Про то, как интересно бывает заглянуть в ствол...

  ПРО ТО, КАК ИНТЕРЕСНО
БЫВАЕТ ЗАГЛЯНУТЬ В СТВОЛ

Было это году в 83-м или 84-м прошлого века – звучит-то как, а? Звучит так, что я и сам себе кажусь мамонтом! Кое для кого это всё равно, что до Рождества Христова, а вообще-то прошло всего 25 лет, а это – пыль на балконе Вечности. Только для нас эта пыль дорогого стоит – полжизни, можно сказать – половина нормальной активной жизни человека.
В те годы я уже считался неплохим опером. Времена были спокойными, но нельзя сказать, чтобы и уж очень тихими. Наша Сибирь-матушка, заселённая усилиями московских властей народом отчаянным и ушлым, в общем-то, никогда не была оазисом спокойствия. Только о том безумном беспределе, который наступит через каких-то 6-7 лет, где и нам всем придётся ого – как хлебнуть, мы даже и не подозревали. Поэтому и считали себя белым воинством на переднем крае страшной войны с тёмными силами: ворами, убийцами и насильниками.
Да ежели бы нам, хоть одним глазком, дал бы кто заглянуть в это близкое будущее, да мы бы своих карманных копеешных жуликов совсем по-другому  стали бы воспринимать, и уж конечно, намного повежливее с ними бы говорили. Что было – то было: мы тогда очень строго с ними разговаривали. Вот жаль только – сослагательного наклонения в истории не бывает…
Это дело, о котором я собираюсь вам рассказать, началось с того, что группа возвращавшихся из командировки военнослужащих, проходивших срочную службу в соседней Туве, вдруг принялась праздновать какой-то, одним им ведомый, праздник. Может, и правда – был повод, а может и нет… Да это и неважно, а только загуляли солдатики вместе со своим офицериком по самой полной программе! Было ли у них время до отправления автобуса в Кызыл, а может, они сами себе продлили удовольствие, но к моменту отправления вечернего автобуса все они, вместе со своим командиром, были свински пьяны. А, как известно, в таком состоянии весь мир, наконец, становится простым и понятным: все вокруг делятся на друзей и врагов. С друзьями надо обниматься и целоваться, а с врагами – только бой и до полной победы. И они строго следовали этим правилам… до самого отправления автобуса. А когда их автобус подкатил к месту посадки, они подняли своего лейтенанта-первогодка с вокзальной скамьи, погрузили его в автобус и сами залезли туда. И их радостное путешествие продолжилось!..
Вот только три автомата системы Калашникова, завёрнутые в плащ-палатку, остались лежать на той скамье, где прежде спал их молодой лейтенант…
Вспомнили про автоматы через два часа пути. Это надо было увидеть, а описать – невозможно, потому не будем и пробовать. Дальше история развивалась так: они пересели во встречный автобус, шедший из Кызыла, и вернулись в Абакан…
Что они чувствовали, когда возвращались, какие картинки рисовали себе – несложно представить. И дорога, наверное, показалась им длиннее пути вокруг экватора… но всё-таки приехали. А автоматов – нет!
Не стоит гадать, что с ними, нерадивыми солдатами, после сталось. Что сталось – то и поделом. А чего сюсюкать – это закон компенсаций: наказание адекватно преступлению.
Но вот что происходило в Абакане дальше…
Вся официальная Хакасия, сверху донизу, моментально сделала стойку. В том смысле, что чрезвычайная ситуация спровоцировала и чрезвычайную реакцию. Все эти государевы люди, собрали своих подчинённых, провели инструктаж и настройку, с тем, чтобы те провели аналогичные мероприятия в нижнем придонном слое. Чтобы, значит, вовремя застучали, коли высунется что-то похожее на АК-47. То есть: спустили борзых, и охота началась…
Поясню для тех, кто не жил тогда или был слишком мал: ведь это только начиная с перестроечных лет, оружия в России стало безумно много. Оно, как признаки болезни, принялось расползаться по всей стране. И начиналось это из горячих точек, которые в годы перестройки разгорались то там, то сям, и которые, судя по всему, были кому-то очень нужны…
Оружие стали продавать нищающие офицеры и прапорщики бывшей великой армии, на которых спятившее наше государство просто плюнуло и забыло! Оружие также стали массово завозить через дырявые границы с нашими бывшими республиками, а теперь суверенными соседями, где оно тоже стало самым ходовым товаром. И дошло до смешного: оружия этого в стране стало так много, что теперь посчитали, что проще и выгоднее его просто выкупать у населения!
