Федор

  Моему деду Федору Маркеловичу Санникову и тысячам раскулаченных и осужденных на разные сроки крестьян посвящается.

  Он лежал и размышлял, что же делать дальше. Ходики уже натикали два часа, а сон все еще не шел. Вдруг в окно постучали-сначала тихо, а потом громче и громче. Федор вскочил с кровати, кровь хлынула в лицо, он покраснел, не зная что делать. Мысли рождались одна за другой, но что предпринять, он сообразить не мог.
  ((Все-таки надо открыть,-подумал он и пошел к двери.-Если что-удар по башке, и скроюсь в темноте. Но как же семья, дети... Ведь они перебьют всех, тем более если снова пьяные. Нет, будь что будет))
  Он открыл дверь избы. Шум дождя не давал покоя, заглушая мысли.
   -Кого там еще Бог послал? Сейчас, погодите, открою.
  Он открыл засов. На пороге стоял молодой парнишка, сотрудник НКВД, и сосед через двор.
  -Дядя Федор, сегодня на утре за тобой придут. Так что беги, куда глаза глядят.
  -Спасибо тебе Игоша, что предупредил. Но за что? И так все забрали: лошадь, корову, веянку, последнюю муку из сельницы, и ту выгребли.
  Не знаю,-ответил Игоня.- Но это плохо кончится, так что думай сам. Ну, я побежал.
  Федор вошел в дом, подошел к кровати, где уже с открытыми глазами лежала его жена Анна, и нежно положил свою мозолистую ладонь на ее теплое плечо.
  -Бежать мне надо, Анюта,- тихо, как бы извиняясь, произнес он.
  Анна молча приподнялась, сдвинув его руку ближе к своему заклокотавшему сердцу, и задержав там на мгновение, ринулась к столу. Дрожащими руками она зажгла керосиновую лампу. В этом неярком свете проступило ее белое, как мел лицо.
 -Феденька, на кого ты нас оставляешь? Ведь мы все пропадем без тебя. Куда я с одиннадцатью ребятишами? И все мал мала меньше.
  Как будто услышав эти вздохи, на полатях заворочались дети.
  -Ничего, Анюта. Татьяна с Нюрой помогут. Проживете как-нибудь.
  -Да у них свои теперь семьи, своих детей поднимать надо.
  -Ничего, Анюта-повторил Федор,-не так живи,как хочется, а так, как Бог велит. Собери-ка мне что есть на дорогу, да и пойду я.-Он обнял свою любимую Анюту, и слезы покатились по его бледным щекам сначала в усы, потом и в бороду.
  А собирать-то было и нечего: дома только каравай ржаного хлеба да сырая картошка. Анна отрезала половину каравая, завернула в белую тряпицу и положила в котомку поверх двух калежек и картошки.
  Федор надел лямку котомки на плечо, еще раз обнял Анну и пошел к выходу. У двери остановился, посмотрел на полати, где спали дети, и, как будто прощаясь со всеми, оглядел свою избу. Анна с помутневшими от слез глазами сидела на табурете у стола, ноги ее онемели.
  - Ну, с Богом!-чуть слышно прошептала она. Он вышел в сени, тихо скрипнув дверью.
  -Ружье надо взять,-подумал Федор и полез на чердак. На ощупь он нашел ружье с патронами, разобранное и уже упакованное в промасленную тряпку, сунул в мешок и поспешил к выходу.-В амбаре надо взять топорик и лопату,-вспомнил он шагая по двору.
  Когда все было готово, Федор решил уходить через огород. Тихо скрипнула калитка, и он очутился в другом мире. В мире, где нет тепла, ласки любимых детей, дома и родных полей между Сайгаткой и Моховой. Этот другой мир встретил его холодным дождем со снегом вперемежку и чавкающей болотной грязью под ногами.Федор шел, не разбирая дороги, против дождя и ветра в сторону деревни Шапочкино, на север. Пройдя километра четыре, он свернул на восток.
  Мысли роились в его голове, то возвращаясь к своему дому и семье, то к его будущей незнакомой и так пугающей жизни.
