***

Свет изогнут пружиной, продавленный,-
Раскладное кресло соседское.
Эта музыка цвета плавленной
Пасторали, звучащей из детской.
И в запястьях Донны Велаты
Звуки держатся тонким браслетом.
Бесконечная эта кантата,
И такое прекрасное наше лето.
Виноградными гроздьями слёзы Шанталь
Разделяют Неаполь и Рим.
И подумать только, ни капли не жаль
Для тебя, Сеньорита Прим.
Здесь всегда так: тепло в кредит,
Сколько стоит любовь и уход в наём.
Здесь всегда только ей из колонок Эдит,
Сообщая пространству другой объём.
И когда будет снова "The man I love"
В исполнении Эллы из прошлого,
Я скажу равнодушно:"Создатель, ты прав,-
Вообще ничего хорошего".
Коротка, как минорная гамма,
Обязательна, как появление.
Тяжело дышать "всё в порядке, мама;
Спасибо за утешение".
Тесно в студии новостей,
И тревожно, как перед отплытием.
Развели по углам, как детей,
Ослеплённые этим событием.
При дворе нас, как прежде, освободят,
Разместят по отдельным каютам.
Правда в том, чего люди не говорят,
А ещё иногда и врут им.
Донна Велата, рыцарь в доспехах
Из какой-то другой эпохи.
Между нами опять помехи,-
Впрочем, знаешь, не всё так плохо.
Город старят площадь, мосты и собор,-
Близко финишная прямая.
Как же много лет прошло с тех пор,-
Удивляюсь, смеюсь и рыдаю.
И страницы летят карнавалом,
Улыбается Донна Велата.
Эта музыка под покрывалом
Говорит "это ты виновата".
Всё смогла, значит, выжила,
Я скучаю и помню, зачем живу.
Имена их на коже выжжены,
Удивляюсь, смеюсь и реву.
В однокомнатном мире не делят февраль,
И апрель заколочен крест-накрест.
И в глазах тонет море Сеньориты Шанталь,
And I see her from the darkness.