А в те времена, о которых я начал рассказ, порядок ещё был, и нравы тогда были весьма строги. Каждый ствол, если он не был заперт в оружейке, воспринимался как угроза чуть ли не всей национальной безопасности! Таково было твёрдое мнение властей. Вот и всполошились адепты власти, и приближенные к ней, и даже те, кто не очень…
Но как ни старались они и как ни напрягались все из МВД и ФСБ – ничего не всплывало. Прямо чудеса!
И так, в напряженном ожидании, прошло более года, как однажды…
Была середина мая. Хороший месяц май – тёплый, ароматный, душа сама поёт! И казалось мне, что не только у меня. В этот день на мою долю выпало суточное дежурство по городу – такое бывало несколько раз в месяц.
Набегался я за тот день по вызовам, аж задний мост отстегивался. Но часа в два ночи город, наконец, угомонился: кухонных боксёров свезли в надлежащее им по праву место, их жертв – по травмопунктам и палатам больниц. Появилось время и нам передохнуть – не железные, чай! И только я прилёг на три стула в своём кабинете, только стал отключаться, как затрещал телефон. А так трещат они, подлые, по ночам только когда случается убийство или что-то такое же страшное и непотребное.
Подскакиваю, хватаю трубу телефона, а оттуда дежурный по городу, Миша Русин, кричит:
- Бегом вниз! Автоматы – всплыли…
Ну вот, думаю, счастье подвалило! А сам бегу, на ходу застёгивая пиджак, под которым топорщится оперативка с пистолетом.
Забегаю в дежурку, и Миша рассказывает: звонит женщина в три ночи на 02 и кричит в телефон дурным голосом, что на них напали двое в масках с автоматами.
Как напали? Куда напали?
Оказывается, вломились в квартиру по улице Кошурникова, дом 5.
- Откуда звоните? – спрашивает её дежурный.
- Из телефона-автомата, что возле соседнего, третьего дома, – отвечает.
- Ждите там, никуда не отходите, – инструктирует дежурный.
А мне и говорит, мол,  уже подняли вневедомственную охрану и ЛОМ – линейный отдел милиции аэропорта и ЛОМ железнодорожной милиции. И из вытрезвителя машину туда отправят. А пока их всех вооружают…
Вот это войско - думаю себе. А Миша-то мне и говорит так, по-приятельски:
- Они, пока собираются-вооружаются, бандиты-то могут уйти! Вот вы с помощником-то и поезжайте пока что вдвоём. Мол, свяжете их боем, если понадобится. Чтоб, значит, не ушли, враги…
И мы втроём выехали: водитель в форме – а это уже почти вооружен, помощник дежурного в бронежилете, каске и с автоматом, и я в пиджаке. А бронежилет, почему-то, мне не дали.
Пиджак у меня хороший был, выходной, германского производства небесно-голубого цвета – это важно, позже поймёте. Почему он на мне в тот день был – я и не знаю, но он был. А из оружия – два автомата у нас с помдежем, а у водителя ничего, кроме отвёртки. Да и себе я автомат истребовал только перед самым выездом: какой же это будет бой, если у него, врага моего, автомат, а у меня – пистолет? Да никакой! У меня шансов – никаких! Я ещё требовал себе бронежилет, но мне не дали. Сказали, что в дежурке бронежилет только один, мол, есть ещё, но в управлении, да время - дорого и надо быстрее ехать на место.
Ну, надо, так надо.
Ехал я в кряхтящем уазике и думал: ну почему так выходит, что мне никогда не достаётся бронежилет? Может, я уценённый, какой?
