Разговор с братом

Он говорил об одиночестве тотальном и необъятном.
Естественном, как небо над головой.
Нечто, что глупо и невозможно отрицать, как законченную и совершенную математическую аксиому.
Он говорил об одиночестве в ту пору, когда его сверстники были ещё неспособны задумываться о том, что происходит вокруг, и уж тем более – не о смысле своего существования и значении своего удела в масштабах бытия. Ему было 16-ть лет, а мне было трудно следить за его мыслью и её оттенками. То, что было для него врождённым даром, для меня казалось недосягаемо сложно…
Он говорил о том, что одиночество – есть самое продуктивное и самое рациональное состояние
разума и сознания.
В том смысле, что не оставляет человеку излишних надежд и упований…
В его словах можно было проследить всё что угодно, но в них не было «логики» самообмана и невинного доверия провидению. В этом было что-то пророческое…
Но надо понимать, что речь не идёт об одиночестве перед людьми, но – об одиночестве перед Вечностью. И нет одиночества более сладкого, глубокого и нежного, чем одиночество перед Вечностью. Я смотрел в глаза своему брату и не видел в них той душной пустыни: это были глаза, которые не страшатся погаснуть.
«Но тебе дана Вечность, и этим всё искупается: любая утрата, любая превратность жизни.
И одиночество твоё не прейдёт, пока не прейдёт сама Вечность…»
Может, через такоё одиночество и достигается  Единение с вселенной.