  Федор шел не по дороге, а рядом по лесу, как загнанный волк, озираясь на каждый шорох. Шел долго,наверное, часа четыре. По крайней мере, так ему казалось. Начало светать. Вдруг он услышал чавканье копыт совсем близко. Так близко, что от неожиданности упал прямо на сырую листву в десяти метрах от дороги. На телеге сидели двое в плащах и громко разговаривали, матерясь и харкаясь. По разговору Федор понял, что им не сдобровать, если они не приведут в райцентр его- Федора! Им надо во что бы то ни стало изловить эту кулацкую морду или пристрелить на месте. Вдруг лошадь остановилась и захрапела.
  ((Все, пропал!))- подумал Федор, совершенно не шевелясь.
  -Наверное, волки,- сказал один из ездоков, слезая с телеги. Он подошел к морде лошади и потрепал ее по шее.-Ну, что ты, дура, кого испугалась?
  По голосу Федор успел узнать этого человека. Это был тот, из района, который приезжал забирать у мужиков зерно.
  ((Хлопнуть бы их обоих, и дело с концом,- опять подумал Федор.
-Но грех- то какой: жизнь у людей отнимать)).
  Между тем знакомый по голосу ездок подтянул подпругу, поправил седелко и сел в телегу.
  -Айда, родимая, недалеко уж, еще километров пятнадцать осталось
  Федор удивился, неужели он прошел всего пятнадцать километров? Когда голоса проезжих не стали слышны, Федор приподнялся, огляделся вокруг и резко направился в сторону от дороги. А дождь все шел и шел: нудный и промозглый. Рассвело. Федор решил выйти на берег Камы, Чтобы пересидеть день и наконец-то отдохнуть. Он свернул влево и ускоренным шагом направился в сторону реки. Часа через два он увидел просвет. на душе стало легче, и он зашагал бодрее.
  ((Слава тебе, Господи, дождь прекратился)),-подумал Федор. Он наломал пихтовых веток и постелил их под себя, чтобы было теплее, и сверху тоже укрылся ими. От усталости Федор быстро задремал, а может просто провалился в забытье.Перед глазами мелькали обрывки видений его последних дней жизни, насыщенных таким негативом, что он иногда вздрагивал,и укрывавшие его ветки то и дело сползали на сырую траву и уже не спасали от холода.
  Он видел как наяву: то свою дочь Окулину, лежащую в гробике, то просящих милостыню Сергея с Клавдией, а то свою жену Анну со слезами на глазах, тянущую к нему свои теплые руки. Когда он очнулся от забытья, снова вовсю хлестал дождь. Но тело тупо воспринимало эту холодную влагу. Федор понял, что простыл. И, если продолжать лежать, то он может вовсе не встать. Он с трудом поднялся, развязал котомку и достал краюху мокрого хлеба. Отломив немного, он сунул его в рот, но аппетита не было.
  ((Надо идти)),-подумал он и шатаясь,побрел по берегу Камы против течения.
  Федор был еще жив, когда какой-то мужик с такой же бородой нашел его в лесу. Вернее, нашла собака, которая залаяла, увидев человека, лежащего пластом на сырой земле.Метров пятьдесят мужик тащил Федора на себе до телеги. Сбросив с телеги дрова, он погрузил почти бездыханное тело Федора и погнал лошадь домой. Федор не помнил, сколько он пролежал в доме у этих добрых людей: то ли месяц то ли недели три, но когда он очнулся, была середина октября, У хозяев топился камин,  По телу шло такое тепло, что Федор невольно подумал:
  -Неужели это был сон? Спаси вас, Господи, люди добрые! Если бы не вы, не видать мне больше свету белого.
  -Да ладно-ладно. На то мы и люди, а не звери какие, Помогать надо друг другу. Я тебе помог. Бог велит так и ты мне поможешь. Как говорится, гора с горой не сходится, а человек с человеком...
-тут он протянул ему руку.-Олексием меня зовут. Артемьевич по тятиньке буду.
  А я Федор.
  -Ну иди с Богом, Федор. Спрашивать не стану, куда ты идешь, не мое это дело. Времена щас такие, что лучше не знать: крепче спать будешь.-Он улыбнулся в усы и протянул котомку.
