Итоги ноября. Сергей Ивкин

1) КРИТЕРИИ.

Хэральд Блум, сформировавший моё понимание критики поэзии (у него есть великолепная книга о гибели романтизма «Страх влияния», за неё автора Бродский буквально ненавидел, потому студенты Иосифа Александровича эту книгу и прочитали), говорил, что всякого поэта надо стараться увидеть изнутри его собственной поэтики. Сначала необходимо понять, что человек от стихов ищет: исцеления или открытий, сублимации или наслаждения. В голову другому человеку я залезть не могу, но от единой линейки отказался. У меня есть три критерия, по которым я пытаюсь формировать своё представление о тексте (не о человеке, сам человек мне малоинтересен, когда речь идёт о стихах).
Один из моих учителей – Андрей Санников говорит, что стихи – это энергия и странность. Другая – Елена Бушуева, что речь, прежде всего, должна быть музыкальна. На соединении этих взглядов я и построил свою систему оценки.

Первая шкала – Уникальность. Она вбирает и странность, и независимый взгляд, и предельную откровенность, ведущую к познанию своей единственности. Во всём существует баланс: уйдёшь в себя – тебя вообще не поймут, пойдёшь излишне на поводу у читателя – станешь жевать утомляющие слух банальности. По этой шкале я оцениваю чувствование этого баланса автором текста.
Без толку пенять на мир и моду,
Без толку валить на чернь и славу.
Если ты не нравишься народу,
На тебя трудней найти управу.

Тесно под пятой у Ахиллеса,
У Христа за пазухою жарко.
Много лучше на опушке леса
Или даже на аллее парка.

Разживись деньгой, купи примочку,
Сам себе учитель и начальник.
Чем смешней артисту в одиночку,
Тем для современника печальней.

Больше счастья я люблю свободу
Или, скажем так, покой и волю.
Чем слабей принадлежишь народу,
Тем ты меньше подлежишь контролю.

Прыгай, как дурак, придумав строчку,
Сам себе учитель и начальник.
Чем смешней поэту в одиночку,
Тем для современника печальней.
(с) Умка (Анна Герасимова)

Вторая шкала – Энергия. Порой, она же – ирония. Это такая особая тяга, которая тащит читателя от первой до финальной строчки. Без неё у текста нет позвоночника. Её невозможно описать, можно только ощутить, поддаться её воздействию.
По всем мастерским, где художники пухнут в грязи,
как дети от голода, если у взрослых есть войны —
дай руку! — и я поведу тебя. Только гляди:
я предупреждал тебя. Предупреждал тебя. Помни.
 
По всем городам, где катается каменный шар,
ломая дома, обдирая железо до крови, —
нет, не закрывай глаза — я тебя предупреждал.
Я предупреждал тебя, предупреждал тебя — помни.
 
По рельсам нагретым, внутри поездов,
везущих тротил и дешёвое тёплое мясо —
мы будем идти, ощутимые, как длинный вздох.
Не бойся, ведь я тебя за руку взял, не пугайся.
 
По этой стране, мимо белых поленниц зимы,
по этой земле, по золе, пересыпанной снегом,
мы будем идти и идти, невредимы, одни,
под этим, начавшимся как бы неявно — гляди —
молочным, обильным и всё заливающим светом.
(с) Андрей Санников

Третья шкала – Музыка. Чистая лёгкость речи, непривычная ритмовка или рифмовка, красота обращения со словом (иногда и визуальная).
Вот и осень взошла на подиум
С удивительным постоянством.
Мы с тобою для нашей Родины -
Иностранцы,
Будто выдали вместо паспорта
Удивительно злую веру,
Что на Родине небо пасмурно,
Кошки серы.

Что ни день - то опять пощечина,
Что ни год - то вода, да ступа,
Что ни время - то поножовщина,
Или смута,
Под прикрытием автоматчиков
Нам усиленно вводят в вены
Право выбора: быть захватчиком
Или пленным.

В нас ужасно удобно целиться:
Улыбаемся на прощание.
Нашей Родиной очень ценится -
Послушание.
Покидая земное пастбище,
Слишком мало нам удается.
Наша Родина - это кладбище
Иноходцев.

