Так же

Забыла, забыла, где дверь тут!
И даже не выброситься в окно,
И по-прежнему так… невыносимо, невыносимо темно…

Я никогда не хотела видеть его при свете, а только вот так вот – во тьме,
Потому что не знаю, но чувствую: он на вражеской стороне.
Хватило веков одиночества и почти столько же «ничьих»,
Даже крестик, если на себе, то выглядит перевёрнутым,
Главное, чтоб не на других.

Мне… в общем… как-то… просто… не хватило смелости ступить назад,
А он тысячу раз видел как я раненая, с боя, и умираю –
И плевал на это. И даже… (конечно, мне кажется, видимо, паранойю) будто бы был рад.
Мы не ослепли за свет на войне
(то есть, я, а за что у него там (борьба или мир) – я не знаю),
А обоим всего-то не досталось места извне
И смертельно устали глаза.

Привязываться во тьме опасно – не знаешь к кому! –
Вон спроси у водил.
Я не хотела, поймите, ни разбросаться, ни пасть на это ваше пресловутое «самое дно».
Просто мне, как и ему на меня, было совсем всё равно –
Он мне сам говорил.

А ещё говорил,
Что я каждый раз – без оглядки, как только пробивает три –
Всё это со страху, вольготно, напрягаясь изо всех самых сил,
Он тогда  брал и
заколачивал этот недетский плач,
разрывающий все самые затёртые органы
у меня внутри.

Уф-ф…Вот если откровенно, с ним жутко так же,
Всё так же, так… как и везде…
Но!
 - Ты же меня никогда не бросишь, правда?
Ты же меня никогда не бросишь, правда?
Ты же меня никогда не бро…
Т-т-ты где?!.

2012 год.