Сахалин. Гл. 1

 В четырнадцать моих маман решила
 Отправиться на остров Сахалин.
 Не знаю, что там было в роли шила,
 Которым колют наших ниже спин, -

 Вербовка ли, партийная ли воля,
 Нужда ли, материнская ли доля, -
 Пойди узнай, когда давно сгорело
 Её лейкозом сгубленное тело
 В одном из крематориев столицы
 За тридевять земель от сыновей...
 Ну, словом, мне пришлось переселиться
 На целый годик к тетушке своей,
 А брат Володька как попал в больницу,
 Так и остался мыкать горе в ней.

 И мыкал он его, в корсете лёжа,
 В корсете жестком - от туберкулёза,
 С гниющим позвоночником, на годы
 Лишился он мальчишеской свободы.
 А я - в деревне, мать - на Сахалине
 И в письмах лишь справляется о сыне.
 А сыну - пять, и детские ручонки
 Прозрачны и тонки, как перепонки.

 ... Прости, читатель, но опять я плачу -
 Здоровый, словно племенной бугай.         
 Переживу любую неудачу,
 Хоть ранней смертью мир меня пугай -
 Готов на всё, но вот в разлуке с братом
 Себе  я часто вижусь виноватым...
 Я двигался, смеялся, липнул к Лодьке.
 Не думая, не помня о Володьке.

 А вдруг Бог есть, и что скажу ему я,
 Когда он спросит скорбно у меня...
 Да, скорбно, и совсем не негодуя:
 "Поэт, где брат твой, первая родня?"

 Скажу ему: " В детдоме на Алтае
 Живет мой брат четырнадцати лет.
 ОН у меня - "кровиночка родная",
 Роднее никого на свете нет,
 И носит он, по-прежнему страдая,
 Хоть облегченный, но тугой корсет...
 И на Тебя, Всевышний, уповаю,
 Что в муках этих выдастся просвет!"

 ... Но, видимо, я не имею права
 На милость Провиденья уповать:
 Пожалуй, богохульною забавой
 Признают ТАМ всё, что вношу в тетрадь...

Но даже если это всё от Беса,
То наши с ним едины интересы:
К небесному мы все обычно глухи,
Поэтому продолжу в том же духе...

Итак, опять я оказался с Лоди.
Учился в сельской школе целый год.
Вот здесь бы развернуться «на свободе».
Но Бог свободы вечно не даёт.

Вновь вместе спали. Дядя нам полати
Для этой цели у печи воздвиг.
Никто в пределы этой благодати
За весь тот срок ни разу не проник.

Я упирался, благо было шило
Уже упруго. Некую длину
Имело. И она благоволила,
Особенно в последнюю весну.

Всё позволялось. О последнем шаге
Я каждый день мечтал. И всё не мог
Набраться, наконец, такой отваги –
Переступить податливый порог.

В конце концов презренья удостоен
За эту трусость ею был не раз.
Я понимал её, аника-воин,
Но и боялся: крикнет... Этот класс

Не завершил мое образованье.
К тому ж меня терзал нередко стыд:
Вдруг в нашей школе некое  созданье
Узнает, с кем отличник этот спит!

Днём трепетал. А ночью снова то же –
Разведка недр, голодная тоска.
С  рассветом летним покидал я ложе,
Боясь соседей,  девственным пока….

Прособирался! Так и дело стало:
Уехал летом тем на Сахалин…
Забылась Лоди. Море обласкало
И развлекло мой полубратский сплин.