1 2 венка слитых сонетов

Сижу опять один над этажами,
И магистраль пустеет без погони,
Она как линия на розовой ладони,
Которая прорезана ножами.

Фонарный свет, бульвары и балконы,
Аллеи с оскудевшими ветвями,
Становятся небесными конями,
Подковами рождая перезвоны.

Скуднеет многолюдием мой город,
Хотя не мой, аренды он на счёте,
Но ты не вещь гражданских договоров,

И снова наковальня бьётся в молот,
Агонией убийственных раздоров.
И крепнет шёлк в японском переплёте,

А если по кроям всё размохрится,
Не ты ли соберёшь меня по крохам?
Но душу поглотишь случайным вздохом,
И значит это ты моя темница.

А ты всегда синонимом уюта
Была не для кого, но для меня же;
И пусть тогда другие ищут в саже
Желанно ядовитые цикуты.

Весною прожижает древесину,
Плакучей и воспрянутой берёзы,
Удар, с коры льёт мутной желтизною,

И мать прильнет главой к родному сыну,
Но ты же не останешься со мною…
Из пальцев отторгаются занозы,

Как дольки белоснежные ромашки,
И венчик остается обеднелым,
Не розовым, немного не доспелым,
Ты персиком блуждаешь же по чашке.

Язык ещё не чувствует нектара,
Но змей меня толкает соблазненьем,
Отдаться столь влекомым наслажденьем,
И стать лицом блудливого пожара.

Сребреников же тридцать будет мала,
За сорок очень жирно продаваться,
Идти ли на торговые уступки?

Зачем меня ты та околдовала,
И некуда теперь бежать спасаться.
Трагедия построена на шутке,

Звучанье арфы, Рим на копать падок,
Под маскою величия ребёнок,
Что видящий чуть дальше распашонок,
И ливень молока – во рту осадок.

Корми меня но не подобной пищей, -
Симметрией губной каймы помадной,
Окружность обречённости прохладной,
В которой абсолютно каждый нищий.

Но я с тобой, богатство не подсчётно,
Вселенная – разбитая копилка –
В твоей одной уместится ресничке,

Ораторство юродствует икотно,
На паузе мышления развилка.
И вата в йоде на горящей спичке,

Не сделает решетку темноцвета,
А ты лазурь блистанья и торнадо,
Слепи, слепи, пожалуйста не надо
Минировать дорогу пред ответом.

В котором всё помешено как в тесте,
В котором всё тягучее так липко,
Не ты моя последняя ошибка,
Которая не движется на месте.

Давай с тобою станем изваяньем,
Последний штрих твоей рукой художник,
Гармония живого в оживевшем,

Кадильня, свечи запах, отпеванье,
На сердце моём мёртвый подорожник.
И остров рясой осени одевшим

Своё лицо, спасается галопам
Недвижно по волнам от изверженья
Подводного вулкана, и прочтенье
Не схоже это с баснями Эзопа.

Конечно же, я мытарь и кутила,
Но пьянство меня делает правдивым,
Ни самым умным, как и не красивым,
Которого ты так не полюбила.

Но мёдом твоих губ я упивался,
Стремление как должно окупалось,
И ты со мной так жарко целовалась…

Ослепленный, я жить не мог, любить
Судьбою не двоим предназначалось.
Писать тебе – не мусор выносить,

Познание не властно устремленью,
И гибель от стремительного сжатья,
Оранжевое солнце, и объятья
Его же с неопознанною тенью.

У клёна больше листьев пятипалых,
Чем в поле одуванчиков зимою,
И бродит смерть с распущенной косою,
На стёртых каблуках, ногах усталых.

Но если эта девка существует,
Она жива – весьма парадоксально,
Но жизнь живей, над нею торжествует,

И что – то выше звёзд же есть, конечно,
Которые мерцают так астрально
Но это ли постигнуть человечно?