Бабье лето сегодня лживое,
До весны теперь не согреться.
А на Родине все фальшивое,
Кроме... сердца.
Вот и осень взошла на подиум
С удивительным красноречием.
Нам с тобою от этой Родины
Не отречься.
(с) Елена Бушуева
На основании данных таких рецепторов и буду говорить.

2) ФАВОРИТЫ.

1. Егор Мирный. «Время цветов». 3/3/3

Мне обычно не нравятся стихи Егора. Я прочитал его в массе, и всегда казалось, что Егор работает как-то излишне механически, словно прототипы его персонажей взяты из фильмов или анимэ, оттого при очередной проекции их шаблонность только возрастает. И внезапно я вижу полотно Ренуара, для которого просто необходимы были живые модели и живые чувства. Стихотворение дышит, автор сам внутри него присутствует, и любит этих людей, и делится с ними своим внутренним пространством.
Шкала1: Странность зашкаливает, но при этом читатель принимается в игру, при желании можно перешагнуть раму картины и вступить в общение с героями Егора, узнать среди них знакомых тебе людей, подружиться с незнакомыми.
Шкала2: Пронизанное смысловыми лучами стихотворение кружит читателя и не выпускает его из кольца рук, из мелькающего хоровода.
Шкала3: Речь легка, якобы отсутствующие рифмы очень прочно стоят на своих местах, неровные строки продуманы по дыханию, проговорены без запинки.

2. Вадим Балабан. «Среди стекла природы дождевой». 3/3/3

Как раз стихи Вадима я люблю очень. Я не понимаю, как он мыслит, как он говорит, я просто наслаждаюсь собственными ассоциациями, вызываемой этой чистой музыкой говорения.
Шкала1: Вадим пропускает и так понятное. Он говорит прежде всего со своим зеркальным отражением. Но поскольку Вадим выше всего ставит в себе общечеловеческое, то при отсутствии намеренного неприятия поэтики Вадима, его обрывки и проговоры становятся кристально ясны. Порой они меня даже злят своей банальностью, общими местами, которые по мне тоже можно опустить – и всё стихотворение превратится в прекрасную симфонию тишины. Но нет, надо их сохранять, чтобы провести заинтересованного читателя к грядущей музыке внутри уже его собственной головы. Вадим – провокатор, но он провоцирует на нахождение в окружающем мире «моно-но аварэ» (печальное очарование вещей), ускользающей красоты.
Шкала2: Движущее средство поэзии Вадима Балабана – текучий воздух. Его стихи состоят из пауз и звуковых швов между ними. Колышущиеся и сверкающие строения Вадима при всей ажурности невероятно прочны. Ты с любопытством пытаешься подцепить краешек плёнки натяжения в тексте, и так проходишь стихотворение до конца.
Шкала3: Музыкальность Вадима особенно ощутима при авторском чтении. Но стихи живут вне автора, их каждый читает сам. И вот тут достижение Вадима в том, что расположение и длительность его пауз позволяет читать стихотворение со множеством интонаций одновременно, поправляя себя в процессе чтения в третьи, и в четвёртые разы. Если Егор – это торжественная классика, то Вадим – ироничный джаз.

3. Алёна Лёшина. «Говорил он – свет». 2/3/3

Неизвестный мне автор, но крайне заинтересовавший.
Шкала1: Откровенно разочаровал финал. Но женщина иначе мыслить не может. Что замечательно. Если для женщины любовь перестаёт быть главным смыслобразующим чувством, то из носительницы жизни, она переходит в разряд носительниц смерти. Мужчине всегда хочется чего-то ещё, того, что ему пока неизвестно. Не из любопытства или скуки, а по заложенной опции абсурдного поиска. Женщинам же дзен присущ изначально, они с рождения помнят, что в итоге все мы находим только самих себя.
Шкала2: Энергия у Алёны в стихах зашкаливает. При бедности словарного запаса появляется ощущение, что она снисходит до атомной структуры слов, буквально на глазах читателя запускает ядерную реакцию с поднимающимся облачным грибом Бога в финале.
Шкала3: Усечённая финальная строка каждого четверостишия оставляет внутри читателя непроизнесённый запас слов. Но в финале добавляется дополнительная строка, которая как раз из читателя весь речевой запас и выкачивает. Потому ты остаёшься с собственной, а не с Алёниной, пустотой внутри. Браво.

