И мир окоченел...

Бродяжка ветерок, бездомен, неприкаян,
Лениво шелестит озябшею листвой.
Слезинка по щеке – жемчужинка живая.
Скрипучею фонарь качает головой.

Прозрачною стеной – несказанное что-то,
И призрачна уже надежда досказать.
На строчках проводов – простуженные ноты,
И в холод пустоты – продрогшие глаза.

Безмолвное «Прощай!» - как будто не любила…
Безмолвное «Прощай!» как лезвие ножа.
И тень в глухую ночь бесшумно заскользила:
«Нет, нет – пойду одна. Не нужно провожать»…

На строчках проводов – нахохленные ноты.
Уставшею фонарь качает головой.
Квадратики окон – светящиеся соты.
Ты медленно бредёшь в бетонный улей свой.

Бродяжка ветерок в густых одеждах клёна,
Намаявшись за день, устроил свой ночлег.
И мир окоченел – бесстрастно, отрешённо,
На миг остановив безумный стрелок бег…

Безмолвное «Прощай!» - раздроблено жестоко
Хохочущее «мы» на два печальных «я».
Безмолвное «Прощай!» - устами злого рока –
И общая судьба – у каждого своя.

Как прежде, прикоснись дрожащею ладошкой
К щетине на моей невыбритой щеке.
О, мой чудесный сон! Продлись ещё немножко
И медленно растай, не прерванный никем.

Несбывшиеся сны – засвеченная плёнка;
Просчитанная жизнь, надуманный уют.
Лишь в памяти моей – взбалмошная девчонка,
В ушедшем навсегда – души моей приют.

Из холода тоски, из сытости комфорта
В чужой весны рассвет распахнуто окно.
Но тридцать шесть свечей на горькой слади торта…
Но что-то не хмелит хвалёное вино…

И тени нужных слов, оставленных на «после»…
Осколки нежных клятв, забытых на «потом»…
Не выпито вино – но всё ж уходят гости,
Спеша освободить мне ненавистный дом.

Звезды, упавшей в ночь, не жажду воскресенья:
Кредитов не хочу в счёт будущих потерь.
А где-то впереди, как символ избавленья,
Скрипит в небытие незапертая дверь…