Травма продолжение 4

    При  исполнении  служебных 
           обязанностей  в  СА      
   Посвящаю  добрым  людям  и 
     моим  боевым  товарищам.

Сестрички  хоть  и  постарались
Меня  на  место  уложить
Но  кости  так  теперь  срастались
Как  их  ОНИ  смогли  сложить:
В  ночи,  на  ощупь,  без  рентгена,
Всё   впопыхах  и  наобум,
И  без  врача.
                Ночная  смена…
Я  им  обязан,    этим – двум.
Двум  медсестричкам, 
                что  со  мною
Возились,  страх  не  одолев.
И  кто  же  знал,  что  они  скроют
Всё  от  врачей,
                себе  на  грех.
Когда  мне  ногу  просветили –
На  снимке
                всё  не  так  срослось.
И  мне  леченье  изменили,
И  всё  по  новой  началось.
Мне  ногу  заново  сломали,
Очистили  наросты  все,
И  кости  правильно  собрали
Под  фонарями  на  столе.
И  я  опять  в  бреду  наркоза,
Лежал  полуживой,  во  мгле,
Не  зная,  что  ценой  вопроса -
Перед  судьбой
                ответить – мне.
Вопрос, 
             он  вечный – вопрос  жизни:
«Жить
              или  тихо  умереть?»
Очнулся  я
                и  эти  мысли
Набатом  начали  греметь.
Наверно,  в  двадцать  лет
                сквозь  время -
Я  через  смерть
                перескочил,
И  в  этом  было 
                моё  бремя.
Что  до  сих  пор  с  собой  носил.

              *   *   *

Да,  здесь,  в  палате,
                без  сомненья,
Жизнь  протекала  через  боль.
И  всё-таки,  раз –
                в  воскресенье,
Боль  падала  к  отметке  ноль.

Палата  выглядела  чинно
Когда  погонами  мундир
Блестел  торжественно,  картинно:
В  дверях  стоял  мой  командир.
Наш  самый  главный –
                подполковник.
Мы  его  звали  меж  собой,
Конечно – Батей.
                Он  был  скромник,
Хотя  был  редкостно  большой.
Наверно,  в  предков  уродился,
С  фамилией –
                Богатырёв.
И  к  службе  в  армии  сгодился.
Авторитет  для  нас –
                сынков.
Командовал  он  нашей  частью.
И  время  для  меня  нашёл.
Пришёл  с  женой  своею –
                Настей.
Бойца  проведать  он  пришёл.
Палата  вся  притихла  как-то;
Вошёл  солидный  человек…
Прикрытый  маленьким  халатом,
Что  на  плечах  лежал  как  снег.
Ему   сестра –  свой  удружила.
Душистый,  белый,  запасной.
И  странно  это  видеть  было –
Наш  командир  стал  вдруг
                простой.

Простой,  здоровый  мужичище.
Одна  ладонь,  как  две  моих.
И,  округлив  свои  «глазищи»,
Смотрел  как  будто  за  двоих.
«Ну,  как  солдат,
                не  пал  ты  духом?
Мы  все  болеем  за  тебя.
Мне     доложили, 
                но  по  слухам,
Что  ТЫ  завёл  машину  зря.
Скажи,  не  бойся,
                так  ли  было,
Или  другой  кто  виноват?
Да,  да,  понятно,  заглушилась.
Всё  ясно,  сам  виновен,  брат.
Ну,  что  ж,  бывает.  Это  служба,
А  если  шире – это  жизнь.
Лечись  пока,  а  если  нужно,
За  жизнь  свою,  солдат,  борись.
Но  вижу,  молодец,  не  киснешь.
Вот  так  и  далее  держись.
Согласен,  правильно  ты  мыслишь.
Все  мы  хотим  подняться  ввысь.
Не  зря  полёты –
                наше  дело.
Жаль  ты  вчера  не  видел  бой.
Мы  отработали  умело
В  воздушной  схватке  той  ночной.
Ах,  даже  видел.
                Как  летали!
Да,  ассы  лётчики  у  нас.
А  мы  их  правильно  сажали.
Работаем  не  первый  раз.
Рулёшки,  привода,  подсветка –
Хозяйство  наше  велико.
Что  б  лётчик  приземлился  метко,
На  полосе  в  ночи  светло.
Твои  товарищи  старались –
Прожектористы.
                Нам  опять
За  то,
    что  мы  успешно  «дрались»,
В    бою    учебном –
                ставят  пять.
Ну,  что  ж,  лечись
                и  поправляйся.
А  мы  тебе  вот  пирожки, 
                домашние.
Ешь,  не  стесняйся.
И  витамины  принесли».
И  Батя  подавал  из  сетки, 
Как  солнце –
                жёлтые  шары.
Заморский  фрукт,
                в  ту  пору  редкий.
Да,  апельсины   принесли.
«Спасибо», -
               был  смущён  я  этим –
Вниманьем     дорогих    гостей.
Да,
         доброта  живёт  на  свете,
И  счастье  наше
                только  с  ней.

