Венок слитых сонетов

Пора начать движенье от начала,
Оно дойдёт до станции конечной,
На бархат ложа, всей любви сердечной,
Певучей лирикой вдруг нота зазвучала.

Но этой скрипкой всей таски унылой,
Играть уже недолго остаётся,
Твой силуэт в ночи гнездами вьётся,
И умиляет восхитительною силой.

И эта даль как выжатая мякоть,
Уже в зените льёт лучистым соком,
Я так люблю, что хочется заплакать,

И солью слёз змеиным ходом русло
Разбило угнетающим потоком.
А всей душе так весело и грустно,

И не понять, что хочется мне ныне,
Ожёг страстей и лёд печали томный,
Танцуют танец хауса, синхронный
Извечный шаг направлен вновь к святыне.

Её алтарь за рощей светозарной,
И эти кроны – блик зеленогрива,
Моя святыня радостно, счастливо,
Осознает, что день настал прекрасный.

К её ногам три розы и алмазы,
И поцелуй как звёздный отпечаток,
Уже летит голубкою без фразы,

Держа письмо – когтями – извиненья,
За весь мой человечный недостаток.
Мытарства и блаженства столкновенья,

Рождают замешательства разливы,
И парусник дырявый путешествий,
Не ждёт сегодня ангельских сошествий,
И радуги плетёной переливы.

Всегда я был доволен только малым,
На многое надеяться нет мочи,
И гейзеры любви рокочут к ночи,
Под сводом восхищения не талым.

Спадающей, желтеющей ни хватит
Листвы для укрывания лачуги,
Где сон успокоением заплатит,

И смерчем понесёт меня далече,
В объятья самой ласковой подруги.
Всегда есть у волнения предтечи,

Допустим воздыхание, и коли
Явленье дрожи – рана ножевая,
Что лезвием ветров не отрывая,
Лелеет естество моё без боли.

Заполнен час последнею минутой,
И две стрелы сливаясь вертикально,
Прошли ритмичным тактом машинально,
Последней круг свечою не задутой.

На что нам эта скачка циферблата,
И жёсткость обрамления браслета?
Безвременные страсти от заката,

Тиранят все, что чувствовать умеет,
До самого забвенного рассвета.
Костёр уже без угольный дотлеет,

И ты камне придёшь из неоткуда,
Последней соловьиной песней мая,
Остаточный покой мой отнимая,
Магическим источником из чуда.

Тебе беспрекословно эту дверь я,
Открою к тем озёрам вожделенья,
На гладь, которых ливнями знаменья,
Летят огнями ангельские перья.

Тобою движет, словно два созданья,
Русалка и загадочная фея,
Над бездной мирового завыванья,

Борьба меж этих обликов настала,
Борьба за право – быть всего нежнее.
Зубная боль мне нервы воспаляла,

Но вкрадчивой рукой её лечила,
На пальцах паутинная узорность,
Бунтарность на смиренную покорность,
Твоя мою касаньем изменила.

Змея весы лозою обвивает –
Символика леченья и больницы;
И нервы – неприкаянные птицы,
Полёт к теплу всей стаей ожидают.

Но я сосудом верь, не опустею,
Меня ты своей прелестью заполнишь,
Такую предварительно затею,

Задумал после первого знакомства,
Которую, конечно же, ты помнишь.
Лицом к лицу добро и вероломство,

Глаза в глаза – не что неразличимо,
Но тянутся два качества магнитом;
Гвоздики расползаются по плитам,
Могильными тенями недвижимо.

Страшить меня подобной постановкой,
Как жемчугом хвалится пред свиньёю,
Ты явно же бесхитростной уловкой,
Сетями овладела, что со мною.

Пустынь не окропить весенней течью,
И сушь песков извечно торжествует;
Мы сорок тысяч лет владеем речью,

Но то, что было сказано – ничтожно,
Ведь главных слов ещё не существует.
Не верю: невозможное – возможно,

И все венцы терновые надежды,
Не уж то ли сметутся ураганом?
Лагуны у окраин океана –
Зеркальность голубеющей одежды.