4.Герман Виноградов. «Налаи Сретенские». 3/3/2

Имя мне известное, но творчеством его никогда не интересовался. Мнение переменил.
Шкала1: Баланс собственного пространства с общекультурным соблюдён идеально.
Шкала2: Ведущая сила – ирония. Это настолько смешно, что невозможно дочитать до конца.
Шкала3: Музыка подкачала кольцевой структурой. Финального аккорда нет.

5. Полина Синёва. «Эта местность другого цвета». 2/2/3

Шкала1 и 2: Канонические поэтизмы и неторопливо везущая вас «водичка».
Шкала3: Музыка начинается после прочтения стихотворения, как воспоминание о сне. Запоминаемость образа стихотворения (не образа из стихотворения, а общего гештальта) для меня – один из основных критериев в решении вопроса: «Поэзия/не поэзия». Здесь  - Поэзия, пусть и подмоченная слегка надоевшей мне лично парадигмой.

3) РЕЗЕРВ.

Меня попросили назвать 10 имён. Понравились только 5. Но ради правил, составляю список ещё и тех, кто показались талантливы, пусть и неопрятны.

6. Тапир Внедорожник. «Я наверно когда-то пойму». 2/2/2

Ш1: Я бы посоветовал автору перечитать наследие Александра Введенского. Интонации у них схожи. Может и найдут взаимопонимание.
Ш2 и 3: Движение, как и у Егора, построено на смысле, а музыка, как и у Вадима, на паузах. Но Тапир эти приёмы порой соединяет в такие солнечные блики:
«Вижу я – огибает паук,
самолёт, нарисованный мелом».
Жаль только это блики, а не ровное сияние.

7. Ярополк. «Коробок». 3/1/1

Самое сложное в процессе письма – дослушать стихотворение до конца, дать ему обсохнуть, стряхнуть с него лишнюю шелуху. У Ярополка оказалось включено только внутреннее чутьё на стихотворную жилу, но ни инструмента для работы с иронией не оказалось, ни навыка обращения с восприятием слов другими не хватило.
Его текст мог бы стать и таким:

Маленький кургузый человек
Лето провожал на остановке,
Волновались божии коровки
В спичечном картонном коробке.

А трамвай приехать не спешил,
Рельсы путеводные попутал,
На пруду кормил последних уток,
хлеб у пассажиров одолжил.

Человек пешком пришёл домой.
Плащ на стул повесил для просушки.
За подкладкой божии зверушки –
почтальоны живности земной.

8. Рыжий Ангел Го. «Февраль. Нехватка витаминов». 1/2/2

Читая, откровенно и всласть хохотал. Но не над текстом, а над всплывающими в памяти ассоциациями. Если автор любит поэзию Алексея Леонидовича Решетова, то он настолько пропитан ею, что уже не отделяет свой образ от решетовского. Если нет, то информационное поле Земли сыграло с ним дурную шутку. «Свободное радио Альбемута» заодно прихватило к «пока вкусна печёная картошка с ещё сырым колёсиком внутри» и «воющей пиле» цитату из Григория Данского: «Из амбиций – только эрекция». Но ведь слышит же автор это радио. Уже потому стоит его выделить.

9. Людмила Парщикова. «Ты меня проталинка живая». 1/2/2

Носить фамилию пусть и покойного, но гениального поэта для любого стихотворца – тяжёлое испытание. Внимание сразу становится более придирчивым. Требуют встать рядом с однофамильцем, сравнивают по величине. Не подошедший к «прокрустову ложу» предшественника калечится равнодушием. А талант у Людмилы есть. Вот только для того, чтобы заговорить, она долго стоит и раскачивается. В будущем, надо отсекать у неё начала стихотворений, и всё.

