Летучие рыбы

Мы краем шли к раю.
Корочки снега хрустели,
и под ногами корчились
трупы грешников.
Мы взяли свирели,
а с ними и молитвослов -
прародителя всех решебников
от чужих и своих грехов.

Сквозь высокие стволы ели
мы брели по мели -
сюда ведь хлынули воды,
а солнца свет озарял наш путь,
пробиваясь через листвы своды.
Мы - не Жаки Брели,
но тоже просили не оставлять нас любовь -
и не давать нам свернуть.
И с теми словами мерно
и с верой
подымались и опускалась тихо грудь.

Свет конца света
тем летом
давал нам надежду попасть в рай.
Птицы распевали нам дорогу,
а жители деревень благословляли нас
и выносили отведать каравай.
Мы заходили к ним в гости
и за порогом
у них мы нюхали веселящий газ,
затем играли в кости
и как-то раз
мы чуть не проиграли свою безгрешность.
Но нас поняли
и отпустили в вечность,
дав в дорогу тарантас.

А там наступала и весна.
По весне
мы трудились, как и все -
Бог дал день.
Тех, кто умер в труде -
благословляли -
на миру и смерть красна.
Дьявольской же блесне
не доверяли.
Но когда наступала лень,
сами же к ней приплывали
и не отличали смерть от сна.

Однажды свернули в город
и там, когда вода вслед за нами приплыла,
мы, летучие рыбы, нырнули в неё,
спасаясь от дна.
Нас, человеков, ловили сетями
и даже серп и молот
пустили в оборот.
Так нашей жизни водоворот
крутила юла,
и мы крутились в ней сами.

К этим гущам жизни райском
плыли мы по Первомайской,
а это значит, что скоро Волга,
где вода и живая, и гнилая,
но мы, рыбы,
будем за пазухой у Бога.
Мы бы
поплавали бы
ещё бы,
но стих и жизнь диктуют иное:
в своде правил не прописано свободомыслие рыб.
Вообще, мысли - только воля к жизни
и, может быть, к власти.
Всё это такое родное,
нам привычное и не нам избавляться от этих глыб -
мы, рыбы, как люди, а, значит, крысы -
нам только пискни,
мы поддадимся страсти.

Но для того и есть вода
живая и гнилая,
чтобы, пробуждаясь в смерти, рождались.