Три могилы часть I и II Сэмюэл Тейлор Колридж

часть I 

   Под тёрн цветущий в летний день,
   Когда я молод был,
   Любили мы улечься в тень
   И остудить свой пыл.

   Бывали там старик седой
   И девушка с дружком:
   «А что, могильщик, лебедой
   Всё заросло кругом?

   Не высох тёрн, а всё сильней
   Цветёт до наших дней.
   Так что ж крапива да репей
   Вокруг его корней?

   Что за могилы тут рядком,
   Три холмика земли?
   Видать, не ходит к ним никто -
   Гляди, как заросли!»

   «Тут мать жестокая. А тут –
   Бесплодная жена,
   Её подружки здесь приют,
   Да проклята она.

   Подружки жили меж собой,
   Голубки две, в ладу.
   А мать проклятья ворожбой
   Им принесла беду.

   Взять Эллен – добрая душа,
   Добрей не знал души;
   А с Мэри – так уж хороша! –
   Хоть ангела пиши.

   И Мэри Эдвард в цвете лет
   Женою просит стать;
   Краснеет девушка в ответ:
   «Спроси об этом мать.

   Своим богатством мать горда,
   А ты куда бедней;
   Коль не откажет, скажет «да»,
   То буду я твоей».

   И мать ответила, когда
   Пришёл он сватать дочь:
   «А ты красавчик хоть куда.
   Ну, что же, я не прочь!»

   Коль Мэри счастье ждёт уже,
   И Эллен расцвела:
   Пусть не по крови – по душе
   Она сестрой была.

   Что говорить! Поймёт лишь тот,
   Кто слёзы счастья лил,
   Смотря, как радость настаёт,
   Растёт сердечный пыл.

   А мать, в отличье от иных,
   До свадьбы ни на час
   Не оставляла их одних,
   С них не спускала глаз.

   Цвели и радость на двоих,
   И шапкой тёрн густой.
   И мать питалась счастьем их,
   Любовью, красотой.

часть II

Вот кольца куплены, а вот
Подходит свадьбы срок;
И мать жестокая печёт
Им свадебный пирог.

В канун венчания сидят
Мать с Эдвардом вдвоём:
«Лишь солнце встанет, дочь твоя
И я к венцу идём».

И побледнела мать, как мел:
Ей слышно — наверху
Готовит брачную постель
Невеста жениху.

Вот Мэри лёгкий шаг слыхать
У спаленки дверей;
Спокойно, молча встала мать,
Пошла навстречу ей.

Закрыла дверь спиной, а дочь
Сбегает вниз — тогда
Кричит ей мать: «А ну-ка, прочь!
Ты не войдёшь сюда!

Он мой жених, его назад
Тебе не своровать!»
И полный ненависти взгляд
На дочь метнула мать.

Застыла Мэри на бегу,
Что сталось с бедной с ней:
Бледна, как смерть, и ни гу-гу -
Бесплотный дух живей.

Она не стала ни молить,
Ни лить горючих слёз,
И почему нельзя войти
Не задала вопрос.

Но вверх по лестнице бежать
Пустилась, бросив мать.
И в спальне рухнула, дрожа,
На брачную кровать.

А к жениху вернувшись, мать
Сказала так: «Ей-ей,
Куда уж этой девке стать
Любовницей твоей.

Она дитя моё — ну да,
И горше муки нет;
Я проклинаю час, когда
Она пришла на свет.

Ведь в ней ни капельки добра,
Что ни возьми — порок,
Горда, завистлива, хитра,
Да вот умок — дымок.

Пойди с ней в церковь — что потом
Известно наперёд:
И опозорит мужний дом
И сердце разобьёт.

Уж сколько лет грехи её
Терплю — о них молчок.
Она ж дитя моё, и я
Прижала язычок.

Из-за неё я столько лет
Молиться не могла,
Моей душе спасенья нет,
Так ноша тяжела.

А уж мотовка - в пять минут
Последний спустит грош;
И хоть повесь её за блуд,
Блудницу не проймёшь!»

И мёдом в уши жениха
Слова её текли:
«За поцелуй твой мне не жаль
Ни дома, ни земли.

А коль возьмёшь меня женой,
Да повенчают нас,
Всего, что есть, наследник мой
Ты станешь в тот же час.»