Напомнили  очей твоих дыханье –
Плавление хрустальности в прохладе…
Стоишь, одно ничтожество лишь сзади,
Которое названьем – мирозданье.

Ответный взгляд достаточно неловок,
Но всё - таки давай с тобою свяжем,
Концы двух притягательных верёвок,

Которые узлом желают слиться,
Как дальний рейс с бродячим экипажем.
Ручьями философия струится,

А каплями фужеров не наполнишь,
И чёрного цветами не окрасишь,
Ты камень свой на гору не закатишь,
Но всё же мою чувственность запомнишь.

А горы превращаются в равнины,
Напротив же равнины в горы вросли,
Люби меня сейчас, люби и после,
Люби без героической причины.

И мы с тобой оденем талисманы, -
Иголки с нитью красного вулкана,
Зашить все воспалившиеся раны,

Но швам бы параллельно не тянутся,
Длинною не короче каравана.
Так хочется сегодня улыбаться,

Увидеть этих губ твоих медовость,
Сокрытую смущением порою,
Ни я себе лопатой яму рою,
Но роет самовластная бредовость.

Потомок ты ребра, а я же глины,
А может быть всеобщей обезьяны;
Но разом устраняются изъяны,
Когда в одно скрепляют половины.

Приелась одиночество и скука,
Погибший и затерянный до срока,
Единственный, блаженный возглас звука,

Которому конечно, как и мне же
Не менее бы было одиноко.
И частое становится чуть реже,
Зачем на эти встречи сделал ставку,
Червями вновь изглажено томленье,
Оно не порождает сожаленье,
Но только выдаёт с талоном справку.

И фабула её обыкновеньем,
Всегда однообразна по сюжету –
Тебе идти по длинному скелету,
Которого зовут стихотвореньем.

Негожа в нём особенность строенья,
Но всё же если б был он пустотелым,
Ты только б исторгала сожаленье,

И больше б ни чего бы, ни имела,
Читая буквы чёрные на белым.
О, как твоё в луне блистает тело…

Кристаллы минералов не открытых,
Покрыли твою кожу как кольчугой;
Сражение жары с кромешной вьюгой,
На папертях отчаяньем залитых.

Сжигают всё сушёное на пашни,
Но будит пожинать, кто не посеял,
И зёрна отделяются от плевел,
Но нет муки опять в кирпичной башни.

Не уж то её кто - то растранжирил?
Я в общим от него не отличаюсь,
Привычка расточительства, осилил

Лишь только полюбить, и не пытался
Наладить наше счастие, и каюсь!
Я злобой в одночасье покрывался

Смотря опять на тот свинец высокий,
Который же не будет паствой ветров,
О, сколько между нами километров,
Отмерено дорогой беззаботно.

Кому поведать данную проблему,
Тебе? Себе? Другим плевать на это;
В проекции полуденного света,
Пожарище сжигает хризантему.

Но пепел возвышается ни к небу,
А стелется по почвенным настилам
Как руки голодающего к хлебу,

Как вены в зеленеющим туннели,
Спешат собой забрызгать мои жилы.
Мне дева не нужна другой модели,

Одна, одна, царицей править…
Всегда ты будишь госпожою,
Отделена от всех межою,
Да и меня ты отделяешь.

Дуга простого коромысла,
Но с двух сторон уместит снова,
Мой светоч самого родного,
И поцелуев наших числа.

Нас грязь с тобой не запятнает,
А жизни путь довольно краток,
Росою розу утром омывает,

Давай с тобою без боязни,
Сорвём ту розу без перчаток.
Итог рождения до казни –

Существование! Как жалко
Растрату дней не возвратимых,
И наших ласк неповторимых,
Везёт к погосту катафалка.

Но всё когда ни будь из тени,
Выходит скоростью гепарда,
Излечим мышцы миокарда,
Мы сладким запахом сирени.

Не канет крест мой с этой шеи,
Занесена над ней рапира,
И если всех ты красивее,

И если нет с тобой сровненных,
То значит стоит больше мира
Канон сонетов откровенных.