  Котомка была его, Федора, только полная разного снадобья.
  А мешок в сенках возьмешь, на крюку висит.-Они обнялись у порога, и Федор вышел из дома.
  ((Живет же человек со своей семьей в лесу, и никому до него никакого дела нет. Надо найти укромное местечко от людей подальше. Вырою землянку, зиму протяну, а там видно будет: может, успокоится все)),- так думал Федор, направляясь снова к берегу Камы.
  Смеркалось, когда отыскалось хорошее местечко. В овраге блестела вода, это бежал небольшой ручей. Пройдя метров триста вдоль оврага, Федор обнаружил нору.
  ((Не иначе барсуки вырыли,- подумал он,- вот тебе и жилье.- Он пощупал землю.- Очень хорошо, что суглинок: хоть копать тяжело, зато не обвалится. Сколько успею до темна, вырою)).
  Федор принялся расширять нору. Дело спорилось. Стало совсем темно, когда убежище было готово. Федор выстелил из веток свое ложе и уснул крепким и здоровым сном.
  Ранним утром Федора разбудило щебетание птиц, и он на мгновение ощутил блаженство. Солнышко уже выглянуло, и иней на ветвях деревьев сверкал волшебной красотой.Федор вылез из своего убежища и стал разминать затекшее тело, одновременно любуясь красотой и глубоко вдыхая морозный воздух.
  Немного перекусив, он начал углублять нору, чтобы не замерзнуть в зимние холода, Жилище получилось очень хорошим, Снаружи нора как нора, узкая,  чтоб только прополз человек, Через полтора -два метра не очень большое помещение, где можно спокойно вытянуться во весь рост, лежа на полу. А встанешь-головой потолка не достать, Стены и потолок укреплены нетолстыми бревнами. Даже не верится, что за каких-то три-четыре дня можно соорудить такое жилище.
  Этими ночами Федор спал как убитый. Ни сны, ни лесные шорохи и скрипы не мешали ему, он отдыхал и душой, и телом. Хотя Федору стукнуло уже пятьдесят лет, он был строен и очень силен.
  По истечении нескольких дней Федор решил обойти окрестности своего пристанища. Он собрал   ружье и с утра отправился бродить по лесу. С восточной стороны опасаться было нечего, там находилась Кама, поэтому он пошел в противоположную сторону, на запад.
  Неосознанно, инстинктивно его все же тянуло к родным местам, к своему дому. Пройдя километров двенадцать,Федор вышел на дорогу, по которой часто ездил на своем Буяне, карем жеребце. Что же теперь с ним? Заездили,наверное,в колхозе. Работы полно, а накормить скот нечем: ни сена, ни соломы, ни тем более хлеба. Буян был хорошим надежным помощником, Поэтому Федор кормил его очень хорошо, Уж овес-то всегда был в его торбе. А сено - самое хорошее, самое едкое, И вода ключевая! Так раздумывая Федор все ближе подходил к своей деревне.

 
  На какой хрен вас держат?! Дали такие полномочия, а вы... не можете поймать мне этих четырех беглецов. Они не могли уйти далеко и будут крутиться возле своих деревень, Ищите, ловите, иначе сами пойдете под суд! - так давал наставления начальник НКВД Еловского района своим подчиненным.
  Это были молодые, от двадцати пяти до тридцати лет, здоровые парни из бедных семей, как правило, не привыкшие работать, Умом они тоже не очень блистали и почти все любили горячительные напитки. Они вышли из кабинета начальника понурыми и направились к привязи, где стояли их кони.
  Ну, что будем делать?-Спросил один из них,
  Что-что? Ловить их надо, иначе самих посадят, а мне сидеть неохота, - процедил сквозь,  почерневшие от табака, зубы другой.
  -Значит, надо объединяться и устраивать засады,- Злобно ответил ему третий, небольшого роста.
  -У меня на участке скрывается Егор Жуланов, но я знаю, что ночью он спит дома, давайте устроим ему засаду в первую очередь, А потом и других переловим.         
