Летчикам Великой Отечественной

Посвящается штурману Крамаренко Сергею Макаровичу

Юнкерсы строем расплылись широким,
Но им не прорваться к линии фронта.
Ласточки наши с высот синеоких
Закрыли от них горизонт.

Били стервятников, но мессершмитты
Кинулись стаей, зажгли один ЛАГГ.
С кабины горящей и кровью залитый
Был выброшен лётчик от взрыва в овраг.

С ударом о землю теряет сознанье…
Приходит в себя, пред глазами рябит…
Враги уже рядом, стоят в ожиданье,
А кто-то за плечи его тормошит.

Он видит солдат с черепами в петлицах,
Зелёная форма – пехота СС.
Склонились над ним озлоблённые лица –
Упал русский лётчик к ним в часть из небес.

Всё тело в ожогах, поломаны ноги...
Бинтами уняли  кипящую кровь.
Петляла  машина по зимней дороге
И в штаб привезла как трофейный улов.

А там лейтенант, словно крыса в мундире:
– Ты, швайн, танкист? – Нет, я лётчик. – Пилот?! 
Сколько у вас самолётов? И кто командиры?
Молчанье в ответ…  – Расстрелять! Майн гот!...
 
К ним группа военных подходит поближе…
И генералу ответил конвой:   
– Его на расстрел. Полумёртвый, чуть дышит.
–  Найн. В лагерь отправить. – Яволь!
 
Приказ выполняя, к ним едет телега,
В ней немец – израненный в грудь,
С лицом исхудалым и снега белее. 
Советского лётчика рядом кладут.   

Ехали долго. Спросил за околицей
Возницу-бандеровца сокол наш:
– Немцам продался! Доволен ли вольницей?
Винтовка и кнут – небогатый багаж.

– Горилки и сала бувае досыта, –
И щёлкнув затвором, прицелился враг.
– Наин! – ответил вдруг немец, – нам в госпиталь!
Предатель от злобы кусает кулак.   

От тряски в пути вновь теряет сознанье.
Военнопленным попал в лазарет,
Где наши врачи, облегчая страданья,   
Лечили от ран, несмотря на запрет.

Стены барака пометили ночью,
Крупными буквами: «Тиф».   
А партизаны поставили точку –
Герой наш остался жив.

В воздушных боях долетел до Берлина.
Ему Кожедуб передал самолёт.
В полёт эскадрилья взвивалась клином
На крыльях Победы –  вперёд!