В прошлый раз, когда ездили за цыганом-убийцей в Аршаново, и я вместе с Иваном Мосманом и Сергей-Санычем Лысых должен был войти в хату, где, как мы предполагали, прятался тот цыган-убивец, ведь мне и тогда тоже не достался бронник. Да я его, честно сказать, в тот раз и не просил. А хоть бы и попросил, их было-то всего два в дежурной части УВД.
Тогда, правда, смешно получилось. Мы заранее в кабинете начальника распределили все роли-вакансии, кому-куда. Кто-то должен был войти в дом, кто-то стоять у окон, как огневое прикрытие, а кто-то – стоять в оцеплении.
В кабинете-то всё красиво получалось и складно: мол, скрытно подойти, мол, скрытно окружить, и вперёд – захват! А вот в реальности – не очень. И ведь никому даже в голову не пришло, что в умный ход операции вмешаются собаки-суки и всё их собачье племя!
Действуя по намеченному плану, в два часа ночи, мы вышли из доставившего нас автобуса за пару километров от деревни Аршаново. Затем в полной темноте и жутком холоде, ведомые нашим «Сусаниным», тем самым таксистом, который довозил сюда в тот вечер цыган, двинулись мы походной колонной к месту проведения операции. И только мы приблизились к крайним домам деревни, как всё местное собачье отродье подняло такой ужасный гвалт, что не проснулся бы разве что глухой или мёртвый.
Однако, невзирая на эти обстоятельства и реализуя план командования, мы «скрытно приблизились» и окружили тот деревенский домик, на который нам указал наш «Сусанин».
Расставили по периметру двора оцепление, и пришло время штурма. 
Началось. Сергей-Саныч, наш командир, мужчина килограммов эдак за сто, и одетый в тяжёлый бронежилет, взял да и прыгнул со скамейки на забор, отделявший двор подозрительного дома от улицы. А мы с Иваном Мосманом стояли на той же узкой скамье, придерживаясь руками за этот злополучный забор, и заглядывая в непроницаемые и зловеще чёрные окна дома. Зачем держались, а может, забор придерживали? Но не удержали.
Он, жалобно скрипнув, рухнул внутрь ограды вместе с нашим могучим предводителем и вместе с нами. Вскакиваем! Мы уже во дворе! И видим, что дом этот давно заброшен… нежилой… и что одно окно в ограду выбито, а двери настежь…
Тут кто-то слева в темноте как заблажит:
- Вон он! Вон он!
И все побежали на крик. А всех было человек двадцать: тут и опера, и участковые, и даже был один дружинник. И все они с оружием, ну, конечно, кроме дружинника – кто же ему доверит.
Зачем его взяли? – до сих пор не знаю.
Я бежал, ничего не видя, кроме спин впереди бегущих, и думал: вот если сейчас начнут стрелять в темноте, и не узнаешь, кто тебя и застрелил. Это меня, помню, очень бодрило.
А убийцу тогда мы всё-таки задержали, и это было, возможно, самое смешное в тот вечер! Бежим мы в безлунной январской темноте, совсем как стадо: все бегут – и я бегу…
Преодолеваем один огород за другим, перебираясь через разделяющие их заборы, а под ногами перекопанная после картошки земля: то ямка, то кочка. И я подвернул ногу! Больно! Чрезвычайно! а бежать надо, ведь решат, что струсил, и не отмоешься никогда.
Вот и хромаю вслед за стадом, всё больше отставая и матерясь про себя. Но тут, неподалёку от меня, в соседнем огороде, кто-то завизжал дурным голосом: «стой, стрелять буду»!
И по голосу слышно, что ему, орущему, очень страшно.
Забываю о ноге и бегу туда, что есть сил. Вижу: на заборе стоит кто-то, а в руке топор. А под забором, метрах в пяти, стоит наш единственный дружинник, наставив палец на того, кто на заборе! Ему очень хочется, чтобы цыган с топором поверил, что это пистолет, а не палец! Но я уже рядом, в одной руке у меня фонарь, а в другой штатный ПМ.
Первое, что делаю, командую цыгану: «Не шевелись, брось топор!» И освещаю пистолет в своей руке – для убедительности. Слышу, как из-за моей спины дружинник поддерживает мою просьбу: «Во-во - брось топор!»