  Все пятеро отвязали коней и направились в одну из деревень Еловского района. Ехать надо было далеко, около сорока километров, поэтому они торопили своих коней, чтобы успеть хотя бы к сумеркам.
  Было уже темно, когда они подъехали к месту назначения. Лошади еле плелись, От них шел пар и пахло потом.
  -В деревню не заезжаем, лошадей оставляем в лесу,- сказал один из милиционеров.
  Остальные молча согласились. Ездоки спешились, привязали коней к поваленной ветром осине и пошли огородами в деревню. Они без особого труда нашли огород Егора Жуланова и подошли поближе к строениям.
  -Двое к стогу, а мы за амбар,- скомандовал один из них.- И смотрите, сидеть тихо!
  Разделившись на две группы, милиционеры скрылись в темноте. В деревне воцарилась такая тишина, как будто бы это и не деревня вовсе, а старое, всеми забытое кладбище. Из-за леса стала подниматься огромная кроваво-красная луна, постепенно освещая все новые и новые уголки засыпающей деревни. Вот уже стали видны печные трубы сосених домов, из которых валил светло-серый густой дым вперемежку с паром. Вдруг среди этой мертвой тишины раздался сухой щелчок. Егор упал на землю и притаился.
  Как же так? Он несколько раз приходил домой, перелезал через забор- и ни одна жердь не сломалась. А тут, на тебе, хрустнула. Егор еще полежал немного, а потом встал и быстрыми шагами направился к своему амбару.
  -Стой, контра, убью!
  Егор резко прыгнул в тень амбара и тут же почувствовал тупой удар в затылок, В глазах засияли разноцветные искры, ноги сделались как ватные, и он тихо стал оседать на землю.
  -Ты же убил его,- закричал Игоня,
  -Одной сволчью меньше будет, Была б моя воля, всех перебил бы.
  -Ну и гад же ты, Максим. - Игоня схватил милиционера за грудки.- Твой отец всегда уважал Егора, а ты что делаешь?!
  -Стой,- кто-то схватил Игоню сзади- не связывайся с говном, иначе и тебя под суд отдадут,
  -Что ты сказал?- заорал взбешенный Максим,- Да я вас! Я вас всех сдам, на хрен, начальнику!
  -Тише ты, тише,- успокоил их здоровенный на вид Андрюха, - Надо думать, куда мы арестанта денем.
  -Давайте в сельсовет увезем, там и переночуем, а на утро в район.
  Двое схватили Егора подмышки и потащили через огороды в лес, туда, где оставили лошадей. Глубокой ночью они добрались до сельсовета,бросили Егора на пол и сами свалились от усталости тут же.

  Федор  остановился и стал прислушиваться, Ему показалось, что он слышал какие-то голоса.Ну, как же он раньше не догадался, что по дороге мог кто-то идти или ехать. Так и есть, ветер донес до него запах лошадиного пота. Этот запах Федор знал с самого детства, поэтому не мог ошибиться. Федор быстрыми шагами направился в густой ельник, росший неподалеку от дороги, и залег в нем. Через несколько минут он услышал отчетливые мужские голоса. Один голос ему показался знакомым. Ну, конечно же, это был голос Игони. Да-да, того молодого милиционера, который предупредил Федора, что его должны арестовать и что ему надо бежать. Федор хотел было уже выйти из своего убежища, как вдруг увидел троих всадников. Двое ехали впереди, третий чуть сзади. Игони среди них не было. Федор всем телом вжался в колючие еловые иголки и затаил дыхание. Но сердце стучало так, что он испугался, а вдруг всадники услышат его биение.Когда трое всадников уже поравнялись с Федором, он увидел поодаль еще двоих. Среди них и был его спаситель Игоня. Когда опасность миновала, Федор встал и решительно направился в сторону своего логова, Сегодня он понял, что ему нечего делать в своей родной деревне.


                Часть 2 "Федор".
 
 
Федора,изрядно побитого, привезли в Елово и втолкнули в какое-то полуподвальное помещение большого кирпичного здания. Хотя на улице было довольно светло, в помещении же был полумрак. Федор,приглядевшись, увидел несколько человек, сидевших вдоль кирпичной стены.