Ушёл  с  супругой  своей  Батя,
А  мне,  конечно  же,  лежать.
На  металлической  кровати,
Выздоровленье  своё  ждать.

Да,  праздники  у  нас  бывали,
Хотя  с  грустинкою  внутри.
Кто  так  болел,  как  я,
                тот  знает,
Коль  не  здоров,  лежи,  терпи.
Жизнь  за  окошком  проходила.
И  в  веренице  быстрых  дней,
Мне  радость  иногда  дарила,
Когда  я  вновь  встречал  друзей.

Им  увольнение  давали –
Свободу  на  короткий  день.
А  они  час –  другой  теряли,
Что  б  навестить  меня.
                Не  лень.
Не  лень  им  было  ехать  в  город,
В  больницу  дальнюю,  ко  мне.
Ведь  был  им  час,  конечно,  дорог.
Могли  бы  посвятить  себе.

Я  веселел  и  улыбался,
Увидев  добрые  глаза,
И  каждый  из  ребят  старался
Хоть  чем-то  рассмешить  меня.

Рассказывали  о  полётах,
О  жизни  в  роте  и  в  полку,
О  Чемесе –
                в  весёлых  нотках,
Пока  смеяться  не  начну.

И  даже  тот,  с  кем  я  ругался,
Точнее,  стычечка  была,
И  он  шутить  со  мной  старался,
Как  будто  другом  был  всегда.

Но  ждал  я  Женьку.
                Мы  дружили.
Общались,  как  два  мужика.
И   даже,  неразлучны  были.
Казалось,  будет  так  всегда.

              НЕ  ДРУГ,  А  ТАК

Он  писарем  был  в  нашей  роте
И  стенгазету  выпускал.
«Не  бей  лежачего» - в  работе.
Но  в  увольненьях  отдыхал.

Как  воскресенье –
                Женька   в  город.
Его – зазнобушка  ждала.
А  это  ведь –  серьёзный   повод,
Коль  ждёт  законная  жена.
Тем  более –
                дочь  командира.
Наш  ротный  замуж
                дочь  отдал.
В  который  раз  его  дочь –
                Иру
Не  первый  Женька  замуж  брал.
Но  он  расчётлив  был – тихоня,
Интеллигентный  солдафон.
Стал  среди  нас,
                как  «вор  в  законе».
Себе  поставил  всё  на  «Кон».
Заочно  в  институт  впихнулся.
Жена,  учёба,  пироги…
«В  гражданку»,  втихаря,  вернулся,
А  кто-то  за  него –
                служи.
Нет,  не  пришёл  он,
                не  проведал,
Для  друга
                час  свой  пожалел.
А  значит,
                другом  вовсе  не  был,
Или  дружить  он  не  умел.

Да,   далеко  от  мест  родимых,
К  постели  был  прикован  я.
Но  навещали  командиры,
И  шли  ко  мне  мои  друзья.
И  всем  я  очень  благодарен
За  проявленье  чувств  добра.
Вот –  Есаулков  Санька – парень
Простецкий,  а  ведь  спас  меня.
И  чтобы  я  пожил  на  свете,
И  чтобы  слово  мог  сказать,
Добро  творили  на  планете
Те,  кто  был  должен  воевать.
                Февраль  2011 г.


    С  САМОГО   НАЧАЛА
   
      
Республиканская  больница…
Давным-давно  я  в  ней  лежал.
Но  до  сих  пор  она  мне  снится;
Я  в  ней  от  смерти  убежал.
Йошкар-Ола – тот  город  славный, 
Что  мне  запомнился  навек.
Я  пациентом  был.
                На  равных,
Как  все,  солдат,  но  человек.
И  не  военные  хирурги
Спасли  меня  в  тот  смертный  час,
Не  наглецы  и  не  придурки,
Которых  развелось  сейчас.
Врачи  простые,  деловые
Меня  спасали,  как  могли.
И  не  крутыми,  не  хмельными,
А  были  добрыми  они.
Таких,  наверно,  нет  на  свете.
Теперь  другие  доктора,
Как  доктор  «Тырса».
                Долголетье
Пока  не  русская  черта.
И  это  я  на  бренном  теле,
На  своей  шкуре  ощутил,
Когда  лежал  больным  в  постели,
Когда  я  в  госпитале  был.

          В   КАЗАНЬ

За  мной,  на  санитарке  вёрткой,
Приехал  Обухов,  наш  врач.
И  я – солдат,  «больничный  Тёркин»,
Всех  вынужден  был  покидать.
На  костылях  дошёл  к  машине,
(Одна  нога  уже  срослась)
И  вот,  в  больном  и  жалком  «чине»,
Вдруг  ощутил,  что  началась,
Настала  жизнь  моя  иная,
Хоть  я  больной,  но  я  боец.
Судьба  моя,  наверно,  злая,
Или  я  сам  не   молодец.
Сел  в  санитарку  и  поехал,
И  не  спросил,  куда  везут.
Ну,   ради  любопытства,  смеха,
Мог  попросить  оставить  тут
До  полного  выздоровленья,
Пока  ходить  я  не  начну.
Ведь  было  правильным  леченье,
Я  верил  своему   врачу.

