***

жил на свете рыцарь бедный
                А.С. Пушкин
 
                ***
   Махмуд Хуан оглы фон Шниперсон,
фартовый ферт невнятного замеса,
катала и кутила, и повеса
в ночь с четверга увидел странный сон,
как будто с корабля попал на бал –
старинный зал, по стенам канделябры
(увесистые… вряд ли Фаберже)…
не то венецианский карнавал…
какие-то сатиры, нимфы, мавры…
и музыка… Сен-Санс… le danse macabre…
и Пиковая Дама в неглиже…

   явленье непостижное уму…
и с той поры прекрасное виденье
настолько в память врезалось ему,
что он забросил все ночные бдения
за карточным столом.
                и ни во что –
ни в преферанс, ни в терц, ни в храп, ни в секу,
ни в лентюрлю, ни в покер, ни в пинокль -
он больше не играл – ни даже в штосс…
как будто подменили человека…
любовь сразила бедного чучмека -
достойный синема пердимонокль.

   вчера непревзойденный потаскун -
востребован, любим (порой задаром) -
отказывал таким шикарным шмарам,
таких козлов седлавшим на скаку…
не всякий муж сумел бы устоять,
стреноженный моралью и бюджетом.
Оглы сумел, греховной плоти зуд
(кто не в курсах, тем не дано понять)
удачно сублимировав в сонеты
(«итак, она звалась Антуанеттой…»,
«приди, мой друг, пади ко мне на грудь…»)

   увы, Махмуду мало помогла
Поэзии эпическая сила,
и критика его не приняла,
и Муза дурака не воскресила…
тут новый сон: кругом все степь да степь,
его влекут беспечные хариты,
шумит ковыль, за кадром хор сирен,
немых могил сторожевая цепь,
дорожный указатель на иврите:
- а не пошли бы Вы… куда хотите,
и тут, и там – одна и та же хрень.

   он и пошел, приняв на посошок
и ход ноги отвально-стременную,
у валуна оставив свой мешок,
тихонько напевая – аллилуйя…

 и где-то там, за тридевять земель,
за тыщи верст от отчего дувала -
покой и волю, счастье и трындец –
нашел он таки все, что не имел,
что блазнило, да в руки не давалось…

и Дама Бубен так и не узнала,
какой у Шниперсона был конец.