Алтай. Гл. 3

Тут вскоре к нам приехал "дядя Коля".
Со всей семьей. Набился полный дом.
Мне этот казус дома быть позволил:
Я не любил детсадовский "содом",
Поскольку рос всё время одиноко
И вырос недотрогой - как осока.

Так вот, в семье у дяди Николая
Была девчонка, очень молодая,
Меня взрослее только на два года.
Я начал к ней подкатываться сходу.

(В мои она вошла надолго думы.
По ней я высох, словно Каракумы,
Сох в юности и в молодости тоже,
Хоть регулярно "разделял с ней ложе".

И в школьном детстве, пожирая книги,
По ней я мерил всяких книжных див.
И в самой непонятной мне интриге
Она звучала, словно лейтмотив.

К мотивам, кстати, был привержен рано -
Едва пройдя трехлетний перевал.
Ни радио не видя, ни экрана,
От песен и мелодий трепетал...
Лет через пять уж был я киноманом,
И храмом для меня стал кинозал.

Рос мальчик - сантимент на сантименте,
Чувствительным, по-русски говоря,
И в каждой книге, в каждой киноленте
Горела мне волшебная заря.

Всё музыкой чарующей звучало
И всё напоминало лишь о НЕЙ...
И вот однажды в недрах кинозала
Мне сделалось вдруг ясного ясней,
Что я обязан ей придумать имя,
Не сходное с обычными земными.

И в этом лингвистическом приплоде
Жил сплав романов, фильмов и мелодий,
Струенья вод, скольженья русских лодьий
И шифрограммой стал тот псевдоним.
Вот так я понимаю имя Лоди
И дальше буду пользоваться им).

... Забыл про Майю,утешаясь с Лоди.
Отдал ей сердце, тело - всё, что мог.
А мог не много, что-то в том же роде -
Чтоб затащить в укромный уголок,
Лезть на нее бычком тупоголовым
(Чурбан тот самый оказался впрок).
... Смотрели взрослые, но ни единым словом
Не осуждали наш святой грешок.

Мы быстро зрели. Вскоре стыд Адама
Я разделил:"любить" не стали днём.
Родился стыд не от того, что драма
Вдруг разразилась в уголке моём,

А потому, что Софья с Аграфеной,
Две старшие из Лодиных "сестёр",  (сводных)
Над нами насмехались откровенно.
"Да будет вам!" - бросала им в укор
Бывало тётка, нас же защищая...
Гм, женщина, как видите, простая.

(Что за скоты мы, люди! Вон как рано
Уже приятно самкам и самцам.
С тех пор никак не заживает рана
Моих желаний. И понятно вам,

Как жаден я до ласкового пола
И как меня любой волнует зад.
Приятно было то, что вовсе голо,
Так неужели я не буду рад

Какой-нибудь затасканной девчонке
С восторгом окунусь в любой бардак.
Всё утоляет, если бросить тонкий
Анализ чувств, лютуя натощак).

Но снова к Лоди. Истина, читатель,
Еще не вся "лежит на мостовой"
(Не знаю, существует ли Создатель,
Так исповедуюсь пока перед тобой.

Хочу узнать, когда б не развратила
Меня среда уже в те пять-шесть лет,
Сумел бы я без "грязи" до могилы
Прожить, не оставляя липкий след?

Противно мне то рабское бессилье,
С которым мы от юбки ни на шаг.
Пускай бы непокорствующе жили
Те, для кого их похоть - личный враг.

О, враг коварный, подлый, беспощадный!
Он так и рвет от жизни, от наук.
Без чистой страсти, похотливо-жадный,
Себе я гадок... Сколько горьких мук

Мне жизнь несла. Как много изменила
В моей судьбе всё та же похоть-грязь.
Ведь без нее не мог я, как без ила
Не мог прожить "идеалист карась".

А Лоди - женщина, слепящая, простая,
Влекла меня втройне и вчетверне.
С ума сходил, под "братской" маской тая,
На стены лез, мечтал как о жене...

Еще сегодня из Литвы могу я
Пойти пешком на самый слабый зов,
Сжечь все стихи... чтоб получить нагую,
Какой владею в мешанине снов).

"Любились" мы в забытом мной Солтоне
(На крупных картах видно то село).
С полгода жили тесно, как в вагоне,
И в тесноте сближение росло.

Ходили вместе оправляться даже,
Не прикрываясь фиговым листком.
Разглядывали то, чему массажи
Устраивают в бдении ночном.

(Никто, как видно, не считал зазорным
Совместное хожденье по уборным.
Родители не очень щепетильны,
А дети с колыбели не стерильны!)...

Потом они домишко ветхий "сняли",
И мать нашла какой-то "особняк".
Но друг без друга не существовали -
Любовь нас разъедала, словно рак.

Без "знойных"дней не жили и недели.
С конца села она ходила к нам.
На печке русской, встретившись, сидели
И занимались, чем хотели, там.

...
Безоблачно блаженствовали оба.
Как вдруг однажды старшая "сестра",
Кузина Фенька, словом, та особа,
Которую в рассказ ввести пора...

На вольных землях старого Алтая
Народ был непомерно плодовит.
Супруги, по ребенку в год рождая,
Не думали, что может быть лимит.

Труд наделял супруга бычьей силой,
Он не желал обуздывать страстей.
Жена аборты делать не ходила -
Был этот грех других грехов страшней.

Вот так за жизнь нараживали... роту,
И Фенька, дочь Агафьи и Степана,
Была в семье шестнадцатой по счёту.
Пятнадцать умерло неимоверно рано,
А вслед за ними, истомившись, мать,
Решила в Божьем царстве побывать.

В пять лет лишилась Фенька и папаши.
По тёткам десять лет жила с тех пор...
... Так вот она в уединенье наше
Влетела, как гигантский метеор.

Зов пола для нее звучал весомо,
Не то, что нам. Благих примеров - тьма!
Живи она, не выходя из дома,
И то бы пол начал сводить с ума.

Мать перед этим вышла за Попова.
Он жил в тылу с параличом кисти.
 Скрипение семейного алькова
Одно могло на мысли навести...

А мы не знали сей закон природы,
Считали, что открыли лишь одни
Свои утехи. Думали, свободы
У нас не будет для такой возни.

Мечтали с ней: издал бы вот, мол, Сталин
Закон такой, чтоб люди, как и мы,
Повсюду заниматься тем же стали,
Отбросив стыд, не дожидаясь тьмы...

"Ну? - Фенька, улыбаясь, вопросила,  -
Вы что это тут делаете? А?"
Негромко так, я помню, в четверть силы, -
Как видно, не желала младшим зла.

Мы заробели, густо покраснели,
И ни гу-гу! Пред нею без штанов
Предстали, словно ангелы в купели
(Она сняла внезапно наш покров)...

... Любовь спугнули. И с тех пор ни разу
Любиться Лоди не ходила к нам.
Дохнул мороз на сказочную вазу -
И ваза раскололась пополам.
А мне пришлось вступить в иную фазу,
Переживя свой мимолетный срам,
Ведь Фенька, обронив на печке фразу,
Меня немедля прибрала к рукам.