Мальчик мой, мой съежившийся ежик,
существо галактики иной.
Вместе тратим нищенские деньги,
вместе ужинаем в выходной,
вместе пребываем в заблужденьи,
что живем под крышею одной.

А на самом деле так далёко!
Нам друг друга не согреть вовек,
мой родной, любимый, одинокий,
маленький, чужой мой человек.
Причём, будь эпитеты расположены хоть в одном случае иначе, всё бы развалилось. Чутьё у автора безошибочное, желание всё разъяснить только вперёд него спешит.

10. Николай Бицюк. «Сибирь». 1/1/2

Очень хотел ограничиться девятью. Но решил дать аванс кому-нибудь ещё. Талант безусловно есть. Но именно этот получился текст пустой. Сложенный из песен Александра Башлачёва и «Колымских рассказов», без переживаний самого автора. Видно, что автор активно зовёт в гости беду, чтобы было о чём писать, это похоже на намеренное ломание себе руки, чтобы доктор снова прописал морфий.

4) АРЬЕРГАРД

В алфавитном порядке. У всех равные 3 балла.

CHANIOTIS. «За деревянным колесом».

Музыка есть, но недодуманность текста ужасает. «Куда-то наугад» - двойное отрицание вектора у реки, когда вода именно и задаёт вектор. «Центральный» магазин, когда нужно «единственный». Плюс стихотворения: хорошее зрительное представление автором своих стихов. В
«под черным небом белый дом
июльская гроза»
вспышку молнии я как читатель вижу.


Арина Элхэ Бедрина. «Мне бы хотелось…» («Осмысление Петербурга», вторая часть)

О Питере пишут даже те, кто в нём никогда не бывал. Я вот не люблю Питер, пусть и был там неоднократно. Даже написал текст про Поцелуев мост. И песня получилась из него у Елены Бушуевой.
За словами о Питере у Элхэ пока ничего нет. Абсолютно ничего. Мечты – не в счёт. Они – не осязаемы. А стихотворение требует реальных предметов, примет города.


Игорь Брен «1992. старость прячет го»

Возможно, Игорь – очень хороший человек. Сердечный. Но мы говорим только о стихах. Игорь желает удивить читателя, задеть, растревожить. И при этом ищет свой собственный почерк. Собственный голос. Но пока получается только жуткий Франк из романа Мэри Шелли. Этот Франк разумен, но составлен из мёртвых частей. И отторжение его существования у меня как критика вполне естественно. Я очень старался проникнуться, но не сумел. Возможно, я не прав. Но от перечитывания мне физически плохо.


Ирина Вакуленко. «Если веки в темноте пальцами прижмёшь».

Вроде бы должна была Ирина попасть в мой список. И претензия на оригинальное видение, и лёгкость речи, и сдержанные, смысловые сбивки ритма. Но полистилистика настолько дикая, что даже Нина Искренко не смогла бы собрать её в цельную композицию. Разваливается история, схватила автор образ, а куда его вести не представляет.


Владимир Ветров. «Устаёшь от зимы».

Здесь по первой шкале автор улетел от читателя настолько, что если убрать всё избыточное, то останется только комментарий к тексту. Думаю, что это интересный возможный путь авторского развития: оставлять только комментарии и представлять их как самостоятельные произведения. Однажды я читал хорошую книгу прозы (Петер Корнель «Пути к Раю»), составленную исключительно из комментариев, о поиске клада на основании полотна Поля Сезанна. Мне стало интересно прочитать написанную таким образом книгу стихов.


Ольга Корзова. «Дождь».

Посвящения несут поэту ту же сложность, что и знаменитые однофамильцы. Поэта Илью Будницкого люблю, иллюстрирую его поэму. Буквально живу внутри его поэтики. Схожесть звукописи налицо. Но интонация регулярно срывается на фальшивую сладкость, нет многомерности Будницкого, задумчивости, тактильного чувствования предметов внутри стихотворения. Всё обще, абстрактно, рассказывается про ливень, но из-под козырька читателя туда не пускают.


Григорий Кофман. «4-е марта».