Поднялся Эдвард тут, смеясь
Так, что затрясся дом:
«Ты, мать, иль крепко набралась,
Иль двинулась умом!»

Та, на колени встав, рекла,
Предолгий сделав вдох -
Так, что звонарь в колокола
Ударить трижды мог:

«Ты, что мне дочь, и что сполна
Носила в чреве я,
Пусть будет проклята до дна,
До капли кровь твоя.

Будь проклят первый раз, когда
Тебе дала я грудь,
Твоя еда, твоя вода
И крест могильный будь!»

А Мэри сверху слышит мать,
Как будто в сне больном;
И не дрожит под ней кровать,
А ходит ходуном.

Оставил Эдвард в гневе зал,
В дверях глядит на мать -
Та завела наверх глаза,
Не думая вставать.

Взбегает в спальню Мэри он:
«Мой милый друг, уйдём,
Скорей, скорей отсюда вон,
Ведь это страшный дом.

Да пса последнего ни в жизнь
Я б не оставил тут!»
Он поднял девушку и вниз
Вдвоём они идут.

Вот Мэри, белую, как снег,
Ведёт он через зал;
А та как будто не в себе,
Ей разум отказал.

Там, на коленях, мать её,
Вверх вперив дикий взгляд,
Стоит и жадным сердцем пьёт
Проклятий страшных яд.

Но чуть на лестнице шаги
Заслышала - страшна,
Отца Небесного забыв,
Встаёт с колен она.

Она встаёт — служанка раз
Божилась мне потом,
Что от испуга в этот час
Чуть не покрылась льдом.

Стремится Эдвард за собой
Невесту увести,
Но мать с ухмылкою кривой
Встаёт на их пути:

«Куда? Куда? А получить
Родительский наказ?
Я новобрачных, так и быть,
Благословлю сейчас:

Пусть будет жить в любви семья,
Как камень и зола;
Не дай Господь, чтоб тень моя
В кровать к вам заползла:

Вам ночь минуты не длинней,
Вам в радость свет дневной;
Чего вам думать обо мне,
О старой и больной?

Что мать-старуха вам двоим,
Чем может помешать?
Проклятье — воздух, ветер, дым,
Не пошатнёт кровать!»

Они ушли. Седых волос
Окутавшись волной,
Мать пеной изошла, как пёс
В июньский тяжкий зной.

***

The Three Graves

part I

Beneath this thorn
When I was young,
This thorn that blooms so sweet,
We loved to stretch our lazy limbs
In summer's noon-tide heat.

And hither too the old man came,
The maiden and her feer,
'Then tell me, Sexton, tell me why
The toad has harbour here.

'The Thorn is neither dry nor dead,
But still it blossoms sweet;
Then tell me why all round its roots
The dock and nettle meet.

'Why here the hemlock, & ...

'Why these three graves all side by side,
Beneath the flow'ry thorn,
Stretch out so green and dark a length,
By any foot unworn.'

There, there a ruthless mother lies
Beneath the flowery thorn;
And there a barren wife is laid,
And there a maid forlorn.

The barren wife and maid forlorn
Did love each other dear;
The ruthless mother wrought the woe,
And cost them many a tear.

Fair Ellen was of serious mind,
Her temper mild and even,
And Mary, graceful as the fir
That points the spire to heaven.

Young Edward he to Mary said,
'I would you were my bride,'
And she was scarlet as he spoke,
And turned her face to hide.

'You know my mother she is rich,
And you have little gear;
And go and if she say not Nay,
Then I will be your fere.'

Young Edward to the mother went.
 To him the mother said:
'In truth you are a comely man;
You shall my daughter wed.'

In Mary's joy fair Eleanor
Did bear a sister's part;
For why, though not akin in blood,
They sisters were in heart.

Small need to tell to any man
That ever shed a tear
What passed within the lover's heart
The happy day so near.

The mother, more than mothers use,
Rejoiced when they were by;
 And all the 'course of wooing' passed
Beneath the mother's eye.

part II

And now the wedding day was fix’d,
The wedding-ring was bought;
The wedding-cake with her own hand
The ruthless mother brought.