 -Доброго здоровьица, Федор Маркелович. Не узнаешь?
 От стены, оттолкнувшись спиной, встал мужчина среднего роста.
 Афонасий Петрович, и ты здесь. За что?
 -Не знаю. Да ты присаживайся куда нибудь пока народу мало.
 -А ну молчать,-закричал конвойный, стоящий по ту сторону двери.-Не знают они за что сидят! Скоро все узнаете... Федор сел возле Афонасия на солому.
 -Ну как ты? Давно сидишь?
 -Да уж четвертый день, считай. На допросе говорят, что распространял слухи против советской власти. Требуют подписать бумагу и тогда отпустят.
 -Да не верь ты им, Афонасий,- послышался голос справа. Только подпишешь- и сразу отправят в лагерь.
 -Так ведь избивают, требуют признаться...
 Вам что, непонятно? - снова послышался голос конвойного. Мужики сразу притихли. Каждый стал думать о своем. Федор задумался о своей семье, И скупая слеза скатилась с его лица на изрядно поношенную одежду. Как же так, почему именно он попал в немилость властей? Вроде бы жил, как все, В колхоз вступил, особо не упираясь. За что? Из разговора с Афонасием Федор узнал, что при задержании застрелили Платона, прямо в лесу. Там и зарыли, ка собаку. Федор догадывался, что таким образом советская власть запугивает народ, чтобы каждый работал не на себя, а на нее. Но не мог взять в толк, почему арестовывают тех, кто и так работает с утра до ночи.
 -Санников, на выход. От неожиданности Федор вздрогнул, но быстро понял, что вызывают его. Он встал и пошел к двери.
 -Быстрей,- Закричал милиционер, толкая стволом ружья в спину арестанта.
 -Садись,- с улыбкой на лице, и показывая на стул,произнес человек в форме. Он записал данные Федора в специальную бумагу, а затем закричал:"Советскую власть не уважаешь, сволочь!"
 -Почему не уважаю?- Тихо ответил Федор.
 -Отвечать коротко. Уважает он... А кто агитировал мужиков против советской власти, кто призывал не вступать в колхоз?
 -Но позвольте...
 -Молчать, свинья. Ты проводил антисоветскую агитацию. Подписывай бумагу.
 Он встал из-за стола и пнул Федора в грудь. Федор упал вместе со стулом.
 -Встать! Подписывай, я сказал.
 Федор хотел сказать, что никого не агитировал, но не мог выдохнуть, и получил удар сапогом по ребрам. В глазах потемнело. Пытаясь встать, он нащупал рукой стенку, но получил очередной удар. Очухался Федор на соломе в подвале. Вокруг пищали мыши и слышался чей-то храп. Он хотел приподняться, но тело его не слушалось.
 -Афонасий Петрович, - еле слышно прошептал Федор.
 -Здесь я, Федор Маркелович
 -Очень хочется пить.
 Афонасий встал и постучал в дверь: "Водички бы нам".
 -Щас все брошу и за водой побегу. Размечтались.
 Афонасий подошел к стене напротив, наскреб ногтями куржевину и поднес к губам Федора. Тот жадно проглотил снег, но легче не стало. Федор попросил еще, но Афонасий, боясь простудить Федора, отказал ему. Остаток ночи прошел достаточно спокойно, если не считать возни и писка крыс и мышей.
 Наутро снова начались допросы и избиения. Федора завели в кабинет и, ничего не спрашивая, стали бить с особой жестокостью. Когда он потерял сознание, дежурный принес ведро снега и высыпал на его голову. После того, как Федор пришел в себя, следователь закричал: " Подписывай, сука, бумагу, иначе убью",- и пнул ногой в голову. Федор лежал, не шевелясь. Снег вокруг головы на глазах становился ярко-красным. Двое милиционеров схватили Федора и волоком потащили в подвал, где сидели остальные.
  Несколько дней Федор лежал, не вставая. На лице и на одежде запеклись сгустки крови. Бровь рассечена, глаз заплыл до такой степени, что ничего не видел. Федор начал вспоминать - подписал ли он бумагу, которую следователь тряс перед его глазами, но вспомнить определенно не мог. До самого вечера арестанты почти не разговаривали. Каждый из них думал о чем-то своем. Иной раз слышались тяжелые вздохи, но истерики ни у кого не было.
