Воют вьюги

Воют, бродят  вьюги  по стране.
Не уймутся!
Так вцепились цепко.
Если б столько золота в казне,
сколько серебра на ветках!
Русь! Россия! – это не слова! –
сердцу – свыше кто-то –
говорит нам:
В них надежда, солнце, синева,
вера и высокая молитва.
 Но, увы!  Сейчас уже не так,
что-то стёрлось в них,
 сошло, пропало…
Скорый поезд, словно товарняк,
подползает к Курскому вокзалу.
Гаркает носильщик: – Берегись! –
на толпу
сквозь крики, вопли, стоны.
Возле урны, где бычки и слизь,
рослые парняги из ОМОНа.
Улицы столицы в неглиже –
слякоть, грязь.
Сипит охрипший голос.
В новый храм – желудку,
не душе! –
ломятся паломники в «Макдональдс».
Ах, Москва,  пришёл и твой черёд
бед хлебнуть.
И никуда не деть их.
Девяносто третий смутный год
дьявольского нашего столетья.
Что любить здесь?
А поди ж, люблю!
Непонятной болью. Мукой зыбкой.
И снежок, мне брошенный, ловлю,
и смотрю на пацанов с улыбкой.
Русь, Россия, твой морозный пар
мне в лицо летит,
хмельной и колкий.
Рождество Христово, словно шар
золотой
на новогодней ёлке.
Благовест над миром и окрест
всех церквей Москвы.
Он  долго плавал.
Если вера есть, то значит есть
шансы к возрожденью новой славы.
Но опять всё стихло.
Гас рассвет.
В жизни ничего не взять задаром.
Я мотался сдуру по Москве,
словно по турецкому базару.
Всё ларьки, прилавки, торгаши,
«сникерсы», «банкиры», «форды», «татры»,
но театры всё же  - для души,
и не рвут последнее – театры.
Но надолго ль?
Рынок – это волк!
Бедные, не можем без кумира!
Калькуляторов поспешный щёлк
заглушает музыку эфира.
Только эхо я ловлю строкой
той музыки
да  обрывки жизни.
Долго вьюги воют над страной,
словно отпевальщицы на тризне.
Это как же вышло, что в природе
вдруг надлом почувствовали мы?
Нищие в подземном переходе
и в метро – вот признаки зимы.
Ну а рядом, в белых «мерседесах»,
С визгами сирен, по всей земле,
мчатся разгулявшиеся бесы
с шабаша на шабаш
в мутной мгле.
Снова снег свивается в мотки,
снова мчится по больному свету.
Оттепели что-то коротки,
как в политике…
К чему бы это?
Эх, вожди, гулёна ваша мать!
Вас к какому берегу прибило!
На рубли купоны поменять,
на часы – трусы, на шило – мыло…
Доллара зелёный крокодил
проглотил всё.
Ваша карта бита!
Сколько израсходовано сил
и талантов – всуе! – позабыто.
Нам бы вас по кочкам разнести.
Да отвыкли.
Лишь шипим, как крабы.
На Москве всегда ворьё в чести –
если наивысшего масштаба.
Поезда –
всё медленней ползут,
проводницы – всё грубей, небрежней.
Сын с невесткой – надо же! –
живут,
как монголы,
в ближнем зарубежье.
Нет святынь нигде.
И на бегу
вдруг охватит грудь
тоскою лютой.
Лишь любовью я платить могу –
самою устойчивой валютой.
Всё же, как без брани и хулы,
коль в купе,
в ночи,
с нахрапом бодрым
то кацапы лезут,
то хохлы
со своим таможенным досмотром.
И бурчу им вслед я в полусне:
«Дорвались?» - да голос слишком тихий.
Воют, бродят вьюги по стране,
где и так полно неразберихи.