Не хотел бы комментировать, а надо. Это словесный понос, как по весне «говна по улице плывут». Ещё и проблемы с женщинами, поскольку надвигающаяся в тексте «Чума» - явное «8-е марта». А без иронии, скорее всего у автора с днём 4 марта связана трагедия, но она в стихотворение не внесена. Автор себя боится, отговаривается словесным мусором. «Напрасные слова» получаются, «виньетка скрытой сути», сказал бы Эльдар Рязанов.

Александр Крупинин. «Вырезаю твои глаза».

Автор очень любит южно-американских поэтов-метафизиков. Того же Хорхе Луи Борхеса. Но то, что хорошо для южной речи, для северной – смерть. Нет в авторе ни ледяной вьюги, тащащей читателя над увядшим лугом, ни огненной экспрессии. Он – тёпленький. Ни прикоснуться, ни полюбоваться. Созданный им мир не переселяется в мою черепную коробку, не выкрадывает моё сердце. «Он пугает, а мне не страшно» (Л. Толстой о Л.Андрееве). 

Андрей Мартынов Слово. «На Родине смута и вечный октябрь».

Красивая безделушка. Слепил, повертел в руках, выбросил.

Александра Ра. «Не отвертеться».

Стоп! Говорю только о стихах. Ни слова о психологическом состоянии автора. Тогда и говорить не о чем. Неологизмы забавны. Может потом и распишется.


Геннадий Руднев. «Подсолнух».

Квази-народная песенная имитация снова на гребне популярности. Но если в авторской песне, у того же кыштымца Андрея Девяткина она смотрится чудом, то без музыки здесь выглядит плохой скоморошиной. Так пьяный балагур достаёт соседей по электричке. Может и есть талант, да автор от сохи, типа, и ему эта «отсохитость» самому очень нравится. Прочитал бы хотя бы «Подсолнух» Эуженио Монтале. Лень.


Алёна Рычкова. «Для жертвенной крови сойдёт и малина».

Ощущение, что текст слеплен, как пирожок, из теста. Его долго перебрасывали из ладони в ладонь, он хранит живые человеческие отпечатки. Да в печь его не поставили. Пожалели. И пирог испортился. Не съедобно.


Алексей Соломаха. «Предметы»

У этого автора есть голова, но нет системы, методов, фильтров. Ему надо заниматься самообразованием, найти живого наставника, либо научиться говорить с усопшими. Тогда стихи придут. Настоящие стихи. Тактильные и волнительные.


Гена Справедливый. «Лефортово».

Красивая цыганочка с выходом. Крепкая, мне не интересная. Абырвалг.


Леонит Терех. «7х9»

Игровой текст. Но мне от него не весело. Задача решена. Искусством версификации автор владеет. Но шедевра пока не создал. В мастера рано.


Иван Шепета. «Я слышу, как вбиваю гвозди…»

Религиозную поэзию не обсуждаю. Не сужу. Не трогаю. Если это поэзия – она вне религии. Если это не поэзия, то начинается статья «оскорбление чувств верующих». Оставлю вопрос касательно данного стихотворения в состоянии «кота шредингера»: не жив, не мёртв...


Татьяна Щербинина. «Тянулась ночь»

Все стихотворения на эту тему написала ещё греческая поэтесса Сафо в трёх строчках:
"Взошли мои любимые Плеяды,
а я одна в постели,
я одна..."


5) ИТОГОВАЯ ДЕСЯТКА ЕЩЁ РАЗ:

1. Егор Мирный. «Время цветов». 9 баллов
2. Вадим Балабан. «Среди стекла природы дождевой». 9 баллов
3. Алёна Лёшина. «Говорил он – свет». 8 баллов
4.Герман Виноградов. «Налаи Сретенские». 8 баллов
5. Полина Синёва. «Эта местность другого цвета». 7баллов

6. Тапир Внедорожник. «Я наверно когда-то пойму». 6 баллов
7. Ярополк. «Коробок». 5 баллов
8. Рыжий Ангел Го. «Февраль. Нехватка витаминов». 5 баллов
9. Людмила Парщикова. «Ты моя проталинка живая». 5 баллов
10. Николай Бицюк. «Сибирь». 4 балла