Был  вечер  летний,  город  томный,
Народ  уставший  отдыхал.
И  я,  стеснительный  и  скромный,
На  костылях  вошёл  в  вокзал.
Мой  капитан  посуетился –
Мне  кто-то  место  уступил.
Я  сел.  И  кто-то  обратился:
«Как  ты  увечье  получил?».
Потом,  когда  пошёл  к  вагону,
И  ждал  проводника,  как  все,
Ответил  одному,  другому,
Что  шли  с  вопросами  ко  мне.
И  видел,  люди  сожалели,
Что  получилось  так  со  мной.
И  все,  кто  говорил,  хотели,
Чтобы  меня  везли  домой.
Ну,  отслужил,  так  получилось:
Служить  я  дальше  не  могу.
Мне  даже   оказали  милость, 
С  их  помощью  в  вагон  «вхожу».
А  капитан  мне  приготовил
Скамейку  нижнюю  уже.
Сказал:  «Ложись,  тебе  не  стоит
Сидеть  на  ломаном  «торце».
Я  растянулся  на  скамейке,
Да,  хорошо,  когда  лежишь.
Хоть  жестковато  мне  на  рейках,
Но  лучше,  чем  когда  сидишь.
               
Вагон  всё  людом  наполнялся,
И  переполнился  вагон.
Мне  в  ноги  сели.  Я  поджался.
Сдержал  себя,  не  выдал  стон.
- Что  ты  лежишь, - сказали  грубо.
- Тут  дети  на  ногах  стоят!
Подвинься  побыстрее,  ну  ка,
Смотри,  улечься  норовят.
- Садитесь,  место  есть,  конечно, -
Ответил  я,  сев  у  окна.
А  Обухов,  врач  безупречный,
Вдруг,  как-то  пристыдил  меня.
- Тебе  ли  так-то  всю  дорогу
На  заднице  больной  сидеть.
Счас  рассосутся  понемногу,
Ты  ляжешь.  И  не  думай  впредь
Свою  законную  плацкарту
Здоровым  людям  отдавать.
Пойми,  твоя  судьба,  как  карта.
Умей  колоду  тасовать.
Потом  попутчикам  заметил,
Что  мне  предписано – лежать.
И  показал  в  моём  билете
Плацкарт,  как  некую  печать.
Да  я  имел  такое  право –
Лежать  в  присутствии  других,
Пусть  даже  места  не  хватало
Для  тех – скандальных,  боевых
И не  довольных  пассажиров, 
Которые  всегда,  везде
Ведут  себя  как  командиры,
Рвут  и  гребут,  но  лишь  себе.

Всю  ночь  колёсами  на  стыках
Наш  поезд  время  отмерял.
Кричал  надрывно,  грозно  шикал,
И  пассажиров  подбирал.
Все  километры,  полустанки,
Как  тормоз  были  для  него
И  вот  в  Казани,   спозаранок
Встать  было  очень  нелегко.
Но  понемногу,  хоть  и  вяло
Опустошался  наш  вагон.
Когда  свободнее  в  нём  стало
И  я  спустился  на  перрон.
Сам  костылями  упирался,
И  по  ступенькам  на  ноге,
В  которой  перелом  срастался,
Не  смело,  но  сошёл,   как  все.
Мой  капитан  прошёл  в  дежурку,
И  в  ней  совсем  недолго  был.
А  я  достал  из  сумки  булку,
Себе  кусочек  отломил.
Ах,  запах  хлеба  утром  рано, 
Когда  проснулся  аппетит.
Всё,  что  есть  в  жизни –
                того  мало,
Коли  без  хлеба  жизнь  летит.
Когда  голодный  спозаранок
И  неприкаянна  душа,
Часы  надежды  и  обмана
Сведут,  наверное,  с  ума.

Мой  капитан  принёс  кефира,
И  с  ним  вдвоём  мы  стали  есть.
Сидел  я  рядом  с  командиром,
Не  отдавая  жестом  честь.
Всё  просто  было  и  понятно,
По – человечески  легко,
Но  скоро  мне  к  врачам  обратно.
Был  госпиталь  не  далеко.
И  вот  «Уазик» - санитарка
Встал  на  стоянку  и  заглох.
Он  нам  дороже был  подарка.
О  нас  заботился  сам  Бог.
Мы  с  капитаном  сели  чинно
В  салон  машины  «боевой»,
И  в  госпиталь  дорогой  длинной
Я  груз  повёз  тяжёлый  свой.

   (Окончание  следует)