‘And when to-morrow’s sun shines forth
The maid shall be a bride’;
Thus Edward to the mother spake
While she sate by his side.

Alone they sate within the bower:
The mother’s colour fled,
For Mary’s foot was heard above ;
She decked the bridal bed.

And when her foot was on the stairs
To meet her at the door,
With steady step the mother rose,
And silent left the bower.

She stood, her back against the door,
And when her child drew near
‘Away! away!’ the mother cried,
‘Ye shall not enter here.

‘Would ye come here, ye maiden vile,
And rob me of my mate?’
And on her child the mother scowled
A deadly leer of hate.

Fast rooted to the spot, you guess,
The wretched maiden stood,
As pale as any ghost of night
That wanteth flesh and blood.

She did not groan, she did not fall,
She did not shed a tear,
Nor did she cry, ‘Oh! mother, why
May I not enter here?’

But wildly up the stairs she ran,
As if her sense was fled,
And then her trembling limbs she threw
Upon the bridal bed.

The mother she to Edward went
Where he sate in the bower,
And said, ‘That woman is not fit
To be your paramour.

‘She is my child it makes my heart
With grief and trouble swell;
I rue the hour that gave her birth,
For never worse befel.

‘For she is fierce and she is proud,
And of an envious mind;
A wily hypocrite she is,
And giddy as the wind.

‘And if you go to church with her,
You’ll rue the bitter smart;
For she will wrong your marriage-bed,
And she will break your heart.

‘Oh God, to think that I have shared
Her deadly sin so long;
She is my child, and therefore I
As mother held my tongue

‘She is my child, I’ve risked for her
My living soul’s estate:
I cannot say my daily prayers,
The burthen is so great.

‘And she would scatter gold about
Until her back was bare;
And should you swing for lust of hers
In truth she’d little care.’

Then in a softer tone she said,
And took him by the hand:
‘Sweet Edward, for one kiss of your’s
I’d give my house and land.

‘And if you’ll go to church with me,
And take me for your bride,
I’ll make you heir of all I have
Nothing shall be denied.’

Then Edward started from his seat,
And he laughed loud and long
‘In truth, good mother, you are mad,
Or drunk with liquor strong.’

To him no word the mother said,
But on her knees she fell,
And fetched her breath while thrice your hand
Might toll the passing-bell.

‘Thou daughter now above my head,
Whom in my womb I bore,
May every drop of thy heart’s blood
Be curst for ever more.

‘And curs;d be the hour when first
I heard thee wawl and cry;
And in the Church-yard curs;d be
The grave where thou shalt lie!’

And Mary on the bridal-bed
Her mother’s curse had heard;
And while the cruel mother spake
The bed beneath her stirred.

In wrath young Edward left the hall,
And turning round he sees
The mother looking up to God
And still upon her knees.

Young Edward he to Mary went
When on the bed she lay:
‘Sweet love, this is a wicked house
Sweet love, we must away.’

He raised her from the bridal-bed,
All pale and wan with fear;
‘No Dog,’ quoth he, ‘if he were mine,
No Dogwould kennel here.’

He led her from the bridal-bed;
He led her from the stairs.
[Had sense been hers she had not dar’d
To venture on her prayers.]

The mother still was in the bower,
And with a greedy heart
She drank perdition on her knees,
Which never may depart.

But when their steps were heard below
On God she did not call;
She did forget the God of Heaven,
For they were in the hall.

She started up the servant maid
Did see her when she rose;
And she has oft declared to me
The blood within her froze.

As Edward led his bride away
And hurried to the door,
The ruthless mother springing forth
Stopped midway on the floor.

What did she mean? What did she mean?
For with a smile she cried:
‘Unblest ye shall not pass my door,
The bride-groom and his bride.

‘Be blithe as lambs in April are,
As flies when fruits are red;
May God forbid that thought of me
Should haunt your marriage-bed.

‘And let the night be given to bliss,
The day be given to glee:
I am a woman weak and old,
Why turn a thought on me?

‘What can an ag;d mother do,
And what have ye to dread?
A curse is wind, it hath no shape
To haunt your marriage-bed.’

When they were gone and out of sight
She rent her hoary hair,
And foamed like any Dog of June
When sultry sun-beams glare.

S.T. Coleridge