 Когда на улице стемнело, всех вывели во двор. Там уже стояло несколько лошадей, запряженных в сани.
 -По коням! - скомандовал один из милиционеров. Мужики расселись по саням. Обоз с арестантами двинулся вдоль центральной улицы села Елово. Через полчаса лошади с ездоками вышли на большак и направились в сторону Осы.
 Федор сидел на первой подводе, как будто сама судьба толкала его вперед, навстречу неизвестности. Все его тело ныло от боли, но он привык терпеть и подавлять в себе эту боль. С самого детства приемные родители прививали ему любовь к Всевышнему. А это означало, что все испытания посылаются Господом для того, чтобы закалить волю человека и не потерять достоинства в любой жизненной ситуации.
 Проезжая мимо попадавшихся по дороге деревень, Федор заметил, как жители поспешно уходили с дороги и старались спрятаться от чужих глаз - или за забор, или ускользнуть в дом. Федор думал, - неужели они такие злыдни, что с ними никто не желает встретиться даже взглядом. Его подмывало крикнуть всему миру, что он ни в чем не виновен! Но разговаривать было нельзя. Даже между собой конвоиры запретили говорить. Каждый рисовал в голове картины своего неприглядного будущего.
 Федор с головой ушел в свои мысли. Он думал о том, как не справедлива судьба.
 Жили, работали, рожали и воспитывали детей И тут все рухнуло в одночасье...
 Он еще не видел всю масштабность этого предприятия. Не знал, сколько горя и жертв принесет эта бездушная политика, направленная на унижение и уничтожение самых работящих людей страны. В то время газеты писали о все новых и новых преступлениях против советской власти. Следственные органы раскрывали такие преступления, что подумать было страшно. И люди верили в эти преступления, пока это не касалось их самих. А когда касалось, все считали, что они арестованы по ошибке и, когда разберутся, их непременно отпустят.
 Но Федор пока ничего не знал об этом. Он не одобрял некоторые директивы, направленные на реформирование сельского хозяйства, но думал, что наверху знают больше и не могут ошибаться. Поэтому, особо не сопротивляясь, вступил в колхоз. Зная всю тяжесть крестьянского труда, он еще до колхозов думал, о целесообразности совместного ведения полевых работ. Ведь намного легче вспахать поле или осилить сенокос артелью, нежели одному. Но неужели только по причине неодобрения его арестовали. Или это просто ошибка?
 Тем временем обоз с арестантами приближался к городу Осе, где должны были всех пересадить на  автомобили и конвоировать до Перми. И тут произошло еще одно леденящее душу событие. Один из арестантов, сидевший вместе с Федором на первой подводе, решил бежать. Обоз двигался к перелеску и, когда первые сани поравнялись с деревьями, он спрыгнул с розвальней и побежал в лес. В конце обоза началась беспорядочная стрельба. Арестант уже скрылся за первыми деревьями, и вот тут его все же настигла шальная пуля. Он чуть приостановился, будто его резко окликнули, потом стал заваливаться на бок, поворачиваясь к бежавшим за ним конвоирам. Те, задыхаясь от быстрого бега и злобы, стали бить беглеца прикладами по голове, лицу и по всему телу. Успокоились только тогда, когда арестант уже не шевелился. Волоком они притащили его и бросили в сани. Вместо лица и головы Федор увидел кровавое месиво с торчащими костями. От того, что называлось головой, шел пар и приторный запах, а под санями на снегу расползалось огромное ярко - красное пятно. Федора стошнило. Лошади, учуяв запах крови, стали ржать и рыть копытами снег. Конвоир приказал закрыть труп соломой и продолжать движение.
 И тут Федор окончательно понял, что их жизни не стоят и ломаного гроша
 Еще около часа обоз с арестантами добирался до центра Осы, где их распределили по машинам. А еще через час машины выехали в Пермь. Труп же остался в санях, и никто уже не мог знать, где он будет похоронен и похоронен ли вообще...