1. Преамбула к особи глюнов

В талом распаде крошащихся Примул и цвете морёном,
           зависшем на склоне рифлёных холмов
                в пузырящихся сонмах
                средь высохших мидий,
 Прибыло Глюнам посланье:

 «Уходим
К вершинам долони
Холма, пропилённого солнечным зовом
 Из створ, водворённых над вымокшим всхлипом
                окружья,
Глюновский Бог будет найден, увиден,
 И разум наш на ноги встанет
                ничем не порушен,
И высветит царство на миром отринутом склоне!
Стоит
Только напрячь позвоночник
И колени отринуть от глинистых ямин
И выпрямить души...»

Глюны, обрясшие закисью тины в камнях ювелирных
 Среди оглуплённо пятнающих осыпь
        птиц, бескрыло мутированных,
Локтями месили землю двоюродную
И средь подлокотников, раздувающихся бахрамою стереотипов,
Трясли студенистыми спинами, потными порами черепов
                внимая послание,
 Стрясали магический смысл с мозгов шевелюрных
           в огрызках складчато растянувшегося пламени.
Стекались глаза в  глуповатую обморочь примулы,
Тоской отупевшие, уже без словесного выражения

 /Я все это увидела, а не выдумала/.

 Им казалось, что где-то они уже слышали
о прямом восхождении
За самый
Высотою скрученный холм,
И там есть холл, где расщелина
                выпускает в замес облаков пузыристые луны —
 продукт дрожанья раздробленного...
И там костенеет Глюновский Бог, что давно уже плюнул
 На бессмысленно ползающую особь беспозвоночных людей.
 Теперь он сидит на мешках с уплотненною дурью /дарами/
 И вниз не глядит, где его затемнённые чада
                на пузырьки, из земли вылезающие, дуют
И ползают на четвереньках, утверждая, что это единственная их
                РАДОСТЬ.

 Посланник, дивно взошедший на эту прореху оглумленной жизни,
С краю тихую окись пустот сотрясая,
      и палкой по перьям проводит, и пух ворошит,
 Но с земли не взлетает птиц мутированная стая,
И Глюны, с плоскостью плоскогорья срастаясь,
    умами не в силах разгрызть этот плод,
          запечённый в незнамых словах.
И непойманный смысл бежит.

Глюны в беспомощном, вялом, улитковом существованье
Все же
Выпотрошенные глаза к небесам скособоченным приподнимают
И ползут на покатость холма,
И обратно в жилища из нехотя скроенных нор заползают,
Вминая в них спины, отороченные глиной с разползшимися                корнями,
 И не могут понять, что ОНО означает:
«Выпрямить спины! Колени от ямин земных отнять,
 Упереться ладонями в воздух, катящийся с неба»,
Что значит ВСТАТЬ!
И ПОЙТИ,
Когда на жизненном их, на закисшем,
Покатом пути —
     только примулы цвет и неслышно тикающие пузырьки
 Способны в завалы порушенных глаз посветить.
Скатываются и снова погасшую землю руками сгребают:
Не постижим этот смысл глубины, этот ключ к захороненным
        прежде рожденья словам...

Пузырьки закисающей слякоти - ПЛАЧ
По возвышенным, гордым, из памяти стёртым, закопанным
              в жадную землю,
Жадную до величия мысли, до могучих людей.
Поглощая, земля истребляла себя и рождала
беспозвоночную, бесхребетную особь
      со скорбным названием ГЛЮН!

Встань, никогда уже не человек!
И послушай, что ещё тебе запретит в истончении стенок своих
     лопнувший пузырёк? -
Прорвавшийся голос из склепа земли,
    торопливо обмётанный солнцем.

Немощью сложишь свой путь
И немощным станешь.
Гунна фальшиво срисуешь,
Слегка исказив назначенье и суть
       в искривлённо желаемом времени,
И поползёт по земле
Пресмыкающийся
Глюн!