вокзала  сразу  на  автобус,
И  в  лётный  полк  спешу  скорей.
Пешком  не  много.
                Что  за  фокус?
Тропинка  вышла  на  ручей.
Мне   прыгать, 
                или  же  не  прыгать?
Или  назад  и  делать  крюк?
И  я  решил: 
                «Солдат,  не  хныкать!
Ты  не  без  ног,
                и  не  без  рук».
И  прыгнул,  сколько  было  мочи,
И…  растянулся  я  столбом.
Вот  так  бывает,  коль  захочешь
На  чём-то  настоять  своём.
Ощупал  ноги,  вроде  целы.
Но  как  мне  встать?
                И  я  лежу.
Мозоли  на  костях  не  зрелы,
Согнуть  колени  не  могу.
Ну,  не  сгибаются  суставы.
Сижу,  не  знаю,  как  мне  встать.
У  этой,  водяной  канавы,
Придется  снова  рисковать.
Какой-то  сделал  треугольник
Из  пары  ног  и  своих  рук,
И  встал,  пошёл. 
                Опять  не  больно.
Ура,  ты  видишь, 
                новый  друг!
Валерка  Иванов,  не  видишь,
Но,  знаю,  чувствуешь  меня.
Ведь  Бог  вниманьем  не  обидел,
Душою  наградил  тебя.
И  ты,  как  я,  лежишь  с  ногами,
Не  зная,  будешь  ли  ходить.
А  я  уже  иду  кругами,
Но  вряд  ли  буду  я  служить.

И  вот  казарма,  в  ней  солдаты.
Мои   товарищи    на  срок.   
Наши  старшины  и  комвзводы,
И  я  в  строю.  Стоять  я  мог.
Как  будто  не  было  больницы,
И  операций  на  ногах.
И  перед  строем  те  же  лица,
И  я,  как  прежде,  в  сапогах.
Хожу  со  всеми  на  обеды, 
Сижу  со  всеми  в  классе  я.
Не  выдаю  свои  секреты.
Что  комиссован,  буду  я.
Жду  документы  из  Казани,
И  заключение  врачей.
Они  хозяева  над  нами,
Из  самых  тех,  госпиталей.

Прошла  неделя,  вызывают.
Иду  не  смело  в  штаб  полка.
Там  документы  мне вручают,
И  комиссуют  навсегда.
И  я,  по  сути,  инвалидом, 
Был  выброшен  из  части  вон.
Но,  с  доблестным  солдатским  видом,
Я  возвращался  в  отчий  дом.

Вокзал  и  ночь,  и  поезд  скорый,
Куда-то  дальше  покатил.
Я,  с  молодым  своим  задором, 
К  себе  домой,  как  мог,  спешил. 
И  вот,  я  подошёл  к  воротам,
А  в  них  калитка  на  замке.
Как  было  мне  в  тот  миг  охота
Преодолеть  барьеры  те.
И  я  пошёл  на  штурм  препятствий,
Ломая  страх  в  самом  себе.
А  голос  внутренний,   невнятный.
Шептал:  «Зачем  это  тебе».
Скажу  сейчас,  томить  не  буду.
Благополучно  перелез.
… Да,  этого  я  не  забуду.
Жизнь  наша – чудо  из  чудес.

На  этом  я  рассказ  закончу.
Жизнь  впереди – большой  роман.
Писать,  жаль,  некогда. 
                Лишь  ночью
Я  буду  отдаваться  ВАМ.

                12.12.  2011 г.