А тут уж подбежало и всё наше светлое воинство.
И вот, еду я в уазике, чтоб «связать врагов боем», и вспоминаю кусочки своей биографии. Так, на всякий случай – может в последний раз. А за окнами подпрыгивающего и покряхтывающего дежурного уазика, серел новый рассвет. Небо было безоблачным и ясным-ясным, а бледно-зелёные небольшие листочки, на проплывавших мимо ветках, старались вылезти из своих домиков. Птицы и насекомые уже просыпались. И всё-то вокруг хотело жить…
Наконец, приехали. Остановились за два дома до того, который нас интересует. Возле телефонной будки, как и сообщалось, стоит босая, растрёпанная, в ночной сорочке женщина, лет шестидесяти, с длинными седыми волосами. В нашей группе я единственный офицер, значит, старший. Опрашиваю потерпевшую: что да как, да почему?
Говорит, что спали со своим стариком, когда в двери квартиры постучали. Он пошёл и открыл, не спрашивая дверь, и тут же ворвались двое в масках, с автоматами. И сразу давай шариться по ящикам – деньги искать. А она воспользовалась этим и сбежала – рассказывает тётка толково, внятно. Мы слушаем внимательно, уточняем, где находится их квартира, какой этаж, какая дверь, куда выходят окна. Затем, садим её в нашу машину, а сами идём с помощником в сторону указанного дома.
Помдежа я пустил идти под самой стеной пятиэтажки, чтобы, значит, из окон его не было видно: милиционер в бронежилете, каске и с автоматом, в четыре часа ночи – это, знаете ли, как-то настораживает. А сам, затолкав короткоствольный автомат под пиджак, иду по газону метрах в двадцати в стороне, внимательно вглядываясь в окна и надеясь первым увидеть их, наших будущих оппонентов.
Дом спал, как и весь город, как и весь мир – так мне казалось из-за тишины и покоя, царивших вокруг. Ни писка, ни скрипа, ни дуновения ветерка – всё спит. Но ведь в той квартире что-то происходит? Что?
Доходим до нужного подъезда и входим вовнутрь.
Стоим, слушаем – тишина. На цыпочках поднимаемся на второй этаж. Вот она – дверь той квартиры. Слушаем – тишина. Что там? Может, нас уже услышали и приготовились? Кто знает?
Принимаю решение и шепчу на ухо свой план помдежу. Мол, я встаю в лестничном пролёте напротив двери той квартиры, но на лестничный марш выше, чтобы, пока он будет корректировать свой огонь по высоте, у меня появился хотя бы один шанс попасть первым и выжить…
- А ты, - шепчу ему, - постучи в дверь, и отойди в сторону…
Он, пунцовый от волнения, соглашается кивком. На цыпочках я поднимаюсь на свою позицию, опираюсь левым локтем на изгиб перил, прицеливаюсь в середину дверного проёма и киваю помощнику. Тот встаёт как можно дальше от страшной двери, тянет правую ногу и каблуком ботинка стучит по нижней филёнке двери…
Ждём… Ничего не происходит. Киваю помдежу, мол, давай ещё. Тот стучит сильнее… и дверь с противным скрипом начинает сама отворяться. Напрягаюсь, готовлюсь стрелять, а… никого.
Аккуратно, стараясь не цокать по ступеням, спускаюсь ко входу в квартиру, не отрываю глаз от открывшегося коридора… и тут слышу – звук шагов. Кто-то босыми ногами шлёпает к двери.
Это старик, седой, всклоченный и сильно напуганный. Он с ужасом глядит на нас, его всего трясёт. Я его спрашиваю:
- Кто ещё находится в квартире? Есть ли там кто-то ещё, кроме Вас?
Он молчит, только лупает глазами и трясёт головой.
Повторяю вопрос, так как старик, видимо, не очень понимает.
Но он вменяем и отвечает нам, что здесь никого нет.
А я подумал, что если в спину ему смотрит автомат, то он скажет то, что ему велели. И я говорю ему:
- Сделаем так, Вы открываете все двери в квартире настежь и уходите в самую дальнюю комнату. А мы войдём и посмотрим.
