Миллениум. Очень грустный юмор

               

     Двухтысячный год.  Миллениум.  Сколько ужаса обещали на этот год. Но у каждого он свой. Моя единственная, бесконечно любимая дочь, забрав внука, уезжала жить в Германию.
     Поезда, самолёты, переезды, перелёты, все эти мытарства слились в единую жуть проводов. Внук-индиго, знавший в три года  «Тараканище»
и «Федорино горе», счет до десяти и буквы алфавита, и дочь- мой прелестный гений, за что бы она ни бралась, у неё получалось всё, покидали меня…  Больше двадцати лет вместе, рядом и…  в чужой город, чужую страну…
     У  огромной   сумки оторвалась ручка. Я одной рукой тащил её, а на другой руке сидел мой миленький внук-гирька, весивший ровно пуд. Сердце заныло у входа в пограничную зону и лихорадочно заколотилось.
Неподъёмная сумка тянула якорем.
    - Мамочка, это ваш ребёнок.
    - Да. Внук вцепился в меня, не отпуская, как клещ. Он замёрз пока мы добирались и я согревал его собой.
     - Деда, он сдавил мою шею изо всех сил, я тебя сильно-сильно люблю!
     -Мамаша, – это чей ребёнок?
     -Мой. Пограничник с дочерью попытались оторвать малыша от меня.
     - Внучек, тебе надо с мамой в красивый самолётик.
     - Нет, я с тобой.
     - Мамочка, да это ваш ли ребёнок?
     - Мой, конечно.
      -Где твоя мама?
      - Вот.
      - А это?
      - Дедушка.
      - Ну давай отпустим дедушку и пойдём к маме.
Мука, бесконечная мука… Я оторвал малыша от себя и передал дочери.
Пограничник захлопнул дверь. Я не мог ехать домой, не увидев самолёт.
        Шереметьево. Оно  расположено подковой, так, чтобы никто не смог увидеть вблизи взлёт. Уборщица и сержант милиции провезли меня любезно на служебном лифте в Кафе, из которого, как на ладони был виден аэродром. Я попросил майора таможенника, только что приступившего к трапезе,  показать самолёт на Гамбург. Холёный майорчик, с холёными ручками, резко ответил, что хочет спокойно поесть. Вдруг . мгновенно передо мной вырос гражданин известной профессии. – Что вы хотели узнать? Ах мой язык… - Шестнадцать килограммов золота отправляю в Гамбург. Он побледнел, покраснел, позеленел,-  вот это удача. Это орден, звание, должность.  Шестнадцать кг золота, минуя органы,  а таможенник не хочет общаться…    Но мои нервы сдали раньше.
         -Внук, внук улетает в Германию на постоянное и единственная дочь... и слёзы полились из глаз. Уважаю людей этой профессии. Он моментально собрался, сконцентрировался и указал на самолёт, взмывающий в небо. Разрезая облака, ослепленный огненным шаром солнца, сине-голубой лайнер набирал высоту.
         Всё! Когда теперь увижу их, да и кто меня туда пустит? Крохотная планета Земля и все отгородились границами. Горький ком в глотке не проходил и я подошел к бармену и заказал стакан водки. Бармен непонимающе смотрел на меня. - Водки стакан. Я залпом выпил и протянул бармену пустой.  –Ещё стакан. Он странно смотрел на меня и не наливал. – Ещё, ещё стакан, не по-русски говорю? Бармен дрожащей рукой наполнил стакан  до краев.  Я выпил, рассчитался и побрёл к выходу. В юности, нас, молодых Российских моряков, угощали стаканами водки во всех портах Мира. Им было шоу, а нам холявная выпивка…
        Я сел в поезд и проспал почти до самого дома. Неделю или больше я почти не ел и не пил, а молча смотрел в потолок… Подсознанием я понимал,- так  нельзя, но… Для нового Водительского удостоверения
нужна была новая медсправка. «Встать. Одеться и идти в поликлинику. Это Приказ»,- сказал я себе. Но душа не прекращала ныть, скулить и плакать. Это было не сердце, ибо оно болело переходящей болью, то слева, то справа, то загрудинной болью.  Нет это по особому скорбела душа. Я вспомнил одинокого пса.
         Однажды осенью, после дождя повалил хлопьями снег, а к вечеру ударил мороз. Одинокая дворняга жалась к подвальной решетке, от которой шел теплый воздух. Прохожие пинали её или, пролетали не замечая, ёжась от холода. « Что замёрзла, бедняга?»,- спросил я и отворил дверь в подъезд. Собака мгновенно проскользнула внутрь. Я постелил ей теплый коврик и протянул недоеденный бутерброд.  Пёс проглотил его и посмотрел на меня. Глаза- зеркало души: боль, тоска, страх и осторожное, щемящее душу чувство благодарности.
       -Прости, брат, больше нет ничего, придётся идти домой за добавкой.
Собака смотрела на меня благодарно-понимающими глазами, из которых катились слёзы…  Казалось, это плакала её  собачья Душа…
         Вперёд! Приказал я себе и вошел к доктору. Не обращая на меня никакого внимания, медики что то писали, переговариваясь и отвернувшись от меня. Так продолжалось какое-то время.
        «На что жалуетесь?»,- спросил не поворачиваясь, врач.
        - Эх, язык мой!.. Я душевно больной!..
Медики мгновенно, в страхе и ужасе обернулись, с дикой настороженностью, смотря на прилично одетого, средних лет гражданина.
        - У меня душа... Душа болит…