Он соглашается и уходит, а мы какое-то время ждём.
Наконец, шевеления в квартире затихли, и я спрашиваю в пустоту коридора:
- Всё сделал?
Отвечает оттуда – да.
Киваю помощнику, мол, заходи первым, ты же защищён бронежилетом и каской! А он вдруг становится пурпурным и даже фиолетовым!! И так отрицательно трясёт головой, что вижу – ни за что не пойдёт.
Тогда говорю ему, стараясь быть спокойным:
- Оставайся здесь и не входи…
Потому что боюсь его не меньше, чем тех, что внутри.
При таком его настрое, стоит деду громко пукнуть, как он – помдеж, начнёт палить куда и как попало. И половина того, что вылетит из его автомата, может оказаться во мне.
Кстати «о тех, что внутри»: в эти минуты я уже стал думать, что там никого и нет, и что этот старик нам не врёт. Очень уж нелогично и как-то глупо всё получалось. Хотя, кто его знает, ведь дураки поступают так, как велит им их дурацкая логика, которую никогда не угадаешь…
Надо входить! А страшно.
Слегка присев на ногах, правым боком вперёд, впрыгиваю в узкий коридор, зажимая побелевшими пальцами автомат. Вот он, гад! Первое, что вижу – это чернеющий дульный срез, нагло уставившийся мне в грудь!
В звенящей пустоте головы единственная мысль – всё!! Сейчас!!!
Я каменею, а внутри всё сжимается в комок в ожидании снопа свинца и огня из этого страшного зрачка смерти.
Я не робот и знаю, что такое страх. Но это – другое, а может какая-то его разновидность. Это ожидание прихода самой смерти. Смотрю в её бездонный глаз, и время вокруг остановилось. Стою и жду, день или два, а может – долю секунды, и вдруг чувствую, как мне ужасно хочется начать стрелять. Я даже ощущаю, как палец сам начинает тянуть курок.
Но что-то сдерживает меня. Что? Может, ангел-хранитель?
Кое-как отрываю взгляд от гипнотической Черноты, пристально глядящей на меня, через этот жуткий зрачок, и переползаю-перебираюсь почти парализованным взглядом вдоль… вдоль по стволу…
Вижу руку, и эта рука сжимает цевьё автомата. Но удивительное в том, что рука эта тоже в чём-то голубом… Это же я сам!!
Стою и держу себя на мушке, в своём красивом, голубом пиджаке.
Я – в зеркале. Зеркало на двери ванной, дверь открыта, как я и говорил старику. Но открыта она не совсем так, как хотелось мне. Полностью открыться двери мешает стиральная машина, стоящая рядом, в узком коридоре.
Я с ненавистью бью ногой в эту дверь… и она захлопывается.
А за ней, примерно в метре, стоит старик и хлопает глазами на меня! Чёрт его подери, думаю, вот старый осёл! Почему он здесь? Ведь он должен был находиться в спальне. А если бы я не удержался, и стал стрелять? Он – был бы уже труп. А я – кто тогда? Ну, ясно – сиделец. Кто бы поверил мне?
Всё! Страх, или что там было – всё израсходовано во мне. Уже ничего не боюсь! Иду по квартире с автоматом наперевес, пинаю все двери, как своих врагов… и никого не нахожу.
Спрашиваю деда:
- Кто эта женщина, что нам позвонила и вызвала нас?
Отвечает мне, мол, это одна знакомая, которая лежит по полгода в психушке, а другие полгода живёт здесь, у него…
Вот и разгадка!
Выхожу. Идём с помощником к своему уазику, а вокруг: одна за другой подъезжают милицейские машины, и оттуда выходят вооруженные люди. Их много. Они возбуждены и встревожены, они готовы к самому серьёзному продолжению ситуации – нелёгок ваш хлеб, братцы.
Я рассказываю им коротко, упуская детали: про сумасшедшую любовницу и перепуганного нами старичка, которому теперь никакая виагра не поможет. И они от моего рассказа, начинают смеяться. Хорошо им…
И мне хорошо. И жизнь продолжается…